Read the book: «Предатель. Вернуть любовь», page 2

Font:

Глава 3

Егор

– Нет! Нет! Не-е-ет! – хрипит моя совесть затухающим скрипучим ревом. Барабанные перепонки рвутся, как тонкие паутинки, а в ушах все еще стоит истошный крик Ани.

Ее голос звучит повсюду, заглушая собственный разум, перекрывая пульс.

В голове вязкий густой туман. Он проникает в каждую клетку и отравляет ядовитым паром. Перед глазами – пелена. Бескрайнее пустое марево, и оно разрастается с каждой секундой. Моя идеальная, красивая жизнь растворяется в грязи предательства и обмана. Моего предательства.

Как?! Как я пошел на такое? Зачем?

Ее полный отчаяния и ужаса взгляд у меня перед глазами. Затравленный, пустой. Словно в нее разом выпустили целую обойму.

Я даже не сразу понял, что произошло. Пришел в себя, когда она, тяжело оттолкнувшись от косяка – своей единственной на тот момент опоры, медленно побрела вон из квартиры. Из нашей, сука, квартиры! Которую я так тщательно выбирал, ждал, когда дом наконец достроят, делал ремонт. И все в тайне от жены. Представлял, как она обрадуется, когда вручу ей на годовщину связку ключей, скажу пламенную речь, а потом буду любить в нашей новой спальне. Сначала на большой двухспальной кровати с каким-то там навороченным матрасом, чтобы спина Анютки больше не болела, затем в душе, в гостиной с панорамными во всю стену окнами… Как буду целовать округлившийся животик, слушать шевеление малышей. Она же беременная у меня. Нашими первенцами. Такими долгожданными и желанными близнецами…

Аня стонет во сне, выдергивая меня из забытья. Тут же бросаюсь к ней, словно своим присутствием могу что-то изменить, исправить… отмотать время назад и… что?! Злюсь на себя. Что я могу?!

Все уже сделано, Булатов. Так что заткнись и пожинай плоды.

Медленно опускаюсь рядом с ней на колени, дрожащими рукам накрываю ее маленькую, еле теплую ладонь.

Аня спит.

Ее длинные черные ресницы все еще мокрые от слез, под глазами темные круги, которых я готов поклясться утром еще не было. Губы сухие, искусаны в кровь. И все это из-за меня.

Только сейчас набираюсь смелости, чтобы опустить взгляд ниже. К животу, где еще несколько часов назад резвились наши мальчишки. Вспоминаю, как они в первый раз толкнулись. С каким благоговением я слушал двойное сердцебиение. Как часами смотрел на черно-белый снимок УЗИ, боясь поверить, свыкаясь с новой ролью. Папа… Я должен был стать отцом в конце сентября…

Но моя измена все разрушила.

Наклонившись, целую руку жены. Пальчик за пальчиком. Я покрываю ее ладонь десятком поцелуев, но ни один из них не способен уменьшить мою вину. Я и не пытаюсь себя оправдать. Просто… не верю.

До конца не верю, что сделал это. Пал так низко. Я.

Какая-то часть меня еще противится.

Нет!!!

Это неправда. Этого просто не может быть. Это дурной сон. Если я сейчас замахнусь, тресну себя по башке, я обязательно проснусь…

Больше всего на свете мне хочется проснуться и понять что ничего из этого не было!

А что было?

Я не помню. В голове только обрывки воспоминаний. Утро. Я поцеловал Аню и пообещал, что вручу свой подарок вечером, после работы. Жена нежно улыбнулась и застегнула на моей руке часы. «Люблю больше жизни» – гласила гравировка на корпусе. И я ни секунды не сомневаюсь в ее подлинности! Аня – мой воздух, мои душа и тело. Я не могу без нее жить!

А она – без меня. Это как болезнь. Взаимная зависимость, от которой невозможно избавиться. Разве что вырвав из груди вместе с сердцем. А может ли человек жить без сердца?

Нет!

Сто раз нет!

Тысячу.

Но я все равно отправился на работу. Привычная суета офиса. Встречи. Подписание договора. Новый проект. Я помню каждое, произнесенное мной, слово. И то, как пил кофе с Евой – своей новой секретаршей. Как смеялся над ее забавным рассказом об очередном неудачном свидании. А потом позвонили из мэрии. Мы выиграли очередной тендер на госзаказ и решили отметить это событие. Я поднял тост за процветание фирмы, а потом…

От накатывающих воспоминаний в горле разгорается настоящий пожар, голова трещит от боли, а желудок скручивает морским узлом.

Я вспоминаю, как обнял Еву. Эта красивая фигуристая блондинка и раньше выказывала мне знаки внимания, но я четко дал ей понять, что не это не к чему. Я женат и люблю только свою жену! Но это не помешало ответить на ее заигрывания…

Страстный поцелуй в кабинете. Ее томные, горящие глаза, безумие, охватившее нас обоих. Я вспоминаю, как вызываю такси, потому что явно перебрал с алкоголем и не смогу вести сам, хотя и выпил совсем немного. И как мы оказались в нашей новой квартире. В той самой гостиной, где я планировал отпраздновать нашу с Аней годовщину. И где она, впоследствии, меня и застала, сношающегося со своей секретаршей…

В какой именно момент меня переклинило? Когда это произошло?

Я пытаюсь найти ответы в своей голове, но ничего логического на ум не приходит. Да, мне нравилась Ева. И я не раз засматривался на ее прелести. Признаюсь, было такое. Но я никогда не переступал черту! Никогда!

Ага, так не переступал, что в итоге трахнул ее на глазах у беременной жены…

О чем я вообще думаю?

Ищу смысл там, где его нет. Пытаюсь оправдать свое предательство, будто это вообще возможно. Идиот!

Я же сам во всем виноват.

Сам!

Я взял на работу Еву, хотя с самого начала понимал, что не смогу сдержаться. Чем дольше я держал ее при себе, тем слабее соображал. И тем глубже она проникала в мои мысли. Я подвозил ее после работы, потому что Ева жила в пригороде с больной бабушкой и мне хотелось хоть как-то ей помочь. Конечно же об этом никто не знал. У нас как будто появился общий секрет. Тайная жизнь, о которой никто не догадывался…

И все равно я не должен был ее целовать! Надо было обрубить все в начале, когда это только-только зарождалось. Тогда бы мне не пришлось сейчас оправдываться…

И все было бы по-другому!

Наши дети были бы живы.

Господи, наши дети…

Думаю о них и хочется заорать. Убиться башкой о стенку. Сдохнуть.

За что, Господи? За что ты так с нами?

Они же не виноваты… Ни они, ни Аня.

Только я!

Я один должен расплачиваться за свое предательство!

Я!

Так почему ты наказываешь меня ими?!

Глава 4

Анна

Очередное пробуждение, как прыжок в пропасть. Открываю глаза, и воспоминания вновь обрушиваются градом из булыжников.

Руки тянутся к пустому животу. Комкая, сминают белоснежную ткань. Короткие ноготки впиваются в кожу, но я все равно ничего не чувствую. Боли нет. Только звенящая, сводящая с ума безысходность.

Хочется выть, свернуться на кровати калачиком и кричать. Орать в никуда. Громко. Так громко, чтобы меня услышали Там.

За что? Боже, за что?

Я ведь была хорошим человеком. Я никому ничего плохого не делала!

По возможности помогала нуждающимся, в университете руководила добровольческим сектором. Там я и познакомилась с Егором. Влюбилась в него как дурочка, хоть и понимала, что в жизни такие, как он – богатые, успешные, привыкшие быть в центре внимания, никогда не засматриваются на таких, как я.

Что я могла ему дать?

Обычная девчонка, из простой семьи, не красавица. Я ему не пара. Я знала это с самого начала.

И все равно верила в сказку.

Вот такая вот современная Золушка с юрфака. Единственная, кому удалось остепенить плейбоя Булатова…

На выпускном курсе он сделал мне предложение. Как же мне тогда завидовали! Косились, шушукались. Я была темой номер один для обсуждений. Я и мой жених-совладелец небольшой строительной компании, которая на тот момент делала первые шаги в мир большого бизнеса.

Мы же были счастливы! Сами накопили на свадьбу. Поддерживали друг друга во всем…

А потом я узнала, что беременна.

Наша любовь переродилась во что-то большее, самое дорогое, что может быть. В наше продолжение…

Неужели я так ослепла от счастья, что не заметила, как потеряла его? Растворилась в своих чувствах. Но ведь я была уверена, что он тоже любит меня!

Егор делал все, чтобы я ни на секунду не усомнилась в его отношении ко мне.

Получается, он притворялся?

Все это время…

Нагло врал мне в лицо, а сам…

Сердце сжимается от дикой боли. Как же мне все это пережить?

Боковым зрением улавливаю под стеной слабое движение.

Знакомая сгорбленная фигура на полу сидит, уронив голову на колени.

Что он тут делает? Я же просила его уйти! Просила…

Пустота внутри медленно наполняется злостью. Новое чувство вытесняет былую любовь, растворяет в яде предательства. И я уже не могу ни о чем думать.

Предатель!

Изменщик!

Убийца…

Все ложь. Его сладкие речи, признания в любви, ласки, возносящие меня до небес. Все неправда!

Наглая. Грязная. Ложь.

– Аня? Как ты?

Мой муж – мужчина, растоптавший мою жизнь, медленно встает. Проводит по лицу ладонью, глядя на меня серыми, некогда любимыми глазами.

Молчу.

Меньше всего на свете мне хочется говорить с ним о своем самочувствии. Просто говорить. С ним.

– Аня…

– Убирайся!

– Аня, прошу тебя. Я не оставлю…

– Егор, уходи! Вон, я сказала!

Схватив с тумбы стакан, бросаю в него. Булатов чудом успевает отскочить. Стакан пролетает в сантиметре от его головы, бьется об стену и разлетается на куски. Совсем как и мое кровоточащее сердце.

– Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Никогда!

Я даже не смотрю в его сторону. Отворачиваюсь. Закрываю глаза.

Его нет. Не существует. Он для меня пустое место. Подонок и предатель. Убийца моих детей.

В палату заходит вчерашняя женщина-врач.

– Что здесь происходит? Анна Алексеевна, как вы себя чувствуете?

– Плохо. Мне очень… очень плохо. Я хочу, чтобы этот человек ушел. Пожалуйста, выведите его отсюда!

– Егор Сергеевич, вам действительно лучше выйти.

– Но я хочу быть рядом с женой!

Меня это выводит, выворачивает наизнанку. Он. Хочет. Он! Господи, как же я его ненавижу!

– Ты не понимаешь?! Егор, убирайся! Я хочу забыть тебя, стереть из памяти, как страшный сон! Из-за тебя я потеряла своих детей! Я ненавижу тебя, Булатов! Слышишь?! Я не хочу тебя видеть! Уходи к своей блондинке!

– Аня…

Не знаю, что со мной происходит. Я как раненая львица, готова наброситься на него с когтями, расцарапать эту наглую, ничего не выражающую, физиономию.

Будь под рукой что-то тяжелое, я бы бросила в него не думая.

– Доктор, прошу вас! Пусть он уйдет! Если он еще хоть на минуту здесь останется, я за себя не ручаюсь.

– Успокойтесь, пожалуйста. Вам сейчас нельзя волноваться. Все будет хорошо. Егор Сергеевич уже уходит.

Она теснит его к двери. И в этот раз Булатов не сопротивляется. Я вижу, как он выходит за порог, как закрывается белая безликая дверь.

И только тогда понимаю, что все это время я даже не дышала. Выдыхаю. Слезы водопадом брызжут из глаз. Рыдания рвутся из горла сдавленным хрипом.

Больно…

Господи, как же это больно…

Ненавижу его. Просто… ненавижу!

– Анна Алексеевна, ну не убивайтесь вы так. Я понимаю, вам больно. Вы потеряли ваших первенцев, но жизнь на этом не заканчивается. Вы еще молодая, у вас вся жизнь впереди. Все наладится…

Понимаю, она всего лишь выполняет свои обязанности. Ее задача – успокоить меня и не допустить ухудшения ситуации. Но ее слова только раздражают. Она словно ковыряет мою рану. Лезет туда грязными руками, а я снова ничего не могу сделать! Только чувствую, как из меня по капле вытекает вся моя жизнь. Мечты… Все, во что я верила.

И я снова проваливаюсь в пропасть. Вниз. На самое дно. В пустоту.

Это конец.

Все закончилось.

Ничего больше нет.

Ни детей, ни мужа, ничего… Я – никто. Пустая оболочка. Ничто…

Глава 5

Утро. Теплое весеннее солнце проникает сквозь створки жалюзи, освещая палату. Маленький проворный луч медленно сползает со стены, бьется в овальное зеркало и снова исчезает, будто растворяясь.

Пустым отрешенным взглядом смотрю ему вслед.

Привет, Аня. Это все еще ты. Другая… Опустошенная. Раздавленная предательством мужа, до сих пор но почему-то живая. Ты дышишь, хоть и с трудом. Анализируешь. И у тебя есть сутки на то, чтобы решить свою судьбу. Хотя в глубине души ты все уже сделала. Еще позавчера. Стоя на пороге той самой квартиры. В момент, когда два крохотных сердечка у тебя внутри замерли навек…

Кусая губы, заставляю себя не плакать. Горло все еще саднит, даже дышать больно. До меня наконец дошел весь ужас произошедшего. Истерика прошла, теперь работает только мозг.

Все вопросы и стенания потеряли актуальность. Произошло то, что произошло. И единственное, что я теперь могу и должна сделать – это уйти. Гордо, молча, без истерик.

Потому что жить с изменщиком и убийцей я не смогу.

Не прощу его!

Никогда не забуду, что он с нами сотворил!

Свесив ноги, шарю в поисках обуви. Простые больничные тапочки находятся почти сразу же. Обуваюсь и, оттолкнувшись руками, пытаюсь встать.

Прислушиваюсь к ощущениям. Будто все затекло, а теперь возвращается в исходное состояние, и этот процесс до скрежета неприятный. Осторожно делаю шаг, морщась от мгновенной стреляющей боли. Готова скулить рыдать взахлеб, но запрещаю! Запрещаю себе любое проявление слабости. Да и толку от моих истерик?

Мои малыши не вернутся.

И я не стану прежней Аней.

Теперь все по-другому.

Маленькими почти невесомыми шагами, цепляясь за стены и рвано дыша, будто инвалид, которого заново учат ходить, я все же добираюсь до ванной комнаты. В зеркало принципиально стараюсь не смотреть. Игнорируя собственное отражение, выполняю все привычные процедуры, которые теперь даются особенно тяжело и занимают уйму времени.

Наконец, сполоснув рот после зубной пасты, разрешаю себе посмотреть вперед. В свои пустые медовые глаза. Напряженно. Неотрывно.

Но ничего.

Никаких признаков жизни.

Саркастически улыбаюсь.

Вот и все, Золушка, закончилась твоя сказка…

Выключаю воду и выхожу.

Не успеваю дойти до середины палаты, как дверь открывается. Заходит мой лечащий врач, но я успеваю заметить в коридоре еще несколько фигур. Егор со своими родителями. Свекры сидят у противоположной стены на диване, сгорбленные и молчаливые. Значит, они уже знают…

Что ж, даже лучше. Потому что сама я не смогу. Не смогу признаться.

Одно дело – узнать, что твоих детей нет, но другое – принять это как данность… смириться.

Нет… я не готова. Никогда не буду готова!

Словно почувствовав неладное, Егор поднимает взгляд на меня.

– Смотрю, вы уже начали вставать, – произносит врач, прикрывая за собой дверь. – Похвально, но не переусердствуйте. Если швы разойдутся, потребуется повторное вмешательство. А вы еще после первого не оправились.

Молчу. Еле доползаю до кровати и сажусь.

Слушаю ее голос и не совсем понимаю. Не могу сосредоточиться.

– Выкидыш, да еще и на таком сроке, к тому же однояйцевые близнецы… Я должна была сказать вам еще вчера, но вы были в таком состоянии… Когда вы поступили на «скорой» ситуация была критическая. Перед нами стояла всего одна задача – спасти вам жизнь. И мы сделали все, чтобы вытащить вас, но… – я с трудом сглатываю ком в горле. – С большой долей вероятности вы уже никогда не сможете родить. Мне очень жаль. Простите…

Интересно, скольким женщинам она говорили эти слова? Сколько раз извинялась за разрушенные жизни? Как часто?

Говорят, у врачей искажено восприятие, они чувствуют и думаю по-другому. Не так, как остальные. А еще они не умеют жалеть. Смерть – это часть их жизни.

Их.

Но не моей.

Не моей, черт вас всех дери!

НЕ МОЕЙ!

Я будто снова в пропасть проваливаюсь. С каждым разом все глубже. Дальше.

Осознание бьет по мозгам. Запоздало. Жестко. Выкручивая притупившиеся эмоции на максимум.

Вспоминаю взгляд Егора. Как он смотрел на меня сквозь дверь палаты. Интересно, он уже узнал хорошую новость?

Детей нет. Возможности забеременеть тоже. Больше ему не придется играть в заботливого мужа.

– Анечка, не убивайтесь вы так. Вы еще молодая, у вас вся жизнь впереди… А деток всегда можно усыновить. Уверена, вы с мужем станете прекрасными родителями…

– Мы разводимся, – обрубаю ее на полуслове. – Нет у меня мужа. Нет и не будет! Как и детей.

– Простите…

– Просто оставьте меня в покое. Я хочу побыть одна.

Я словно в коматозе. Забираюсь на кровать с ногами и сворачиваюсь калачиком.

– Я скажу медсестре, чтобы принесла вам поесть. Отдыхайте.

Она выходит в коридор, и я снова чувствую на себе взгляд Егора.

В его глазах потрясение, боль…

Ему правда больно?

А каково теперь мне? После всего, что он с нами сделал… Рыдания рвутся и моей груди. Прикусываю кулак, чтобы не завыть в голос.

– Аня… Девочка моя…

Ко мне подбегает свекровь. Пододвигает стул и садится. Гладит по содрогающимся плечам. Обнимает, прижимаясь всем телом. Слышу ее сдавленные всхлипы. Как шепчет нежные слова. Говорит, как они со свекром испугались за меня.

– Родная моя, – вытирает слезы с моей щеки. – Как же так, милая? В голове не укладывается…

Скулю.

Не могу сдержаться. Задыхаюсь от боли. Сгораю.

– Девочка моя, – гладит меня костяшками по скуле, вытирая льющиеся водопадом слезы. Снова обнимает, целует в лоб. – Поплачь, родная. Плачь. Я знаю, как это невыносимо. Я все знаю, родная. Когда моя дочь погибла… Мне казалось, что я должна умереть вслед за ней. Но… Как? Как такое могло случиться? Я не понимаю. И Егор молчит. Ничего не говорит…

Всхлипывает. Плачет в голос, а у меня сердце на куски разлетается. Мысленно подмечаю, как она осунулась, будто постарела на несколько лет. Конечно. Мы же так ждали этих малышей. Она вязала мальчишкам пинетки, готовила детскую. А теперь… Надо передать все это в детский дом. Или в больницу. Я займусь этим позже.

$1.57