«Ты был элитой, «золотой молодежью». Вы думаете, что все разрешено и можно. Вам плевать на других людей, они ведь лишь пешки в вашей игре. И это совершенно не страшно, если из-за вас будет кому-то плохо. Вы играете, представляя себя гроссмейстерами, но на деле вы сами и есть жалкие пешки в великой игре жизни. Ее главное развлечение – дать почувствовать пешке себя королем, а в нужный момент спихнуть ее с доски, с высокой ступени, ведь падать больнее. Но вы не видите этого. Вы слепы. Это и есть великий план ее игры»
Рано или поздно все заканчивается. Я окончила школу, и издевательства надо мной тоже закончились. Три месяца садизма подошли к концу. Я не пошла на выпускной, потому что не могла их больше видеть. В последний день занятий я ходила по коридорам и думала, что больше никогда в жизни сюда не вернусь. За прошедшие десять лет я ни разу не переступила порог школы с того дня. Нет, конечно же, я не могла ее ненавидеть, так как сама по себе школа ничего дурного мне не принесла, но вспоминать те дни отвратительно. Папа забрал мой аттестат в кабинете директора. Я за ним не пошла. Получать аттестат не так уж и здорово. Скорее, это никак. Незадолго до окончания школы моя ненависть к Андрею иссякла. Я не могла злиться на него вечно, поэтому снова стала скучать. Мне не хватало его, его шуток, его смеха, его голоса и того, что он всегда был рядом со мной. Идя домой в теплый майский день, мне казалось, что сейчас из-за угла покажется его машина и он сам, он остановится рядом со мной и спросит: «Крошка, тебя подвезти?». Я отвечу ему: «Конечно, подвези, крошка, вон до такого угла» и он рассмеётся, и… это глупо все, но бывало такое, что я стояла часами на том повороте и ждала, когда же покажется его автомобиль. Вся настоящая жизнь не существовала для меня, она просто плыла мимо, заполняя фон моих мыслей. Поочередно я жила в своем прошлом и вымышленном будущем, в котором все прекрасно и в котором есть он. Я, словно настроенная машина, ела, училась, разговаривала, сдавала экзамены, а потом поступала в институт. Я не волновалась и не переживала, потому что мне было плевать. Если бы меня вели куда-то за руку, я бы шла, не задавая вопросов. Иногда я задумывалась, и мне было странно, я не думала, что апатия может вернуться. Мне казалось, этот этап ушел навсегда, но это была не так. Просто состояния спокойствия и агонии стали более продолжительными и невзрачными, но они бесперебойно продолжали сменять друг друга в моей душе. Наступило лето, а я не радовалась теплу, просто надела футболку и шорты и, в общем-то, в моей жизни больше ничего не изменилось. Но я стала ждать. Тем июлем у меня был много значительных дат: наше знакомство, наша свадьба, наше рождение и наша смерть. Как ни странно, в этот короткий месяц уместилась практически вся наша жизнь. Если бы я вздумала отмечать эти даты, то, наверняка бы, не вышла из состояния похмелья весь этот месяц. И заключительным числом этого ряда событий была та его единственная дата, которая повторялась для него каждый год, но больше такого не будет.
«09.08. Сегодня мне грустно весь день. Ведь сегодня твой день рождения. Мне жутко обидно, что ты прожил так мало лет, мой любимый и дорогой человек, которого я всегда так боялась потерять. А теперь мне лишь остаётся смириться. Это так тяжело. Я знаю, в моем горе звучат эгоистичные нотки, ведь я грущу оттого, что это я больше никогда не увижу тебя, а не потому, что ты никогда не увидишь меня. Любовь так эгоистична, но все же, я думаю, ты бы тоже этого хотел. Сегодня твой день, а тебя в нем нет. И эта боль передаётся всем, кто тебя любил. Мы этого не произносим и не обсуждаем, потому что не хотим доставлять друг другу боль столь мучительными воспоминаниями, но каждый из нас знает, что сегодня твой день. Ты мог бы стать сегодня на год старше, но годы твои остановились, и теперь это будут вечные двадцать пять лет. Прости меня за то, что я сегодня грущу. Я знаю, ты бы не хотел видеть слезы в моих глазах, и сейчас бы тебе это не понравилось, но я не могу их сдержать. Этот день навсегда останется грустным днём для меня. Теперь я понимаю, почему в старости люди так часто грустят: просто в их жизни становится слишком много таких дней».
***
– Настя, привет! Я так давно не видел тебя! Я так соскучился! – он обнял меня крепко за плечи, и это было чертовски приятно. Впервые за все время я почувствовала родственную душу. Я встретила человека, связанного с ним, знавшего его и любившего, так же как я. Человека, для которого его смерть была такой же трагедией, как и для меня.
– Я тоже! Я тоже так соскучилась по тебе! О, как я рада, что мы наконец-то встретились! Почему же ты не позвонил мне? Я так тебя ждала! – я была вне себя от радости.
– Честно говоря, у меня не было твоего номера. Я пытался спросить у Милы, но она сказала, что не знает, о ком я говорю. Ты не виделась с ней?
– После аварии? Да я видела ее, она меня выгнала и ограбила, – и снова моя кривая улыбочка.
– Ограбила? Что ты имеешь в виду? – он выглядел потрясенным.
– Я говорю про все те дорогие мне вещи, которые подарил Андрей. Она забрала все, что у меня было. А я ведь хотела только одного: ту фотографию, где мы сидим с ним на заборе, обнимая друг друга за плечи, как пара малолетних мальчишек во время каникул у бабушек. А наши улыбки были так заразительны и так широки. Мы смотрели в глаза всему свету и были неизмеримо счастливы в тот момент. Я хотела ее сохранить, хотела оставить частичку его у себя, понимаешь? Но она посчитала это слишком весомой уликой. А что если я смогу доказать, что мы были знакомы, и даже, о Боже, все же любили друг друга. Я словно в тюрьме перед камерой сдавала ей все свои бриллианты и все его подарки от глупых медведей до платьев. И я ушла оттуда практически голой, без единой зацепки о том, как провела последние два года.
– Это так похоже на нее. Но я не могу поверить в то, что она так поступила именно с тобой. С девушкой, которую боготворил ее сын, которую любил больше всех в этом мире.
– Считаешь, для нее это имеет значение?
– Нет! Она думала, что больше всех он любит ее.
– Ха, так это была ревность?
– Ну, даже не знаю. Думаю, это был тонкий расчет. Мафиози, то есть Владимир Александрович, тоже, естественно, слышал о тебе впервые. И, конечно же, никогда не видел тебя рядом с сыном.
– Да… и даже никогда не подшучивал надо мной.… Почему они так со мной, ты не знаешь? Я каждый день, думаю об этом и никак не могу понять. Я ведь не хотела оставаться жить с ними или требовать компенсацию. Они меня ненавидят, но я так и не знаю за что.
– Да, я знаю. Андрей говорил мне. Он подписал завещание, и после его смерти вся его доля была бы твоей. Все его деньги, машины, квартиры, его доля бизнеса и даже его последние штаны. Все это должно быть твое. И они не собирались все это тебе отдавать. Знали ведь, что ты не пойдешь жаловаться. У тебя нет никаких связей и сил, чтобы тягаться с таким, как Владимир Александрович, поэтому они вольны поступать, как им заблагорассудится. Вот и поступили.
– Ты сейчас шутишь со мной? Зачем ему было писать завещание в двадцать пять лет?
– Потому что ты не хотела выходить замуж, не хотела официально узаконить ваши отношения и не хотела слышать про его собственность, а он в какой-то момент просто испугался, что если его не станет, его родители поступят с тобой плохо и тебе придется вернуться домой.
– Не помогло…
– Да, не помогло. Все бумаги уже сожжены. Ты ничего им не докажешь.
– Думаешь, я бы пошла?
– Думаю, стоило бы. Но уже не сейчас. Никаких доказательств. Все фото разорваны. Все друзья куплены.
– Даже ты?
– Меня они тоже не знают… теперь.
– Поздравляю!
– Спасибо. Как ты живешь?
–То, что я просто жива, уже о многом говорит.
– Понимаю.
– Скажи, как все прошло? Где он теперь?
– Он на родине. Рядом с родными.
– Это здорово. Я боялась, что они похоронят его в Москве. Ты ведь знаешь, он ее недолюбливал.
– Да, я знаю. Думаю, это тоже было в завещании.
– А как все прошло? Многие были?
– Да, знаешь, было много людей. Очень много охранников, одноклассники. Все очень стильные.
– Она совершенно не знает, кого он любил…
– Владимир Александрович молча грустил в стороне. Мила рыдала, что Андрей слишком красив для смерти. Было много цветов. И Андрей был…
– Прошу, прости, я знаю, я сама спросила. Но больше не надо. Я не могу.
– Да, извини, не надо подробностей.
– Наверное, мне даже легче.
– Из-за чего?
– Для меня есть шанс, что он все еще жив.
– Но это невозможно!
– Я знаю, но я не хочу в это верить. Я ничего не видела. Когда я закрыла глаза, он все еще был рядом, был жив. Я думаю, он куда-то уехал… и все.
– Понятно. Бывает. Я, пожалуй, пойду.
– Да, хорошо. Темнеет уже. До встречи, друг.
– До встречи.
Идя домой, я поняла, что больна. Он решил, что я больна. Я верю в то, что Андрей еще жив. Это было абсурдно. Он был там и все видел. Видел его, а я нет.
Я шла домой и жалела, что так многое еще не успела спросить, не попросила его номер. Я оглянулась, чтобы догнать его, но он уже ушел. Я ругала себя за такую непростительную глупость. Ведь это был единственный шанс поддерживать мои отношения с прошлой жизнью. И я его упустила. Вряд ли мне когда-нибудь еще так повезет его встретить. Адреса я, конечно, не помню. От горя я чуть не расплакалась. Можно ведь быть такой дурой? Но вскоре мои слезы высохли от самой простой мысли: он ведь тоже не спросил моего номера и не предложил мне своей помощи, просто попрощался и ушел, оставив меня одну, как и все остальные из его окружения. Я была им не нужна. Только Андрей. Без него меня не существовало, и поддерживать со мной связь совершенно ни к чему.
«Все время представляю, как ты включаешь свой телефон, набираешь номер знакомого и договариваешься о встрече. Как ты садишься в свою лимонно-желтую машину и едешь. Как включаешь музыку погромче и подпеваешь во все горло треку без слов. Да, ты это умел, решать и додумывать за других. А еще ты умел привязать человека к себе настолько, чтобы он терпел все-все твои выходки и сумасбродства и был с тобой рядом. Как я. Почему я? Не могу этого понять. Почему жертвой ты выбрал меня? Мы были даже не знакомы. А я была слишком мала, мои представления о мире вразрез не шли с твоими познаниями. Хотя ты тоже был глуп, считал, что все меняется очень просто, стоит лишь захотеть, и все уже по-другому. Вот если сейчас твоя машина едет слишком быстро, то это не страшно, ведь через секунду она сможет уже остановиться и ничего не произойдет. Но это не так. Она не остановилась, как ты хотел. Этот мир не подчиняется тебе. Не подчиняется мне. Никому».
***
Три месяца спустя, в пятницу вечером, я разбирала свой шкаф. Мне нравилось копаться в вещах, перебирать их и составлять комплекты. Смотреть на вещь оценивающим взглядом и понимать, надоела она мне уже или нет. Тогда мне, конечно, хотелось начать новую жизнь. Выбросить всю старую одежду. Одежду, которая видела моменты моего уныния и депрессии. Одежду, которая слишком много видела. Я смотрела на свои старые платья и думала, что больше никогда не смогу их носить. Они не были мне дороги, как память, наоборот, они были противны мне. Я выбросила практически все. Единственная пара вещей, не раздражавшая меня, – заношенные черные джинсы и серая футболка со скромной надписью о том, что не все потеряно. Была ли я готова к покупке новых вещей? Даже не знаю. Вряд ли в ближайшее время. Желание хорошо выглядеть и быть безупречной снова покинуло меня. Носить одну футболку и джинсы? Меня это не пугало. Футболку я постираю, а джинсы… Да кто их вообще стирает? Спустя пару часов я выдохлась, и решили выпить чаю. Чай без сахара и молока уже был налит в моей кружке и даже наполовину выпит, когда я нашла его. Тот самый свитер. Серый, короткий, с горлом и с косами. Андрей подарил мне его, когда я очень замерзла, гуляя по Москве поздней осенью. Это был только его выбор, а свитер я недолюбливала. Он казался мне странным, и я не знала с чем его нужно носить. Я не брала его в наш дом, потому что в день покупки похоронила у себя в шкафу. Мила никогда-никогда не видела его на мне, она не знала о нем, и его не было в том доме, поэтому он уцелел. И это было то единственное, что осталось у меня на память о нашей любви. Увидев его на своей полке, я удивилась, потом зарыдала, потом засмеялась, потом прижала его к губам, потом я надела его, и снова буря эмоций, и даже мурашки прошлись по моей спине. Мне было смешно, ведь я перехитрила ее. Я выиграла, у меня было единственное, вполне не связанное с ним для чужих глаз, но мое прекрасное воспоминание. И весь этот год я мечтала лишь об этом моменте: когда где-нибудь найдется вещица, воспоминаниями связанная с ним. И даже если бы это был камень, я повесила бы его себе на шею и носила бы каждый день под футболкой. Но свитер был лучше, он будет греть меня и греть мою душу. В тот момент он казался мне самым лучшим, самым красивым и самым чудесным. Не знаю, можете ли вы ощутить всю мою радость, но, наверное, это было самое лучшее, что случилось со мной за последний год. Даже не верится, что такая мелочь может изменить состояние и настроение. Я всегда была подвержена влиянию вещей на мой разум, но эта вещь поменяла все в моей голове. Да, наверное, я слишком романтично настроена, раз решила, что купленный им в магазине свитер имел какую-то с ним связь. С учащенным сердцебиением я набирала номер своей лучшей подруги.
– Ал-ло!
– Я нашла его!
– Нашла? Кого?
– Я нашла его свитер, понимаешь? Нашла у себя в шкафу! Я совершенно про него забыла, он лежал на дальней полке под платьями! Я нашла его, Наташ!
– Боже, ты можешь рассказать все нормально? Ты нашла свитер Андрея? Почему он лежал у тебя?
– Нет, нет, это не его свитер, это мой! Но он был куплен им мне в подарок!
– И ты смогла принести его домой?
– Да, но я никогда не надевала его ранее. Понимаешь, он мне не нравился. Я закинула его в дальний угол шкафа и забыла. А сейчас я выбрасывала свои старые вещи, а там он! Это чудесно, понимаешь?
– Да, конечно же, я тебя понимаю! Я только не понимаю, что сейчас тебе это дает? Смирись, Андрея уже не вернуть, и никакой свитер тебе в этом не поможет!
– Я знаю, знаю, мы обсуждали уже это тысячу раз, но я ведь перехитрила ее, понимаешь? Она думала, у меня ничего нет, а теперь у меня есть он!
– Но это ведь не доказательство! На нем нет его росписи, и записки к нему не прикреплены, никто не узнает, что этот свитер куплен именно им.
– Но для меня это совершенно не важно! Главное, что я это знаю, и всегда буду знать, что он был настоящий! Что он был в моей жизни, что это было прекрасно, что это был не сон. Иногда мне начинает казаться, что его и правда не было в моей жизни, что все это просто приснилось мне.
– И авария? И больница?
– Ну, это с ним совершенно не связано, я могла бы попасть в аварию и не с ним.
– Прости, но хватит цепляться за прошлое! Я очень рада, что у тебя наконец-то есть что-то на память, но не возводи это в культ. Не нужно любоваться этой вещью и вспоминать постоянно о нем. Ты достаточно пострадала уже, этого на пять жизней хватит, смирись и живи дальше уже собственной жизнью. Без него. Да, я строга к тебе, но по-другому ведь никак не получится. Ты цепляешься за ваше прошлое и не хочешь смотреть вперед.
– Я хочу. И не хочу. Что там может быть дальше хорошего? Никакие будущие моменты не сравняться с тем, что происходили раньше с нами.
– Сравняться! Конечно, сравняться! Они будут лучше, я тебя уверяю, позволь им только случиться!
– Ты говорила мне об этом уже миллион раз! Я еще не готова, я еще не хочу! Не суди меня, не заставляй! Позволь мне пожить еще теми моментами, которых, кажется, было слишком мало в нашей жизни! Я хочу еще любить его! Хочу! И люблю! И это не проходит просто так! Я не могу по указке!
– Я понимаю, но, сколько это еще будет продолжаться? Еще год или два? Твоя молодость тоже не стоит на месте, и я бы не стала ее терять.
– Почему ты считаешь, что я теряю ее? Разве только в поиске новых мужчин заключается смысл жизни? Или нужно обязательно куда-то ехать, чтобы почувствовать себя счастливой? Я счастлива в моих каждодневных воспоминаниях. По-настоящему счастлива, и вряд ли что-то еще сейчас меня сделает более счастливой!
– Хорошо! Я не буду с тобой спорить, но просто помни, что твоя жизнь тогда не закончилась…
Что я еще могла ей возразить? Мы попрощались до следующего дня, и я повесила трубку. Нет, я не злилась на нее. Я чувствовала, что она тоже страдает вместе со мной. Страдает из-за меня. Наверное, ей было больно видеть, как я цепляюсь за любую мелочь, которая могла бы приблизить меня к нему. Но по-другому никак еще не получилось. Год совсем ничего не значил в этом деле, это было слишком мало времени, чтобы смириться. Чтобы осознать. Да, конечно, во мне еще теплилась та абсурдная надежда, что когда-нибудь все вернется, и мы снова с ним будем вместе. Я осознала свою проблему в отрицании самого факта его смерти. Я придумывала сто и тысячи причин, почему его не было рядом, но до правды так никогда и не доходила. Ведь это так просто. И это правда. А я считала, будто он улетел на Луну или снова помогает очередным друзьям выбраться из передряги. Придумывала себе в голове целые истории и училась жить с ними. Но это все мне никак не помогало. Мне все время хотелось, чтобы он поскорее вернулся ко мне, и все стало как прежде. Меня тяготила эта разлука, ведь я никак не могла принять того, что она теперь будет вечной. Эти простые мысли не хотели жить в моей голове. Не видя его похорон и его места на кладбище, было так легко представить, будто он все еще жив. Единственно верным и отрезвляющим решением было решение поехать в Петрозаводск и отыскать его. Найти тот ряд и тот гранитный крест. Посидеть рядом и разреветься. И реветь три дня напролет. А потом, наконец, осознать и, может быть, смириться. Я знала, что мне никто, никто не поможет в этом. И даже его лучший друг, который вроде бы очень добр ко мне, он мне не скажет где сейчас Андрей, потому что для этого мне придется сначала найти этого друга. А это даже сложнее.
И я решила поехать. Пускай я еще не до конца окрепла и поправилась, этого может уже никогда не случится. Мне непременно нужно было поехать, не откладывая на потом. Не снимая моего нового любимого свитера, я вышла из дома и отправилась покупать билет на поезд, направляющийся в Петрозаводск. В голове лихорадочно бродили разные мысли, но они были не о том, стоило ли мне действительно туда ехать именно сейчас или нет. Я так сильно загорелась этой идеей, что, казалось, немного сошла с ума. Я шла туда, куда меня вели мои ноги, не разбирая пути и направления. Я знала, что приду туда, куда мне действительно нужно, в кассу железнодорожного вокзала. Я шла, не озираясь на прохожих и практически не замечая машин. Шла, держа в руке паспорт и боясь, что на ближайшие даты все билеты будут раскуплены. Но мне повезло. Билет в кассе все-таки был. Я лихорадочно сжимала его в руке, трепеща от радости, практически такой же, как в тот момент, когда я обнаружила этот свитер в моем шкафу. Дело было сделано, оставалось дождаться нужной даты, сесть в поезд и найти его. Точно найти. Билет был на послезавтра и самое сложное заключалось в том, чтобы прожить ближайшие два дня. Нетерпение достигло предела, и я почувствовала, как начинает дергаться правая рука. Пытаясь успокоиться и отпустить ситуацию, я зашла в ближайшую кофейню и заказала чайник зеленого чая в надежде, что чай меня успокоит. В кафе было многолюдно, и свободный столик нашелся с трудом. После десяти минут ожидания официантка, наконец, принесла мой чай, и в момент, когда я наливала его в свою чашку, кто-то легонько дотронулся до моего плеча. От неожиданности я немного вздрогнула и оглянулась. Это была моя старая знакомая Светлана, с которой мы довольно давно уже не виделись. Я улыбнулась ей.
– Привет, Настя! А я тебя все-таки узнала, хотя ты и здорово изменилась, – она тоже улыбалась мне.
– Правда? А я думала, что ничуть. Как ты, Свет?
– Я хорошо. Расскажи ты про себя. Что случилось?
– Случилось. Да ничего не случилось. Купила билет.
– Уезжаешь?
– Да, ненадолго, можно сказать, что по делам.
– В больницу?
– Нет, почему же сразу в больницу? По личным делам.
– Ну, я просто слышала про аварию… и сейчас видела, как тебе тяжело ходить… вот и подумала… Прости, если не так.
– Нет, больниц с меня хватит. И не так уж мне и тяжело ходить. А впрочем, знаешь… у меня все отлично! Не стоит меня жалеть!
– Да нет, я и не думала,… не обижайся, правда! Я не хотела ничего такого говорить.
– Чего такого говорить? Что я стала похожа на калеку? Что теперь моя жизнь состоит только из посещения больниц? Что у меня не может быть никакой личной жизни теперь? Ты это имела в виду*(Пишется раздельно)?
– Нет, ну что ты… не злись, пожалуйста! Я не это имела в виду! Я не знаю…
– Я тоже не знаю! Вы не даете мне ни малейшего шанса на реабилитацию! Не даете почувствовать себя вновь такой же, как и все. В любых глазах я вижу жалость к себе и мысль о том, что лучше было бы умереть, чем остаться такой, как я сейчас! Но это не так! Слышишь меня, это не так! Я по-прежнему люблю эту жизнь, и я хочу жить, несмотря ни на что! Что бы вы там обо мне не думали! – я кричала ей это в лицо, вскочив на ноги и чуть не опрокинув хрупкий столик с чашками. Я говорила ей это, хотя в моей голове и не было таких мыслей. Первый раз за долгое время я сказала то, что хочу продолжать жить, хотя и думала все время совершенно по-другому. Оно было где-то очень глубоко во мне, это желание, и вот оно выплеснулось наружу без моего ведома.
Светлана залилась краской и огляделась по сторонам. Некоторые посетители, услышав мою эмоциональную речь, смотрели на нас с интересом.
– Насть, я, пожалуй, пойду. Извини меня. Я не хотела тебя обидеть, правда! – прошептала Света и отошла от моего столика.
Я в растерянности села обратно на стул. Мое сердце бешено колотилось в груди. Я пыталась унять растрепавшиеся волосы и успокоиться. Посетители еще немного посмотрели на меня и отвернулись, продолжив свои прежние дела. Я больше не могла сидеть в этом кафе и, оставив деньги за чай, вышла на улицу. Морозный воздух успокоил меня, и я раскаялась, что так грубо обошлась со Светланой и накричала на нее совершенно без повода. Не знаю, что так сильно задело меня. Скорее всего, это было упоминание о больнице, это слово выводило меня из себя. Мне было очень стыдно и хотелось догнать Свету и извиниться перед ней, сказать, что я не хотела, что мои слова относились совершенно не к ней, а просто в небо. Сказать, что это был самый тяжелый год для меня, и мои нервы окончательно ослабели. Но я не знала, где она. И знала, что мои извинения совершенно ей не помогут. Дело было сделано, и слова были сказаны, запоздалые извинения не греют душу и не лечат раны. Остается только смириться и жить дальше. Но с красным стикером в голове – так делать нельзя!
Я пошла домой. Билет лежал в моей правом кармане. После вспышки гнева я стала абсолютно спокойной. Больше не было того волнения, и я подумала, что смогу прожить эти два дня. Было жаль, что я выказала свою злость именно Свете в таком людном месте. Теперь об этом узнают все наши знакомые. Думаю, их это совершенно не удивит. Просто больная Настя окончательно сошла с ума. Что же здесь удивительного? Она всегда была с какими-то странностями. И что он только в ней нашел, тот богатенький парень? Видимо, такой же был, как и она. Вот и умер так рано. С такими ненормальными людьми всегда что-то случается.
***
Я ехала в поезде, в плацкартном вагоне, одна. Лежала ночью на правой нижней полке и пыталась поспать. Голоса людей и шепот в темноте раздавались из разных концов вагона. Мне это мешало. Я знала, что с утра мне предстоит сойти с поезда и провести самый тяжелый и ужасный день в моей жизни. Поэтому очень хотелось выспаться. Ближе к утру я все-таки уснула, но это было совсем ненадолго. Проводница толкнула меня за плечо и объявила, что мы подъезжаем. Я пошла в туалетную комнату, умылась под маленьким краном и вытерла лицо вафельным полотенцем, как всегда называла его моя бабушка. Вид у меня был явно не очень. Лицо немного опухло из-за выпитого перед сном виски, глаза казались очень маленькими и красными. К тому же, кажется, меня одолевала простуда. Я вернулась к своей постели и стала собирать вещи. Через полчаса поезд вошел в перрон. Пассажиры вышли. На улице было солнечно, но очень прохладно. Я достала из своего маленького чемодана зеленый шарф и обмотала его вокруг шеи. Стало намного теплее. Точно не зная, в какую сторону мне нужно двигаться, я направилась к остановке такси. Зная, что мой отель находится в самом центре города, я попросила отвезти меня на центральную площадь. Водитель с радостью согласился. Тут же озвучил цену, на которую я согласилась. Оказалось, что ехать не так уж и далеко. Можно было и пешком дойти. Но у меня не было карты.
Было еще очень рано, и хостес отказывалась заселять меня в номер. Пришлось уговорить ее позволить мне оставить свой чемодан в кладовке до заселения. На это она согласилась. Я оставила свой багаж и снова вышла на улицу. Так и не придумав, чем же мне, в конце концов, заняться ближайшие два часа, я отправилась в продуктовый магазин и купила там воды и печенья, затем дошла до центральной площади и остановилась там на лавочке. Открыла пачку печенья и стала осматривать местность. Город мне нравился. По большей части из-за того, что он нравился ему. Я старалась найти в нем ту прелесть, которую он видел, и у меня получалось. Город был так сильно не похож на нашу Москву. Но все-таки в моей голове никак не укладывалась та мысль, что Андрей, посетивший такое огромное количество стран, живший в Нью-Йорке, и Барселоне, и проживший большое количество времени в Москве, был влюблен в этот маленький, немного советский город со старыми улицами, трехэтажными домами и маленькими магазинами. Здесь не было того лоска, который присутствовал во всех больших городах, но здесь была теплота и размеренность. Люди никуда не спешили, они останавливались на улице, чтобы поговорить друг с другом. Они медленно шли за хлебом, как будто это дело всего дня. Они были очень дружелюбны и улыбчивы, и главное: здесь не было ощущения огромного муравейника, где всем на тебя абсолютно наплевать. К моему самому постыдному сожалению, только оказавшись на этой лавочке возле фонтана, я смогла до конца понять, каким он был человеком. Эта мелочь всегда ускользала от меня при его жизни. Моя картина до конца так и не сложилась, мне казалось, что в Андрее есть какая-то загадка, которая мне не подвластна. Этой загадкой был его город. Да, Андрей рассказывал мне про него тысячи, тысячи раз, но почувствовать этого я не могла. Для меня слова оставались просто словами. А сейчас нет. Я была ребенком, воспитанным, пусть и не в Москве, но всего в десяти километрах от нее, и все те же правила царствовали и в нашем районе. В других же городах России я никогда не была, и представить, как там живут люди, у меня тоже совершенно не получалось. Мне захотелось пройти по всем улицам этого города, запомнить его расположение и почувствовать себя здесь как дома, хоть я была одна и никого не знала. Но я ощущала его присутствие всеми фибрами своей души. «Он близко. И я найду его». Я поднялась, отряхнула крошки с колен, потуже застегнула куртку и пошла по центральной улице, затем свернула в переулок, достала наушники и включила свой плеер. Заиграла музыка, которую он уже не слышал, но в моей голове она неотделимо была связана с ним. В редкие минуты жизни после я почувствовала себя немного счастливой и очень самостоятельной. Ведь я никому не сказала, куда еду, просто купила билет. Боялась, что кто-то начнет меня отговаривать, и я вдруг поддамся их уговорам. Пойму, что мне это все же не надо, что лучше просто оставить все как есть. Но я чувствовала, что поступаю правильно. Город принял меня и не оттолкнул. Он не овеял меня холодным приемом, скорее, наоборот, мне казалось, он ждал моего приезда, и теперь все было, как и должно быть.
Я дошла до местного торгового центра, и мне захотелось купить Андрею цветы. Я больше не хотела ждать. После того как мой чемодан окажется в нужном гостиничном номере, я тут же отправлюсь на поиски. И мне нужны были цветы. Я знала все эти приметы, но мне нужны были живые белые розы. Много. Сколько я смогу унести. И даже если я его не найду, я просто оставлю их у любой могильной плиты, но он будет знать, что это ему. Я купила пятьдесят роз, больше не помещалось в моих ладонях, иначе было бы больше. К моему сожалению, продавец отказалась принимать мою кредитную карту, и мне пришлось отправиться на поиски банкомата. Он оказался рядом, я сняла нужную сумму и уже через минуту забрала цветы. После этого, стоя на первом этаже с огромным букетом роз, я подумала, что мне просто необходим новый наряд. Я поднялась на третий этаж, туда, где был женский отдел с одеждой, и стала бродить между рядами в поисках чего-то особенного. Я хотела купить первое понравившееся платье. Это должно было быть как знак свыше. Я увидела девушку, развешивающую бирюзовые комбинезоны, и выбор был сделан. Я нашла нужный мне размер и пошла в примерочную комнату. Комбинезон сел на мне идеально. Он украшал меня, я сразу это заметила. Недолго думая, мы с ним уже были у кассы. Открывая кошелек, чтобы расплатиться, я поняла, что в нем нет моей карты, как нет и всех моих денег. В панике я не знала, что же мне делать. Я вспомнила про банкомат. Попросила девушку отложить мой комбинезон и, перелетая через ступеньки, побежала вниз. У банкомата никого не было, как не было и моей карты в нем. Из глаз брызнули жирные слезы. Одна, в чужом городе, с неоплаченным отелем, только билет назад через два дня и без денег. Девушка из цветочного магазина выбежала мне на встречу.
– Вы карточку потеряли? – спросила она.
– Да, я потеряла. Но ее здесь нет.
– Я знаю, она у меня. Пару минут назад мужчина принес ее мне, сказал, вдруг кто-то будет ее искать, я ведь увижу. Я знала, что это будете вы.
– Спасибо огромное, огромное вам спасибо! Вы просто меня спасли! Я не верю…
– Ну что вы, каждый поступил бы также.
Она ушла обратно в магазин. А я стояла и не верила, что спасена. Никак не могла поверить в существование таких заботливых людей и что эти люди произошли именно со мной. Я побежала наверх за покупкой. Увидев меня, запыхавшуюся и счастливую, девушка-продавец улыбнулась мне и провела по кассе комбинезон. Я расплатилась своей картой. Мой наряд завернули в коричневую бумагу и положили в большой черный пакет. Я вышла из универмага одухотворенная. Я еще раз поверила в этот город. Еще раз убедилась, что не зря сердце Андрея принадлежало только ему.