Изобретая чудеса

Глава 3. Со странной женщиной

К концу первой недели проживания в XIX веке Лара окончательно разочаровалась в себе:

– Воровка, мошенница, бесчестная девка! – сетовала Лара старому портрету пухлощекого мальчика, уплетая очередной пирожок. – Вот ты, Максимка, что по этому поводу думаешь?

– Зато ты все еще не пошла торговать своим телом, а это успех! – заметила она от лица пухлощекого Максимки.

– Да? Продать за такие деньги, такие дешевые кольца! – корила себя Лара за удачную сделку в ломбарде, куда отнесла позолоченные серьги с фианитами и выдала их не за стекляшку, а за редкие камни.

Сделала она это с такой убедительностью, что невероятно сияющие серьги забрали у нее практически за пятьсот рублей. Лара, которая во время прошлой зимней сессии посмотрела два сезона «Крепостной», прекрасно понимала, что за сто рублей или около того, вполне можно купить себе служанку.

Из недорогих украшений с диковинным камнем у Лары, в буквальном смысле, на руках оставалось три кольца и два браслета. Впрочем, расчетливая девушка сразу уточнила у своего банкира во что встанет содержание особняка, парадоксально, но за огромное заброшенное здание в одном из самых дорогих районов города Лара должна была отдать три тысячи рублей, это при том, что ни света, ни туалета в коммуналку не входило. Нужно было срочно найти какие-то средства к существованию.

Выход был один и довольно простой: из своей элитной заброшки сварганить доходный дом. Первым делом, дабы не тратить денег зря, Лара занялась самостоятельной уборкой. Между делом, девушка составила смету, возможно не самую профессиональную, но на какую хватило гуманитарных мозгов. Сперва нужно было пошить приличное платье, а то краденое мало того, что не сильно модное, так еще и стойкость морального духа подрывает. Затем нанять рабочих и, хорошо бы, архитектора для перепланировки здания – одни проблемы.

Лара была легка на подъем, поэтому кое-как умывшись и причесавшись, отправилась забирать у швеи первое честное платье, если платье, купленное на деньги с махинаций, может быть честным. Наряд оказался скромненьким и прохладненьким. Нужно было озадачиться покупкой пальто, но с учетом намечающегося ремонта, ходить Ларе до декабря в современном свитере.

***

Кондратий Федорович недовольно смотрел на нежданную гостью.

– Я так понимаю, вы мне не рады? – улыбнулась Лара.

– Заявляться без приглашения – верх неприличия, – весьма однозначно выразился мужчина.

– Да ладно вам, – фыркнула Лара, которая придерживалась мнения о том, что указывать людям на отсутствие такта и есть верх неприличия. – Вы мой единственный друг!

– Позвольте уточнить, Лариса Константиновна, когда мы успели стать друзьями?

– Позволю! – возмущенно воскликнула уже Лара. – Вы видели меня без штанов, я видела вас пьяным, Кондратий Федорович, не это ли дружба?

– Вы феноменально вульгарны, милая барышня!

– Да бросьте, Кондратий Федорович, была бы я вам противна, меня бы и в гостиную вашу не пустили.

Рылееву было ответить особо нечего, в целом, Лариса Константиновна сочетала в себе все те качества, которые он ценил в людях. Правда, подобной дружбы с женщинами он до этого не водил. Впрочем, отсутствие хоть малой доли такта и изящества в ее манерах, давали ему повод судить девушку по мужским стандартам.

– Предположим, – вздохнул литератор, – но какова в таком случае цель вашего визита?

– Рада, что вы спросили! – девушка рассудила, что формальная часть наконец позади. Хотя едва ли то, в чем Лара принимала участие, могло иметь формальное значение. – Мне нужны деньги!

– Возможно, я не совсем правильно вас понимаю, Лариса Константиновна, но вы пришли просить в долг? – снова напрягся Рылеев.

– Нет, конечно, Кондратий Федорович! – возмутилась она. – Я достаточно взрослая для того, чтобы иметь собственный доход!

– Вы просите помочь найти вам жениха? Боюсь вас огорчить, но едва ли у меня имеется хоть один знакомец, заинтересованный в женитьбе, – он покачал головой.

– Кондратий Федорович! Побойтесь Бога! Какая свадьба? Я слишком молода для этого, – всплеснула руками Лара и чуть не опрокинула вазу за спиной.

– Прошу простить за столь нескромный вопрос, но сколько же вам лет, милая барышня?

Лара уже хотела ответить, но внезапно поняла, что молодуха она только в ХХI веке, здесь же близка к определению «старая дева».

– Ну, – протянула она, – я молода душой! И вообще, я не на «Давай поженимся» пришла, а по важному делу.

Кондратий Федорович приподнял бровь, пытаясь понять неведомую ему идиому, а Лара быстро продолжила:

– Вы же литератор, я тоже журналист, в какой-то степени, помогите найти работу!

– Пишущая женщина? – почти ужаснулся тот.

Рылеев был несправедлив и знал об этом. Он не раз видел рукописи женщин, но никак не мог заставить себя относиться к ним серьезно.

– Позвольте, но что вас удивляет? – поразилась Лара ожидаемому повороту. – Джейн Остин – чудесный писатель.

– Пишете дамские романы? – хмыкнул литератор.

– Кондратий Федорович, я за социальные проблемы в журналистике!

Лара начала выдавать близкие Рылееву идеи. Видя, что собеседник все еще не впечатлен, она предъявила главный аргумент:

– Ну, милый Кондратий Федорович, разве вы сами не выступаете за свободу слова и печати? О какой свободе может идти речь, коли вы отказываете в этой свободе, основываясь лишь на том, что мы с вами обладаем разным набором половых органов?

Лара откинулась на кресле: держать осанку удавалось ей с огромным трудом. Рылеев пытался осмыслить, в чем его только что упрекнули.

– Давайте так, – решила взять инициативу в свои руки Лара, – на следующей неделе я принесу вам рассказ, если он вас устроит, вы поможете мне определиться в какое-либо издание? Если не понравится, то я соглашусь с тем, что сейчас век мужчин, воспользуюсь вашим советом, и пойду искать мужа.

– Это пари? – оживился Рылеев.

– Хотите пари?

– Коли изволите попытаться доказать что-либо, давайте повысим ставки. Я возьму вашу работу и прочитаю ее друзьям, если они останутся довольны, обещаю, что опубликую вас в своем альманахе.

Литератору понравилось, как изменилась в лице Лара. У Ларисы Константиновны могло быть много недостатков, но она была честна в реакциях и суждениях. К тому же, Кондратию Федоровичу пришлось бы схитрить, сообщи он кому, что эта барышня ему не нравится. Конечно, в людях он высоко ценил душевные качества, но и внешнее не опускал. Даже в странных дешевых платьях она была красива. Стройная и высокая, она не казалась хрупкой, но была подобна богине. А ее волосы – густые и длинные, искрящиеся в редких лучах осеннего солнца, – наверняка вызывали зависть всякой кокетки. Нет, литератор не мог бы в нее влюбиться, но знал, что сможет полюбить.

– В «Полярной звезде»?

– Слышали о нем?

Слышала ли Лара про «Полярную звезду»? Не просто слышала, но экзамен сдавала и прекрасно понимала, что публикации в такой прессе могут стоить ей жизни, как-никак, с декабристами якшается. Но игра стоит свеч, как говорится.

– Разумеется слышала, за кого вы меня принимаете?

***

Лара лежала на полу единственной действительно отмыты комнате своего нелепо огромного особняка. В первую очередь она думала о том, как глупо иметь особняк в городе, но не иметь ни одного крепостного. Продать бы этот дом, снять себе комнатку, а может две, на Невском и не париться. Соблазн был велик, но она не чувствовала за собой морального права так поступить. Справедливости ради, Лара вообще не была уверена, что дом принадлежит ей. И все же, глупо удивляться тому, что у нее, откуда ни возьмись, появились документы, если она не могла понять как попала в XIX век.

На подоконнике валялся черновик нескольких рассказов, но все казалось каким-то неактуальным. Конечно, она могла бы предоставить Рылееву и мысли по поводу отсутствия канализации в большей части города, при том, что унитазы уже давно существуют в природе. Но другу-революционеру, в революционный журнал, очевидно, нужен революционный текст.

Лара смотрела в потолок и думала о том, что слишком сильно нарывается. Что, если хочет зарабатывать писаниной, а главное, остаться в живых, стоит придержать коней. Впервые за двадцать один год, Лара всерьез задумалась о женитьбе. Она даже бесприданницей не была. Для себя девушка четко решила, что в следующий раз заставит Кондратия Федоровича вывести ее в свет. Замужество, и правда, могло решить целый ряд проблем, но кому она такая сдалась?

Лара вздохнула и укуталась в новенькое одеяло. Думала, наконец, отойти ко сну, но внезапно, где-то в прихожей раздался треск. Лара была почти уверена, что в дом кто-то влез. Ничего умнее не придумав, она достала из лифчика зажигалку с фонариком и пошла проверять. Рядом с дверью стояла швабра. Прихватив смертельное оружие, девушка двинулась в сторону шума. В полумраке гостиной Лара заметила тонкую фигурку, осторожно осматривавшуюся в немного прибранных хоромах.

С замиранием сердца Лара гадала, является ли незнакомка призраком. В отличие от Лары фигурка была маленькой и хрупкой. Дабы застать незнакомку врасплох, Лара подгадала момент, когда нежданная гостья повернется к двери, и включила фонарик, подсвечивая снизу лицо:

– Бу!

Девушка завизжала и рухнула без чувств. Лара застыла: что если она убила воровку? Она быстро вышла в холл, прихватив канделябр на три свечи и перевернув зажигалку огненной, а не фонарной стороной, быстро навела немного света.

– Эй!

Она присела на корточки и аккуратно потыкала покойницу, та не шевелилась. Применив все свои навыки, полученные благодаря просмотру «9-1-1», Лара попыталась нащупать пульс на руке, а затем на горле. Пульс был.

Незнакомка приоткрыла глаза и, почувствовав холодную руку на шее, снова заорала. Тут уже испугалась Лара и рухнула на спину:

– Твою мать! Дура! Может уже заткнешься?!

– Не убивайте! – визжала девушка.

– Да кому ты нужна! – нахмурилась Лара.

Девушка, вероятно, немного придя в себя, перестала орать и, наконец, села.

– У тебя там все в порядке? – поинтересовалась Лара.

– Простите! Я думала дом заброшен! Окна были темными и дым не шел…

– Не мудрено решить, что дом заброшен, – насупилась Лара, понимая, что так и не смогла привести обитель в божеский вид. – Ты вообще кто?

– Анна Мишина, – пролепетала девушка.

– И что ты здесь забыла? Ограбить меня решила? – Лара прищурилась, опираясь на собственный опыт кражи чьего-то платья.

– Я приехала устраиваться гувернанткой, но на вокзале… – она всхлипнула. – У меня все отобрали, – Анна Мишина залилась горькими слезами.

– И ты решила, что можешь вломиться в чужой дом? Типа карма или око за око? – уточнила Лара.

– Я ходила по улицам и тут увидела ваш дом, – плакала девушка.

– И идти тебе теперь конечно совсем некуда?

– Как же я домой-то вернусь? – снова заголосила Анна Мишина, не удостоив Лару вменяемым ответом.

– Ты точно не воровка? – еще раз уточнила Лара, привыкшая верить людям на слово.

– Я бы никогда, что вы! – снова невпопад запричитала горемычная.

– Значит так, угомонись, одеяла и подушки у меня для тебя нет, или есть, но я не знаю где. Ложись на диване, завтра поговорим. Только ради всего святого, не спали мне дом: свечи оставлю тебе.

Лара не была святой, но была сострадательной, ей нравилась теория бумеранга: делай добро другим и оно еще не раз к тебе вернется. В то поразительно солнечное октябрьское утро, она проснулась от запаха еды. Запаха еды в этом доме еще не бывало, поэтому Лара пошла проверить, что же стряслось. В первую очередь стряслась пыль со стола в столовой. Откуда-то появилась посуда и скромный завтрак, содержащий горячую кашу.

– Доброе утро! – вбежала в комнату Аня. – Я вас разбудила? Простите пожалуйста!

– Это откуда? И где Максимка? – поразилась Лара.

– Мы были в доме одни… – растерялась гостья. – Прошу простить мое невежество, я не спросила вашего имени.

– Это… Лариса Константиновна, можно Лара… – она уселась на стул и заметила прислоненного к стене Максимку: – ах вот ты где! – Лара не поленилась встать и посадить картину за стол. – Ты сама все это наготовила? Невероятно?

Лара подтянула ногу к груди и умостилась поудобнее. Аня осторожно села на край стула, у нее не было никаких проблем с держанием ровной спинки.

– Ну, Аня, рассказывай, как ты в столице очутилась? – Лара отхлебнула молока.

– О, я в семье самая старшая, – начала Аня откуда-то издалека, – мы из Архангельской губернии, около года назад батюшки не стало, да и до этого дела шли не очень. Маменька собрала мне последнее и отправила в Петербург. Меня должна была встретить тетушка, но не встретила. Я не растерялась, отправилась по ее адресу, но там сказали, что она уехала, вот тогда я растерялась, бродила по городу, и у меня вытащили все деньги, мне было некуда идти и…

– И ты решила влезть в мой дом, – подытожила Лара.

Аня Ларе понравилась, даже несмотря на то, что та была потенциальной воровкой. В Ане был врожденный аристократизм. С какой стороны на эту девчонку ни посмотри, проглядывает то самое воспитание, которого у Лары нет.

– Мне право очень неловко! – протараторила Аня.

– Забей, – отмахнулась Лара.

– Что простите?

– Не забивай головку, в этом нет твоей вины и обиды на тебя я не затаила, проще говоря – забей, – улыбнулась Лара. – Неделю назад вернулась из Америки, давно не была в России. Прабабка оставила мне этот дом, теперь думаю, что с ним делать, – объяснила она, чтобы в очередной раз порепетировать свою легенду.

– Так вы бывали за океаном? – поразилась Аня.

– Было занятно, – солгала Лара. – Но суть не в этом. Какими навыками обладаешь? – она внимательно посмотрела на девчонку, которая при свете дня выглядела совсем ребенком.

– Я?

– Могу с уверенностью заявить, что о своих способностях я прекрасно осведомлена, – съязвила Лара.

– Я немного умею готовить, вести домашнее хозяйство, рукодельничаю, говорю по-французски, обучена танцам… – начала перечисление Аня.

– Платья шить умеешь? – перебила Лара.

– Немного да, но никогда не мастерила туалеты для людей.

– Только для кроликов? – фыркнула Лара.

– Почему для кроликов? Для кукол!

– Отлично! Будем считать, что человек – та же кукла. Грамоте обучена?

– Конечно, пишу на русском и французском…

– Чудненько! Я так понимаю, ты из разорившихся дворян? – все еще серьезно допрашивала Лара.

– Да, но это не дает вам права потешаться надо мной! – вскинулась Аня.

– Помилуйте, над кем я насмехаюсь? Мне нужен кто-то вроде тебя, кто-то, кто шарит за все эти бабские штучки и этикет. Потому что, как ты могла заметить, на дворянку я, пока что, едва ли тяну.

Повисла пауза.

– А вы дворянка? – ляпнула Аня.

– Я понять не могу, что за уровень недоверия ко мне? Для человека, у которого стащили все деньги, ты слишком подозрительная.

– Простите, Христа ради! – окончательно смутилась Аня.

У Ани Мишиной были поразительно чистые глаза. Вот она замуж выйдет без особого труда!

– Тебе лет-то сколько?

– Полных шестнадцать! – отрапортовала Аня.

– Короче, если тебе идти некуда, предлагаю работу. Предупреждаю сразу, работать будешь тяжело и пока я не поправлю свои дела – бесплатно, но гарантирую еду и крышу, а если все сложится – жениха богатого. Я тебя здесь не держу, поэтому сможешь уйти, если найдешь что-то надежнее или мужика.

Аня ахнула на грубой фразе про найти мужика. Но все же уточнила:

– А в чем подвох?

– Ну, тебе придется жить со странной женщиной, – пожала плечами Лара.

– С какой?

– Со мной.

Глава 4. Это вы меня позвали

Тем вечером все Ларины новые знакомые замерли в ожидании выстрела: Лара целилась в голову Евгению Петровичу. Не очень часто, но бывали моменты, когда Лара, все же, задумывалась над смыслом того, что она делает. Сейчас Лара вообще ни о чем не думала, она выпендривалась.

Началось все утром, когда случилось невероятное и Кондратий Федорович соизволил пригласить Лару к себе на чтение стихов. Девушка не была уверена в хорошем отношении мужчин к женщинам в XIX веке, но подозревала, что дела обстояли не лучшим образом. К такому выводу она пришла после того, как целый вечер пыталась вспомнить, кого из знаменитых русских писательниц XIX века знает, потом задумалась о том, что и с образованием здесь была какая-то беда: она не была уверена наверняка, но из курса Истории России помнила, что ходить на пары в универ женщинам разрешили где-то в 60-е годы XIX века. Запомнила Лара это лишь потому, что позавидовала прежнему положению дел – ей на пары ходить нужно было обязательно.

В любом случае, можно много говорить о месте женщины, но Лара обожала лекции по литературе и точно знала, что образ Татьяны Лариной является типичным для представительницы того времени: возвышенная, печальная и падающая в обмороки. Из этого списка Лара умела только падать в обмороки.

Но возвращаясь к выстрелу. Все началось с Ани:

– Лариса Константиновна, – нерешительно обратилась та.

Лариса Константиновна что-то пробубнила, но предпочла не просыпаться.

– Лариса Константиновна, – обратилась Аня уже громче, – принесли письмо вашему брату, просили срочно передать.

– Какому брату? – от удивления Лара даже проснулась.

Разумеется, она имела брата, но явно не в этом столетии, и явно не родного. Да и вообще, парень тот был неприятным и получить письмо для него даже в утро девятнадцатого столетия не хотелось.

Сквозь плотные шторы пробивался утренний свет. Нельзя сказать наверняка, утро это или день. На Петербург опустился ноябрь, холодный и промозглый, когда ждешь включения центрального отопления. Ах, да, здесь и отопления нет. Ларе захотелось в родную ванну с теплым полом, на котором так приятно лежать, когда нельзя сказать наверняка, утро это или день.

– Максиму Константиновичу… – неуверенно протянула Аня. – Но я думаю, что у них недостоверный адрес, Максим Константинович же здесь не появляются…

– Максима Константиновича не существует, – зевнула Лара. – Одно лишь имя.

Аня ахнула и прикрыла лицо руками:

– Лариса Константиновна, простите великодушно! Я и не думала… Горе-то какое… А ваша картина… Это все, что от него осталось… А я все гадала, почему вы часами смотрите на нее… Примите мои соболезнования!

Как всегда суетилась Аня. Лара, тем временем, выхватила письмо и быстро вскрыла. Почерк у Рылеева был красивый, но тяжело читаемый.

– Максимка – это просто картина, мне нравится проговаривать мысли вслух и не люблю, когда мне отвечают на вопросы, ответы к которым я знаю и сама. Я никого не теряла, просто я очень странная, – протянула Лара, пытаясь осмыслить суть написанного.

– Но кто же тогда Максим Константинович? – окончательно запуталась Аня.

– Автор прогрессивных стихов, которые, судя по всему, будут опубликованы в одном альманахе с Пушкиным, – Лара усмехнулась.

– Вы что, мужчина? – ляпнула Аня.

– Ты в своем уме? – Лара подняла взгляд на девушку. – Я писатель! Ты же сама мои работы начисто пишешь.

Лара тяжело вздохнула: она не любила плохо думать о женском поле, ненавидела гендерные стереотипы, но единственное, как она могла охарактеризовать Аню – блондинка. Впрочем, не мозги она ценила в девчонке. Журналистикой Лара занималась уже месяц и успела опубликовать один забавный фельетон про цены в Петербурге, где на две с половиной тысячи можно было жить в отличной квартире рядом с Зимним дворцом целый год, в то время как у портного молодая девушка оставляла четыреста рублей за раз. Работа вышла такой злободневной, что никто, кроме самого Рылеева не заподозрил в Ларе автора. За текст ей заплатили почти пять рублей и попросили осведомиться, нет ли других работ у Максима Константиновича. Теперь за авторством Лариной картины числился рассказ, статья и два фельетона, к тому же, Рылеев, наконец, ответил, что возьмет не всю ее работу, но два стиха в альманах.

– Ладно, забей, – по старой привычке махнула рукой Лара. – Грей воду, будем мыть голову.

– Куда-то собираетесь? – вышла из ступора Аня.

– Кондратий Федорович пишет, что все его друзья пламенно желают видеть моего брата этим вечером, – самодовольно хмыкнула Лара.

– Но его же не существует…

– Слушай, не раздражай меня! – Лара нервно отвернулась от своих трех платьев.

Дело было деликатным: во-первых, Лара была женщиной. Собственно, здесь можно поставить точку. Слышали ли вы когда-либо о девушках-декабристках? Вот и Лара затруднялась ответить. Во-вторых, она прекрасно понимала, что все, собравшиеся на этом вечернем празднике жизни, из дворянских семей. Даже если предположить, что все они достаточно толерантны, мы уже уяснили, что на представительницу привилегированного общества она не тянет. За время пребывания в чуждой среде, Лара, разумеется, улучшила манеры, но все еще не дотягивала даже до провинциальной Ани.

– Лариса Константиновна, простите, ежели я вас обижу, но не могу не задаться вопросом…

Лара, пытающаяся как можно скорее высушить длинные волосы, отвлеклась от динамичного терзания влажных кончиков и внимательно посмотрела на соседку.

– Почему вы так странно говорите? – она замялась, а потом добавила: – не поймите меня неправильно, но ваша речь так причудлива… Вы так невероятно сочетаете низкую лексику и литературные обороты…

– Хочешь сказать, что это сильно бросается в глаза? – Лара перестала мучить волосы и направилась за ширму.

– Это немного выбивает… Как вы часто говорите – напрягает, – осторожно отозвалась Аня.

– Для меня этот язык как иностранный, – пожала плечами Лара и перекинула домашнюю сорочку через перегородку.

На деле так оно и было. Как бы хорошо ты ни старался говорить на литературном английском, рано или поздно проскользнет «that sucks», а, говоря с маленьким ребенком, выдашь «херня». И с этим ничего не поделать. У Лары не было привычки держать спину ровно и загибать сложные предложения в повседневной речи. Что здесь скажешь? Отстой.

Но все это было утром, а теперь Лара стояла посреди гостиной, где каких-то пятнадцать минут назад читались стихи. Гордо приподняв подбородок, она целилась в голову Евгению Петровичу. Ладно, целилась она не совсем в голову, а чуть выше, в мишень над головой, и вот, в лучших традициях произведения, в котором герою то и дело улыбается удача, Лара произвела единственный выстрел и, разумеется, попала. Лара не могла не попасть: лет с 10 она обожала тир, конечно, там ей нравился не сам процесс выстрела, а получение приза. Но какая разница, если нынче стреляла она отменно.

Евгений Петрович убрал от лица серебряный поднос, который Лара предусмотрительно всучила офицеру для защиты от вишневых косточек. Разумеется, стреляла она не настоящими пулями, если бы что-то пошло не так, Лару бы вряд ли приняли в дружный коллектив. Комната наполнилась аплодисментами. В тот момент ей очень хотелось повторить фразочку из тиктока: «За декабристов и двор, стреляю в Милорадовича», но она воздержалась – не в тиктоке, подобные вещи звучали не смешно.

С довольным видом победителя, Лара опустилась в кресло возле окна. Хорошее место, которое, как казалось Ларе, приносило удачу. Именно здесь она заключила пари с Рылеевым, именно здесь они сидели, когда литератор сообщил, что нашел для нее издателя.

– Послушайте, Лариса Константиновна, – к ней подсел тот самый Евгений Петрович, в которого она целилась, – но почему вы не пишете под своим именем, к чему все это?

В руках он держал утреннюю газету, где как раз опубликовали ее заметку. Лара предположила, что Кондратий Федорович, как хороший менеджер знаменитости, раздавал экземпляры при входе. С другой стороны, ей экземпляра не выдали.

– Знаете, если говорить о каком-либо возвышенном мотиве, куда легче выражать идеи, будучи неузнанным. Я могу сказать что угодно, не опасаясь, что в дальнейшем меня за это будут порицать – все негодование оставим на долю Максима Константиновича. К тому же, без лишнего лукавства, стали бы вы серьезно относиться к моим текстам, подпиши я их женским именем?

Ее собеседнику было сложно сказать что-либо не солгав. Поэтому он согласился с иным:

– Да, не поспоришь, говорите вы весьма дерзко, – заметил тот сворачивая газету в трубу.

Мужчина Ларе не сильно нравился. Ей вообще мало кто нравился. Дурацкие прически и штанишки с высокой посадкой едва ли делали местных кавалеров привлекательными. К тому же, она, в отличие от местных мужиков, была достаточно высока. Короче, вариант с браком по расчету Лара отложила в дальний ящик.

– Я говорю свободно, – наконец покачала головой Лара. – Разве не в этом смысл?

– Не пытаетесь ли вы, Лариса Константиновна, сказать, что вас не устраивает положение дел Отчизны? – заговорщицки улыбнулся собеседник.

– Не сочтите за труд, сударь, избавить меня от необходимости сознаваться в чем бы то ни было, – Лара немного запрокинула голову. Знал бы этот сударь, плененный ее вкрадчивой манерой речи, с каким трудом идет составление этих томных фраз. – Все, что я пытаюсь сказать: не находите ли вы страшной глупостью то, что какие-то люди в кабинетах решают за меня, дурна ли книга или хороша? Неужто я сама не вправе решить, что будет мне вредно?

Лара внимательно посмотрела на собеседника и как-то простодушно улыбнулась:

– Не стоит делать вид, что хоть один из здесь присутствующих не жаждет хотя бы книжной свободы.

После этой фразы девушка извинилась и встала, намереваясь взять чего-нибудь выпить. Светские приемы казались чем-то манящим, но, как оказалось, только в художественных фильмах. Собрание утомило девушку, как перерывы между выступлениями на культурном форуме: нужно улыбаться, и, если кто-то из гостей захочет с тобой поговорить, не ударить в грязь лицом.

– Позвольте, Лариса Константиновна, – догнал ее возле стола с шампанским собеседник, – ведь в таком случае главная проблема кроется где-то вверху, не находите? – он вновь указал ей на кресла около окна, намекая на необходимость продолжить разговор.

– Помилуйте, – вздохнула Лара, – проблема никогда не бывает только где-то вверху. Проблема всегда в головах, покуда народ сам не поймет, что положение дел критично, ничего не изменится, – она отпила совсем несладкого напитка и поморщилась.

– Но будь все умны, как вы, – он доверительно наклонил голову, – хотите сказать, что и потребности в изменениях не возникло бы?

В гостиной становилось все шумнее, поэтому Лара перестала опасаться говорить на спорные темы.

– А выходит, что это только вы умны? – она так же доверительно наклонилась к собеседнику. – Не сочтите за дерзость, но не чувствуете ли вы в себе сил взять роль Бога?

В комнате царила поразительно веселая атмосфера, как на любой современной вечеринке, словно здесь собирались не люди, затевающие страшное.

– Позвольте, но не берете ли вы и на свои хрупкие плечи столь же непомерную ношу?

Ларе показалось, что с ней просто заигрывают, но лично ее подобные темы для разговора никак не заводили.

– Я не имею привычки заблуждаться, – лаконично отозвалась она и откинулась в кресле. – К тому же, не такие уж и хрупкие у меня плечи.

– Смею ли я надеяться на то, что вы развернете эту мысль? – он также откинулся в кресле. – Разумеется не о ваших плечах.

– Мы не нация революционеров… У нас никогда не будет, как в Европе, – вздохнула Лара, знающая о том, что пройдут века, а люди так и не научатся выходить бороться за права. – Мы будем неистово ругать то, что имеем, но не пойдем что-то менять.

– Прошу простить, но я не могу здесь согласиться, – переменился в голосе Евгений Петрович.

– Отчего же? – удивилась Лара.

– Ежели бы Отчизна наша держала правильный курс, мы бы стали ее верными слугами!

– Откуда вам, Евгений Петрович, известно, что есть верный курс? – улыбнулась Лара. – Прошу заметить, я не выражаю несогласие с вашим мнением, а просто делюсь наблюдениями: армия может сместить государя, но положение дел изменится едва ли. В конце концов, мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали.

Повисла неловкая пауза. Возможно для собеседника это было нормальной тишиной, но Ларе хотелось сбежать. Она и так сболтнула лишнего.

– Но ведь поэтому и необходимо создать парламент, – наконец нашелся собеседник.

– И будет как в Британии? – тут же уточнила Лара. – Где у власти сидят одни и те же лорды, отстаивающие свои интересы и не разрешающие журналистам про это писать?

– Почему вы так категоричны? Где ваша вера в лучшее?

Ларина вера в лучшее осталась где-то в районе учебника по истории. Она знала, что все закончится провалом и, впервые за полтора месяца новой жизни, задумалась, что вообще она забыла среди людей, идеалы которых ей всегда были далеки. Ларин самый большой страх – жестокая и беспощадная гражданская война. А все ее новые друзья – те самые бунтари, которых бьют на митингах, дают сроки и штрафуют за плакаты со смайликами. Внезапно, ей стало невыносимо тоскливо.