В дверях стоял совершенно оглушённый посетитель и опасливо озирался по сторонам. Забегая вперед, сразу хочу предупредить, что это был Жулик. Вот только малютки-мандрагоры этого не знали, ведь настоящие жулики всегда выглядят как самые обычные посетители.

Малыши прыгали вокруг мужчины, радостно визжали и требовали внимания.

– Участвуйте в лотерее! – тараторила Дра. – Выиграйте сюпирпрыз!

– Ошеломляющий, невероятный, умопомрачительный сюпирпрыз! – вторила ей Го.

– Такого вы еще нигде не видели! – хихикала Ра.

Жулик был смущен. Чего он точно никогда не видел, так это чтобы картошка прыгала и пыталась заманить его в свой сомнительный лохотрон.

Все шло как-то не по плану. Жулик не ожидал, что в магазинчике вообще кто-то будет, ведь он собственными глазами видел, как ушел хозяин.

Наверное, вообще не стоило заходить в это подозрительное заведение со странным названием «Залейся зельем», но, по слухам, из нее уже давненько попахивало королевскими трюфелями, которые очень ценились на «черном рынке». Так что Жулик все же рискнул зайти, конечно, когда хозяина не будет дома.

А тут сразу «на тебе!» – ЛОТЕРЕЯ!

– Лучше не участвуйте, – тихо вздохнул кот, – а то не ровен час действительно выиграете.

– А что, большая вероятность выигрыша? – спросил Жулик, принюхиваясь к запахам лавки и совершенно не конфузясь говорящего кота (чего только жулики не видели в своей насыщенной жизни).

– Ну как вам сказать, – задумчиво мурлыкнул кот, глядя на довольные мордашки мандрагор, – думаю, вероятность сто пятьдесят к ста.

– О! – воскликнул Жулик. – Тогда я точно могу выиграть?!

– Вот-вот… – опять грустно вздохнул кот, – можете.

– А что за приз? – Мужчина сканировал глазами лавку, пытаясь понять, что же он может выиграть и откуда так пахнет трюфелями.

Тем временем малыши с визгом убежали за прилавок и с трудом вытащили на свет старую обувную коробку, перевязанную красной ленточкой.

– Вот он! Сюпирпрыз! – воскликнула Ра. – Правда красивый?

Жулик с сомнением посмотрел на потрепанный реквизит.

– А что там? – наконец спросил он. – Что-то ценное?

– Очень ценное, – мурлыкнул черный кот. – Я бы сказал – бесценное.

«Надо же, – подумал Жулик. – А по виду и не скажешь».

– Тогда, конечно, я буду участвовать, – согласился мужчина. – Кстати, а сколько вообще участников?

– Вы один! – завизжали малыши. – Больше никто играть не захотел.

– О! Тогда я уже готов получить свой суперприз, – мысленно потирая ладошки, сказал Жулик. – Мне уже не терпится узнать, что же там внутри.

– Сразу нельзя, – сурово возразила Го. – Так не по правилам. Сначала надо купить билетик.

С билетиками была напряжёнка. Вообще по задумке билетиков должно было быть много, но нарисовать удалось всего один. Его как раз только что закончила рисовать Ман. Старшая мандрагора недовольно прошлепала к верещащей ораве младших сестёр и, бурча себе под нос витиеватые дендрические ругательства, сунула выигрышный билет в ладошку Го. Ох уж этот молодняк! Опять втянул ее в свои непонятные игрища!

– А сколько стоит билетик? – с сомнением в голосе спросил мужчина.

Как настоящий жулик, он всегда был готов к тому, что его могут обмануть.

– Пока не знаем, – пожала плечами Дра. – Мы раньше до билетика не доходили.

– А что у вас есть? – полюбопытствовала Го.

«Пф-ф-ф, – рассмеялся про себя Жулик. – Эту малышню можно легко… (он посмотрел в блестящие глаза малышей и смутился). Кхм… Скажем, обыграть».

– У меня есть… – И с грацией фокусника мужчина извлек из кармана сжатую ладонь. – Шапка-невидимка.

– Где? – во весь голос воскликнули малыши.

– Вот, – Жулик разжал ладонь и сделал вид, что кладет что-то невидимое на столешницу. – Самая настоящая, невидимая шапка-невидимка.

– Что-то ее не видно, – ехидно заметил кот.

– А как, по-вашему, должна выглядеть шапка-невидимка? – усмехнулся мужчина.

– Ну-у. Я не знаю, – фыркнул кот. – Наверное, никак.

– Ага! – радостно воскликнул Жулик. – Шах и мат, мистер кот!

Кот лишь страдальчески закатил глаза. Зачем он вообще согласился остаться за старшего во время отсутствия кудесника? Ах да, он же тут самый старший.

– Здорово! – засмеялась Ра. – Кудеснику точно понравится шапка-невидимка!

– Кому? – опасливо переспросил посетитель.

– Хозяину этой лавки, – мурлыкнул кот.

– А где он сам? – Посетитель понял, что пора сворачивать этот балаган, от которого уже начинала болеть голова.

– Вышел по делам, – отмахнулась Го. – Но он все равно играть в лотерею не хотел. Боялся, наверное.

– И не зря, – поддакнул кот.

Билетик перекочевал из ладошки Го в руки посетителя.

– Теперь я могу забрать свой приз? – спросил Жулик.

Ему очень хотелось побыстрее покинуть лавку, а то вдруг придет её хозяин и не захочет отдавать приз. Или еще хуже – заставит его что-нибудь купить! А вот этого он никак не мог допустить! Ведь от честной покупки у жулика всегда начинался дикий зуд в области кошелька, пощипывание в носу, а на глазах наворачивались слезы.

Мандрагоры не заметили обеспокоенности посетителя, потому что, как настоящие дети, они уже почти потеряли интерес к игре, которая должна вот-вот закончиться.

– Конечно! – в один голос воскликнули малыши. – Сюпирпрыз теперь ваш!

***

– Всё, кот, – сказал кудесник, довольно улыбаясь своему пушистому ассистенту, – твое наказание закончилось.

– Не закончилось, – вздохнул кот, растекаясь по столешнице. – Оно просто немного переместилось.

– В смысле? – Кудесник возился под стойкой, пытаясь найти старую обувную коробку. – Да где же она?

Коробки не было. Вместо нее на полу за торговой стойкой одиноко лежал маленький блокнотный листик с надписью: «Сюпирпрыз». Кудесник взял бумажный листок в руки и недоуменно повертел его в руках. С самодельного лотерейного билетика ему подмигивала неумело намалеванная улыбающаяся кошачья мордочка. Кудесник в задумчивости положил билетик на стол и неожиданно наткнулся на что-то невидимое.

– Так, а откуда здесь взялась невидимая шапка-невидимка? – удивленно спросил кудесник, подозрительно оглядывая столешницу через астрал.

– Ах, это? – Кот усиленно делал вид, что не понимает, о чем говорит хозяин лавки. – Я лично ничего не вижу.

– Кот, – серьезно сказал кудесник. – Мы же договорились: я возвращаюсь, и если к моему приходу всё будет в порядке, то тогда я выпускаю твой «кошачий тыгыдык» из коробки. А тут какая-то чертовщина творится! Что тут у вас произошло?

Кот лениво посмотрел в глаза кудеснику и грустно вздохнул.

– Лотерея… – многозначительно мурлыкнул он. – С ошеломляющим, невероятным, умопомрачительным, совершенно отдельным кошачьим тыгыдыком в старой обувной коробке…

***

Где-то в подворотне ничего не подозревающий Жулик, теряя терпение и предвкушая наконец увидеть свой умопомрачительный «Сюпирпрыз», сорвал «очень красивую ленточку» с потрепанной обувной коробки.

Что он увидел? Спросите у владельцев котов и кошек, которые не понаслышке знакомы с последствиями «кошачьего тыгыдыка». Они вам расскажут, как он выглядит.

Осенний Семибалльный.

Ветер жалобно завывал, пытаясь соскрести черепицы с крыши, а дождь нудно барабанил в окна.

– Эх! – радостно хлопнул в ладоши кудесник. – Отличная погода для рыбалки!

Кота аж передернуло.

– Я никуда не пойду! – возмущенно затараторил он. – Только не я, только не сейчас и только не на улицу! И вообще, на рыбалке я тебе нужен, как рыбе зонтик!

Пушистый ассистент начал растекаться черной лужей по деревянному полу мансарды и по капле просачиваться на первый этаж магазинчика.

– Как же, как же. Знаю, знаю, – вздохнул кудесник. – У тебя лапки.

Он с осуждением бросил взгляд в сторону утекающего кота и спустился по винтовой лестнице на первый этаж.

Что ж, на этот раз сказочник постарался на славу, и лестница в его исполнении вышла очень аутентичной.

Резные столбы перил теперь представляли собой шаманские тотемные изваяния «мурзиков» в различных позах кошачьей йоги. Сами же перила были зашкурены, окрашены в солидный тыквенный цвет, залакированы и отполированы до блеска.

– Вот же стервец! – восхищенно выругался мужчина, любуясь тонкой работой мастера. – Может же, когда захочет!

***

Кудесник спустился вниз и выглянул в окно. Ветер тянул на шесть-семь баллов, поэтому автоматический складной зонт сразу отпадал. Нет, зонт был неплохой, но ловить на него следовало лишь в теплый грибной дождик, с ветром не более трех-четырех баллов. А здесь требовалось что-то надежное и проверенное. Лакированный крючок зонта-трости привлек внимание кудесника. Его блестящая можжевеловая ручка прямо-таки просилась в руки.

– М-м-м, отличная снасть, – кудесник одобрительно прицокнул языком. – Как раз для осеннего шестибалльного.

Он притих и внимательно сверился с пожелтевшей рукописной таблицей Бофорта, которая висела возле вешалки с зонтами.

***

Эх, старик Френсис… Он знал толк в отличной рыбалке! Ещё бы, ведь, с его слов, он единственный, кто смог поймать шестнадцатибалльный ураган в открытом море. Хотя, в общем, все рыбаки – жуткие вруны, и, возможно, кудеснику не стоило доверять россказням этого старого любителя ирландского грюйта. С другой стороны, как не доверять, когда даже Всемирная метеорологическая организация для приближённой оценки скорости ветра использует урезанную версию его таблицы? А этот экземпляр Бофорт лично начертил своими руками, наполнив его данными, комментариями и рекомендациями. А в довершение всего поставил печать донышком пивной кружки, да так удачно, что от таблицы до сих пор приятно попахивало вересковым элем.

– Осенний, шестибалльный… – загадочно улыбнувшись, сказал кудесник, кивая своему отражению в стекле входной двери. Отражение ухмыльнулось в ответ, но тут же размазалось прилетевшими струями дождя.

– Нет, семибалльный, – поправил себя кудесник. – Семибалльный.

***

Итак, удилище было подобрано, и осталась сущая мелочь – выбрать поплавковые бубенчики. Но как раз с такими мелочами и могли возникнуть неожиданные затруднения.

Набор поплавочных бубенцов кудесник хранил в выдвижном ящике торговой стойки. Всё бы ничего, да только на той же самой стойке сейчас находился старый каретный фонарь, в котором с недавних пор мандрагоровое семейство устроило свое зимнее ботаническое гнездовье.

Занавески на окошках фонаря были полностью задернуты – видимо, малыши уже спали, и кудеснику меньше всего хотелось сейчас кого-нибудь из них разбудить.

***

Поначалу, как только мандрагоры появились в лавке, кудесник долго не мог привыкнуть к тому, что по вечерам нужно соблюдать тишину. Но после нескольких хороших взбучек от старшей Ман мужчина решил сотворить простенькое заклинание тишины и привязать его к ходикам старых часов с кукушкой. Так что теперь, после того как вечером кукушка куковала восемь раз, комната погружалась в магическую тишину. И никаких «ку-ку» до утра.

***

Каретный фонарь мягко светился ламповым светом. Ра с некоторых пор начала проявлять одно из редких свойств мандрагор, а именно испускать спектр электромагнитного излучения подобно солнцу. Правда, амплитуда излучения была еще небольшая, но тепло уже ощущалось. Ведь неспроста же кот по вечерам начал крутиться возле фонаря? Да и вообще пушистый ассистент уже давно бегал хвостиком за малышкой Ра.

«Два сведенца, – усмехнулся про себя кудесник, вспомнив выражение Ман».

Вот и сейчас, сбежавший с рыбалки кот уютно свернулся калачиком возле фонаря и для надежности обхватил его передними лапами.

Кудесник подошел на цыпочках к стойке и осторожно выдвинул ящик. В нем, на пожелтевшем листе старой газеты, лежала целая коллекция поплавковых бубенцов. Они лежали в строгом порядке, согласно размеру.

– До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до, – пробежался кудесник слева направо.

– До, си, ля, соль, фа, ми, ре, до, – он отсчитал с левого края пять бубенцов и взял в руки шестой и седьмой: «ми» и «ре».

– Шестибалльный… – кудесник осторожно потряс один медный кругляш.

– Ми-и-и, – звонко отозвался бубенчик.

– Мяу? – кот открыл один глаз и недовольно посмотрел на кудесника.

– Мне нужен поплавок, – шепотом объяснил кудесник.

Кот не стал дослушивать человеческие объяснения, а просто прикрыл глаз, всем своим видом показывая, что ему всё равно, лишь бы его не тащили на улицу в такую погоду.

– Семибалльный… – Мужчина потряс другой бубенчик.

– Ре-е-е, – отозвался поплавок.

В фонаре кто-то завозился, по окошкам заиграли желтые всполохи. Дверца фонаря открылась, и оттуда высунулась сонная мордашка Ра.

– Ты меня звал? – сказала малютка, потирая глаза и удивленно глядя на застывшего человека. – Эй! А куда это ты собрался?

– Тс-с-с… – шепотом сказал кудесник. – На рыбалку.

– Я с тобой, – сказала Ра, выбираясь из фонаря.

– Хорошо, – вздохнул кудесник, возвращая колокольчик «Ми» на место, и заговорщически добавил: – Только тихо.

***

Кудесник вышел под проливной дождь и с видом бывалого рыбака распахнул зонт. Ветер-забияка ожесточённо наполнил парусину снасти и, побившись между спиц трости, выскочил на свободу. Кудесник с силой вцепился пальцами в лакированную ручку зонта, а другой рукой поправил ворот плаща, во внутреннем кармане которого уютно устроилась малышка Ра.

– Ре-е-е, – сдавленно звенел колокольчик в ладошках мандрагоры.

– Ра-а-а, – хихикала в ответ малышка.

Кудесник плохо чувствовал поклевки ветра, но догадывался, что, если в зонт что-то и попадало, то только мелкие порывы, которые сейчас его вовсе не интересовали. Он ждал настоящего «Осеннего семибалльного».

– Ра, сможешь закрепить колокольчик на конце спицы? – спросил кудесник, сражаясь с резкими порывами.

– Смогу! – воскликнула Ра.

– Тогда действуй!

– Есть, мой капитан!

Она ловко перебралась из внутреннего кармана в рукав плаща и, пощекотав руку кудесника, выползла как раз возле крючка трости.

Ветер набирал силу. Порывы раз за разом атаковали парусину удилища. Да будь на его месте складной автоматический зонт, его бы давно вывернуло, поломало и разметало на части, а трость хорошо справлялась с напором стихии.

Ра преодолела большую часть пути и почти уже доползла до края спицы, когда поплавок в ее руке истошно заверещал.

Кудесник успел только крикнуть: «Держись!»

И что-то огромное влетело в зонт, влетело и забарахталось в спицах, почти вырывая трость из рук мужчины. Бубенчик не переставая трезвонил, а Ра бесстрашно визжала от восторга.

– Врешь, не уйдешь! – ругался кудесник, ожесточённо сражаясь со стихией, но чувствуя, что сил удержать «Осенний семибалльный» ему явно не достает.

***

Кудесника вместе с зонтом начало сносить вниз по улице. Его ноги скользили по жиже мутных луж и трясине мокрых листьев. На мгновенье ему даже показалось, что он стоит не на твердой брусчатке улицы, а на палубе ветхого суденышка посреди бушующего океана. Кудесник совсем оглох от завывания ветра и звона поплавкового бубенчика, а руки сводило от усилий удержать снасть. Чародей уже пожалел, что взял малышку с собой. Он не предполагал, что охота за «Осенним семибалльным» будет настолько опасной затеей. Сейчас в его голове крутилась только одна мысль: не упустить удилище, на котором бесстрашно болталась малышка Ра.

Проезжая мимо фонарного столба, кудеснику удалось извернуться и вцепиться в него одной рукой. Но спасительная стыковка была не совсем удачной, и окружающий мир вокруг чародея взорвался миллиардом разноцветных огней. Кудесник зажмурился, прижимаясь к надежной прохладе фонарного столба, и, превозмогая подступающую тошноту, еще сильнее сжал можжевеловую ручку удилища.

Прошло около пятнадцати минут, прежде чем «Осенний семибалльный» начал подавать признаки усталости, но оглохшему чародею показалось, что прошла целая вечность. Шум ветра стал тише, его порывы с каждым разом становились всё слабее и слабее. Кудесник понял, что пора подсекать добычу. Его трясущиеся руки нащупали центральную муфту снасти и резким рывком превратили парусиновый купол в слегка раздутый кокон.

– Ра, ты как? – отдуваясь, спросил кудесник.

– Я в порядке, – отсмеявшись, ответила Ра, – и, кажется, кого-то поймала.

– Еще можно поспорить, кто кого поймал, – отозвался из зонта пушистый ассистент.

– Кот? – удивился кудесник. – Ты как тут оказался?

– Зацепило и притащило попутным ветром… – недовольно мяукнул кот.

– Кажется, ты не хотел на рыбалку?

– Не хотел, – подтвердил Диодор, – но я не предполагал, что ты окажешься настолько безответственным и потащишь малышку Ра с собой! А потом, когда оказалось, что ты и правда настолько безответственный, то мне ничего не оставалось, как последовать за вами. И не зря! Если бы не я, то ее бы точно унесло ветром!

Кудесник, хитро прищурившись, слушал скомканное объяснение своего пушистого ассистента. Его улыбка говорила о том, что он не верит ни единому слову этого пушистого пройдохи. Кудесник на сто пятьдесят процентов был уверен в том, что кот вышел в такую мерзопакостную погоду только для того, чтобы не пропустить первую рыбалку малышки Ра.

***

Была глубокая ночь. Ветер устал, и его сил хватало лишь на то, чтобы тихонько гонять мокрую листву по пустым улицам города и жалобно скрестись в двери спящих домов.

Ра спала в самом теплом, сухом и пушистом месте, которое только можно было найти в лавке «Залейся зельем» – в самом центре свернувшегося в клубок черного кота. Пушистый ассистент с обожанием ловил ее нежное инфракрасное излучение и тихо мурчал себе в усы кошачью мантру. Малышка так и заснула с бубенчиком-поплавком, зажатым в маленькой ладошке. Во сне она, видимо, так и продолжала свою необычную рыбалку.

Кудесник довольно поглядывал на старый лист таблицы Бофорта, в котором гордо выделялась новая отметка «Осенний семибалльный».

***

Никто из знакомых кудесника не понимал его странную любовь к ветреной рыбалке. Что же это за рыбалка такая, если вместо улова у тебя только поломанная снасть и больше ничего? Кудесник отмахивался от насмешек, в конце концов, он уже давно прослыл на всю округу чудаком – одним чудачеством больше, одним – меньше. Понять бы его мог только настоящий рыбак, такой, как старина Френсис Бофорт, для которого смысл рыбалки всегда заключался не в рыбе, а в самом процессе. «Поймать то, что невозможно поймать – вот настоящая рыбалка, – любил говорить старик Френсис. – Всё остальное – банальный вылов рыбы».

И потом, в ветреной рыбалке было еще несколько плюсов. Во-первых, отсутствовали все муторные действия, связанные с переработкой рыбы: улов не нужно было чистить, солить, морозить, сушить, хранить и всё такое. Во-вторых, каждый раз с ветром кудеснику вместе с ветром удавалось поймать что-нибудь интересное. В этот раз вместе с «Осенним семибалльным ветром» к нему в снасть угодил «Осенний семибалльный кот».

***

– Вот уж точно, никогда не знаешь, что можно притащить с рыбалки, – усмехнулся кудесник, глядя на своего пушистого ассистента.

Потом кудесник еще раз оглядел таблицу Бофорта и дорисовал сердитую кошачью мордочку. Его взгляд ненароком упал на строчку «Осенний Восьмибалльный». Мужчина на мгновенье задумался, но тут же отрицательно замотал головой.

– Не сегодня, – устало усмехнулся кудесник и неожиданно зевнул. – На «Осенний Восьмибалльный» надо принцессу брать. Тогда точно вместе с ветром поймаем настоящего «Осеннего Восьмибалльного Дракона»…

Страшная сказка мандрагоры.

Мандрагоры сидели кружочком в старом каретном фонаре. Занавески окошек были задернуты.

– Итак, – сказала заговорщицким голосом Ман, сурово оглядев малышей, – еще не поздно просто искупаться перед сном и лечь спать.

– Нет! – возразили в один голос малышки. – Сказку, сказку, сказку!

– Ну, смотрите, – ухмыльнулась Ман, – сами напросились.

И младшие мандрагоры притихли, ожидая, когда наконец Ман начнет свой рассказ.

***

Далеко-далеко на юге, где жаркое солнце обжигает своими лучами… Посреди обширных текучих песков, в которых исчезают редкие караваны… В стране знойного ветра и вечной засухи жило скрытое ото всех людей заповедное племя аль-кхохо.

Всё аль-кхохо брали своё начало из многочисленных волшебных цветов, расцветающих на раскидистых ветвях огромного персикового дерева. Зелёный родитель любил своих детей. Он отдавал им всю влагу, которую его корни смогли выжать из бедной, пустынной земли, и защищал своей листвой от беспощадного солнца. Единственным его желанием было, чтобы чада, вбирая его соки вместе с мудростью, росли на нём, цвели и созревали.

Но глупые маленькие аль-кхохо не желали безропотно вызревать на ветвях своего родителя, и, как только они набирались сил, то обрывали свои черенки и сбегали от него на землю. Беглецы, конечно, были еще зеленые и совершенно незрелые. Наверное, как и человеческие дети, они просто хотели играть и шалить, а не тратить свое время на непонятное скучное созревание. Но, попав на землю, им становилось не до шалостей. Беглецы были слишком беззащитны перед внешним миром. Безжалостное светило и горячий ветер иссушали их плоть и кожу, а паразиты пытались источить их болезнями и язвами. Аль-кхохо осознали, что они были беззаботными только пока находились на ветвях своего родителя, и теперь они никогда не смогут вернуться назад под его защиту, ведь невозможно обратно нарастить ту тонкую связь, которую они сами же и оборвали.

Дерево с болью наблюдало за страданиями своих детей. Оно печалилось, ведь в каждом чаде была часть его души.

И в безмерной родительской любви дерево укрыло тенью обширной кроны всех своих сбежавших детей. Теперь обжигающие лучи беспощадного солнца и пронизывающие порывы иссушающего ветра не могли причинить вреда его чадам.

***

Поначалу на земле аль-кхохо пришлось туго. Чтобы выжить, они были вынуждены научиться ходить, думать и разговаривать. Им все же пришлось зреть, но делать это теперь приходилось уже самостоятельно. И они зрели, вбирая в себя тепло вечного лета и тень любви своего родителя.

У подножия персикового дерева, под благодатным навесом его огромной кроны аль-кхохо построили себе небольшое поселение, и все сбежавшие дети нашли в нем свое убежище. Аль-кхохо были очень благодарны своему родителю, и в благодарность за его любовь и защиту они следили за его корнями и сообща отбивались от многочисленных паразитов.

Было время, когда аль-кхохо жили счастливо, но всё течет, всё меняется, и волшебное дерево тоже не вечно.

Дерево состарилось, на нем больше не цвели волшебные цветы, из которых рождались малыши аль-кхохо, а зелень на ветвях начала желтеть. Поначалу племя, живущее на земле, этого не заметило, ведь тени раскидистой кроны вполне хватало для того, чтобы жадное солнце не иссушало их кожи и плоти. Но постепенно листья сохли и опадали, крона редела, дерево уже не могло защитить своих детей, и в деревню пришли обжигающее солнце и иссушающий ветер. Плоть аль-кхохо начала сохнуть, а вместе с этим усыхало все самое лучшее, что в них было, – любовь к своему родителю и разум.

Аль-кхохо начали сходить с ума, и от безумия стали отнимать жалкие остатки влаги, хранившиеся в телах соплеменников. Сначала это делалось тайно, под прикрытием вязкой тьмы южных ночей, потом, когда безумие поглотило их без остатка, племя разделилось на две враждующие половины, и одна часть старалась сожрать другую. Дерево плакало листьями и пыталось образумить своих детей. Ему было невыносимо смотреть на то, как они с жестокостью отнимают остатки влаги, поедая друг друга. Дерево говорило, что в каждом из аль-кхохо дремлет молодое, могучее дерево. Оно говорило о том, что стоит хотя бы одному аль-кхохо отбросить плоть, укорениться и взрастить себя ради соплеменников, и тогда всё племя будет спасено. Но обезумевшие аль-кхохо его не слушали – они слишком дорожили своей усыхающей плотью и были слишком заняты тем, чтобы попытаться съесть своих соплеменников и не дать им съесть себя.

В конце концов, от всего племени аль-кхохо остался один маленький мальчик. Он каким-то чудом смог сохранить остатки разума и спрятаться в обширных корнях персикового дерева. Пока в поселении полыхал пожар безумия, персиковое дерево как могло укрывало его, утешая днем и успокаивая ночью. Когда в поселении аль-кхохо никого не осталось и пламя безумия угасло само, родитель обратился к своему чаду с последней просьбой…

***

Малыши плакали навзрыд, от этого воя стекла во всей лавке ходили ходуном.

– Что здесь творится?! – взволнованный кудесник еле просунул лицо в каретный фонарь. – Ман, ты опять со своими сказками!

– Я не виновата, – отвела взгляд старшая мандрагора, – они сами напросились.

Кудесник уже не слушал её оправдания, а гремел чашками и разливал кофе.

– Сахар и молоко… – задумчиво пробурчал кудесник, кладя в чашку пару кусочков тростникового сахара.

– Мурла… – начал было кот.

– Брысь! – огрызнулся на него кудесник. В последнее время его раздражало навязчивое желание Диадора заставить всех говорить слово «молоко» на кошачьем диалекте. – Сейчас не время спорить о тонкостях молочного произношения! Детей надо искупать и уложить спать!

– Сейчас сделаем, – неожиданно согласился пушистый ассистент.

Он по-деловому перебрался к фонарю и по очереди вытащил за шкирку плачущих мандрагор.

Зрелище было умилительное, и кудесник правда бы умилился, если бы не знал, что Диодор тащит своих дендрокотят купаться не по доброте сердечной, а чтобы лишний раз их обнюхать. Просто ему очень нравился их трюфелевый запах. Что поделать, коты даже в проявлениях заботы жуткие прагматики.

Малышки-мандрагоры перестали плакать, а Ра даже попыталась мяукнуть, пока ее несли.

– И какая же сказка была на этот раз? – спросил кудесник у Го, которая уже как ни в чем не бывало плескалась в кофейно-молочной ванне.

– Про аль-кхохо, – ответила малышка.

– Ох, опять эти ваши ботанические сказки… – устало вздохнул кудесник. – Ну почему все эти ваши плодово-овощные истории такие кровожадные?!

– Это жизнь, – обреченно ответила Ман. – Я еще про одуванчики не рассказывала, вот там вообще жуть, что творилось.

– Не сегодня, – отрезал кудесник. – Ты, Ман, лучше перед тем, как истории рассказывать малышам, сначала мне расскажи, я хотя бы заранее хороший конец придумаю.

– И про аль-кхохо сможешь придумать? – с надеждой спросила Ра.

– Да тут даже и придумывать ничего не нужно, – усмехнулся кудесник.

Он усадил мандрагор на полотенце и, изображая восточный ковер-самолет, перенес их к окну. На улице было темно, но тусклый свет фонаря все же подсвечивал одиноко стоящий ствол и укрытые снегом ветви.

Кудесник указал малышам на дремлющее в сугробе дерево.

– Что это? – спросили малышки.

– Это аль-кхохо, – усмехнулся кудесник. – Теперь оно растет у меня в палисаднике.

– Но ведь аль-кхохо жили на юге! – удивились мандрагоры.

– Да, но оно как-то прижилось у меня, – пожал плечами кудесник. – Теперь здесь у аль-кхохо новый дом.

Он с улыбкой посмотрел на мандрагор и добавил:

– Надеюсь, вы здесь тоже приживетесь.