Киноповести. Три главные составные части фильма: сценарий, сценарий и еще раз сценарий

– Так вот, в нашем храме теперь фабрика по изготовлению пуговиц.

– Пуговиц?

– Да, пуговиц. Завезли в храм станки, которые целый день ужасно стучат и трещат….Шум стоит неимоверный….

– Так что Богородица?

– Богородица сказала так: «Не верите в Бога, так не верьте, но не надо издеваться!»

– Что значит, издеваться? Что она имела в виду?

– Думаю, эти станки. Они ужасно стучат, и совсем не в такт нашим молитвам. Получается, что намоленное столетиями место разрушается этими ужасными ритмами станков. Попроси Васю убрать оттуда фабрику?

Ксения не могла отказать деду, но когда завела об этом разговор с мужем, услышала от него вновь то же самое:

– Ещё раз тебе повторяю, я атеист. И во все эти церковные штучки, не верю! Фабрика, это моё детище. Станки мы выбивали в Челябинске с большим трудом. Кстати, должна прийти ещё одна партия через два дня. И переносить их некуда, уже не говоря о том, кто это будет делать? Не надо просить меня о том, что я сделать не могу, и не хочу!

На том разговор и закончился. Но история получила неожиданное продолжение.

Через два дня на фабрику, расположенную в здании Покровского собора привезли новые станки из Челябинска.

Василий сам встречал вагон, в котором были станки, сам присутствовал во время перевозки с железнодорожной станции до фабрики, и – при установке этих станков в помещении Покровского собора.

В тот момент, когда устанавливали последний станок, с Щемилиным случился внезапный удар. Он, потеряв сознание, упал, его повезли в больницу, где привели в чувство и обследовали. Выяснилось, что у него отказали ноги.

Когда об этом сообщили Ксении, то она мгновенно, вспомнила слова цыганки: «Обижая других людей, он будет получать ответные удары. Иногда они будут в виде проклятий. В результате в доме будет всё рушиться, вас посетят недуги, болезни….»

Пророчество начало сбываться. Василий сделался инвалидом. А Ксения стала женой инвалида, не прожив с ним и года. В городе заговорили о случившемся. Некоторые ви-дели в этом Божье наказание. Так и говорили:

– Ваську Бог наказал, что бы храмы не рушил!

Теперь на Ксению соседи смотрели даже с жалостью. Поговаривали, что у них скоро отнимут квартиру в центре города и переселят на окраину или в общежитие. А в их квартире будет жить новый ОГПУшник, тот, который займёт должность Щемилова.

Казалось бы, самое время для Ксении бросить Василия и строить новую жизнь, так как ей хотелось. Но в Ксении снова заговорила дворянская кровь. Она посчитала такой поступок неблагородным. Она не могла бросить человека в беде. И ведь это был не кто-нибудь, а её муж.

Ксения решила бороться с судьбой, с её превратностями. Первый шаг, который она сделала, был поход к Катьке.

– Узнай, возможно ли, вылечить моего мужа? – спросила она цыганку.

– Как я узнаю, моя бабка в тюрьме? А это только она скажет. И то, если скажет.

Ксения пошла к начальнику ОГПУ и потребовала свидания с Катиной бабкой. Ей разрешили встретиться с цыганкой.

– Я знала, что ты придёшь, – сказала старуха, улыбаясь, – И знаю, зачем ты пришла….

– Если знаете, скажите, можно ли вылечить Васю?

– Можно, но надо уехать отсюда. Уехать в место, где нет христиан, которые проклинают вас. На Васе висят прок-лятия многих людей. Езжайте в Сибирь к шаманам, они вам помогут.

Ксению подбодрили слова цыганки. Обнадежил её и лечащий врач Василия. Он сказал:

– В принципе болезнь Василия Сергеевича излечима, но нужен хороший специалист по тибетской медицине.

– Что значит, по тибетской медицине? – не поняла Ксения.

– Нужен специалист по иглоукалыванию. Но в Оренбурге таких нет. Это надо ехать куда-то на Байкал, по-моему, в Читу. Там, говорят, есть такие специалисты.

Выходило, что надо уезжать из Оренбурга, чтобы излечиться. Ксения вызвала сестру Василия Галину Щемилову и потребовала, что та продала имеющийся у неё дом.

– А где я жить буду? – спросила она.

– Здесь.

– С вами я жить, не буду… – возразила, было, Галина.

– Надо будет, будешь! – отрезала Ксения. И не дав родственнице опомниться, добавила: – Васю лечить надо. Я повезу его в Читу, там есть врачи. Для этого нужны деньги. Половина дома, в котором ты живёшь, принадлежит Васе. Продай, как можно быстрей и деньги принеси пожалуйста.

Галина согласилась продать долю брата. После ухода Галины, Василий спросил:

– Зачем ты возишься со мной? Почему не бросишь ме-ня? Ведь ты же меня никогда не любила? Это я тебя любил, а ты нет…

– Ты мой муж, и если я брошу тебя, то Бог меня накажет, как тебя наказал за то, что ты церкви разрушал…

– Опять эти религиозные штучки? Сто раз тебе говорил: я атеист, и в это все не верю!

– А я верю!

На том разговор и закончился. Но справедливости ради следует сказать, что у Ксении была ещё одна причина бороться за Василия. Она была беременна, очень хотела ро-дить, и хотела, чтобы у ребёнка был отец. И не просто отец, а здоровый отец. Она боролась за будущее семьи.

Вскоре Галина продала половину дома и принесла деньги Щемиловым. Ксения повезла Василия в Читу. Там по сведениям врачей был специалист по иглоукалыванию.

Дорога оказалась очень трудной. Беременной женщине везти мужа-инвалида на коляске в такую даль было немыслимо тяжело. Однако деньги делали своё дело, то один поможет за полтинник, то другой, и в итоге добрались до специалиста по иглоукалыванию.

Галдан звали специалиста по иглотерапии. По национальности он был бурятом, и на вид ему было лет восемьдесят, а на самом деле, наверное, ещё больше. Морщинистое лицо, амулеты на шее и на запястьях, а также трость с головой дракона в руке, говорили о нем как о хорошем врачевателе.

В Оренбурге уже год как боялись носить нательные кресты, а в Чите врач в государственной больнице свободно расхаживал по учреждению с талисманами на шее и запястьях.

– Что такого ужасного ты сделал, что у тебя в тридцать лет отнялись ноги? – спросил врач, сильно коверкая русские слова.

– Ничего ужасного я не делал, – ответил, было, Василий, но в этот момент в разговор вмешалась Ксения, которая стояла рядом. Она перебила мужа словами:

– Мы людей обижали, много обижали. Мы больше не будем, вы поможете нам?

– Это должен сказать он! – воскликнул Галдан, указывая пальцем на Василия.

– Если он это скажет, вы поможете нам?

Врач кивнул. Ксения встала на колени перед мужем и сказала:

– Умоляю тебя, скажи: «Я больше не буду обижать людей!». Просто повторяй за мной «Я больше не буду обижать людей!».

В конце концов, она вытянула из Василия нужные слова и Галдан начал процедуру иглоукалывания. Василия раз-дели, и воткнули в него больше сорока игл. Так повторялось десять дней подряд. Процедура была одной и той же.

Сперва Василий должен был пообещать, что не будет больше обижать людей, потом его раздевали, затем втыкали игла. На третий день у него зашевелились пальцы на ногах. На пятый он смог согнуть ногу в колене. А на десятый встал. Это было чудо.

Ксения поднесла Галдану все деньги, что были получены от продажи дома, и добавила к ним свои золотые украшения.

Врач ничего не взял.

– Почему вы не берёте? Вы же нас вылечили, вы же нас спасли? Вы вернули нас к жизни!

– Вылечил не я, вылечила его молитва, – он указал рукойна Щемилова.

Ксения не понимала, что происходит. Даже её дворян-ское происхождение не позволяло определить, почему Галдан не принимает денег.

– Как же мы будем жить, если вы это не возьмёте, – она указала рукой на деньги.

– С молитвой, – ответил врач: -Будете молиться, как мо-лились здесь и всё будет хорошо.

С этого дня Василий стал резко идти на поправку. Он делал предписанные упражнения. Ежедневно двигался. Пил нужные лекарства и отвары. Ещё через месяц он превратился в работоспособного человека.

Щемилову захотелось вернуться в Оренбург, но Ксения была категорически против.

– Тебя там все ненавидят, ты хочешь снова заболеть?, – убеждала она мужа.

Он ничего не ответил. Василий продолжал оставаться атеистом, и не верил в то, что заболевание наступило от ненависти окружающих. Однако Ксения была на седьмом месяце беременности, и о переезде не могло быть и речи.

Уже одного ребёнка они потеряли, и очень боялись повторения трагедии.

Щемилов пошёл в Читинский горком партии. Показал документы, и его направили работать в Читинское отделение ОГПУ.

В Читинском отделении ОГПУ выделили жильё и определили в тот же шестой отдел, в котором работал Щемилов в Оренбургском отделении.

Шестой отдел ОГПУ занимался борьбой с религией и сектами. Жильё оказалось очень кстати, потому, как через два месяца Ксения родила мальчика, которого назвали Петром в честь покойного отца Ксении. Василий не мог нарадоваться, глядя на сына, и всё свободное время проводил у кроватки Петра.

Ксения облегчённо вздохнула. В письме к деду она писала: «У меня есть свой дом, свой сын и своя семья, а также любимая работа наконец-то я счастлива. Никогда не думала, что это произойдёт в бурятском крае…».

Василий тоже чувствовал себя в Чите неплохо.

Работа по борьбе с религией здесь только начиналась. А он уже имел в этом деле опыт и поэтому оказался хорошим наставником.

Как-то зашёл к нему в кабинет молодой чекист и заявил, что больше не может допрашивать монаха.

– Почему? – спросил Василий.

– А он знает наперёд всё, что я у него не спрошу. Он мои мысли читает! Из-за этого, я никак не могу поймать его на провокационных вопросах.

– У нас в Оренбурге такое было. Один монах – схимник тоже читал мысли чекиста. И что мы сделали? Угадай?

– Не знаю.

– Монаха стали допрашивать сразу два чекиста. Мысли одного он прочитает, а мысли сразу двух вряд ли! Понятно?

– Так точно.

– Если понятно, то бери следователя Буратаева и иди, допрашивай снова.

– Слушаюсь, – ответил молодой человек и радостный вышел из кабинета.

Были и другие подобные случаи. Однажды пришли молодые сотрудники и сказали, что уже второй день не могут арестовать монахов в буддийском дацане.

– Мы видим, как они заходят в храм, идём за ними, а их там нет. Осматриваем весь храм, все уголки. Вокруг храма стоят красногвардейцы. Выйти они не могли. Но в помещении их нет. Словно они испарились!

– Значит, есть какая-то хитрость, которую мы не знаем…, – сказал Щемилин.

– Шапка-невидимка что-ли?

– Не знаю, что гадать теперь?

– Есть приказ арестовать, как его выполнять?

– Подойдите к настоятелю и скажите, что если он не выдаст монахов по списку, то вы сожжёте храм.

Угроза подействовала. В тот же день монахи были арестованы.

Щемилин снискал себе славу опытного работника. У Василия с Ксенией появились друзья. Их стали приглашать в гости.

Как-то их пригласили к себе супруги Кузины, жившие в соседнем доме. Александр Кузин был коллегой по работе, работал в том же отделе, что и Василий. Его супруга Валентина возглавляла музыкальную школу. Она сама музицировала и неплохо спела для гостей романс «Очи чёрные».

На вечеринке собралось много народу, и голос Валентины произвёл впечатление на гостей. Слушатели хлопали и некоторые кричали «Браво».

Не хлопала только Ксения. Романс напомнил ей детство. Этот романс пела её мать Лидия Николаевна под аккомпанемент деда. Нахлынули воспоминания. Ксения задумалась.

К ней подошёл хозяин дома и спросил:

– Вам не понравилось, как поёт Валя?

– Отчего же не понравилось? Понравилось.

– Тогда почему вы не хлопали?

Ксения не знала, как ответить. Чтобы перевести разговор на другую тему, она взяла с полки какую-то деревянную статуэтку и спросила:

– А что это?

– Какой-то идол.

– Откуда он у вас?

– Брали какого-то шамана, у него в юрте и экспроприировал.

– Стоит она как-то у вас не на видном месте, – сказала Ксения, только для того, что бы не возвращаться к разговору об аплодисментах. Знала бы она, что не следовало это говорить. Что её фраза в каком-то смысле станет роковой. Однако не всегда мы ведаем, что творим.

– А мы сейчас поставим её на видное место, – сказал хозяин дома. Взял гвоздь и прибил идола к стенке, так что гвоздь проткнул грудь статуэтки.

Прошла неделя. Кузин пришёл в поликлинику, где работала Ксения с жалобой на то, что у него на груди появилась опухоль. Ксения осмотрела его и увидела, что опухоль появилась именно в том месте, в которое он забил гвоздь идолу. Ей стало не по себе.

Она передала Александра Кузина дежурному врачу и сразу отпросилась домой. Дома она рассказала мужу о случившемся.

– Ты представляешь? Опухоль у него образовалась именно в том месте, в которое он забил гвоздь идолу!

Василий отмахнулся от жены. И произнёс с раздражением:

– Опять ты со своими религиозными штучками? Ну, когда ты перестанешь верить в это?

– Никогда, – ответила со злостью Ксения и добавила: – ты забыл, как у тебя ноги отнялись? Ты забыл, как врач заставлял тебя молиться?

– Ладно, ладно не злись, давай не будем ссориться. Вспоминать прошлое…, – пошёл на попятную, Василий. И попытался замять разговор.

Здесь следует сказать, что есть люди, для которых жизненные уроки не проходят даром. К таким относилась Ксения. И есть люди, которые, напротив, не замечают того, что подсказывает им жизнь. Упорно не хотят внимать урокам жизни.

На таких людей тяжко смотреть. Это всё равно, что смотреть на слепого, который идёт к краю обрыва, к пропасти. Ты ему кричишь: «Там пропасть! Там пропасть! Не иди туда!» А он всё равно идёт.

Потому конфликт между Ксенией и Василием носил не случайный характер. Это был принципиальный конф-ликт. Ксения сильно переживала от того, что муж не пони-мает знаков свыше. Она не ходила в церковь, не молилась, вела себя так, как это было возможно среди окружающих, но знаки судьбы она видела.

То, что опухоль у Кузина возникла ровно в том месте, в которое он вбил гвоздь идолу, по её мнению было знаком свыше. В тот же день она пошла в дом Кузиных, и попросила Валентину продать ей статуэтку.

Хозяйка широко улыбнулась и ответила:

– Если вам нужна эта безделица, возьмите её даром!

После этих слов идол был выковырян из стены и вручён Ксении. Ксения поехала в ближайшую деревню. Там попросила указать где живет шаман.

Местные жители не хотели этого делать. Но Ксения предложила деньги. И её отвели в дом шамана. Там она показала идола и рассказала всё, что произошло с Кузиным.

Закончила свой рассказ вопросом:

– Как спасти человека? У него уже большая опухоль!

– Надо смазывать продырявленное место медвежьим жиром, – ответил шаман.

Ежедневно по три раза в день Ксения смазывала идола медвежьим жиром. Через неделю Кузин пошёл на поправку, а через месяц опухоль исчезла.

Как только Александр излечился, Ксения отвезла идола тому самому шаману, который дал совет, смазывать идола жиром, и попросила принять от неё в дар идола. Шаман с радостью согласился, и она вручила статуэтку.

Однако судьбе было угодно ещё раз испытать, как Василия, так и Ксению. Вообще это было время испытаний.

Шёл 1931 год.

В Читинское отделение ОГПУ пришёл приказ разрушить ступу Агван Силнама¹, находящуюся в Кижинге. Начальник попросил Щемилова поехать в Кижингу вместе с молодыми сотрудниками, и провести мероприятие.

30 июля рано утром машина с тремя сотрудниками ОГПУ выехала в Кижингу. По дороге Щемилов стал листать документы по Агвану Силнаму. В документах было указано, что Агван Силнам вместе со своим учителем Лобсан Санданом противостоял атаману Семёнову. За что оба были посажены в тюрьму в 1919 году.

Агвана Силнама арестовывали дважды. Вскоре после второго ареста Агван-лама скончался. Скончался после освобождения из тюрьмы по дороге домой. И тело его оказалось нетленным. – Агван Силнам был йогином такого уровня, – говорит один из очевидцев, – что смог войти в высшую стадию созерцания «самадхи»² и достичь нетленности. Покойного Агвана Силнама посадили в красный деревянный ящик, в руки ему вложили ваджр (основной тантристский атрибут, символ буддийского метода) и дильбу (колокольчик, символизирующий мудрость). Ящик замуровали в Субурган, (наружность ступы) вокруг которого верующие совершают молитвенные обходы.

Чтобы прекратить эти молитвенные обходы, был дан приказ разрушить ступу. До места добрались к полудню. Возле Субургана уже ждали местные комсомольцы с кирками и молотками. Они должны были помочь разрушить Субурган.

Щемилов вышел из машины. Поздоровался с комсомольцами. Затем сказал короткую речь о вреде религии. После чего поручил сотрудникам Сабакаеву и Кромешкину заложить взрывчатку.

Приказ был скоро исполнен, всем велели спрятаться за деревья. Затем подожгли шнур и прогремел взрыв.

После того, как пыль и дым рассеялись, все присутствующие увидели разрушенный купол Субургана и сидящего внутри ступы в красном ящике Агвана Силнама. Старик был как живой, кожа его совсем не истлела, в правой руке святой держал какую-то бумагу.

Щемилов, как старший, первым подошёл к разрушенной ступе. В это время подул ветер. Листок бумаги, который держала мумия, вылетел из руки святого и полетел в сторону Василия. Долетев до него, он прилип к его груди. Щемилов оторвал со своей груди бумагу и стал разглядывать её.

На ней что-то было написано. Однако прочесть он не мог, ибо написано было по-бурятски.

Василий поманил пальцем одного из бурят – комсомольцев, прятавшегося за деревом. Когда тот подошёл он попросил перевести, то, что написано.

Комсомолец стал читать вслух:

– Эта ступа будет взорвана тридцатого июля тысяча девятьсот тридцать первого. В разрушении будут участвовать Щемилов, Сабокаев, Кромешкин и далее перечислялись фамилии всех, кто присутствовал при разрушении ступы.

Когда чтец прочитал свою фамилию. Он остановился, затем посмотрел по сторонам, бросил листок на землю и, сорвавшись с места, убежал. Его примеру последовали все местные комсомольцы. Побросав кирки, они быстро ретировались.

Василий поднял с земли бумагу и сунул её в карман.

В этот момент к нему подошёл Кромешкин и сказал:

– Начальник, поехали домой.

Щемилов кивнул.

Кромешкин залез в автомобиль и стал заводить мотор. Но мотор не заводился. Василий подошёл к Кромешкину и спросил:

– Что случилось?

– Думаю, двигатель заклинило, Василий Сергеевич.

– Добираемся каждый своим ходом, – скомандовал Щемилов.

– Машину оставляем здесь?

– Конечно, а что с ней сделается, если двигатель не работает. Завтра за ней приедут и отбуксируют…

До дома добрался Василий только к поздней ночи. На следующий день на работе он узнал, что никто из чекистов, которые были с ним при разрушении ступы, не вернулся домой. И Сабакаев, и Кромешкин погибли по дороге. Их загрызли волки.

Но самое странное в их гибели было, то, что в той самой бумаге в которой указывалось когда и кто взорвёт ступу, было указано также, что Сабакаев и Кромешкин примут смерть от зверя. Как оно и случилось.

В бумаге было написано про каждого, кто участвовал в разрушении Ступы. Названы были не только фамилии, но и кармическая кара ожидающая каждого…

Было написано и про Щемилина. О нём говорилось, что он умрёт от болезни. Два дня Василий ходил сам не свой. На третий день всё рассказал жене. Она потребовала, что бы он немедленно уволился из ОГПУ.

– Если завтра не подашь заявления, послезавтра я заберу Петьку, и больше ты ни меня ни сына не увидишь.

Впервые Василий послушался супругу. На следующий день записался на приём к начальнику Сбруеву и положил заявление на стол.

– Я хочу знать причину увольнения? – спросил Сбруев.

– Жена требует, – ответил он, тяжело вздохнув, и тут же добавил: – После гибели Сабокаева и Кромешкина.

Начальник кивнул, и это означало, что он принял довод, как веский.

– И куда думаешь идти? Где работать?

– Не знаю ещё. Не думал над этим.

– Работать—то где-то надо. У тебя ребёнок маленький. Небось, каждый день есть просит?

– Просит. Ещё как просит!

– Давай-ка мы тебя в милицию определим? Я даже перевод смогу сделать из нашего ведомства в их!

Так и порешили. Сбруев позвонил начальнику городского управления милиции. Отрекомендовал Щемилина с положительной стороны и тот дал добро.

Уже через неделю Василий работал следователем в городском отделении милиции. Это была совсем другая работа. Совсем в другой области. Там ловили людей, которые нарушили закон. Там не надо было взрывать храмы, могилы. Запугивать людей. В каком-то смысле, это была более чистая работа. И работал Василий с удовольствием до 1940 года.

Прошёл ещё год. Как-то вызвал его к себе начальник милиции и сказал:

– Здесь дело такое, надо конфисковать у шаманки Удган Сэсэг юрту. Чтобы не жила она возле города. Юрта её недалеко за городом. И горожане каждые выходные толпой к ней идут. Вообще-то это не наше дело. Это дело ОГПУ. Но они его сбросили на нас. Отвертеться от этого дела не удалось, и вот я вспомнил, что ты же у нас работал в ОГПУ?

– Работал.

– Будь добр, займись этим. Ты знаешь. как от неё избавиться. А я тебе премию выпишу!

Начальник долго уговаривал, много чего обещал. В итоге уговорил таки Щемилина заняться прежним делом.

Дав согласие, Василий подумал: «Была бы жива Ксения, не согласился бы я на это дело никогда!». Но Ксении не было и поехал он вместе с двумя подчинёнными выгонять шаманку.

– Давай выселяйся из юрты, – сказал, обращаясь к шаманке Василий. И добавил: – рабоче-крестьянская власть конфискует у тебя жильё!

– А где же я буду жить? – спросила шаманка.

– А вот ты духов местности почитаешь. Пусть теперь они о тебе и позаботятся.

– Не уйду я отсюда никуда, – ответила шаманка и уселась на свой ритуальный трон. В своём ритуальном наряде.

Щемилин обратился к двум милиционерам, пришедшим вместе с ним:

– Что будем делать? – спросил он.

– Надо поджечь юрту, сама уйдёт отсюда, – сказал один из милиционеров.

Так и сделали. Обложили юрту хворостом и подожгли. Думали, шаманка выскочит из жилья, а она, к их большому удивлению не выскочила, а сгорела вместе с юртой.

Милиционеры вернулись домой. Пришёл домой и Ще-милин. Через два дня скоропостижно умерла Ксения, заразилась от холерного больного. Петру в то время было 10 лет.

Похоронив жену. Щемилин запил. Петр, увидев пьяного отца сказал, что напишет дедушке в Оренбург, и уедет от него.

На следующий день Щемилин взял кол и веревку, направился на место сожжения шаманки. Там он вбил кол на то место, где стояла юрта. Привязал себя за шею к этому колу и кричал каждому проходящему:

– Это я шаманка Сэсэг, не узнаёте меня что ли?! А ну-ка бегом ко мне на обряд!

Через день его забрали в психо-лечебницу. И признали его душевно-больным. Петю забрал в Оренбург дед Григорий. Он же его и вырастил, и раз в год привозил в Читу на свидание с отцом.

Когда Петр достиг совершеннолетия, то он поступил в медицинский институт. Окончил его с отличием по специальности психиатрия и попросил распределения в Читу.

Его направили на работу в Читинскую психо-лечебницу, где он снова встретился с отцом, и говорят, даже вылечил его.

Так заканчивается эта история. Говорят, что Василий, после выздоровления стал набожен, и учил всех, что следует прислушиваться к тому, что говорит вам жизнь, что подсказывается вам свыше.