В общем, как подняли его санитары, как поставили на ножки слабые, снежок отряхнули, так и пошел он мокрый и уставший. Но не домой пошел, а на площадь. Центральную. Пришел, и давай народ пугать: одного за локоть схватит, другому в дубленку вцепится и говорит, говорит! А люди, кто шугается, кто смеется, а кто и откровенно издевается, но не слушают, не хотят внимать. Он и так, и этак, и про чертей, и про сады райские, даже лягушку зеленую припомнил, а народу хоть бы что! Ничем его не проймешь.

Был, говорит, отец у меня. Человек неплохой, да только рассудительный слишком. Вот и дорассуждался. Горит теперь в аду синим пламенем и поделать ничего не может. Не надо, говорит, люди, такими рассудительными быть, проще надо быть, доверчивей. Верьте мне, говорит, люди, я вас от страхов и ужасов спасать буду!

Чем дело кончилось и ребенку понятно – замели. Долго ли? Привезли в участок, допросили, не скажу, что с пристрастием, но разобраться и правда пытались. Да только, кто ж его поймет, сына профессорского, если у него в голове незнамо что делается. Вот и вызвали санитаров, известно откуда. Но вы и сами знаете, как у нас что делается – пока санитары ехали, сыночек сбежал тихой сапой, и то хорошо, не сидеть же еще месяц на таблетках.