Free

Сквозь лёд и снег. Часть V. За гранью преодоления

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Независимо от нарастающего напряжения, которое в принципе было заранее предполагаемо при движении в горной местности, Андрэ наконец-таки вышел к простирающейся вдаль глади шельфового ледника Росса через полтора часа непростых манёвров по запутанным горным лабиринтам Трансатлантического хребта. Впереди его ждала самая сложная и опасная часть всего пути.

ГЛАВА VIII. СМЕХ И ЯРОСТЬ

– Чёрт бы их побрал!!! – в гневе прокричал Уолтер Кик на весь зал «Big Father House» и тыльной стороной ладони с размаху снёс со стола стакан с недопитым виски.

Борис от души расхохотался, Сэр Томас Уиттл рассмеялся более скромно, но тоже довольно раскрепощёно, Марта Баумгартен удивлённо смотрела на происходящее, но без тени смущения или претензии, а скорее изучая новые ранее скрытые потенциалы своего компаньона. Архип Великий спокойно, но в тоже время довольно раздражённо допивал коньяк, устремив исключительное внимание в этот момент на заканчивающийся слой бордовой жидкости на дне стакана и как бы всем своим состоянием погрузившись именно в него, будто что-то изучая там. Стакан же американского посла отлетел в сторону, громко ударившись о паркетную доску, но не разбился, а прокатился немного вперёд и вернулся обратно на пол оборота в небольшой лужице от оставшегося в нём содержимого. Архип с автоматическим флегматизмом нажал на кнопку в подлокотнике своего кресла и произнёс:

– Вызовите консьержку, надо протереть пол!

Уолтер с раздосадованным видом и очень озлобленной физиономией стоял, нагнувшись над столом, немного подав своё объёмное туловище вперёд и оперев обе вытянутые руки о поверхность стола. Он тяжело дышал от гнева, еле сдерживая шквал внутренних эмоций.

– Сядьте, Уолтер, – спокойным голосом сказал Архип.

– Вот только не надо сейчас этого! – трясясь от ярости, сквозь зубы выдавил он.

На столе перед каждым членом Правления лежала свежая сводка событий из Офиса Системного Контроля за подписью Билла Фишера.

– Да хрен с ним с этим французом! Хрен с ней с Конкордией! Я не понимаю, кто разрешил вашим пилотам отправляться туда вместе с ним? Они сорвали весь турнир! Мы только что потеряли миллиарды долларов и все деньги, вложенные в организацию предстоящих мероприятий! Корпорации сейчас придётся оплатить все перелёты гостей! Вы хоть понимаете, сколько это денег?! И всё из-за какой-то лаборантки, к которой помчался этот француз! Сколько прошло времени с момента выхода российских пилотов?! – Уолтер Кик сотрясал атмосферу своим уже сорванным, но всё равно мощным голосом.

– Тридцать минут с учётом ваших криков, – корректно ответила Баумгартен, небрежно кинув тонкую прозрачную папку с несколькими листами на край стола перед собой.

– Где эта ваша Сударева?! Вызовите её сюда по видеосвязи немедленно! – продолжил Кик.

Архип опять нажал на несколько кнопок в подлокотнике, сначала на тёмной стене сразу возле входа включился большой плоский экран, совершенно незаметный с первого взгляда, затем он сухо приказал:

– Дайте видеосвязь с командным пультом Востока!

Экран некоторое время находился в режиме ожидания, затем на нём появилась картинка Центральной Диспетчерской станции «Восток» и подполковник Сударева, стоящая на своём посту между командными пультами рядом со своим референтом.

– Здравствуйте! Я слушаю вас! – не теряясь очень серьёзно и даже приветливо, произнесла она, как ни в чём не бывало.

Уолтер выпрямился и неуклюже повернулся всем своим корпусом в правую сторону, так как экран был расположен напротив одного края длинного стола, как раз в трёх метрах за спиной Марты Баумгартен и получался справа от него.

– Я хочу спросить вас, как вы допустили несанкционированный выезд вашей группы?! – медленно начал подрывать авторитет российского командования представитель американской стороны, как кабан подрывает дерево.

– Это произошло без моего ведома, в момент моего отсутствия на посту, когда я выясняла подробности, касающиеся произошедшей катастрофы на станции «Конкордия» у французского пилота Андрэ Марсо по совету начальника Офиса Системного Контроля Билла Фишера в интересах обоюдной безопасности наших спасателей, отправленных туда по международным протоколам экстренных ситуаций, касающихся здоровья и жизни людей! – чётко и безупречно отчиталась Сударева перед главами правления.

Уолтер Кик немного замешкался и продолжил:

– Хорошо! Вы выходили с ними на связь?!

– Вы прекрасно знаете, что они не выходят на связь, это должно быть в ваших сводках! Попытки были произведены с обеих сторон, мы не можем отозвать сновигаторы обратно!

– Вы так спокойно об этом говорите, как будто вовсе и не являетесь высшим командным звеном российской стороны, это очень настораживает!

– Я прекрасно осознаю всю ответственность за происходящее, однако я не в состоянии поймать пятерых бойцов, взбунтовавшихся без всякого предупреждения и скрытно покинувших станцию на высокоскоростных челноках. На данный момент я готова выполнить любой ваш приказ, касающийся устранения возникшей ситуации!

Уолтер, засунув обе руки в карманы брюк, размеренно вышел из-за стола, отодвинув кресло позади себя и подав голову вперёд, скорчил удручающую гримасу как бы сочувствующего и всему соболезнующего человека. Вытянув при этом шею в такой позиции, он начал медленно делать шаги вперёд и слегка покачивать головой, изображая не объемлющее сопереживание высказанным ему проблемам:

– Что вы говорите? Какая героическая самоотверженность! Вы просто эталон военной субординации!

При этом он, явно паясничая, заваливал голову набок. Затем он резко выпрямился, вернул свою обычную серьёзную мимику, развернулся и, возвращаясь обратно к своему месту, махнув указательным пальцем в сторону экрана, сухо приказал:

– Вырубите им всю навигацию и спутниковую связь! Немедленно и без разговоров! Это всё!

Видео мост отключился.

– Что это вам даст, Уолтер? – утомлённым голосом, наполненным равнодушия, спросил Борис, как только экран погас и сразу стал незаметным на фоне стены, как будто куда-то пропал.

– Вы лучше думайте, где деньги взять, мой дорогой друг! Я не позволю вам просто так залезть в страховые фонды, как это у вас обычно принято делать в Москве! – сразу же осадил его разгневанный Кик.

– Когда они вообще приехать должны на Конкордию? – поинтересовался Борис у окружающих, – может просто перенести турнир на несколько дней? Всё-таки о спасении жизни людей идёт речь. Сколько там? Восемь человек? Да ещё и все учёные… А этот, который у них там самый главный, забыл его имя…

– Жерар Боссэ, – тактично подсказал ему Сэр Томас Уиттл, немного прищурившись.

– Именно! – продолжил Борис, – может он захочет как-нибудь сгладить общую ситуацию с недовольством гостей? Ведь объективно они спасают его и его людей, так как по времени спасательные службы не успевают туда доехать вовремя.

– Неизвестно, что вообще там произошло, – вмешался Томас Уиттл в попытки Бориса аргументировать вину российской стороны, – пилотов нанимают сюда не спасателями, и сколько кому осталось времени – это вообще не их дело. Француз не в счёт, он там из-за своей невесты, да и его отсутствие незначительно. Чего не скажешь о целой команде из пяти человек. Наврядли Боссэ сможет что-то урегулировать, если он вообще ещё жив.

Марта Баумгартен сидела нога на ногу и что-то внимательно выполняла на своём планшете, лежащем на колене.

– Ну, так что мы придём к какому-то решению по переносу турнира или вот так вот сразу объявим об отмене? – спросил она.

– Давайте подождём ещё какое-то время, может они вообще повернут назад? – предложил Уолтер.

– Вы сами-то в это верите? – задал ему Архип встречный вопрос, – группа русских офицеров с пятилетнем стажем пилотирования поворачивает обратно, потому что вы им навигацию выключили… У них по прежнему работают основные приборы, компас, карты и локация. У них даже радиосвязь осталась только в другом диапазоне, на расстоянии нескольких десятков метров они спокойно могут друг с другом общаться, пока у них не разрядятся костюмы. Так что, подъезжая друг к другу вплотную, они вполне смогут поддерживать эфир. Им даже так удобней будет – мы ничего не услышим. Я вообще не понимаю, зачем вы это сделали? Так бы может, всё это быстрее прошло, а теперь в отсутствии маршрутных карт на ледник, да ещё и спутниковой навигации, они серьёзно рискуют надолго там потеряться.

В кармане Уолтера внезапно зазвонил телефон. Он взял трубку и через мгновение опять пришёл в ярость, уже смотря в сторону Баумгартен. Потом он резко ответил кому-то «Я вас понял!» и бросил трубку на стол:

– Ну, знаете ли, от вас уж я никак такого не ожидал! – сказал он, обращаясь к Баумгартен, – Марта, что с вами такое? Вы то зачем туда полезли?!

Баумгартен без всяких эмоций отложила свой планшет на стол, вальяжно опустила ногу с другой ноги на пол и грациозно, как кошка откинулась к спинке кресла, опустив обе руки на подлокотники:

– А немецкая сторона в условиях отсутствия общих окончательных решений по внезапно возникшим вопросам оставляет за собой право принимать собственные меры в интересах своей стороны! Вы так и не пришли к окончательному ответу, а я не собираюсь вхолостую гонять своих пилотов по Антарктиде. Пусть делают работу, раз уж всё равно им завтра не выступать!

И она посмотрела в глаза Уолтера совершенно непринуждённым взглядом.

– Да ради Бога! – недовольно огрызнулся американец, и после некоторой паузы добавил, – но связь им тоже отключат, можете не сомневаться!

И он, взяв свой телефон, быстро удалился прочь.

Баумгартен абсолютно невозмутимо подлила себе в стакан минеральной водички, сделала несколько глотков и так по-детски коротко ухмыльнулась перед остальными, давая понять, что никаких вопросов именно к ней в данной ситуации быть в принципе не может.

– Да уж… – с очень натуральной тяжестью в голосе протянул Архип, – это конечно была грандиозная подстава! Что ж, давайте тогда подсчитаем примерные убытки от переноса стартов на двое суток. Предположим, что они все приедут на «Конкордию» вовремя и так же вернутся оттуда на «Восток». Тогда через два дня с учётом возможных ремонтов и их отдыха мы всё-таки проведём ежегодный заезд и тогда хотя бы отобьём убытки.

 

И присутствующие принялись за обсуждения с приблизительными цифрами и подсчётами перед тем, как принять окончательное решение о полном срыве турнира или же о его возможном переносе на несколько дней.

ГЛАВА IX. ЗА ГРАНЬЮ ПРЕОДОЛЕНИЯ

Сновигатор Андрэ Марсо выехал на поверхность ледника спустя пять часов, после старта со станции «Восток». Он был единственным, кого не коснулись ограничения спутниковой связи и навигации, так как американская сторона посчитала абсолютно допустимыми его личные обоснования и отнеслась к этому очень лояльно. Андрэ даже не предполагал, что за ним последуют ещё пять российских пилотов, которым уже в свою очередь посадили на хвост двух немцев, только с другим отрывом и сделано это было в большей степени из-за вопросов немецкой предусмотрительности, чем из-за личных амбиций Марты Баумгартен.

В целом шельфовые ледники обычно никогда не рассматривались программой «Полярной Навигации» в качестве каких-то особых зон, к которым было бы необходимо присматриваться более конкретно, как к объектам повышенного интереса с точки зрения проводимых турниров. Во-первых, их места расположения были достаточно разбросаны по Антарктиде и удалены от основных маршрутных районов, а во-вторых, они действительно несли существенную долю опасности и неоправданного риска, так как ни одна из стран участниц не видела особого интереса в перспективе спасательных подъёмов своих машин из расщелин и это только в лучшем случае. В то же время через большую часть шельфовых ледников были проложены маршруты и у Программы на них имелись маршрутные карты. Но эти направления в основном использовались исключительно как транспортные, так как через них пролегало сообщение между некоторыми станциями и не более. В числе таких шельфовых ледников был ледник «Ларсена» на направлении станции «Беллинсгаузен», ледник «Роне», занимающий весомую объёмную долю Западной Антарктиды, ледник «Роне-Фильхнера» на западном направлении немецкой станции «Ноймайер» в Земле «Королевы Мод» и ледник «Эймери» между Землями «Кемпа», «Макроберто» и «Принцессы Елизаветы». И только ледник «Росса», который по своей площади практически не уступал шельфовому леднику «Ронне», ни разу за пять лет существования Программы «Полярной Навигации» не подвергался маршрутному исследованию, через него не проходила ни одна экспедиция высокоскоростных полярных челноков и у этого были совершенно естественные причины. Дело в том, что с восточной стороны от материка его полностью отделял достаточно широкий горный массив Трансатлантического хребта, что в совокупности со сложностью и опасностью прохождения ледниковых ландшафтов создавало дополнительное и совершенно излишнее неудобство, а также очень крайнюю степень рациональности в использовании такого маршрута. Огибая эту область через вершину Трансатлантического хребта по Равнине Бэрда к Восточной равнине, потери времени и расстояния были не так уже и важны по сравнению с тяжёлым переходом от сложного протяжённого рельефа ледника сразу в запутанную область гор. Практически расчётная разница составляла всего лишь несколько часов, и Андрэ Марсо это понимал перед тем, как выбрать данный маршрут. Но в его случае два часа были критическим временем, которое нельзя было упустить ни при какой возможности.

Итак, планомерно продвигаясь вглубь ледника по его поверхности, ничем особо не отличающейся от поверхностей других ледников, Андрэ Марсо сквозь не спадающее эмоциональное напряжение, совершенно не осознавал того, что он является первым человеком в истории полярной навигации, кто пилотирует здесь свой сновигатор, в одиночку прокладывая маршрут по центральному вектору пересечения. Наиболее опасным фактором с учётом погодных условий здесь была заснеженность средних по размеру расщелин. В лучшем случае снег свисал со всех краёв большой покатой шапкой, очень затрудняя визуальное определение реальной ширины и их сдвига относительно друг друга для необходимого расчета на преодоление в прыжке. В худшем – слой снега кое-где провисал внутрь и немного отличался по цвету из-за плотности и общей толщины слоя над щелью, но на большой скорости, которую так или иначе необходимо было поддерживать, не всегда удавалось вовремя заметить такие места, и приходилось совершать резкие манёвры в последний момент или попросту проходить их напрямую, что негативно сказывалось на подвеске, а также на нервной системе и уже без того утомлённом организме.

Общее расстояние из программного расчёта величины вектора пересечения ледника, проложенного Андрэ по карте, приблизительно равнялось четыреста пятьдесят миль. Среднечасовые показатели скорости на леднике были достаточно низкими и варьировались от ста пятидесяти до ста семидесяти миль. Меньше, чем за два часа следования он уже несколько раз столкнулся с довольно сложными разломами, которые приходилось проходить с подготовленного на форсаже разгона, возвращаясь для этого назад не менее, чем на пол мили. Были и другие негативные факторы… Так, например, пришлось объезжать чрезмерно высокий сдвиг ледникового пласта, чтобы выйти на нижний уровень, а затем долго корректировать уже в зависимости от новых препятствий возврат к прежнему направлению. Но самое суровое испытание ждало его как раз посередине проложенного курса. Через полтора часа непрекращающегося ледникового штурма перед глазами Андрэ, как фатальная катастрофа, перечёркивающая все события его жизни, на всю длину ледникового пласта от одного горизонта до другого распростёрся широчайший разлом, высотой не меньше пятнадцати метров и шириной около пятидесяти, о чём нельзя было судить наверняка. Но, подъехав к самому краю, он произвёл заложенный в программное обеспечение сновигаторов, ультразвуковой анализ линии горизонта на максимально низком уровне и его опасения подтвердились, – ни одна из моделей высокоскоростных челноков не была разработана для преодоления таких больших расстояний в прыжке. Посередине был холодный глубокий океан с тёмной рябью на поверхности, которая становилась светло-зелёной, приближаясь к белым обрывам бесконечно протяжённых ледяных стен. На этот раз, несмотря на внутренние механизмы человеческого существа, которые до этого момента не давали Андрэ покоя перед несущимися навстречу со скоростью сновигатора испытаниями, его головной мозг ненадолго впал в тяжёлый ступор. Придя в себя, он потянулся назад через плечо и вынул из багажного отсека за креслом пилота мощный цифровой бинокль. Затем он открыл кабину и встал во весь рост, разглядывая по обеим сторонам уходящие вдаль извилистые линии разлома. Включив определение дальности и соотнося риски горизонтальной градуировки с противоположными краями разлома вдалеке, он с ужасом осознал, что допустимых для прыжка расстояний нет ни в одном направлении. Андрэ быстро сел в кресло, опустив крышу кабины, и, сдав назад, вырулил вправо. Затем он проследовал в этом направлении около мили и повторил свои действия, снова оказавшись перед фактом отсутствия возможности для прыжка. Мысли опять начинали поднимать градус кипения, внутренние шестерни и уставшие механизмы его физиологии вновь разгонялись, вырабатывая необходимую мощность для эффективной работы. Андрэ было тяжело решать, в какую сторону нужно двигаться, чтобы найти необходимый участок. Сразу становилась понятной ужасающая потеря времени на развороты и возвраты. Он старался как можно быстрее определить принцип, по которому лучше вести поиски, но ничего не приходило в голову. Ни с какой особой информацией о геологических свойствах разломов в своей пилотной практике он не сталкивался. Говорить о том, что в каком-то конкретном направлении – или к материку, или к океану, разлом должен по естественным причинам сужаться, он не мог. А бесконечно ездить туда–сюда и постоянно возвращаться казалось той самой дерзкой ловушкой, из которой как раз и не было выхода. С каждой секундой предчувствие паники становилось всё сильнее и сильнее, а вслед за ней наступал опять тот самый шквал гнева, прорезающийся сквозь всё остальное внутри и подавляя даже принципы логики и самосохранения. Гнев нарастал неимоверно, Андрэ стиснул зубы и обострённым взглядом посмотрел на противоположный край разлома ещё раз. И в этот критический момент он почувствовал, что теперь навстречу ему уже несётся его собственная смерть, желая подвергнуть его окончательному испытанию. Это был фатальный момент всей его жизни, когда выбор для него всё ещё существовал, но по каким-то причинам смерть решила посмеяться над ним, показав, где его место во всей этой истории. В этот момент Андрэ вновь подумал о Бенедикт и понял, что потерять её в результате своего отступления было бы гораздо хуже, чем умереть самому в последней попытке прорваться к ней на помощь. Чтобы на сверх превышенной скорости вовремя сработать задним антикрылом вместе с приводом подвески, он воткнул в снег лопату из такелажного отсека на расстоянии десяти метров от края разлома. Теперь ещё одной задачей было попасть в неё на такой скорости. Затем он вернулся в машину и отогнал её на две мили назад. Основным ориентиром для правильного преодоления такой дистанции разгона была определена уже проложенная лыжня на поверхности снега. Перед началом старта Андрэ посмотрел на часы, с момента его прибытия сюда прошло двадцать минут. Это было ещё допустимое для потери время. Затем он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы сосредоточиться и собраться с духом, и, устремив свой упорный взгляд вперёд, подал левый рычаг управления тягой на максимальный разгон, постепенно прижимая правым штурвалом предельно активированную гидравлику подвески в результате задавливания машины на скорости вниз аэродинамикой заднего антикрыла и постепенно доводя форсаж до максимума. С прямолинейным разгоном этого типа сновигатора проблем не было, – «Supplanter» шёл, как самолёт по взлётной полосе с таким же, характерно набирающим динамичную интенсивность, свистом турбо-ионных двигателей. На спидометре уже зашкаливал допустимый предел возможной скорости и бортовая электроника включила предупреждающий режим, при котором на основном мониторе посередине начинали мигать большие красные цифры реальной скорости с характерным пульсирующим звуком предупреждающей сирены. Цифры постепенно подползали к отметке в двести двадцать узлов. Теперь самое главное было попасть в лопату и в момент удара резко рвануть на себя правый штурвал, чтобы аэродинамика заднего антикрыла выполнила максимальное положение на подъём, резко высвобождая мощную кинетическую энергию сжатой гидравлики в подвеске и выполняя тем самым эффект прыжка. Внутренние лопасти боковой аэродинамики в таком режиме вставали в горизонтальное положение, регулируя дифферент корпуса сновигатора во встречном воздушном потоке. Чем ближе к краю выполнялся такой манёвр, тем дальше уходила взлетающая вверх машина, и тем больше было расстояние, на которое можно было прыгнуть вперёд. За тысячные доли секунды перед тем, как Андрэ Марсо увидел красную рукоять лопаты, в его голове как молния пронеслась мысль о том, что в случае неудачи, на такой скорости с такой инерцией он войдёт в ледяную стену противоположного края, как артиллерийская ракета. В следующее мгновение произошёл еле заметный удар, Андрэ мгновенно дёрнул штурвал на себя. На тяжёлом вертикальном ускорении он сделал последний глубокий вдох, и в этот момент время для него как бы замедлилось. Дальше всё было уже не важно, машину можно было не контролировать, всем остальным теперь распоряжалась его судьба. Перед глазами вновь возникла Бенедикт в ярком тёплом солнечном свете, летящая вверх на длинных верёвочных качелях и весело смеющаяся от счастья таким лёгким жизнерадостным смехом. Её длинные светлые прямые волосы переливались золотом и блестели в лучах солнца. Вокруг повсюду была летняя зелень травы и листвы деревьев, перемешивающаяся с бирюзой глубокого чистого неба. Бенедикт была в лёгком белом платье, подчёркивающем её стройную изящную фигуру. Андрэ старался вспомнить, где бы это могло быть, и вместе с этими мыслями понемногу погружался в это наполненное радостью, солнцем и красотой смеющейся Бенэ видение, растворяясь в тёплом свете и забывая о суровых реалиях последних событий. Перегрузка настолько вдавливала инерцией его головной мозг в собственную массу, что он уже начал свыкаться со своим новым состоянием, принимая его за естественное, как вдруг произошёл сильный резкий удар, который моментально привёл его сознание в повышенную активность. Подвеска в этот момент испытала неимоверную нагрузку, о чём сразу же просигнализировали аварийные надписи и голосовые сообщения, смешанные с интенсивными звуковыми сигналами. В лобовое стекло с хлёстким грохотом ударил шквал поднятого от удара снега. Всё это вместе с непрекращающимся стремительным движением мгновенно отрезвило Андрэ таким радостным, наполненным ажиотажа, стимулом к продолжению борьбы и в данный момент его задачей было как можно скорее и аккуратней затормозить разъярённую машину. Он быстро выставил левый рычаг тяги в нейтраль, так как переводить сновигатор в реверс на такой скорости было чревато потерей или повреждением реверсных крыльев и, всё также прижимая машину к поверхности снега задним антикрылом, начал понемногу задавливать педалями гидравлику тормозных стопоров в полозьях. По корпусу завибрировало лёгкое шуршание выдвинутых в снег стопоров, машина начала замедляться, заметно теряя набранную инерцию. Ровное пустое пространство впереди позволяло выполнять этот манёвр, не напрягаясь без риска врезаться во что-нибудь по пути до полной остановки. Через двадцать секунд сновигатор медленно остановился, проминая последние метры упругого снега с характерным замирающим скрипом. Стеклянная крыша кабины с шипением открылась и устало поднялась вверх. Андрэ покинул салон и отправился к краю разлома. Преодолев пешком почти один километр, он подошёл к месту удара его сновигатора о поверхность и увидел, что следы лыж прерывает огромная выбоина на два метра от края разлома из которой откололась большая ледяная глыба и упала вниз. Место приземления на снегу было хорошо видно по характерному следу вокруг от воздушного удара. Рассчитав расстояние от края по длине лыж своего сновигатора, Андрэ с ужасом осознал, что приземлился на противоположную сторону в положении, когда задние их части выступали за край разлома на четыре метра, то есть до фатального исхода ему не хватило ещё нескольких метров, когда корма перевесила бы носовую часть и ушла по инерции в вертикальную ледяную стену. Андрэ быстро развернулся и побежал обратно к машине, – времени на лишние действия и раздумья совершенно не хватало. Быстро запустив силовые установки, он вновь двинулся вперёд, ведь оставшееся расстояние на леднике совершенно не давало поводов расслабляться. Теперь лишь была только одна надежда на то, что этот разлом был максимальным испытанием, пройдя которое, Андрэ попадал за грань преодоления всего этого сложного и опасного маршрута. Теперь он внутренне ощущал за собой ту главную причину, по которой он находился здесь и это чувство придавало ему невероятной уверенности в том, что всё остальное он победит при любых обстоятельствах. За гранью преодоления было тяжело и в то же время легко, и этот парадоксальный апофеоз пронизывал всю окружающую атмосферу, уверенно намекая на то, что всё это происходит по воле каких-то высших сил, которые наслаждаются этим насыщенным пиром страданий, выносливости и отваги!

 

ГЛАВА X. СМЕРТЕЛЬНАЯ ЛОВУШКА

В момент, когда спутниковая навигация и связь резко вырубились, взаимно провоцируя обнаружение данных фактов один вслед за другим, ведущим в группе российских пилотов шёл Хэлбокс. Тщетно пытаясь сообщить в эфир о том, что мгновенное определение местоположения сновигаторов на карте пропало, он то и дело переключал каналы, но быстро осознал изначальную причину этих бед и начал замедляться. После того, как скорость значительно упала до шестидесяти узлов, он с лёгкостью выполнил уже давно отработанный манёвр резкого разворота на сто восемьдесят градусов и, продолжив движение на реверсе, начал интенсивно мигать фарами навстречу идущим за ним пилотам, постепенно останавливаясь. Впрочем, это не создало дополнительной проблемы, – потерю навигации и связи заметили все, и в большей степени остальных об этом информировал в кабине штурманбот. Пилоты начали сближаться и прекращать движение, собираясь в организованную шеренгу из шести машин, чтобы иметь возможность переговариваться с помощью автономной радиосвязи передатчиков, встроенных вместе с другими мобильными информационными и измерительными системами в цифровой модуль управления термокомбинезоном и гермошлемом, расположенный на левом рукаве, который назывался «Cyber Sleeve» («Кибер-Рукав»), а между пилотами российской группы его чаще называли просто «слива».

– Ну, в общем, этого и следовало ожидать, – разочарованно вынесла свой вердикт Фрэя.

– Так, господа офицеры, не расслабляемся! Переходим в автономный режим, фиксируем своё последнее местоположение на карте, внимательно отслеживаем показатели пройденного расстояния и направление по компасу! Вы всё это прекрасно знаете! – утвердительно сообщил своей команде Джонс.

– А что со связью будем делать? – спросил Вэндэр.

– А она тебе нужна вообще? – сразу же контр аргументировал Джонс эту проблему, – мы почти час в эфире молчали. Просто следите друг за другом внимательней. Если что, пусть идущие сзади мигают фарами передним, а передние сбрасывают скорость перед ними, при этом друг друга не обгонять.

– Да, это действительно сбивает с толку, – аналитически констатировал Зордакс, – неплохо постарались хозяева, чтобы нас обратно развернуть. Без спутника через горы на этот ледник путь будет очень трудным и долгим.

– Ну, только не скажите мне, что «макдаки и твистеры» в своих комфортных кулуарах заставили русских офицеров сдрейфить посреди Антарктиды?! – заявил Джонс в активном боевом стимуле.

– Да нет, конечно, нет! – с абсолютной уверенностью высказался Хэлбокс, – мы двигаемся дальше до самого конца! Тем более что наша задача в первую очередь подстраховывать Андрэ, а там уже впереди видно будет. Очень надеюсь на то, что он сам благополучно доберётся до Конкордии без нашей помощи, не хотелось бы конечно ещё и его откуда-нибудь вытаскивать по пути.

– Всё, продолжаем движение друг за другом! – скомандовал Джонс, – держите интервал максимум в пол мили, чтобы хорошо видеть друг друга. И старайтесь не сбрасывать общий темп, скорость тоже важна! Я пойду посередине третьим! Обгон разрешается только в экстренном случае!

И команда выдвинулась дальше. Расстояние до Трансатлантического хребта по Восточной равнине они прошли довольно свободно без затруднений, не сбрасывая скоростной режим ниже ста девяноста миль. После вхождения в зону гор темп продвижения резко снизился и команда начала часто петлять и возвращаться в поисках допустимого маршрута, так как мгновенные ориентиры на местности в виде спутникового сигнала отсутствовали, а показания компасов вперемешку с запутанностью гор и постоянным отклонением в сторону допустимых проходов между скалами от необходимого курса постоянно сбивали с толку, заставляя тратить бесценное время и массу нервных напряжений. Для обсуждения решений по координации своих действий они ни разу специально не останавливались, а лишь изредка выходили друг с другом на связь, когда впереди идущие машины возвращались обратно мимо вынужденных остановиться сзади, чтобы искать новый путь из-за горных тупиков. Общее настроение в связи с этим было непонятным, но в то же время бодрым, так как каждый член команды внутри своей кабины был напряжён и взволнован тем, чтобы не отстать и не снизить свои волевые позиции по отношению к напарникам.

Наконец, через один час сорок минут они выбрались к шельфовому леднику и вновь выстроились перед ним в аккуратный ряд для обсуждения дальнейших указаний, да и просто немного отдохнуть.

– Что ж, я должен заметить, что у нас неплохо получается, хотя по времени мы наверняка отстаём, – заметил Зордакс.

– Ты о чём? Про Андрэ что ли? – возразил Хэлбокс, – оставь его! У него совсем иные обоснования, я даже и не надеялся его догнать.

– Всё равно надо поторопиться! – забеспокоился Джонс, – мы потратили почти пять часов и я не хочу, чтобы наши усилия, в конце концов, превратились в мартышкин труд, если мы существенно опоздаем.