4
Ее искали, обзвонили сначала больницы, потом морги, звонили в милицию
– Да, бабушка, да-да, пожилая… Светлана Никитична Хромова… 74… Я ее сын, Александр Михайлович Хромов… но она не помнит, у нее потеря памяти после этого… после инсульта… да… Одета? Наташ, в чем мама ушла?… На ней легкое платье, такое черное в крупный белый горошек… да… да, спасибо… будем ждать…
– Черт знает, что происходит, – Наташа нервничала. – Еще и Ромка… Саш, надо врача, наверное, вызывать, позвони, пожалуйста
Саша знал, что когда Наташа ругается, значит, что она почти на грани, в таком состоянии, с ней лучше не спорить, может сорваться по любому пустяку, а только ссоры им сейчас и не хватало. Саша молча кивнул и набрал телефон неотложки.
Не прошло и двух часов после того, как бабушка ушла в неизвестном направлении, как у Ромки разболелась голова и резко поднялась температура. Сейчас у него было 40, к тому моменту, как приехал врач, столбик ртутного термометра показывал уже 41. Осмотрев Ромку, он порекомендовал его госпитализировать, сказав, что это всего скорее грипп, Наташа отказалась наотрез, в ответ врач, не сказав ничего нового, наказал ставить компрессы, давать много воды и прописал какое-то жаропонижающее. Самое страшное для Саши с Наташей началось после того, как врач уехал. Ромка начал бредить. Наташа не отходила от постели сына, раз за разом меняя горячие полотенца с Ромкиного лба на свежие, холодные. Выглядела она при этом, как показалось Саше, крайне растерянно, как в воду опущенная, сказала бы бабушка. К вечеру температура опустилась до отметки 40, и больше не росла, но родителям от этого легче не стало. Если, по началу, Ромка просто еле слышно что-то шептал, то под вечер он стал произносить какие-то обрывки фраз в полный голос. Он то рассказывал что-то невидимому для Саши с Наташей собеседнику, то кого-то звал. Когда Саша в очередной раз принес заново смоченное полотенце, Ромка открыл глаза, посмотрел абсолютно ясными глазами на Сашу, и вполне членораздельно спросил:
– Где ты, моя Светлая?
После чего тут же снова провалился в беспамятство. Наташа обернулась на Сашу, по правой щеке у нее стекала одинокая слеза, но когда она увидела Сашкино лицо, то чуть сама не упала в обморок. Саша был бел, как привидение, застыв посреди комнаты с зажатым в правой руке полотенцем. С кончика полотенца на пол капала вода
– Сашка! Сашка, что с тобой, блин, с тобой-то что, черт возьми!
– Пошли… на кухню
Отобрав у Сашки полотенце, Наташа положила его на Ромкин лоб и пошла за Сашей на кухню. Тот уже сидел за столом, покручивая в пальцах левой руки только что прикуренную сигарету, бледность с него сошла, он задумчиво смотрел в окно. Окно выходило ровно на детскую площадку во дворе.
– Сашка, ё-мое, что случилось?
– Ты слышала, что он сказал?
– Он? Ромка? Ну… что-то про светлого… не знаю, у него бред, может все-таки, в больницу на…
– Наташ, – Саша наконец-то отвернулся от окна и посмотрел ей в глаза. – Он сказал не про светлого, он сказал: «Где ты, моя Светлая». Ты знаешь, что так мой отец называл мою мать?
– Ну и что? Сашка, у Ромки температура 40, у него бред, мало ли что он… ты о чем, вообще, говоришь, я не понимаю, что ты застыл посреди комнаты как вкопанный, блин, только тебя мне и не хватало…
– Наташ, послушай, – Саша отвечал спокойно, не много растягивая слова, что случалось с ним всегда, когда он пытался оформить мысль, которую хотел сказать. – Ромка абсолютно внятно произнес: «Где ты, моя Светлая», Светлой мой отец называл мою маму, причем никогда на людях, только наедине, Ромка просто не мог этого знать, ну, или, в крайнем, случае, помнить, если ты помнишь, мой папа умер, когда Ромке было всего 8, понимаешь? Может он…