Read the book: «Июльский снегопад», page 5

Font:

Мистер Мон соскочил с лошади и привязал ее к сосне, кроны которой золотились в утренних лучах солнца, все движения его были резкими, лицо сосредоточенным. Оказавшись на земле, он осмотрелся. Прямо перед ним, среди сосен и мха, стоял сложенный из грубо обтесанных бревен домик. Сам домик был низким, но его конусообразная крыша поднималась на четыре человеческих роста и венчалась черепом оленя, из которого шел дым. С одной из сторон к дому были приставлены несколько недавно срубленных жердей.

Открыв сапогом дверь, мистер Мон вошел внутрь. Темная комната, в которой он оказался, мало чем напоминал жилье: стены и потолок покрывала копоть, со всех сторон висели блеклые пучки сушеных трав, большая часть места была заставлена деревянными ящиками, покрытыми сверху соломой, и прочим хламом. Тем не менее, здесь жили. Свет, что падал в комнату через небольшое окошко на противоположной от двери стороне, освещал здесь не только хлам, в одном из углов, он вырисовывал силуэт низкорослого мужчины, что сидел на лавке и зашивал сапог. Волос на его голове не было, темное, измазанное сажей лицо его было спокойным, глаза усмехались. Рядом с ним на земляном полу тлели угли очага, дым от которого медленно полз в сторону проделанного в потолке отверстия.

– Как ты здесь еще не сдох? – прокашлял мистер Мон, задыхаясь. Перед головой у него висела засушенная рыба и деревянное ведро. Чтобы пройти дальше, ему пришлось отвести их рукой в сторону.

– Что-то случилось? – спокойно спросил лысый мужчина. Он продолжал шить сапог и усмехаться, не удостоив гостя даже взглядом, как будто не он сам, не факт его появления здесь его не касались.

– Ты только и ждешь, чтобы у нас что-то случилось.

– Значит что-то случилось.

– Случилось… Есть что попить?

Мистер Мон схватил кувшин, что стоял на полу рядом с очагом и вылил его содержимое себе в рот. Лицо его сморщилось, он бросил кувшин и сплюнул на пол.

– Стейнбьерн вернулся, – проговорил он.

– Он и не пропадал.

– В каком смысле он не пропадал?

– Зачем ему пропадать? Он живет в лесу.

– Неужели? И давно он там живет?

– С тех пор, как ты прогнал его туда жить.

– Я прогнал? Я смотрю, ты как будто даже рад, что он здесь живет. Может он еще к тебе и на чай заходит? Нет?

Мистер Мон взял из подвешенной к деревянной балке корзины горсть сушеных ягод и закинул их себе в рот. Лицо его опять сморщилось.

– Говори, что надо, Ортри, и уходи. Я не люблю, когда ты здесь стоишь. Ты плохой человек, плохие люди злят духов.

– Ничего, потерпят твои духи. Меня тоже много чего злит, да ничего… Я пришел послушать, что ты про все это скажешь, про Стейна.

– А что я должен сказать?

– Например, почему он жив? Разве демоны не должны были сожрать его, или что они там со всеми нами делают?

– Мы этого не можем решать, они делают то, что должны делать. Любая жизнь – это хорошо. Нам нужно радоваться, что он жив.

– Так я и радуюсь. Мне-то чего грустить? Я только не пойму, с чего ты здесь такой радостный сидишь. Мне вот интересно, как ты все это объяснишь, как твой волчий язык вывернется, чтобы все объяснить…

– Мои объяснения тебе не помогут, Ортри, ты не умеешь понимать, что я говорю. Вы все приходите сюда, но не умеете понимать.

Мистер Мон усмехнулся и отвернулся к окну.

– Все происходит так, потому что не ты и не я это придумали. Нам незачем это объяснять.

– Это тебе незачем. Ты сидишь здесь, как навозный червь в норе… тебе все равно, что вокруг происходит. А нам сидеть негде. Если Стейнбъерн объявится у нас, я даже не знаю, что может произойти. Что мне сказать людям?

– Зачем тебе что-то говорить?

– Зачем? Да затем, что он вроде бы не имеет никакого права болтаться живым по лесу, но вполне себе болтается. Мы платим за свою жизнь, выгибаемся как можем под этот лес… а он нет. Почему они не тронули Стейнбъерна? Почему я не имею права противиться природе, а он имеет? Может нам и самим бояться нечего?

– Этого нам не узнать, если лес захочет, он сам скажет. Мы должны слушать не свою глупость, а традиции. Пока мы чтим традиции, мы защищены. Это истина.

– Истина… На камне написано, что он может вернуться, так может нам и вправду вернуть его? Появится хоть один человек, который не боится придушить тебя.

Человек на лавке ничего не ответил. Он был все так же спокоен.

– Что-то здесь не так… – продолжил мистер Мон. – Я бы не пришел к тебе, если бы только хотел отделаться от Стейна. Я его не боюсь. Если он и вправду жив, я даже рад за него, он был мне другом… Только вот я за себя не рад! За нас всех не рад, слышишь?!

– Ты ведешь себя, как дурак, Ортри. Мы все знаем, где правда.

– Ничего мы не знаем. В том-то и дело, что никто ничерта здесь не знает! Знаешь, что я хочу больше всего на свете?

Мистер Мон резко повернулся к шаману и вонзил в него свои глаза.

– Я бы все отдал, чтобы поймать его сейчас и узнать, что этот сукин сын там видел! За туманом. Кто его там встретил. Вот чего я хочу.

– Ты и так знаешь, кто там.

– Знаю. Только с тех пор, как я отдал демонам свою жену, правда мне эта больше не нравится! Эта правда превратила нас в слизней!

– Это тьма шепчет тебе…

– Ну так и пусть шепчет! Если уж все это мне она нашептала, то лучше я буду ее слушать, чем тебя! Если тьма хочет, чтоб я был человеком, то пусть я провалюсь в эту тьму, пусть хоть весь мир туда провалится…

– Лес уже сказал свое слово, Ортри, или ты думаешь он обманул тебя? Лес никогда не врет, врут люди. Не мы все это придумали…

– Вот именно, не мы! А страдаем мы! Знаешь, что, я сколько угодно готов терпеть, сколько угодно готов страдать, но обманывать себя я больше не могу.

Камень заветов стоял на площади, за тем местом, где днем располагался рынок. Это был огромный черный булыжник, мало чем отличавшийся от множества других булыжников, разбросанных по деревне. Одна его сторона скрывалась под блеклым лишайником, но с другой стороны, где располагались заповеди, камень остался чист. Природа и х не тронула, словно даже мху и плесени было противно касаться этих древних строк. Как и предполагал Фабрис, прочесть он ничего не мог, – выдолбленные в камне символы были ему незнакомы.

– Лия знала, что я ничего не пойму, – усмехнулся про себя Фабрис. Сюда этим утром он попал случайно, так что не придал этой очередной неудаче значения. Все, что ему было нужно – хлеб и вяленная рыба, их он только что приобрел у одного из лавочников, которые начинали раскладывать товар по своим гнилым прилавкам, так что расстраиваться Фабрису было не из-за чего. Но он все равно решил, что должен раскрыть и эту тайну. Если не сейчас, то, хотя бы, когда-нибудь. Тайн становилось уже столько, что потребовалось бы не одно лето, а может и не два на то, чтобы их раскрыть, но он чувствовал, что каждая из этих тайн содержит в себе очередной ключ, подсказку, и лишь разгадав все можно будет понять происходящее здесь.

– Чего здесь написано? – спросил он у мужчины, что стоял в стороне у одного из прилавков и все это время смотрел на него. Этот холодный взгляд, снисходительная усмешка – они тоже были частью тайны. Во всем этом было скрыто что-то большее, чем нелюбовь к южанам, и Фабрис чувствовал это каждой клеткой своего тела.

Мужчина не ответил. Он отвел взгляд в сторону, вложив в этот жест как можно больше презрения.

– Мне сказали, что здесь заповеди, которые нужно чтить. Хотел узнать, что я должен чтить, если это у вас, конечно, принято.

– Это не заповеди, а проклятье. Чтить тут нечего, – ответил мужчина. Он, снова посмотрел на Фабриса, и взгляд этот, в свою очередь, добавил, что Фабрису не только нечего чтить заповеди, ему еще нечего и стоять перед этим камнем, на этой площади, нечего задавать свои вопросы. Фабрис решил не спорить и уйти.

Весь оставшийся день Фабрис провел в лесу. Он хотел дойти до предгорья, где начинались покрытые льдом каменные осыпи, но времени у него на это не хватило. Дойти туда за один день без лошади было невозможно. Лошади у Фабриса не было, как не было и тех, кто согласился бы ее ему одолжить, так, что он решил отправиться к горам в другой раз. Сегодня же ему хотелось провести вечер как можно бесполезней – без поисков смысла, без размышлений, без разглядываний книг и карт. Как-нибудь так, чтобы не пришлось думать обо всем том, о чем он думал последние тридцать с лишним дней. Все леса, горы и демоны ему уже осточертели. Он прошел через деревню своим привычным маршрутом, которым всегда возвращался из леса, но в этот раз, вместо дома миссис Арнье, свернул на центральную улицу. Ему хотелось поужинать в другом месте. Не то что бы еда миссис Арнье была плоха, такого не сказал бы никто, плох был сам факт того, что кроме своей проклятой конуры в Хидентаре пойти ему было некуда.

По центральной улице Фабрис уже ходил и не заметил ни одного места, где можно было бы поесть или выпить, но все же решил пройти еще раз и удостовериться наверняка. Что-то ему подсказывало, что место такое должно быть. Там, где есть храм для отведения грехов, должно найтись и место, где эти грехи добываются.

Улица была пустой. В отличии от остальной деревни все дома здесь стояли каменные, некоторые имели по два этажа. Это место не нравилось Фабрису – оно было слишком похоже на те улицы, что он встречал по всему континенту – слишком продуманным, слишком красивым. Здесь было слишком много примеров торжества человеческой натуры над естеством, связывающим человека с природой. Но сейчас Фабрис умолял небеса, чтобы помимо каменных стен и чугунных дверей ко всей этой отвратительной массе добавилась хоть одна грязная забегаловка. И она нашлась – в одном из домов на пристроенной веранде. Над входом в нее висела вывеска в форме рыбы с выведенной алой краской надписью. Прочитать надпись было невозможно. Фабрису это было и не нужно, он хотел только поесть, а еще лучше – выпить. Если же удалось бы совместить и то и другое, а в добавок еще и с кем поговорить, он был бы поверить в любого бога, который смог бы это устроить.

На веранде стояло несколько старых деревянных столов, за одним из них сидели трое мужчин, остальные были пусты. Мужчины пили, один из них даже смеялся. Зрелище это было столь же редким для деревни, как зеленеющий луг в середине февраля. Фабрис прошел между столиками, собрав на себе несколько тяжелых взглядов, утвердился в том, что лучше ужина в доме миссис Арнье нет ничего, зашел внутрь. Там было темно. Рядом с входом висело несколько засушенных пучков трав, которые здесь было принято вешать для отпугивания духов. В просторной комнате, насквозь пропахшей табаком, рыбой и потом, сидело всего двое мужчин, пьяных и угрюмых. Один из них что-то разъяснял другому, махая из стороны в сторону рукой. Над ними горел светильник. Он источал ровно столько света, чтобы человек мог видеть свою тарелку, но не ее содержимое. Вместо гирлянд, вдоль одной стены висели сырые штаны.

– Выпить или поесть? – прозвучал за спиной Фабриса хриплый мужской голос. Повернувшись, Фабрис разглядел в свете горелки мужчину с пышной бородой и завязанными сзади в пучок волосами, который стоял у прилавка. Лицо его было спокойным, глаза умными. Огромным ножом он потрошил рыбу, налегая на нее с таким усердием, что куски чешуи долетали до соседнего столика.

– Выпить, – ответил Фабрис. Есть ему расхотелось. От всех других отвратительных мест, где он побывал за время пути, это отличалось лишь тем, что никто не орал и не нападал на тебя при входе с ножом, в остальном, картина была привычная.

– Есть оленина, – объявил мужчина.

– Разве у вас тут есть олени?

– Полно.

– И кто же их стреляет?

– Есть кому.

– Ну, тогда зажарьте, раз есть, – усмехнулся Фабрис. – И чего-нибудь крепкого.

Фабрис забрал стакан, в который ему налили мутной жижи, отсчитал несколько монет и вышел на веранду. Вечер был теплым. Он нашел на веранде уединенный столик в углу, к которому был приставлен один единственный стул и сел за него, поставив перед собой стакан. От напитка доносился резкий и не самый приятный запах. Фабрис поднес стакан ко рту и хотел отхлебнуть, но его отвлек хозяин забегаловки, который подошел к столику и поставил тарелку с сушеной рыбой.

– Закуска.

– Спасибо, – поблагодарил Фабрис. Старая глиняная тарелка выглядела великолепно, но вот рыба явно пересушено. Он приложился к стакану. Напиток оказался крепким и приятным на вкус. Те трое мужчин, что сидели на веранде в стороне от него, о чем-то громко спорили, и вечерняя улица, на которой уже почти не было людей, время от времени наполнялась их смехом. Фабрису они приглянулись. Он пытался вспомнить, слышал ли он здесь хоть раз смех, но не припомнил такого, смеялся всегда лишь он один и, чаще всего, над собой.

– Ты кто такой, с Пентсвера? – внезапно спросил один из мужчин, когда Фабрис в очередной раз посмотрел в их сторону. Мужчина этот был высоким и широкоплечим, почти все его лицо закрывала борода. Смотрел на Фабриса он так, как обычно смотрят на приставшую к сапогу грязь.

– Я? – вздрогнул Фабрис. Он ждал чего угодно, но чтобы с ним заговорили, ждать не мог. Все местные общались с ним взглядом, к словам они прибегали только в самых безвыходных ситуациях и, чаще всего, делали это лишь с целью сравнить его с одним из существующих здесь пресмыкающихся.

– Нет, я из Инфилда.

– Что еще за Инфилд? Это за Белыми озерами? – вновь пробасил мужчина с бородой.

– Это юг, побережье. Точнее, юго-запад, если смотреть отсюда, – ответил Фабрис.

– Так ты с юга?

– А ты не тот ученый, что приехал пять дней назад? – вклинился другой мужчина. Он был невысоким, но широкоплечим. На голове его сверкала лысина.

– Не пять, семь, или восемь. – вновь заговорил бородатый.

– Да какая мне разница, пять или семь, он ведь с юга приехал? – разгорячился лысый.

– Откуда он еще мог приехать… – подтвердил бородатый.

– Так ты ученый? – вклинился в разговор третий мужчина, который сидел чуть дальше. Выглядел он моложе остальных и был выбрит. Длинные светлые волосы на его голове сплетались в грубую косичку, взгляд был холодным и резким.

– Да, верно. Меня зовут Фабрис.

Повисла тишина. На вечерней улице слышался лишь жужжание комаров и стук разделочного ножа, что доносился из-за двери. Вся компания, что сидела напротив Фабриса, уставилась на него своими пьяными глазами, словно он выступал здесь с представлением. Лица их стали враждебными, взгляды хмурыми. В начале эти мужчины показались Фабрису недостаточно угрюмыми для местных жителей, но теперь все исправилось.

– Ты там чего пьешь? Бунч? – нарушил тишину лысый мужчина. В начале он всех громче смеялся, теперь всех угрюмее смотрел.

– Не знаю, – ответил Фабрис, – должно быть, да.

– Судя по твоей роже, Бунч. Гадость. Иди сюда, угостим кое-чем.

Не дожидаясь решения Фабриса, лысый мужчина поднялся, взял столик Фабриса и пододвинул его к общему столу. Фабрис подсел ко всем. В эту же секунду лысый выплеснул содержимое его стакана на пол и налил туда жидкость из глиняного графина, что стоял на столе.

– Пробуй.

Фабрис понюхал содержимое: особой разницы не было, пахло так же отвратительно. Но когда он сделал глоток, по горлу его, вместо жидкости, разлилось ядовитое пламя, лицо его исказилось, глаза заслезились. Живым отсюда ему уже было не уйти.

Все сидящие за столом оскалились в ухмылках. Фабрис обрадовался этой перемене. Над чем бы не веселились эти мужчины, угрюмыми они ему нравились меньше.

– Так что, правда, что ты приехал за демонами? – не меняя своего угрюмого лица, спросил Лысый мужчина.

– Как мне сказали, никаких демонов у вас здесь нет, – ответил Фабрис.

– Сказать можно что хочешь.

– Так что, значит они есть?

– Дарн! – прорычал на лысого мужчина с косичкой.

Дарн вылил в рот содержимое своего стакана, утерся рукавом. В глазах его сверкнула ненависть.

– Здесь никто тебе ничего не скажет, есть чего или нет. Все боятся говорить. Наши рты нам не принадлежат.

– У кого есть мозги, тем сказать нечего, – проговорил бородатый.

– Так значит у меня мозгов нет?

– Есть. Только у людей они в башке, а у тебя в заднице, потому у тебя и волосы все на заднице…

– Сказал бы я где твои мозги, Хултерн! – разгорячился Дарн. Он треснул кулаком по столу, так, что тот едва не переломился.

– Да хватит орать! Дайте человеку поесть, – остановил перепалку хозяин забегаловки, который в этот момент вновь вышел на веранду. Он поставил перед Фабрисом еду. – Если мало соли, крикни.

Когда он ушел, на веранде вновь повисла тишина.

– Ты ешь, – проговорил Хултерн. – Лучше Мери никто не готовит.

Фабрис отрезал кусок оленины и съел. Мясо и вправду оказалось вкусным. Прожевать его под хмурыми взглядами остальных мужчин было не легче, чем спеть песню под дулом ружья, но в этот вечер Фабрис был достаточно голоден, чтобы справиться и с этой внезапно возникшей проблемой.

– Чего, как тебе у нас? – спросил Дарн. Слова его прозвучали так, как будто это был не вопрос, а упрек.

– Сойдет. – ответил Фабрис. – Хмуро, но… жить можно.

– Хмуро… Ты еще не видел, что такое хмуро. Вот подожди осени…

– Так что тебе здесь у нас надо? – вновь прорычал мужчина с косичкой.

– Опять ты меня перебиваешь! – вспылил Дарн.

– Отстань от него, Хавел, – вклинился Хултерн. – Пусть ест. Какая нам к черту разница, что ему надо. Если Ортри оставил его, то и тебе бояться нечего.

– Хочешь сказать я боюсь?

– Конечно боишься, – усмехнулся Дарн.

– Я приехал, чтобы изучить животных в ваших лесах, – ответил Фабрис. Одну руку он машинально держал ближе к револьверу. – Я из географического общества. Демоны ваши мне не нужны, если вся проблема в этом. Если вам не нравится моя рожа, то соболезную.

На секунду повисла тишина.

– Еще бы нам нравилась твоя рожа! – усмехнулся Дарн.

– Да и наши рожи, должно быть, тебе не слишком-то полюбились, – добавил Хултерн.

– Что правда, то правда! – усмехнулся Фабрис.

– Ты не бойся, никто тебя не тронет. У нас люди нормальные. Побить могут, обидеть – нет.

– Мне нравится у вас, правда.

– Еще бы тебе не нравилось! Ты пей давай, чего сидишь, такого у вас на юге точно нет. За Хидентар! – проговорил Дарн и поднял над собою кружку. Остальные также подняли над собой кружки и приложились к напитку. Фабрис последовал их примеру.

– В лес одному лучше не соваться, – проговорил Хултерн, – опасно.

– Медведи?

– Нет. Чего их бояться…

– А кого тогда бояться?

– Да есть кого…

– Я слышал про ваших демонов. Краем уха. В заметках одного путешественника нашел…

– И что он там наплел?

– Там говорилось о каких-то существах, наполовину медведях, наполовину людях, что они защищают лес и все такое.

– Какое такое?

– Как я понял, они оберегают лес и вашу деревню, а взамен, вы отдаете им девушек.

– Отдаем? – снова вскочил из-за стола Хавел. К этому моменту он уже был пьян и выглядел еще угрожающее. Между ним и Фабрисом был стол, и лишь он один мешал начаться драке.

– Такого нет и никогда не будет! – проговорил в свою очередь Хултерн.

– Чушь! – заметил Бородатый.

– Легенды и должны быть чушью, – усмехнулся Фабрис. – Их придумывают не ради правдоподобности, а ради того, чтоб было что рассказать за кружкой на другом краю света. Ради того, чтобы посмеяться. Только вот у вас тут, я смотрю, смеяться не любят, стоит мне сказать хоть слово об этом, все как с цепи срываются…

– А над чем тут смеяться? Еще ни одного человека никто здесь никому не отдал!

– Таким как ты, прежде чем отпустить, нужно сначала отрезать язык.

– Мой язык вам не поможет. Отрежьте хоть все языки, только что толку… мне интересна даже не сама легенда, а то, на сколько ее здесь не любят. Если все это чушь, и никаких демонов нет, то чего вы боитесь?

– Мы боимся?

– Да, вы.

– И чего же мы боимся? Может, тебя?

– Я не знаю, чего. Но я бы хотел знать. Стоит мне только рот раскрыть о демонах, к моей роже сразу приставляют ружье…, но я все равно не боюсь говорить… я и сейчас говорю, пусть даже это глупо и без толку. А вот почему говорить боитесь вы, я не знаю.

– Я смотрю, ты долго жить не собираешься, – проговорил Дарн.

Фабрис усмехнулся. Он почувствовал, что уже перешагнул черту, вдоль которой пытался идти все эти дни здесь, это было одновременно глупо и превосходно.

– Не знаю, кто дал жизнь вам, мне ее дал бог, и он не требовал ее хранить. Мой бог требовал, чтобы я хранил честь и слово, на все остальное ему плевать.

Несколько длинных мгновений стояла тишина.

– В наших краях бога нет, – нарушил тишину Хултерн. – Чести тоже нет.

– Одни только демоны, – добавил Дарн. Он поднял свой стакан и допил его до дна. – Хочешь знать, чего здесь все боятся – иди в лес. Он много тебе чего расскажет.

– Я уже был там. Пока что и он со мной говорить не торопится.

– Придет время, заговорит.

– Говорят, ты встретил в лесу Стейнбъерна, – вклинился Хавел. – Это правда?

– И кто же говорит?

– Да есть, кому. Здесь не только у южан есть рты.

– Я не знаю, кого я там встретил. Это был человек, мне он не представлялся.

– Круг на шее был?

– Возможно.

– Это был он, – проговорил Дарн.

– Нет. Не мог он выжить, – возразил Хултерн.

– А я говорю он. Это ты бы не смог, а он смог.

– А кто такой, этот Стейнбъерн? – спросил Фабрис.

– Да так… Был один охотник. Давно, лет двадцать назад… – начал Дарн.

– Одиннадцать, – перебил Хултерн.

Дарн бросил на него гневный взгляд, но промолчал.

– Одиннадцать лет назад жил здесь охотник… То есть жил он всегда, ну не всегда, а с того момента, как родился. Не суть. Так вот одиннадцать лет назад демоны утащили его жену в лес. У нас если лес что взял себе, то уже назад не заберешь, нельзя. Что лес забрал, это уже его, надо отдать и забыть. А Стейн не смог отдать, пошел по следам. Упертый был. За это его и выгнали. У нас есть такой ритуал, тебя выкидывают в лес на три зимы и дальше он решает жить тебе или нет. Лес решает. Если ты выжил, то получается, что прощен. Если нет, то нет. Одиннадцать лет его никто не видел, так что сам суди, мог ты его видеть или не мог.

– Получается, его выгнали за то, что он не захотел отдать жену? – спросил Фабрис.

– Получается так. Это все Ортри с его волчьим племенем устраивает… Его жену тоже лес забрал, но он сам даже пальцем не пошевелил. Испугался… А Стейн никогда ничего не боялся, он настоящий Унгулдур! Мы все здесь и ногтя его не стоим.

– Правды никто не знает, нечего тут чушь нести, – возразил Хултерн.

– Правду все знают. Не все только хотят ее знать.

– А почему он не мог выжить в лесу? – вклинился Фабрис.

– Потому, что никто там не выживает. Тем более те, кто идет против леса. Туда если ушел, то все, назад никакого выхода уже нет, демоны тебя уже никуда не отпустят. Сейчас говорят, что ты просто ходишь по лесу вечно, пока не подохнешь, а раньше было, что демоны отрывают тебе башку и насаживают вместо своей. Потому, что своей башки у них нет.

– Получается, этих демонов посылает лес, то есть природа?

– Черт его знает, кто их посылает. Лесные племена, что жили здесь до нас, считают их духами леса, посланниками. А мы никак не считаем. Нам запрещено считать.

– Такие вот у нас дела. Теперь решай, лезть в наш лес, или нет. – проговорил Дарн.

– Пока я ехал сюда, меня десять раз пытались убить и двадцать раз ограбить. Бояться мне уже нечего. – усмехнулся Фабрис. Алкоголь сделал свое дело, и он теперь готов был сидеть за одним столом хоть с медведем, лишь бы тот поднимал вместе с ним кружку и не перебивал.

– За Стейнбъерна! – поднял кружку Дарн.

– За Стейна! – поддержали остальные.

– Если хочешь узнать про лес, приходи в кузницу, – проговорил Хултерн. – Кое с кем познакомлю. Есть у нас тут одна нечисть, которая тоже не боится рот раскрыть.

Человек, одетый в светлую рубаху стоял на тропе между кустов папоротника, Фабрис увидел его издалека и остановился. В этот день он шел в горы, которые закрывали облака. Человек в рубахе отломил ветку от стоявшей рядом сосны, описал ею круг над головой и положил перед ногами на землю. Фабрис продемонстрировал ему револьвер. Если бы он был сейчас на юге, он бы крикнул человеку в рубахе, чтоб тот не боялся и ждал, когда он подойдет, но сейчас Фабрис был на севере – слова здесь ничего не значили.

Солнца в этот день не было, в лесу стоял мрак. Но даже этого света хватило, чтобы разглядеть человека в рубахе: он был низок, худощав, лицо его было темным и сморщенным, как стоптанный сапог.

Фабрис убрал револьвер на место и стал медленно подходить к человеку в рубахе. Заметив это, человек в рубахе сошел с тропы и пошагал прочь в сторону низины, которая тянулась вдоль ручья с холодной и мутной водой.

– Кто ты такой? – крикнул Фабрис вслед. Но человек в рубахе ничего не ответил, он шел вперед и совсем скоро Фабрис потерял его из вида. На том месте, где он стоял, Фабрис увидел отломанную ветку и черный камень.

– Не трогай камень, – прозвучало за спиной Фабриса. Он вздрогнул и машинально выхватил оба револьвера. Позади стоял Стейнбъерн.

– Рулу давно заметил тебя. Это мертвый камень – предупреждение.

– И о чем?

– Скорее всего, он хочет тебя убить. Или надеется, что за него это сделает лес.

– Понятно. Кто такой этот Рулу?

– Шаман.

– Он следит за мной?

– Нет. Он следит за мной. Идет по следу, думает, что сможет убить меня ночью.

– Понятно. А почему ты его сам не убьешь?

– Что мне толку его убивать… Смертью ничего не поменяешь. Ты, гляжу, решил остаться?

– Да. Сложнее всего было привыкнуть к отсутствию кофе, остальное здесь уже не так страшно.

– От страха толка нет… Только медведям все равно, боишься ты их, или нет.

– У меня есть, чем их угостить, – усмехнулся Фабрис. Он достал свои револьверы и продемонстрировал. – Сорок пятый калибр.

Стейнбъерн лишь усмехнулся.

– Если кто-то захочет здесь твоей смерти, уже ничего не поможет. Лучше тебе не соваться дальше на север, там земля лесных племен. Если Рулу предупреждает тебя, значит они для тебя опасны.

– Что за лесные племена?

– Кочевники. Раньше жили на озере, пока их оттуда не выгнали. Теперь живут в лесу. Рулу один из них. Тропа, по которой ты сейчас идешь, это их тропа, лучше здесь не ходить по тропам.

– Я иду к горам, думал, может тропа выведет меня в нужную сторону.

– Нужных сторон здесь нет. Зачем тебе в горы?

– Хочу осмотреть.

– Смотреть там нечего. За долиной духов никого нет, кроме смерти и камней.

– Как я понял, здесь куда не иди – везде смерть и камни, так какая разница. А что за долина духов?

– Если пойдешь дальше, увидишь. Всегда закрыта туманом. Для дикарей это святыня, так просто ты туда точно не зайдешь, они тебе не дадут. Скоро выйдешь к белой реке, иди вдоль нее, потом, как дойдешь до второго по счету ручья, который будет с востока, иди вдоль него на восток, он выведет тебя на каменную косу, там есть обход. Дикари там не ходят. По ручью иди по правой стороне, на левой есть старый алтарь, к алтарям тебе подходить нельзя. Я давно там никого не видал, но забытых богов здесь не бывает, желающий поклониться найдется всегда.

– Понял. А что насчет долины духов, она в той же стороне, где ручьи?

– Нет, она с запада. Где будет Утес, после ручья, нужно перейти белую реку и идти на северо-запад. Троп там нет. Но они и не пригодятся, живым ты там и пяти шагов не пройдешь.

– Понятно. Придется оставить духов в покое.

– Я видел, как ты вяжешь ленты на ветки, зачем?

– Просто, чтоб знать, что я здесь уже проходил…

– Лучше тут ничего от себя не оставлять, применение найдется всему. Если лес захочет, чтоб ты остался здесь навсегда, ничего не поможет.

– Да, я успел оценить.

– Что ты успел оценить?

– Несколько дней назад я пришел в лес без подарка, о котором Вы говорили, делал здесь исследования. Отошел на пару сотен шагов от тропы, потом стал возвращаться, но не нашел ее. Все вокруг как будто поменялось, как будто это уже был другой лес, не тот, по которому я пришел…

– И как вылез? Сам?

– Нет. Уже ночью встретил в лесу человека. Сам бы я точно не вышел.

Стейнбъерн посмотрел на Фабриса своими холодными глазами, через мгновение закрыл их и пробормотал про себя несколько слов. В деревне Фабрис часто встречал такие сцены – это была короткая молитва, которой люди благодарили небеса.

– Если не врешь, то можешь радоваться, – проговорил Стейнбъерн. Сам же он радостным не выглядел, напротив, вид его стал мрачным, глаза гневными. – Лес редко кого отпускает просто так, скорее даже никогда… А что был за человек?

– Девушка, из деревни.

– Девушка?

– Да. Как, я понял, она откуда-то возвращалась… Я услышал стук копыт, побежал на встречу… Должно быть лес решил дать мне второй шанс.

– Он не дает вторых шансов. Чтобы дать второй шанс нужно иметь слабость, а в нем ее нет. Если ты здесь пропал, то все, назад тут не возвращаются…. Ты что-то не договариваешь.

– Возможно.

– Со мной было такое. Давно. Я шел за оленем и в какой-то момент понял, как ты говоришь, что вокруг меня все не так, как должно быть. Я знал там каждое дерево, и все это вдруг исчезло, словно ничего никогда и не было… Четыре дня там ходил. Шел на юг, к белой реке, но не дошел, до холмов тоже не дошел, все делось черт знает куда, остались одни сосны.

– И как вышли?

– Я предложил лесу сделку. Сколько буду жить, буду вечно проклинать себя за это.

– Что-то случилось?

– Я не знаю, что случилось, но все стало не так… В тот же миг, как я предложил сделку, лес отпустил меня. Я просто обернулся и увидел горы, они стояли там, где и должны были стоять, хотя до этого я искал их все четыре дня и не видел. А вот жизнь на место не встала. Все превратилось черт знает во что.

– А что за сделку Вы предложили?

– Не важно.

Фабрис вгляделся в лицо Стейнбъерна – он был взволнован, губы его сжались. Было видно, что рассказанное им, осталось не только там, в далеком прошлом, оно все еще было и здесь, все еще продолжало терзать его и лишать покоя.

– Дело в том, я тоже предложил ему сделку, – негромко проговорил Фабрис.

– Сделку?

– Да. Как и Вы. Отчаялся я, правда, не на четвертый день, а уже в ту же ночь.

– И что ты пообещал?

– Точно не помню… я не придавал этому значения, просто нес разную чушь, чтоб как-то отвлечься. Похоже, проклинать себя до конца дней мы будем вместе.

– Лучше тебе вспомнить, что ты там наобещал. Знаешь, что случилось со мной?

– Вы не исполнили обещание?

– Да. Я знал, что лес все помнит, но мозгов у меня не было… Он наказал меня так, что я буду помнить это обещание до конца дней, я даже в аду буду помнить эти чертовы слова!

– Вы, случайно, не обещали ни на ком жениться?

– С чего бы мне это обещать?

– Просто, почему бы нет…

– К тому моменту я уже был женат. Кэролайн хотела уехать на юг…, тогда все хотели уехать, подальше от этого гнилого края. Что там сейчас, я не знаю, а тогда уже было ясно, что хорошего можно не ждать, все прогнило с корня… Я тогда тоже хотел уехать. В тот день я пообещал, что никогда не уеду.