Read the book: «Обрастая листьями», page 5

Font:

С губ неизвестной сорвался тяжелый вздох. На ее глаза навернулась боль воспоминаний и груз вины и обид, которые она так и не смогла отпустить до конца.

«А я смог?» – мелькнуло в мыслях, прежде чем меня вновь затянуло в историю.

– Понятное дело все прошло, когда я стала старше и начала жить самостоятельно. С родителями мы помирились, но все же, даже сейчас я не могу избавиться от боли, которую причиняют мне потухшие воспоминания тех далеких дней. Все могло сложиться иначе, не будь я зациклена на цветах.

Неизвестная внезапно прервала свой рассказ и вспомнила о моем существовании. Она нервно поежилась, но поняв, что я по-прежнему отношусь к ее словам спокойно и внимательно, продолжила.

– Но это не важно. Я должна была начать рассказ с другого момента, имеющего непосредственное отношение к нынешней проблеме. Это началось, когда я училась в университете и одновременно подрабатывала в цветочном магазине. На собственные сорняки я перестала обращать внимание и почти сама поверила, что те были лишь плодом воспаленного воображения. Но однажды я заметила в толпе лицо. Лицо неосознанно похитило мои мысли, и я поняла, что все остальное перестало иметь для меня значение в этом мире.

Время от времени лицо лучилось у витрины и изредка заходило в магазин, принося за собой солнце и свежесть весеннего дня. Тогда я с удивлением заметила, что цветы, распускающиеся от моей поступи, изменились. То были уже не робкие незабудки. Скромные полевые цветочки превращались в ростки тюльпанов. Когда я впервые их увидела у меня от перехватило дыхание, и я поняла, что хочу, чтобы и лицо почувствовало тоже самое, глядя на них. Осторожно, словно драгоценность, я выкопала хрупкие луковицы, пересадила их и принялась бережно взращивать. Когда же распустились нежные бутоны, я принесла цветы в магазин и выставила на витрину.

А лицо все не появлялось.

Каждый день я ждала его появления, как ждут свежести дождя изнуренные затяжной засухой деревья. А лицо все не появлялось. И тогда я разучилась контролировать свой дар.

Пестреющее-огненные розы обильно распускались вслед за моими шагами, и вскоре их сила начала меня пугать. Стоило мне пройтись по дороге, как через несколько секунд многочисленные соцветия разрывали асфальт и выползали из-под земли, захватывая фонарные столбы и оплетая стены домов. Они преследовали меня, куда бы я не пошла, и стоило остановиться, как опутывали лодыжки и впивались острыми шипами в кожу. Я не могла более долго оставаться на одном месте, в противном случае и сама бы обернулась кустом алеющих роз. О тюльпанах я более не вспоминала. Не вспоминала я и о лице, напрочь позабыв, как оно выглядит, и что на самом деле значит для меня. Его изначально лучистое тихое тепло обернулось в моей голове алеющим пожаром, с которым я не могла справиться. Шипы вонзались в ноги, все глубже и глубже прорастая в меня, и корни роз стерли память о тихой радости и заполонили мысли новым образом, не имеющим ничего общего с реальностью.

Но вот лицо вновь появилось перед витриной, осветив появление ласковым теплом. Пожар, отравлено пульсирующий по моим венам, внезапно улетучился, и розы испуганно заползли обратно под кожу земли. Еще мгновение лицо стояло перед витриной, после чего открыло дверь, зазвенев колокольчиком и протянуто вслед за собой шлейф, сотканный из солнечных лучей и свежего дождя.

– Здравствуйте. – вежливо сняло оно промокшую насквозь шляпу. – Ну и погодка.

Я могла лишь беспомощно молчать, и мой голос вступил в диалог за меня.

– Добрый день, хотите что-то приобрести?

– Да, хочу сделать подарок жене ко дню свадьбы. Можете что-то посоветовать?

Я могла лишь беспомощно молчать, а голос продолжил диалог за меня.

– У нас есть замечательные розы, только вчера поставили. Или, например, хризантемы, лилии…

– Благодарю, но столь роскошный подарок не по душе ни мне, ни моей жене. Я хотел бы напомнить ей о днях нашей первой встречи. Нет ли чего-нибудь более скромного и искреннего. Скажем, как насчет тюльпанов?

Тюльпаны? В середине лета? Мой голос застыл в глубокой растерянности. И тогда за него тихо и робко ответила душа.

– А…Да, есть, но боюсь они Вам могут не понравиться.

Лицо дало мне понять, что не может увидеть мои слова, так как их вижу я. И из закутка, с дальней полки, я вынула давно забытые и покинутые мной цветы, которые распустились нежными, как отголосок безмятежной тишины, бутонами.

Лицо протянуло к ним руку и осторожно дотронулось до лепестков. Как будто кто-то впервые коснулся моей души, пусть и на короткое мгновение.

– Какие замечательные цветы, как раз то, что мне нужно.

– Правда? – отозвалась робко душа, как будто не верила, что эти слова могут быть обращены к ней.

– Я возьму их. – улыбнулось лицо, и по душе разлилось неизвестное тепло, которое омыло кровь проточной водой, и убрало огонь яда.

Аккуратно, чтобы не поранить весеннюю хрупкость, я сорвала цветы, нежно обернула их, невесомой как фата, бумагой и трепетно вручила лицу, которое теперь лучилось радостно улыбкой.

– Мне очень нравятся. Думаю, жена будет в восторге. – поблагодарило лицо и исчезло в двери, оставив на прощание тонкий звон колокольчика и тихие перешептывания прикосновений дождя на витрине.

– Надеюсь… – прошептала я, смахнув с щеки одиноко катящуюся слезу.

Впоследствии я видела лицо лишь однажды. Оно проходило мимо витрины и, отыскав меня взглядом, приподняло шляпу, как бы говоря: «Спасибо за цветы. Жена осталась очень довольна! Прощайте, счастья Вам!». И исчезло. На этот раз навсегда

Это был единственный раз, когда кому -то пришлись по душе мои цветы. После этого случая, окрыленная, я принялась выращивать их для людей и выставляла в витрине, в надежде, что найдется кто-то еще, кому они понравятся, но никто их не брал. Одни их называли странными, другие говорили: «эти цветы скучные, пожалуйста, посоветуйте что-то другое». Так, выращенные с трепетом и любовью соцветия увядали и опадали, устилая засохшими лепестками пол магазина. Когда же половицы скрылись за покрывалом сухоцвета, я оставила работу и, закончив обучение, переехала, в надежде на новую жизнь.

С тех пор я утратила свой дар, и цветы более никогда не росли из-под моих шагов…

Сейчас неизвестная и сама напоминала почти увядший цветок – цветок, который так хотел жить, так хотел тянуться к свету, но не смог отыскать его источник и рос в одинокой глухой тишине.

Как рос я, в пустой комнате, оплетенной паутиной ветвей, в окружении зеркал, в которых отражался единственный силуэт, больше напоминающий безжизненную и пустую оболочку. И вот сейчас я смотрел на луч, растекшийся легким сиянием по ее ниспадающим, чуть растрепанным волосам. И неожиданно заметил запутавшийся в них зеленый лист. Я протянул к нему руку, и дотронувшись невесомым прикосновением к ее пряди вынул, положив на свою ладонь.

– А когда на Вас начали расти листья?

– Так Вы их все-таки видите! – потрясено воскликнула незнакомка, и изменилась в лице. Как тогда, отбиваясь от толпы белых халатов, она уверенно и твердо на меня посмотрела, а вслед за этим вместе с потоком слов обрушила на меня жажду жизни. – В таком случае помогите! Вы же врач! Сделайте что-нибудь, пока не стало слишком поздно! Совсем недавно я обнаружила на спине лист, а через неделю появился еще один, а затем и еще один. Я поначалу не обратила на них особо внимания, но с каждым днем их становится все больше и больше. Еще немного и они придавят меня к земле тяжестью! – полу истерически кричала она, и вцепилась руками в волосы. – Я не смогу передвигаться, а значит и пить, и есть тоже! И тогда я умру от голода или жажды и даже не смогу позвать на помощь!… что, почему Вы смеетесь? – опешила она и голос ее дрогнул, готовый в любой момент сорваться в слезы от обманутых ожиданий и предательства с моей стороны.

Я действительно прятал в кулак смешинки, срывающиеся с уст, но вызваны они были вовсе не ее словами, а невероятной легкостью, которую я почувствовал, находясь рядом с этой девушкой.

– Не бойтесь! – развеял я ее страхи. – Я вовсе не хочу оскорбить Ваши чувства. Напротив, я как никто другой понимаю их, ведь сам совсем недавно прошел через то же самое.

– То есть… – она слегка приподнялась со стула, словно впервые увидела лучик, который так долго искала.

– Да, я тоже некогда был сплошь покрыт листьями и вижу, что у Вас еще далеко не критическая стадия. Прежде чем наступит момент, когда Вы не сможете передвигаться, Ваше тело сплошь покроет слой грубой коры, вырастут ветви и лианы. Но и даже тогда еще не наступит критическая стадия. К тому же никто не отменял фотосинтез. Так что от голода Вы в любом случае не умрете.

– Правда?

Я кивнул головой, и девушка опустилась на стул со вздохом облегчения. Ее глаза сбрызнули слезы радости.

– Так значит это пройдет?

– Если Вы сами этого захотите.

– Да, непременно!

– Вы правильно поступили, что не стали тянуть с этим и обратились ко мне. Если хотите я могу осмотреть Вас и посмотреть, что могу сделать.

– Да, спасибо.

***

Она сняла футболку, высвободив изгиб спины и отодвинула волосы. Ее кожа была скрыта под слоем грубой зеленой листвы, огрызающееся на мои прикосновения. Я попытался выдернуть лист, но тот обжег мои пальцы, как крапива.

– Ну что? – в ее голосе сквозило тревожное нетерпение, как у всех пациентов в преддверие диагноза.

– Все не так плохо. Если хотите я могу оборвать листья. – предложил я.

– А Вы можете? – выпалила она удивленно. – А так можно?

– Конечно можно. – в подтверждение своих слов, я схватил особо назойливого представителя зеленых жителей и с силой извлек его из спины. На коже образовалась красная точка рубца. Я протянул лист неизвестной, а она посмотрела на него со смесью недоумения и облегчения. – Как видите могу.

– Тогда обрывайте. – сказала, как отрезала она. – Больно и неприятно, конечно, но потерпеть я готова.

– Но позвольте спросить, нет ли среди этих листьев того, что был бы дорог вашему сердцу?

Незнакомка обернулась через плечо, посмотрев на меня вопросительно. Мне кажется, в то мгновение в моем взгляде она прочла историю моей жизни, увидела и золотое сияние листа, и сморщенные комочки непрошенных гостей на полу, и поняла мои чувства. Я впервые так близко увидел ее кристально чистые и ясные глаза, в которых плескалась решительность. Уголки ее губ скользнули в несколько печальную и одновременно теплую улыбку.

– Эти листья никогда не смогут стать мне сколько-либо ценными. Поэтому я думаю лучше избавиться от них прежде, чем они захватят мое тело. Прошу Вас – оборвите их все.

Она отвернулась, а я принялся обрывать листья один за другим и те осыпались на пол. Листья не хотели оставлять нахлебное место и больно жглись, но я не замечал боли и только осторожно обрабатывал ранки на спине незнакомки антисептической мазью.

Через десять минут на спине незнакомки остался лишь узор красных точек, чем-то напоминающий звездное небо. Я легонько коснулся его пальцем и вернулся за компьютерный стол, размышляя, заметила ли она мое невесомое прикосновение. Девушка не разрешила моих догадок. Она поблагодарила меня и накинула на плечи футболку. Я видел, что ранки причиняют незнакомке боль, но на душе ей стало легче. Она села на стул и долгим взглядом смотрела, как играют на кирпичной стене за окном лучи солнца. Ее лицо было немного печальным, но глаза искрились светом, который она видела.

Через несколько минут я вручил девушке лист с рецептом, и она убрала его в сумку и поднялась с места, приготовившись покинуть кабинет. Нехотя покинуть кабинет. И вовсе не потому, что за окном шел дождь.

– Позвольте проводить Вас.

– Спасибо. – неуклюже поблагодарила она меня, когда мы дошли до конца коридора. Несколько мгновений мы смотрела друг на друга, общаясь без слов. Наконец она развернулась и, не сказав ни слова, исчезла за углом, оставив после себя след из света.

Еще несколько мгновений я смотрел на то, как он тает, оставляя после себя наполненную пустоту. После чего развернулся и направился в темноту кабинета.

– Постойте! – вновь раздался голос и вытащил меня не свет.

Я обернулся. Она стояла в конце коридора, сжимая в руках ручку сумки, с накинутой на одно плечо курткой. Я слышал неровное биение ее сердца, даже находясь на другом конце коридора. Некоторое время мы молчали. Наконец она выпалила, как тогда, когда ее преисполнила жажда жизни.

– Я еще вернусь. Вернусь чтобы отблагодарить Вас за оказанную помощь… и увидеть вновь… Можно?

Не помню, что выражало в тот момент мое лицо. Думаю, нечто совершенно противоположное безразличию и равнодушию.

– Да! Я тоже должен спросить Вас кое о чем. – крикнул я в ответ.

Девушка была несколько удивлена и растеряна, но глаза ее засветились вновь.

– Хорошо. Тогда до встречи! – крикнула она и ушла, вспыхнув ослепительной вспышкой света.

А я, преисполненный спокойствия, вернулся в кабинет, чтобы поскорее уйти из него и ступить в свет, который теперь ни за что не должен был померкнуть.

***

Там, где ее ботинки касались пола, я обнаружил незабудку. Я присел на пол, нежно коснулся кистью голубого побега. Я подумал о том, заметила ли ее душа мое прикосновение и решил, что в следующий раз непременно спрошу ее об этом.

Я огляделся, взял со стола подставку, в которой хранилась канцелярия и вывалил из нее все содержимое, которое разбрелось по столу и полу. Я подошел к раковине, тщательно вымыл стакан, налил в него теплой воды, а затем трепетно сорвал незабудку и опустил стебель в окутавшее его тепло. Я поставил цветок на подоконник – туда, где его обняли мягкие лучи рыжего закатного солнца.

И тогда что-то странное, доселе неведомое мне и пугающе приятное захлестнуло меня с ног до головы. Я не мог дышать – мне хотелось кричать!

Захлёбываясь этим доселе неведомым чувством, я опрометью помчался в лес. Но на этот раз меня гнали вовсе не страх и обида (да теперь я мог очертить эти чувства словами), а нечто совсем иное. «Я не один? Я не один? Не один!» – стучала в моих висках разгоряченная кровь, и ритм был прекраснее, чем любая симфония мира. По коже скользил ветер, раздувая складки плаща. И изнутри меня разрывало от желания закричать на весь мир о том единственное человеке, который был так мне нужен, без которого я мог лишь вновь покрыться ветвями и засохнуть. Теперь же на мне в большом количестве распускались бутоны, и я понял, что вдыхаю сладостно-пьянящий аромат жизни!

А вслед я понял, что вовсе не на мне распускаются бутоны. И раскрыл глаза на мир, который доселе не замечал, а теперь увидел разом – целиком и полностью. Тот запах принадлежал черемухе после проливного весеннего дождя. Он взорвался свежестью, вытеснил прочие мысли, и, О Боги почему прежде я никогда не замечал его прелести?! Также как и не замечал, как небо разливается в кристально прозрачных лужах! Я хотел прыгнуть в них и упасть сквозь это небо!

Я мог только бежать. Бежать вперед, мчаться от распирающего изнутри восторга от этого мира. Вперед! К свету, который теперь освещал мне путь! Чтобы рассказать им – деревьям, что выслушивали меня, когда все остальные оставались глухими. Чтобы рассказать ему – листу, который был для меня счастьем и отрадой столько лет. Меня несли крылья и казалось, я оторвался от земли чтобы взлететь……………………………………..

И в то самое мгновение из-за угла на меня налетела вспышка, сдавила ребра в жгучих объятьях и подмяла под себя. Мир накрыла тьма.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………….…………………………………………………………………………………………………………………………………………….…………………………………………………………………………………………………………………………………………….…………………………………………………………………………………………………………………………………………….………………………………………………………………………………………………………………………………………….