Read the book: «Отрывки (сборник)»
Начертание древней истории Бессарабии
(Отрывок)
В Бессарабии по сие время существуют памятники, напоминающие Траяна.1 Насыпные стены, или валы, носят еще имя его, но для чего они построены, неизвестно.
По преданиям и некоторым картам знаем мы только дорогу Траяна2 (via Trajani); вал, называемый Нижним Траяном, носит имя его; легковерный примет его за направление пути победителя даков3 и с удивлением, может быть, скажет: «XVII веков еще не сгладили следов римлян!» – Но для чего же Траян увековечил направление пути своего только в Бессарабии?
Сей вопрос заставил меня обратить внимание на обманчивые предания и рассмотреть вал сей в отношении пути и защиты.
Принять его за направление пути может только одно неведение положения вала и почтительная доверчивость ко всему, что сказано устами предания.
Нижний Траян4 (Траянов вал), начинаясь от Прута, в протяжении своем на восток состоит из двух линий: первая от с. Вадулуй-Исакчи имеет почти прямое направление до вершины озера Ялпуха, от которого вдруг сворачивает вправо к озеру Катлабугу и оканчивается, опираясь в оное ниже вершины версты на три. Вторая часть начинается от первой под прямым углом, отступив от оконечности также версты на 3, и тянется изломанной линиею через вершину озера Китая до озера Сасик, но не далее, хотя Кантемир и некоторые другие полагают, что вал сей идет за о. Сасик на восток по южной России.
Если вал сей есть ретрантамент,5 построенный Траяном для ограждения провинций римских от набегов варваров, то при сооружении сей стены должны были быть соблюдены необходимые условия для удобности защиты. – Но здесь, напротив, все выгоды местоположения на стороне, прилегающей с севера.
Протяжение вала разделяет все пространство между им и Дунаем на части озерами, которые, начинаясь от него, впадают в Дунай – части защиты почти не имеют между собою сообщения, в тылу глубокая река почти в версту шириною. Это ли искусственная граница, положенная мудрым Траяном?
Все сии невыгоды с южной стороны вала и господствование его южной стороною ясно говорят, что он построен не Траяном, а, может быть, судя по названию вала, против него народом, который обитал тогда в Бессарабии.
Чтобы более убедиться в этом, то должно описать не только часть сего вала, названную в истории via Trajani, но все протяжение его по Бессарабии.
Упираясь, как я уже сказал, в озеро Сасик или, вероятнее, в бывший залив Черного моря, нижний Траянов вал оканчивается в отношении защиты с северной стороны, далее он и не мог быть нужен, ибо от сего места защитою служит море, которое до самого Аккермана не имеет и, вероятно, не имело пристани.
От Аккермана вал начинается снова и идет по скату нагорного берега Днестра, но здесь следы его, едва заметные только в некоторых местах, называются нынешними жителями змеевым валом и, кажется, не принадлежали к времени построения большого вала.
При впадении реки Ботны в Днестр, от болот, устья ее или от нынешнего с. Киркаешти, вал показывается в прежнем своем заметном виде под именем Верхнего Траяна, или Траянова вала. Сначала идет он по нагорному левому берегу р. Ботны, а потом поперек всей Бессарабии до м. Леова на Пруте, также везде возвышаясь над южной стороною.
От Леова до с Вадулуй-Исакчи вдоль по Пруту также видны следы его по скату нагорного берега.
Вышина вала была значительна, ибо после XVII веков в некоторых местах он будет до 4 аршин.
С первого взгляда валы сии, заключающие в себе весь нынешний Буджак, составляют как будто бы один необычайной величины редут,6 носящий имя Траяна; целый народ обитает и защищает его; довольный травными степями и оградив себя со всех сторон стеною, кажется, желал бы он, чтоб за нею были пределы жилища людей!
Но это не редут, ибо верхний и нижний валы склоняются в одну сторону, следовательно, они были первой и второй оградой противу оружия Траянова. Прутский вал составлял боковую защиту, а Днестровский, заметный только частями, кажется, не относится к прочим.
Близ Бендер при с. Варнице видны еще остатки укрепленного лагеря Великого беглеца7 после битвы Полтавской. На Пруте окопы Петра Великого, где окружен был стами тысяч турков и татар и изшел из опасности с именем героя,8 чтобы рассыпать на Россию новые плоды благодетельного своего гения. Кагул, Измаил, Хотин напоминают нам великих полководцев и славу войск наших.
MMMCDXLVIII год. Рукопись Мартына Задека
Роман (отрывок)
Около полувека после переселения Османов9 на берега Ливии и вскоре после перенесения столицы Великого народа с берегов Понта на место Рима Босфоранского, в 4-й день травеня10 стечение жителей на Софийскую площадь было необычайно. Волны народа уподоблялись не порывам) громового Изолинского потока, но спокойному и величественному течению Ры,11 соединявшей между собой запад, восток и юг Древней Руси.
В толпах народа не было видно ни рубища, ни грустного взора: одежда и взоры на празднике дружбы были светлы.
Посреди площади, как усеченная пирамида Хеопса, высился восход. К нему-то в этот день сходились босфоранцы встретить своего властителя и сопровождать его в храм Вознесения.
День был прекрасен. Так же, как и в древние времена эллинов, славного Рима и горделивых обладателей санджак-шерифа, так же, как и в средние и новые времена могущества северного орла, когда пробудилось родство народов и соединило их под один кров, юг был тих, спокоен, сладостен для жизни, а Босфорания славилась роскошною природой, легким воздухом и неиссякаемым источником богатства.
Столпившийся парод в разноцветных одеждах казался с высоты зданий туркестанским ковром, разостланным по площади, но какая-то волшебная сила переливала на нем краски, перерисовывала узоры.
Взоры всех обращались к стороне моря, где был летний дворец властителя. Оттуда до восхода, и потом до храма, пролегал путь, огражденный золотыми перилами и покрытый цветным бархатом.
Храм Вознесения был чудом зодчества <…>. Церковь сия, как небесная красавица, осыпанная лучами, отвлекала мысли проходящих от всего земного и обращала взоры на себя.
Горы красного гранита, сдвинутые для сооружения стен и сводов таинственного алтаря, были необъятны. Резные базальтовые обнизи переднего вида и цветоны горели во время светлого дня, как алмазные ожерелья Голконды;12 двенадцать столбов из цельного белого мрамора равнялись вышиною с главными опорами храма и, отделяясь совершенно от здания, составляли полукружием особую колоннаду с бронзовыми изваяниями двенадцати святых учеников.
Пространный золотой купол оспаривал свет у солнца; по оконечностям возвышались круглые башни, подобные древним восточным минаретам; но золотые иглы их были так высоки, что в странах северных большую половину года они скрывались бы в тучах. Все здание, кроме переднего вида, обнесено было рядом высоких тополей.
На башне над домом блюстителя пробило уже двенадцать часов. Это било время выхода из дворца. Все умолкло. Открылось шествие.
Владыко церкви в белом облачении, в ризе, как будто кованной из серебра и осыпанной блистающими звездами, ожидал властителя, приближавшегося под высоким бархатным навесом, который несли четыре витязя в кольчугах. Сверх обыкновенной одежды лежала на плечах царя пурпуровая мантия, на голове был венец царства, в правой руке жезл власти.
Он был средних лет, наружность не изменяла названию земного бога. Кто смотрел на него, тот радовался, что его видел. Взоры его были склонены, но когда он поднимал их, все потупляли глаза с чувством невольного уважения.
Про него новый Орфей13 сказал бы: «Он подобен царю того благословенного народа, которого жизнь равнялась десяти вечностям, который питался нектаром из благородных цветов, а утолял жажду небесною росою».
За ним шли: Совет, судьи, двор, охранная сотня и двенадцать полков пеших и конных защитников.
Когда властитель поднялся на ступени восхода, тихие звуки хора пронеслись по воздуху; сладостное содрогание пробежало по чувствам всех присутствующих. Все умолкло, плавная речь его раздалась.
При первых словах, взглянув на небо, он обратился к народу:
«Слава и поклонение источнику жизни – богу!
Мир и любовь народу!
Сила царю, права закону, воля мудрости!
Настал день нового обета на соблюдение чистоты души и тела! Да будет каждый из вас стражем своего ближнего и десницею царя! Да исполнит Провидение добрые молитвы ваши, а царь ваш да исполнит волю Провидения!»
– Здравствуй, властитель! Здравствуй, отец! – громко раздалось в пароде; и долго не утихали восклицания, переносясь из уст в уста, как эхо пещер Онарских.
Когда народные клики умолкли, тихий гимн, как небесное существо, тек по воздуху, обращая все в тишину и в чувство любви.
В это время властитель следовал к храму; золотые звезды на голубом навесе засияли. Вслед за ним затолпился народ <…>.