Среда: Омега-день

Глава 2
Перемены

12

12 суток с Омега-дня

Мы нагнали Юджина в Западной роще – там, где он несколькими минутами раньше настиг Тамби. Массажист прижал девушку к стволу дерева. Предплечьем правой руки (той, в которой держал пистолет-пулемет) Юджин давил на шею Тамби, а левой – беспардонно шарил у горничной под юбкой. Черные пальцы девушки вцепились в белоснежный фартук, Тамби хрипела и кашляла, а Юджин шумно дышал ей в лицо, в порыве страсти побрызгивая слюной.

– Оставь ее, – потребовал я без особой надежды.

– Делаешь глупость, Юджин, – предупредила Мамфо.

– Не заткнетесь – ляжете оба! – ответил нам массажист.

На его темно-коричневом лбу выступила испарина. В ту минуту мне показалось, что из ноздрей Юджина валит пар, как у разгоряченного жеребца. Вынув руку из-под юбки Тамби, массажист стал расстегивать брюки. Тамби завизжала, предчувствуя самое худшее.

– Убери от нее руки, животное, – сказал кто-то властным тоном.

Из рощи появился Оливье Пирсон. Хозяин отеля остановился на дорожке, наведя на Юджина маленький серебристый револьвер. Гордая осанка Пирсона и элегантная шляпа добавляли ему благородства.

Я задрал голову: не спровоцируют ли внезапные небесные вспышки перестрелку? К счастью, кроны деревьев образовывали в этом месте подобие зеленого купола, почти полностью скрывавшего небо.

– Брось оружие! – приказал Пирсон.

Юджин приставил ствол пистолета-пулемета к голове Тамби:

– Сам бросай, старик. Или узнаешь, чем пахнут ее мозги.

Массажист, держа рыдавшую Тамби за шею, выполнил медленный оборот по часовой стрелке и встал лицом к Пирсону.

– Юджин, если вам необходим заложник, отпустите девушку и возьмите меня, – предложил я.

С поднятыми руками я направился к массажисту, но тот сразу же зарычал:

– Стой на месте, Нобби. С тебя шаг, с меня – пуля.

Юджин злобно улыбнулся Пирсону:

– Старик, роняй свой пистолетик, пока не поздно.

– Давайте упростим ситуацию, – вступила в переговоры Мамфо. – На счет «три» вы разом опустите стволы. Идет?

– Закрой пасть, – огрызнулся на управляющую отелем Юджин.

На лице женщины не появилось и следа обиды, что-то позади Пирсона ненадолго привлекло ее внимание.

– Надо как-то выходить из тупика, ребята, – спокойно проговорила Мамфо. – Вы хотите так до вечера стоять?

Женщина пошла к Пирсону, словно опасаясь, что он ее плохо слышит.

– Оливье, – сказала она, – будьте умнее. Остановите этот водевиль.

Пирсон игнорировал Мамфо, морщась в попытках прицелиться как можно точнее.

– Зрение уже не то, да? – подначивал хозяина отеля Юджин. – Не попадешь в меня. А я в нее попаду! Да, крошка?

Массажист тряхнул Тамби, и та громко взвизгнула.

Пирсон нервно поджал губы. Револьвер (тот самый Smith & Wesson Model 638 с гравировкой «O.P») подрагивал в его усталой руке. Палец Пирсона легонько касался спускового крючка, и я боялся, как бы руку Оливье внезапно не свело судорогой.

– Всем бросить оружие! – приказал чей-то сиплый голос. – Полиция Алакосо!

За спиной Оливье стоял невысокий худощавый человек в форме песочного цвета. Кожа его была почти такой же темной, как длинные волосы, заплетенные в афрокосички. К моему удивлению, он оказался безоружен. Снова повторив требование, полицейский закашлялся.

– Оружие… на… землю! – еще раз скомандовал он.

Пирсон заметно воодушевился и с улыбкой узнавания обернулся на голос полицейского. Мамфо среагировала молниеносно: она подпрыгнула к Оливье и пнула по его руке, сжимавшей револьвер. Сверкая в воздухе шлифованным металлом, S & W подлетел над землей на добрый десяток метров и упал где-то в зарослях, откуда тут же вспорхнули перепуганные птички. Полицейский хладнокровно проследил за полетом револьвера, уперев в бока тощие руки.

– Футболистка, – усмехнулся Юджин.

– Это для вашего же блага, – заверила Мамфо Оливье, который со стонами растирал ушибленную кисть.

Юджин, оценив перемены в раскладе, отшвырнул от себя Тамби и решительно двинулся к Оливье. Массажист переложил пистолет-пулемет в левую руку, а правой с ходу ударил Пирсона в челюсть, отчего тот, разумеется, не удержался на ногах и упал, едва не задев затылком дерево. Не успел Оливье и охнуть, как Юджин поставил ботинок прямо на его лицо, а затем с силой топнул. Когда массажист убрал ногу, стало видно разбитый, вымазанный в крови и грязи рот Пирсона, который мычащий от боли и ярости Оливье поспешил рефлекторно прикрыть руками. Юджин согнулся в поясе (этим движением он заменял наклон головы) и плюнул бывшему начальнику на лоб.

– Различия в наших социальных статусах неслучайны, мистер Пирсон, – тихо произнес Юджин.

Мамфо в это время обратилась к полицейскому, который равнодушно наблюдал за разыгравшейся сценой:

– Добрый день, мистер Зибко. С возвращением! У нас тут, как видите, небольшие перемены.

13

Я обшаривал траву и кусты в поисках небольшого металлического предмета с гравировкой в виде букв «О.P.» Сидя на корточках недалеко от меня, револьвер искала Мамфо. Высокая трава щекотала мурену, изображенную на ноге женщины. Адриан Зибко тоже находился неподалеку – он ползал на четвереньках от одного куста к другому, пачкая светло-бежевые брюки полицейской формы.

– Ты там уже искал, Отшельник, – услышал я за спиной недовольный голос Юджина. – Посмотри под тем деревом!

Массажист показал пистолетом-пулеметом на старый эбен с уродливым стволом.

Юджин координировал поиски, стоя на тропе, идущей через рощу. Будучи не в силах крутить головой, он поочередно вставал лицом к каждому из участников поисковой группы.

На плечах новоявленного лидера красовался белый пиджак, еще недавно принадлежавший хозяину отеля. Юджина мало волновало, что рукава одеяния выглядели куцыми, а швы на широкой спине грозили лопнуть в любую секунду – для массажиста главным было символическое значение «обновки».

– Ищите как следует! – крикнул нам Юджин. – Он не мог раствориться в воздухе.

Зибко сел на траву и, сдвинув дымящийся сплиф в угол рта, проговорил:

– Мы ползаем тут уже третий час. Я больше не могу.

Полицейский потерся сломанным носом о рукав, оставив на ткани потный след. Словно иллюстрируя упадок сил, Зибко забился в приступе кашля.

Однако Юджин был неумолим – жалоба полицейского не возымела ни малейшего эффекта. Зибко оставалось лишь горько вздохнуть и с кряхтением встать на четвереньки для продолжения поисков.

– Порванные уши! – взвизгнула Мамфо.

По ее предплечью ползла большая зелено-желтая гусеница, и сколько бы женщина ни дергала рукой, ей никак не удавалось стряхнуть уродливое создание. Совладав, наконец, с нервами, Мамфо поднесла к гусенице единственный палец правой руки и сшибла личинку ударом ногтя.

– Брррр, – поежилась женщина.

Вслед за этим Мамфо зачем-то обнюхала свою кожу в том месте, по которому ползла гусеница.

– Ладно, идите сюда, – неожиданно помиловал нас Юджин. – Только медленно и с поднятыми руками.

Не веря своему счастью, мы бросили казавшиеся уже безнадежными поиски и отправились к массажисту.

– Что в кармане? – угрожающе спросил Юджин у Мамфо.

– Ничего… – удивленно промолвила женщина, проведя ладонью по джинсовым шортам.

– Что в кармане? – еще более грозно повторил Юджин и навел на Мамфо пистолет-пулемет.

Бывшая администратор отеля вывернула карман наизнанку. Юджин немного успокоился, но оружия так и не опустил. Попятившись шагов на пять, он коротко скомандовал:

– Раздевайтесь.

– Что? – не поверил ушам Зибко.

– Раздевайтесь! – рявкнул Юджин.

– При всем уважении, – растерянно проговорил полицейский, – неужели ты думаешь, что ни на секунду не пропадая из твоего поля зрения, мы успели припрятать…

Зибко осекся, поскольку все его внимание сосредоточилось на Мамфо, которая в усталой решительности сдернула с себя майку и принялась расстегивать шорты.

– Ну ладно, – пожал плечами полицейский и потянулся к пряжке ремня.

14

Вместе с Катей Лебедевой мы устроились на заборчике, который обрамлял примыкавшую к отелю лужайку. На противоположной стороне площадки собралась толпа островитян – что-то вроде народного схода. Люди сгрудились перед длинным столом, установленным прямо под открытым небом и накрытым красной тканью. Однако места в «президиуме» пока пустовали. Юджин, вооруженный пистолетом-пулеметом, а также Зибко и Мамфо о чем-то совещались, держась обособленно от остальных собравшихся.

– Одного я не понимаю, – сказал я Кате. – Как Юджин завладел автоматом?

– Это пистолет-пулемет Truvelo Armoury BXP, – поправила меня Лебедева.

– Да, я как раз это имел в виду. Как пистолет-пулемет попал в руки Юджина?

– Не только пистолет-пулемет, – хихикнула Катя. – К нему в руки попал весь полицейский арсенал Алакосо!

– Как, впрочем, и весь Алакосо… И все-таки, как это могло случиться?

– Любой вопрос о том, что происходит на острове, задавайте Лебедевой! Она знает все! – с шутливой гордостью объявила Катя.

– Кажется, я это уже сделал.

– Рядом с Юджином стоит Адриан Зибко, благодаря которому сегодня на твоих глазах был повержен Оливье Пирсон. Зибко – начальник местного отделения полиции. Думаю, ты и сам догадался по его форме. Весь последний месяц он провалялся в медблоке с пневмонией. Не знаю, как бы Зибко распорядился арсеналом после Омега-дня, но вопрос с оружием решился без его участия.

– Каким образом?

– У Зибко на острове есть помощник-стажер, – упивалась своей осведомленностью Катя. – Энтони Морн. Вот он стоит. Его здесь все называют Очкариком.

Лебедева показала на худощавого белого парня в бермудах и голубой рубашке. Сквозь огромные очки Морн с восторгом следил за Юджином, Зибко и Мамфо.

– Если хочешь кого-то поблагодарить за вооружение Юджина, благодари его, – сказала Катя.

– То есть он добровольно сдал арсенал массажисту? – удивился я. – Откуда тебе это известно?

– Ну, по поводу добровольной сдачи оружия, – это вывод несколько преждевременный. А узнала я это, как и многое другое, от моего любимого дядюшки Януса. Ему, как он говорит, известно о жителях острова больше, чем они сами о себе знают.

– Этим может похвастаться любой врач, – заметил я.

– Если он – хороший врач. Хотя о том, как Юджин заполучил оружие, дядя Янус узнал не в ходе приема.

– А как?

– На рыбалке. На днях он ходил рыбачить на озеро. Там ему и открылась правда.

Я выждал, пока Кате надоест пытать меня интригующей паузой, и моя собеседница поделилась подробностями:

– Дядя сидел среди тростника, и, похоже, его было не так легко заметить, – хохотнула Лебедева. – Зато сам он все отлично видел и слышал. Где-то через час после начала рыбалки на берег заявились Мамфо и Энтони Морн, – Катя опять указала на Очкарика. – Из их разговора дядя понял, что Мамфо обратилась к полицейскому-стажеру в связи с пропажей сына. «Пропажу» мы закавычим. Этой бестии было несложно заманить Морна на поиски ее ребенка. Только посмотри на этого пай-мальчика! Когда в его каморку вошла черная демоница, у паренька, наверное, дыхание перехватило!

– Женская красота – ингибитор мужского интеллекта, – согласился я.

– Не знаю, что такое «ингибитор», – призналась Катя, – но ты, вроде, прав. Короче говоря, «поиски» сына привели Морна и Мамфо к озеру, где рыбачил дядя Янус. И у водоема Энтони едва не лишился чувств. А все из-за того, что Мамфо вдруг сбросила с себя всю одежу и прыткой рыбкой нырнула в Тамунто: плещется и зовет Морна присоединиться.

Я невольно переключил внимание на Мамфо, которая оживленно разговаривала с Юджином и Зибко.

– Мурена, кстати, любит поплавать в озерце, – вспомнила Катя. – Особенно рано поутру. Ты о чем там задумался?

– Мурена – это Мамфо? – уточнил я.

– Ага. Так ее зовут вне отеля. Итак, Морн долго не ломался. Наверное, сказал себе, что это часть расследования. Сбросил форму, кобуру и бултых!

– И долго они плавали? – спросил я.

– Ровно столько, сколько потребовалось кое-кому на то, чтобы прихватить с берега пистолет, наручники, а главное – ключи от участка и ящика с оружием.

Лебедева указала острым подбородком на Юджина.

– Морн не забудет это купание, – заключила Катя. – Но не по той причине, по которой бы хотел.

Юджин, Мамфо и Адриан Зибко тем временем чинно расселись за столом перед толпой островитян.

– Это купание запомним мы все, – сказал я.

– Видишь связку ключей на столе перед Юджином? – вполголоса спросила Катя. – Это ключи от всех помещений отеля. Только Юджин теперь решает, какие двери и когда отпирать. И запирать.

– Нас ждет веселье с этим Юджином, – вздохнул я.

– Кстати, если до тебя еще не дошло официальное распоряжение… – вспомнила Катя. – Для нас всех он больше не массажист Юджин. Перед нами комендант Алакосо. Слева от него – Мамфо, она же Мурена, но для простых смертных – старшая по хозяйству. Справа от коменданта кашляет Адриан Зибко. Теперь он – старший по безопасности.

– А еще говорят, что после апокалипсиса приходит анархия!

– Только посмотри на это существо, – презрительно проговорила Катя, глядя на Юджина. – Как ему уютно там, в скафандре скудоумия! Он всеми любим, а мир вокруг прост и понятен. На месте и главный спутник глупости – тотальное недоверие: с Truvelo он не расстается ни на минуту. А что касается Западной рощи, где ты сегодня участвовал в групповом стриптизе… Островитянам теперь запрещено ходить туда под страхом смерти – болван все еще ищет револьвер Оливье Пирсона. Вдобавок он запретил всем разговаривать на любом языке, кроме английского.

– Это еще почему?

– Массажист родом не с Алакосо, – объяснила Катя. – Он не знает местного диалекта. Очередная параноидальная предосторожность.

– Думаю, ближайшую революцию стоит ждать уже на этой неделе, – предположил я.

– Я рада иметь приятеля-оптимиста, – усмехнулась Катя. – Но не будем забывать, что жажда свободы у людей редко превосходит жажду подчинения.

15

На полуденном небосводе одновременно зажглись две небольшие вспышки, а внизу, на лужайке возле отеля, продолжалось заседание. Юджин, Симо и Мамфо, похожие на участников судебной коллегии, восседали за длинным столом. Непоседливый Зибко стоял спиной к ним, опираясь на столешницу тощими ягодицами.

Перед «экзаменационной комиссией» держала ответ Венди – та самая толстая негритянка, которая в Омега-день отбила Тамби от притязаний пьяного Робина Фриза. Язык тела женщины (втянутая в плечи голова, шарящий по земле взгляд, мнущие подол пальцы) свидетельствовал о глубоком почтении и даже трепете перед новоиспеченным руководством.

Мы с Лебедевой сидели на заборчике в другом конце лужайки, поэтому не слышали слов Зибко, обращенных к Венди. Зато со стороны было забавно наблюдать за выразительной жестикуляцией Адриана.

Неожиданно Зибко зашелся в кашле.

– А наш полицейский рановато выписался из больницы, – заметил я.

– Он упустил кучу возможностей, пока валялся в медблоке, – объяснила Катя. – Наверное, теперь боится вовсе остаться не у дел.

– А как он вообще угодил в медблок?

– Откуда я могу это знать? – хитро прищурившись, спросила Лебедева.

– От дяди Януса, естественно.

Катя улыбнулась, не собираясь отпираться. Она развела обтянутые камуфляжными штанами колени и сплюнула себе под ноги.

– Односторонняя пневмония, – выдала она диагноз Зибко.

Я тут же вспомнил небольшой эпизод двухнедельной давности. Мигрень, сверлившая мою голову третий день к ряду, привела меня в медблок. Я сидел в кресле гостевой комнаты, растирая пальцами виски и медленно покачиваясь взад-вперед.

Скрип открывающейся входной двери довел мои страдания до локального максимума. В медблок пожаловал Джошуа:

– Доброе утро, мистер Нобби!

Мой взгляд скользнул вверх по шортам, подтяжкам и рубашонке мальчика.

– Привет, Джошуа, – ответил я, гадая, в какой глаз ребенка заглянуть (они смотрели в разные стороны).

В руках Джошуа держал лист бумаги, и, когда мальчик подошел ближе, стало понятно, что это рисунок. На картинке был изображен парусный корабль с надписью «Hispaniola» на борту.

– Молодец! – похвалил я Джошуа. – Сам рисовал?

– Ага. Это… как ее… Ну… На букву «с», – постучал себе по лбу мальчик.

– Шхуна, – подсказал я.

– Точно! Шхуна! Это для моего друга, мистера Зибко, – с гордостью сообщил Джошуа.

– Мистер Зибко – это полицейский?

– Начальник местного отделения, – подтвердил ребенок.

Открылась дверь, ведущая в медицинский стационар, и к нам вышел старый доктор Янус Орэ. На нем был опрятный белый халат, гармонировавший по цвету с седой шевелюрой врача. Во рту доктор Орэ держал средних размеров курительную трубку.

– Мистер Орэ, а можно мне повидать мистера Зибко? – обратился к врачу мальчик.

Янус потрепал ребенка по волосам и помотал головой:

– Увы, мистер Зибко пока не в лучшем состоянии. Давай отложим вашу встречу на неделю.

Джошуа разочарованно вздохнул. Очевидно, желая подбодрить его, доктор извлек из халата конфету. Глаза Джошуа засверкали при виде нежданного угощения.

– А вы можете хотя бы передать ему мой рисунок? – попросил он.

Доктор взял из рук мальчика бумажный лист, при этом стала хорошо заметна дрожь в руках Орэ. Осмотрев рисунок, Янус одобрительно улыбнулся и выпустил изо рта облако белого дыма.

– Да наш товарищ Зибко обрадуется твоему подарку, как куреву! – проговорил доктор.

Из-за двери стационара послышался громкий надрывный кашель.

– Если только этот сукин сын не отбросит коньки в ближайшие сутки, – добавил Орэ и подмигнул мальчику.

Мы с Джошуа переглянулись.

Сидя рядом с Лебедевой на лужайке возле отеля, я снова слышал этот тяжелый, каркающий кашель, но в этот раз я мог наблюдать больного полицейского собственными глазами.

– Сегодня я видел его голым, но почти ничего о нем не знаю, – посетовал я.

Лебедева усмехнулась, и шрам на ее лице приобрел легкий изгиб.

– До Омега-дня был начальником местного отделения полиции, – принялась рассказывать Катя. – Возраст: сорок лет. Проблемы с законом из-за… запрещенных растений. Боязнь высоты. Тесные связи с криминалом – наркоторговля. Однажды чуть не погиб в перестрелке. В прошлом имел семью, пока сын не пристрелил свою мать, жену Зибко. Впрочем… Это все слухи.

– Учитывая, что слухи – руда истины, – заметил я, – наш полицейский непременно займет достойное место в новой элите острова.

16

По мере приближения вечера на небосводе стали проявляться светящиеся зеленые полосы. Я называл их «небесными меридианами», и это обозначение быстро прижилось среди островитян.

– Кто-нибудь уже понял, что это за линии? – спросила у меня Катя.

– Ни одного разумного объяснения, – помотал я головой. – Хотя…

– Хотя?

– Пожалуй, это неприродное явление.

– То есть? – насторожилась Лебедева. – Неприродное – значит, искусственное, рукотворное?

– Да. Возьмем, например, твой самолет. Согласись, глядя на него, трудно предположить, что он вырос из земли, как дерево.

Лебедева закатила глаза, по всей вероятности, вызывая в памяти образ самолета. Затем она нахмурила брови и так широко зевнула, что мне удалось провести беглый осмотр ее ротовой полости и констатировать в целом удовлетворительное состояние зубов. Зевок сопровождало сладкое потягивание: Катя вытянула в сторону левую руку, а правую – согнула в локте.

– От небесных меридианов у меня приблизительно такое же впечатление, как от твоего самолета, – сказал я.

Некоторое время мы безмолвно таращились друг на друга.

– Что произошло двадцать девятого августа? – прервала молчание Кейт.

– Сорок два, – отозвался я.

– Сорок два?

– Ты сорок второй человек, который задает мне этот вопрос, – пояснил я. – Этот и еще один: «что теперь делать?»

– Ну, с вопросом «что делать?» все понятно. На него имеется единственно правильный ответ: жить.

– Не все так просто, – возразил я. – Мне, например, неизвестно, как жить в изолированной от цивилизации группе, в которой прежние общественные отношения быстро утрачивают силу.

Мои опасения были искренними. Я делился ими с Лебедевой, держа в поле зрения собрание, которое шло у стен отеля. Похоже, заседание подходило к концу – за столом остался только Юджин. Остальные члены руководства ходили среди толпы и собирали островитян в группы на основании неизвестных мне критериев. Понятно было одно: в первую очередь они разделили мужчин и женщин.

– Жить в маленьком племени не так уж трудно, – попыталась успокоить меня Лебедева. – Главное – следить, чтобы твой взгляд не становился осмысленным. Впрочем, мы ушли в сторону. Ты так и не сказал, что случилось в Омега-день.

Я вздохнул, рассматривая пыльные узоры на военных ботинках Лебедевой.

– Разве у тебя самой нет предположений? – спросил я.

– Там явно что-то произошло. Может быть, атомная война всех против всех. Хотя… – задумалась Катя. – В этом случае все равно кто-нибудь бы выжил. До нас бы долетали радиопереговоры.

– Для связи нужна радиотехника, а ее выводит из строя электромагнитный импульс, сопровождающий атомный взрыв.

– Значит, я права? Это война?

– Не знаю, Кейт, – сказал я правду. – Это наименее дурацкое объяснение, на мой взгляд. Впрочем, с ним не согласуются вспышки и полосы на небе.

– Зато с ним согласуется другое, – задумчиво произнесла Лебедева. – На остров с начала Затыка не прибыло ни одно судно и не опустился ни один летательный аппарат. А все аборигены и туристы, которые отправились на Большую землю, обещая вскоре вернуться… не сдержали обещания.

Я сразу вспомнил эпизод, случившийся на следующий день после исчезновения связи с Большой землей. Прогуливаясь по причалу, я стал свидетелем отбытия с острова Брюса Пирсона и его семьи. Племянник Оливье широкими шагами двигался к трапу, держа пару огромных чемоданов. На борту яхты его уже ожидали супруга и пятилетняя дочь.

– Брюс, ты хорошо подумал? – кричал хозяин отеля, не поспевавший за стремительным родственником. – Может, переждете на Алакосо еще пару дней?

– Нет необходимости, дядя, – с подавляемым раздражением ответил Брюс. – Не нужно устраивать трагедию из-за обычных перебоев со связью. Завтра у меня совещание в Йоханнесбурге, у Мэри – благотворительный бал, а у Бет – конкурс чтецов.

Когда яхта отплыла от пирса на дюжину метров, с борта донесся детский плач. Маленькая дочь Брюса протягивала ручку к причалу и пронзительно ревела.

– Что? Что происходит? – всполошился Оливье, который стоял рядом со мной на пирсе.

– Воздушный шарик, – подсказал я, ткнув пальцем в надувного Губку Боба, привязанного к ограждению причала.

Оливье Пирсон сострадательно покачал головой.

– Не плачь, дорогая, – уговаривал рыдавшую дочь Брюс. Через пару дней мы вернемся на остров, и ты заберешь свой шарик.

Перед моим мысленным взором всплыла новая картина. Я увидел того же Губку Боба, но уже полностью сдувшегося, забрызганного птичьим пометом и одиноко болтавшегося на перилах в ожидании уборщиков.

– Зловещее молчание Большого мира, – вырвалось у меня при этих воспоминаниях.

– Кстати, о зловещем, – подхватила Катя. – Хочешь еще немного… испугаться?

– Если только немного.

– Посмотри внимательно на небо! – показала наверх Лебедева.

Я послушался ее и запрокинул голову. Над собой я увидел лишь редкие облачка и привычную синеву, правда, с примесью зелени.

– Видишь? – нетерпеливо спросила Кейт.

– Ты о чем?

– Посмотри как следует!

Приглядевшись, я обнаружил в зените полупрозрачное пятно размером с половину Луны – непонятное затемнение с неровными краями.

– Ты говоришь о пятне? – уточнил я у Кати.

– Да.

– Что это?

Лебедева состроила игривую гримасу:

– Ну… Разве у тебя самого нет предположений?

Я провел пальцем по шраму Лебедевой, и мы поцеловались. Должен признаться, что никогда не понимал тех, кто получает непосредственное удовольствие от этого процесса.

Не успел я придвинуться к Кате и крепко обнять ее, как мы услышали голос Мамфо:

– Простите за вторжение!

Высокая черная островитянка стояла в двух шагах от нас. Ветер чуть шевелил густую, похожую на тучу, копну ее волос. Мамфо выразительно нюхала воздух, как животное, оценивающее обстановку.

– Всем женщинам следует пройти со мной на северный берег, – грубовато заявила представительница руководства.

– За каким это чертом? – поинтересовалась Катя.

– Нужно привести в порядок лодки и рыболовные снасти, – чуть более миролюбиво ответила Мамфо и почесала щеку единственным пальцем правой руки. – Подробности узнаете на месте.