Изобретая чудеса

Глава 5. Я предпочту не говорить

Лара стояла посреди прихожей в голубом платье. Она случайно поймала свое отражение в оконном стекле, прежде чем начать выпутываться из оков корсета. Даже отвернувшись от отражения, девушка не могла выкинуть из головы то, что увидела. Она себя не узнала. Все в ней точно принадлежало кому-то иному. Болезненная мысль: она никогда не будет спасена. Тушь размазалась, а прекрасный принц так и не бросился за ней в погоню. Она была невероятно одинока.

Быть может, некоторые просто не рождены для жизни в сказке? По крайней мере, Лара. Она все время чувствовала себя самозванкой. Ждала, когда уже хоть кто-нибудь поймает ее за руку и прокричит: «Эй, господа, Лара Вовк никакая не графиня! Она просто студентка журфака! К тому же прогульщица!». Но время шло и ее образ все больше и больше обрастал слухами: кто-то говорил, что она фаворитка одного из членов Британской короны; кто-то, что ее семья промышляет рабовладельчеством в Штатах; кто-то припомнил ее родство с послом Франции. Все сходились в одном: юная девушка, позволяющая себе подобную вольность – неприлично богата и влиятельна. Как известно, слово произнесенное имеет невероятную силу, а слово, передающееся шепотом из гостиной в гостиную, становится реальностью.

До этого дня Лара с маниакальной стойкостью переносила все испытания. Словно ледокол она шла вперед. Казалось, ничто не может ее остановить, но внезапно наступил Новый год. Новый 1825. И что-то у нее внутри щелкнуло, надломилось.

Лара нравилась далеко не всем. Например, Трубецкой ее очень плохо переносил. Но вот его жена, Екатерина Ивановна, почему-то прониклась судьбой одинокой американки. Потому, вопреки возражениям супруга, увлекала графиню Вовк на балы, на которые так щедр зимний Петербург.

Девушка вышла на морозный двор. Снега не было, от этого все казалось поразительно мрачным. Невыносимо сухая зима. Лара вздохнула полной грудью, мороз сковал легкие. Она вспомнила, как маленькой лепила с мамой снеговика в этом дворе веками позже. У нее не было настроения веселиться. Хотелось побыть одной, но нужно идти вперед. Нужно входить в свет.

Она отправилась на Мойку, где чета Трубецких должна была встретить ее. Лара вышла из арендованного экипажа к парадным дверям и медленно огляделась. Весь этот пафос пугал: она точно выходила на новый уровень. Когда она переезжала в дом за экономическим факультетом, казалось, что она недостойна там жить. Подобная смена локации – из скромной квартирки с видом на лес в элитный комплекс – точно нарушила заведенные правила игры.

Ее приглашали танцевать, она улыбалась, но впервые за долгое время не могла отделаться от ощущения всепоглощающего одиночества. Вспомнилось, как мама как-то сказала, что ни одного Нового года не будет у Лары без семьи. Это было сказано так давно, в то время для девушки существовало лишь желание протестовать, слова матери она восприняла в штыки, как проклятье. Но вот настал тот день, когда Лара празднует с друзьями, но отчего-то слезы подступают к глазам. После очередного вальса, она вежливо извинилась и незаметно выскользнула на балкон.

К этому моменту Лара уже научилась держать спинку и подбирать верные слова. Она стала меньше думать о происходящем вокруг и, к своему горю, погрузилась в душевные терзания.

Лара прислонилась к холодной стене и прикусила большой палец, пытаясь не расплакаться. Вспомнилось, как она орала на мать за то, что та пригласила неприятного двоюродного брата на праздник. Она была готова биться головой об стену, снова поправиться на двадцать килограммов, лишь бы очутиться за тем столом, где ей можно было громко смеяться и не нужно держать спину.

Внезапно Лара ощутила на себе чей-то взгляд. В противоположном углу балкона стоял какой-то офицер. Нет, лишь тень. Фантом.

– Прошу простить, – силуэт слегка кивнул, – я потревожил ваше уединение.

– Полно, не извиняйтесь, – Лара также слегка склонила голову, – мне стоило вести себя куда сдержаннее.

– Не подумайте, что я навязываю вам свое общество, – он сделал шаг вперед, – но могу ли я предложить вам войти внутрь. Погода не располагает к прогулкам.

– Пустое, – вздохнула Лара, – мне кажется, что я уже промерзла до глубины души, а сердце мое пошло мелкими трещинами – незачем спасать то, что и так работает скверно.

Повисла пауза. Одно из немногих молчаний, которое Лара не могла назвать неловким. Ей внезапно стало гораздо спокойнее: она ощутила, что может без стыда открыть свой секрет, как в анонимных чатах, где делятся откровенным, хотя, зачастую, и голым. Лара понадеялась, что собеседник не начнет показывать свои достоинства – захотелось улыбнуться.

– Позволите ли узнать, чем вызвана ваша печаль? Не говорите, что причина ваших слез дела сердечные.

Лара не видела его лица, но чувствовала, что собеседник улыбается.

– Ох, помилуйте, сударь, – она обхватила себя руками, – впервые за долгое время я не сожалею о том, что все еще не обрела свою судьбу… Неистовая тоска по дому…

– Так вы в столице недавно? – собеседник словно вздохнул с облегчением, вероятно, опасался не узнать кого-то, кого должен был знать.

– Раньше казалось, что я родом отсюда… Теперь же боле напоминаю чужестранку… – она посмотрела вверх, пытаясь загнать выступившие слезы обратно.

– Сударыня, я совсем позабыл о приличиях, мы не представлены, – он хотел было сделать еще один шаг навстречу, но Лара отрицательно покачала головой:

– Не стоит, – она отвернулась, – я не прощу себе подобной слабости и, уж тем более, не позволю кому-то знать о ней. Пусть этот разговор останется секретом.

Замерев возле двери она внезапно обернулась и добавила:

– А ведь застань нас здесь кто-либо, вам следовало бы обвенчаться тотчас же…

Лара проскользнула в приоткрытую дверь и растворилась в толпе. Лишь на мгновенье свет задержался на ее губах и отразился в печальных глазах. Чуть позже, остановившись у окна на лестнице, он вдруг заметил, что за стеклом, мешаясь с легкими хлопьями первого снега, высокая фигура спешила куда-то прочь. Казалось, что отсутствие экипажа нисколько не тревожило странницу, идти пешком в бальном платье было для нее чем-то абсолютно обыденным.

– Позвольте, Генерал, – мужчина остановил пожилого офицера, – вам случаем не известно, с кем пришла барышня в голубом платье? Никак не могу припомнить ее имени.

Немолодой Генерал внимательно вгляделся в темноту улицы и расплылся в странной улыбке:

– Ваше высочество, полагаю, осведомляется о Ларисе Константиновне Вовк, преинтереснейшая особа. В России всего несколько месяцев, а легенды вокруг этого имени, точно вокруг Кунсткамеры…

Его высочество вновь перевел взгляд на окно, но фигура окончательно растворилась в снежной пелене. Если бы он не разговаривал с Генералом, счел бы, что она ему приснилась.

– Позвольте, какого рода слухи вы имеете в виду? – Николай Павлович любил во всем порядок и не терпел незнания.

– О, в большей степени относящиеся к ее брату. Поговаривают, он шпион Британской короны, – засмеялся старик, – впрочем, его не часто случается встретить, он ведет скорее затворнический образ жизни. Говорят, он сильно болел оспой, теперь лицо его обезображено. Даже в свет Ларису Константиновну выводят друзья семьи – Трубецкие.

– Генерал, неужто вы верите во все эти россказни? – Николай Павлович нахмурился. Он еще не успел близко узнать графиню, но отчего-то не хотел думать, будто ее репутация чем-то испорчена.

– Ваше Высочество, да коли не сплетни, что скрашивало бы наш досуг? – Старик затрясся беззвучным смехом.

***

Утром какого-то дня, когда Аня бегала в кондитерскую, на Невском она столкнулась со своей приятельницей, та поведала, что про Ларису Константиновну ходит новый слух. Говорят, на одном из многочисленных балов, графиня Вовк свела излишне тесное знакомство с одним из Романовых. Лару это весть лишь позабавила. Большая часть всех этих слухов создавалась непосредственно ею самой: ежели правда то и дело мешалась с вымыслом, то определить, где начинается достоверная биография барышни, представлялось невозможным.

Хотя слух этот Ларе пришелся по душе, девушка прекрасно знала, что на балах она бывала лишь изредка, потому что занавесок на каждое платье явно не напасешься. Да и излишне тесное знакомство она водила разве что с Рылеевым, на это ей не раз намекала супруга литератора. Впрочем, в последнее время Лара начала хандрить и старательно избегала любого общения. Даже с очаровательной Екатериной Ивановной или тем же самым Рылеевым, она стала видеться не чаще раза в неделю.

Лара ударилась в работу и озадачилась написанием репортажа про беспризорных детей. Лариса Константиновна не была уверена, что хоть кому-то есть дело до бесхозных ребят, но душе требовался полезный досуг.

В тот день ее тоска вышла на новый уровень: едва погасили фонари, как она уже слонялась по улицам. С начальной школы Лара питала слабость к сирым и убогим. Возможно, таким образом она компенсировала заниженную самооценку, а может, просто была добра сердцем, так или иначе, завидев на набережной мальчишек, играющих в снежки, девушка почувствовала острую необходимость присоединиться к забаве. К детям у Лары вообще было особое отношение: покуда не попала в XIX столетие, преподавала английский ученикам начальной и средней школы. Теперь, когда ее круг общения составляли Аня, ряд декабристов и правильная Екатерина Ивановна, девушке страстно не хватало свободы и дурачества.

Как же она была счастлива, когда, волей случая, снежок залетел ей прямиком в голову. Испуганные дети замерли, но тут же получили ответный залп. Бой был не на жизнь, а на отмороженные пальцы.

И все бы ничего, но тут с соседней улицы вышел молодой мужчина, Лара с ужасом заметила, что новый снаряд летит точно в него. Мужчина был одет излишне прилично, поэтому вполне мог агрессивно отнестись к подобному ранению. В глазах мальчишек Лара стала героем: быстрым прыжком она заслонила незнакомца грудью. Белый плотный ком попал ей в сердце. Она пошатнулась и рухнула в сугроб.

– Что на вас нашло? – не поблагодарил, а возмутился импозантный незнакомец, не сумев понять, что именно произошло.

– Я послужила вам щитом, – видя, как боевые товарищи дезертируют, Лара поняла всю бессмысленность этой жертвы.

– Вы не ушиблись? – наконец сообразил что к чему мужчина и спешно начал поднимать девушку.

– Благодарю за заботу, сударь. – она принялась динамично отряхивать снег с подола.

Чем больше она изучала незнакомца, тем тревожнее ей становилось: высоченный, голубоглазый и такой высокомерный. Мужчина был хорош собой и точно знал об этом.

– Не находите, что это неподобающее занятие для юной барышни? – раздражился незнакомец.

Лара перестала делать вид, что увлечена очищением заснеженных юбок и, прищурившись, посмотрела на собеседника:

– Мне страшно жаль, – без капли сожаления отозвалась она.

Девушка казалась знакомой, поэтому он решил не ходить вокруг да около:

– Позвольте узнать ваше имя?

– Желаете доложить моей маменьке о неподобающем поведении? – лукаво улыбнулась та.

Мужчина не изменился в лице, продолжая выжидать сносного ответа. Вероятно, за все время этой жизни, Лара впервые столкнулась с кем-то, кто действительно сильно недоволен ее поведением. Однако Лара не была из тех барышень, которых легко смутить.

– Ежели настаиваете, – пожала она плечами, – Лариса Константиновна Вовк – командующий снежных войск, – девушка сделала легкий реверанс, но руки не подала.

– Прекратите паясничать! – не выдержал собеседник, которому прежде казалось, что вывести его из равновесия задача не из легких.

– Позвольте узнать и ваше имя? – Лара нетерпеливо начала перебирать перчатки в руках, ей не нравилось то, что она чувствовала рядом с ним.

– Николай Павлович, к вашим услугам, – он едва ли склонил голову, – инженер.

– Всегда восхищалась людьми, склонными к точным наукам, – выдала она фразочку, которая то и дело шла в ход при общении на сайте знакомств. – Коли инцидент исчерпан, могу ли я продолжить прогулку?

– Не смею вас задерживать, Лариса Константиновна, – он вновь сделал легкий кивок головой и, Лара готова поклясться, выдавил едва уловимую улыбку.

– Николай Павлович, – последовала она его примеру и поспешила удалиться.

За углом Лара встретила бежавших бойцов. Отчитала их за дезертирство, а затем угостила пирожками. Взамен на это, ей было рассказано несколько ужасающих историй про дома призрения и нехватку работных домов. Лара поблагодарила детей за помощь и дала свой адрес, сказав, что всегда готова поделиться хлебом.

Она шла домой, пытаясь сосредоточиться на полученном материале, а в голове, как в пустой банке, билась мысль о нелюбезном незнакомце. Ларе казалось, что давно прошли те годы, когда она может втюриться в первого встречного двухметрового красавца. Нужно гнать эти мысли, пока она не начала выпытывать у всех немногочисленных знакомых, кто такой этот инженер Николай Павлович.

Лара тяжело вздохнула: ее отчитали, как девчонку, а это при том, что за последние месяцы она значительно преуспела в изучении местных нравов и манер. Зачем она показала себя такой дурой перед ним? Хорошо, что с большой долей вероятности, она никогда больше его не встретит.

Глава 6. Это могло быть во мне

На внушительных размеров письменном столе, сделанном из темного дерева, среди прочих бумаг валялась утренняя газета. Газета была открыта на третьей полосе, а внизу страницы чернилами обведено имя автора сомнительного фельетона. Николай Павлович никогда не понимал, зачем брат позволяет печатникам распространять подобные глупости. Великий князь перечел текст трижды и остался совершенно недоволен. Была бы его воля, вся пресса, хотя бы столичная, взялась бы под серьезный надзор специально обученных людей.

Как можно публиковать подобный вздор? Язык письма излишне легкий, если не сказать легкомысленный. А манера выражать мысль? Это ведь просто глумление над общественной политикой! Николай Павлович так осерчал, что бросился писать брату. Дойдя до имени автора, внезапно замер: знакомая короткая фамилия. Четыре буквы и ни капли благородства – Вовк. Максим Вовк, наверняка выходец из мещанской, а, быть может, и крестьянской семьи.

Он замедлил беглое движение пера, а позже еще два раза вывел фамилию и, наконец добавил совершенно новое имя. Вышло следующее: «Лариса Вовк». Имеет ли она какое-либо отношение к автору текста? Генерал, кажется, говорил что-то о ее брате. Но что? Вспоминая графиню Вовк, Николаю Павловичу хотелось видеть тот хрупкий силуэт, который встретился ему на балу. Но перед глазами вырисовывалась румяная девчонка, с налипшим к подолу снегом.

Очередное движение пера. Николай Павлович посмотрел на испорченный документ – портрет. Волнистые пряди, выбившиеся из прически, и лукавая улыбка. Великий князь не выдержал, раздраженно смял листок и бросил в сторону. Откуда эти мысли? Ему сейчас совершенно не до сомнительных девиц! И все же, мысли уже спутались и едва ли вернутся в равновесие. Николай Павлович велел подать пальто. Нужно выйти на воздух и прогуляться. Отвлечься от этого безумия.

***

Оторвав воспаленные бессонницей глаза от рукописи, Лара, наконец, призналась себе в том, что завершает все дела. Она не раз сталкивалась в коридорах сознания с идеей выйти из игры, не нажав «сохранить», и тут поняла, что впервые за всю свою жизнь, стоит на самом краю. Она с ужасом отбросила кипу бумаг и заорала, что было сил.

Лара переживала неимоверные эмоции без возможности получить совет, хотя бы на анонимном форуме, не говоря уже про психолога, а лучше психиатра. Действительно ли она в XIX веке или просто заплутала в чертогах воображения. Нельзя же, не кривя душой, сказать, что Лара ни разу не представляла, как переносятся в иной мир.

Лара неистово желала каких-то перемен, но что если сейчас она проживает миг между жизнью и смертью, что если она уже мертва, а все ее встречи с декабристами – лишь последние импульсы воспаленного разума?

Лара пошатнулась и быстро забилась под туалетный столик: страдать она предпочитала в замкнутых пространствах. Внезапно, она с ужасом осознала, что даже если все еще жива, что даже если все это не бредовый сон, скорее всего, она наложит на себя руки и уже никто не сможет ей помочь. А что, если покончив с собой в этом мире, Лара сможет вернуться в свое время?

Испугавшись самой себя, она спешно оделась, подобрала волосы и выбежала на улицу. Мерзкая погода: не то весна, не то зима. Мокрый снег сковывал движения. Она не знала, сколько именно бродила по угрюмым улицам, но в какой-то момент поняла, что теперь ничего не ощущает. Пограничное чувство безразличия. Психолог рекомендовал ей внимательно относиться к эмоциям, описывать их, называть свои состояния. Лара не могла это описать, но в какой-то момент охарактеризовала свое психическое состояние: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Она вздохнула с облегчением, поняв, что, по крайней мере, на сегодня, избавилась от пугающего состояния.

Чувство страшной усталости и опустошения. Лара замерла на набережной возле Невы. На город опустился ранний петербургский морок. Девушка заглянула в проступающую сквозь тонкий лед черноту воды. Красиво. Холодный ветер стирал с лица следы недавней истерики, которую редкие прохожие на Ларином пути принимали за безумие.

Внезапно она ощутила, что кто-то с интересом рассматривает поверхность льда рядом с ней. Лара вздрогнула и вышла из оцепенения:

– Лариса Константиновна, прошу простить мою грубость, я напугал вас? – знакомый голос.

– Отнюдь, – собралась Лара, – скорее я поражена, что кто-то был заинтересован процессом избавления воды ото льда в той же степени, что и я, – она благосклонно улыбнулась.

– Спешу вас огорчить, – он отошел от ограды, – я полагал, что зрелище мне откроется куда занятнее.

– Ха, – фыркнула она, – приношу свои глубочайшие извинения, и в мыслях не было разочаровать случайного прохожего! – девушка подумала и добавила: – не сочтите за дерзость, но разве мы знакомы?

Лара попыталась сделать вид, что и в самом деле не узнала инженера.

– В таком случае, разрешите вам напомнить, – казалось, что он выпрямился еще больше, что представлялось очень маловероятным при его выправке: – Николай Павлович, я имел удовольствие беседовать с вами несколько недель тому назад.

– Ах да! – воскликнула она. – Инженер, который отчитал меня за страсть к снежкам. И как поживаете, больше никто не нарушал общепринятых приличий? – Лара усмехнулась и, кутаясь в пальто, начала неспешное шествие к дому.

Ее настроение скакало настолько сильно, что, в определенный момент, невольно подумала, что оптимально было бы сдать кровь на гормоны и наведаться к эндокринологу. Но максимум, который ее ждал здесь – кровопускание и какая-нибудь лоботомия.

– Вы снова ерничаете? – огорчился мужчина.

– А вы, Николай Павлович, все еще жаждете отрапортовать моей маменьке о неподобающем поведении?

– Я не хотел задеть ваших чувств, Лариса Константиновна, – инженер последовал за ней, как моряки следуют за сиреной.

– Полно вам, Николай Павлович, очевидно же, что хотели, – все ее естество испытывало симпатию к человеку, которого встречала третий раз в жизни.

Впрочем, грешно было не испытывать к нему каких-либо чувств: Николай Павлович высок, печален и хорошо сложен. Ларе нравился такой тип мужчин, хотя, как правило, ничем хорошим эти симпатии не заканчивались. Лара медленно повернулась к спутнику и пошла спиной вперед:

– Намерены преследовать меня? – в этот момент ей очень хотелось, чтобы заносчивый зануда составил ей компанию.

– С вашего позволения, я бы предпочел проводить вас, – неожиданно он улыбнулся. – Час поздний, а улицы темные, не лучшая обстановка для милой дамы.

Он удержался от вопроса о месте нахождения ее компаньонки.

– Не смею вам возразить, – Лара замедлила шаг и поравнялась с ним. – Не спросите, куда именно мы направляемся?

– Прогулка с вами, сколь продолжительной она бы ни была, доставит мне невероятное удовольствие, – улыбка снова скользнула по его лицу.

– Бросьте! – фыркнула Лара. – Если мы пройдем с вами излишне много, вы наверняка вновь найдете во мне какой недостаток.

Николай Павлович решил не сообщать спутнице, что уже обнаружил с десяток оных.

– Лариса Константиновна, позвольте утолить мое любопытство, – он пристально посмотрел Ларе в глаза, та поймала этот взгляд и быстро отвернулась. – Кто вы такая?

Кто Лара такая? Несколько месяцев назад она точно знала ответ на этот простой вопрос: она студентка четвертого курса, в будущем преподаватель английского, отличная дочь, девушка, которой не везет в любви. Однако кем она стала теперь? Журналистом? Декабристом? Светской дамой? Все это совсем не то. Лара поняла причину депрессивного состояния: она лгала себе.

– А вы задаете неудобные вопросы, – вздохнула девушка и пнула какой-то камушек.

– Позвольте, вы стыдитесь своего положения? – удивился Николай Павлович, который знал о своей спутнице достаточно.

– Стыжусь? – переспросила Лара, пытаясь понять, подходит ли это слово ей. – Нет, отнюдь, я не привыкла стыдиться себя… Знаете, это очень деликатный вопрос, не думаю, что готова обсуждать это с незнакомцем… – затем, она посмотрела на собеседника и добавила: – Скорее, Николай Павлович, я чувствую себя не на своем месте, точно меня подхватил круговорот событий и я потеряла что-то внутри себя… Вам это знакомо?

Конечно же ему это было знакомо! В конце концов, он жил в XIX веке, где все решалось родителями и высочайшей волей.

– Полагаю, – осторожно начал он, – все мы обязаны следовать каким-либо нормам, у всех нас есть долг… Так заведено.

Внезапно Лара резко остановилась. Она с изумлением смотрела на отсутствие моста, поражаясь тому, что не заметила этого раньше:

– Лариса Константиновна, вам нездоровится? – мужчина также замер, готовясь ловить прекрасную даму, коли та надумает падать в обморок.

– Нет-нет… Просто мост…

– Прошу простить, какой мост?

– Которого нет… – растерянно пролепетала она. – Это не просто мост… Это так странно… – Лара тряхнула головой и внезапно снова улыбнулась: – хорошо бы здесь поставить мост!

– Вам не кажется, что вы позволяете себе слишком много вольности? – возмутился Николай Павлович, который уже успел испугаться за спутницу.

– А вы? – внезапно раздражилась Лара, которой хотелось остаться одной и повспоминать, как она смотрела на развод Дворцового, как она стояла там каждый день в пробке, спеша в универ.

– Простите? – изумился Николай Павлович.

– Почему вы позволяете себе поучать меня? Да, я не самая сдержанная, но ведь я стараюсь, правда, стараюсь! Если я вам так неприятна, зачем же вы меня преследуете? – слезы обиды навернулись на глаза.

Великий князь запутался в происходящем, поэтому решил извиниться.

– Прошу меня простить… – словно испугался он, – Лариса Константиновна, я не думал вас… расстроить…

Все внутри нее сжалось: она внезапно объяснила себе, что именно ее так сильно раздражает в этом привлекательном мужчине. Он был как ее родители, как все родственники, которые хотели сделать из Лары кого-то еще. Он был человеком, для которого она всегда будет недостаточно… Лара снова столкнулась с ощущением беспомощности: сколько бы она ни старалась, всегда найдется какой-то Николай Палыч, которому будет мало, для которого она будет недостаточно хороша. И она перестала сдерживаться, все равно не похвалят:

– Да что вы говорите?! – передразнила Лара. – Вы же меня совсем не знаете! Может я и вовсе потаскуха! К проституткам у вас такие же высокие требования?!

– Лариса Константиновна… Побойтесь Бога, что же вы говорите? – он казался потерянным, хотя, ранее, в подобной ситуации, наверняка пришел бы в ярость.

Лара развернулась, не удостоив его ни словом, ни взглядом, и быстрым шагом устремилась в сторону дома. Несмотря на то, что девушка повела себя непристойно, Николай Павлович, который был человеком слова, скрепя сердце, незаметно сопроводил ее до самой подъездной дороги. Все это время он сомневался в том, что перед ним стоит та самая изящная и трепетная барышная, которую он повстречал на балу. Лариса Константиновна, которую он узнавал все лучше, в его глазах приобретала очертания павлина: прекрасная пока не откроет рот.

Совершенно раздраженный, он вернулся в Аничков дворец. Велел не беспокоить. Закрылся в кабинете. Подобрал скомканный листок с ее портретом и бросил в камин. Будто это могло помочь избавиться от мыслей о ней.

– Она не должна мне нравиться! – прошептал он пламени, словно оно могло повлиять на ситуацию.

***

Лара сердито строчила сомнительного качества произведение:

Он подошел вплотную и прошептал:

– Я превосхожу тебя… Я победил… – Булгарин сделал шаг назад, давая Пушкину пространство.

– Ничто не кончено! Мое творчество будет жить вечно! Тебя никто не вспомнит!

– Тише, Александр Сергеевич, – Булгарин прижал поэта к стене, – все литературные заработки мои…

– Создание рассказов вокруг рекламы туфель – не делает тебя героем литературы!

Мгновение сопротивлений и их губы…

– Лариса Константиновна, меня впустила ваша горничная.

Лара подпрыгнула от неожиданности.

– Кондратий Федорович! Ради всего святого! Видит Бог, мой час последний был ближе, чем я планировала!

Рылеев недовольно скривился, он явно ожидал большего от этого визита.

– Мой милый друг, простите, я сегодня в дурном расположении духа, – она вздохнула и по новой привычке протянула гостю руку. – Позвольте узнать, что привело вас в мой дом? Бываете вы здесь преступно редко.

– Я обратил внимание, что уже месяц не видел ваших работ, что-то стряслось? – он заметил груду бумаг на кофейном столике. – Работаете над чем-то масштабным?

Лара промычала что-то вроде «ага».

– Полно вам! Я уверен, работа будет, как всегда, невероятна.

Он выхватил последнюю недописанную страницу из рук Лары. Девушка видела, как глаза Рылеева округлились, а затем он разразился хохотом. Она где-то читала, что Рылеев недолюбливал Пушкина, потому что тот, своими стихами, не сеял разумного, доброго, вечного (разумеется, в Рылеевском понимании), а Пушкин не любил Рылеева, ну, за обратное… Лара не могла точно сформулировать суть конфликта, но знала, что парни не ладили.

– Что это такое? Милейшая Лариса Константиновна? – сквозь смех поинтересовался тот.

– Масштабный труд, – пожала плечами девушка.

Справедливости ради, труд и правда был масштабным: когда Лара училась на втором курсе, она так и сказала своей подруге: сдам зачет по истории русской журналистики – напишу фанфик с пейрингом Булгарин / Пушкин. И у Лары ушло полтора года, перемещение из столетия в столетие, чтобы набросок работы был готов. Возможно, она хотела почистить карму, в надежде вернуться домой.

– Но, позвольте, Кондратий Федорович, что привело вас ко мне? – Лара решила не заострять внимание на фанфике, боясь, что не сможет объяснить, зачем это вообще нужно было писать.

Аня внесла в комнату чай и быстро собрала разбросанные бумаги.

– Кстати, Кондратий Федорович, вы ведь незнакомы с моей доброй подругой Анной Матвеевной? – Лара не стала ждать ответа: – Что ж, Анна Матвеевна – Кондратий Федорович, Кондратий Федорович – Анна Матвеевна, – познакомила всех Лара, не соблюдя ни единого приличия.

– Рад знакомству, – склонил голову тот, не особо заинтересовавшись встречей, Аня последовала его примеру.

Девушка еще немного постояла в стороне, а потом растворилась где-то в глубине дома. Это неловкое знакомство заставило Лару задуматься о том, что Аня действительно больше прислуга, нежели гостья в этом доме. Конечно, Лара регулярно платила ей жалование, но в какой момент жизни девушка свернула на этот барский путь?

– Я пришел как друг, вы перестали заходить, не пишете нам… У вас все благополучно, Лариса Константиновна?

Кондратий Федорович следил за тем, как Лариса Константиновна примостилась в кресле, взяла диванную подушку и, положив на нее подбородок, обняла. Графиня Вовк поразительно раскрепощенный человек, тем, кто ищет свободы, рядом с ней так спокойно.

– Мне безмерно стыдно за то, что позабыла о моих дражайших друзьях, – она покосилась на золотистую прядь, выпавшую из свободной прически прямо ей на глаза. – Знаете, меня одолевает эта Петербургская хандра… Серость…

Здесь Ларе хотелось добавить: тупой мужик, который запал мне в душу, но слишком токсичный для меня, девочки, которая прописана у психолога в кабинете. Она лишь внезапно добавила:

– Думаю, съездить на отдых. Я так мало посещала городов нашей чудесной страны.

И это показалось ей действительно дельным решением всех ее проблем. Сейчас она переживала кризис: возможно и он сменится однажды, но именно в эту минуту Лара выбирала побег. Ничего не менять, не работать над собой, а просто сбежать.