Драконодав

Глава 18

Быть искренним в жизни, значит вступить в бой с неравным оружием и бороться с открытой грудью против человека, защищенного панцирем и готового нанести вам удар кинжалом.

Оноре Габриель Рикети Мирабо

– Годфрид Драконоборец, – услышал я голос молодого ещё человека с колючим взглядом, – я Томас Стенли, первый граф Дерби.

– Ваша светлость, – поприветствовал его я, чувствуя, что привязан.

– Побудете немного моим пленником, – улыбнулся граф, – говорят вы богаты и удачливы, думаю, выкуп мне пригодится, остальных выживших мы повесили как пиратов на рее.

– Как остальная эскадра? – спросил я.

– Она…, – замешкался и скользнул взглядом вверх граф, – эскадра разбита.

– А Барбаросса? – понял я, что как минимум часть эскадры ушла.

– Союзник, приведший нас к вашей пиратской эскадре, мешающей перевозкам, награждён и отбыл восвояси, – сказал граф, – их, конечно, потрепали ваши хорошо вооружённые каракки, но видали они похуже трёпку.

Граф без расшаркиваний удалился, прервав разговор. Голова болела, взгляд с трудом фокусировался, но судя по количеству раненых и повязок на матросах, победа далась большими потерями, а повреждения бортов говорят о множестве ядер, попавших в корабль. Плотники спешно заделывали пробоины, корабль шёл с креном, явно набрал воды, суетились матросы, заводя пластырь и устраняя течь. Эскадра шла на север, значит, о высадке десанта речи быть не могло. Приглядевшись, я не увидел наших захваченных кораблей, зато увидел сбитые мачты, висящие только на канатах бушприты и зияющие пробоины по бортам по всей английской эскадре. Победа, если англичане победили, далась им тяжёлой ценой, зашитые в парусину тела выбрасывали целый день.

К вечеру мы выгрузились в сыром порту, затянутом туманом и дымом, еле виднелся свет факелов. Меня заковали в кандалы и заставили брести по грязи за возком, двигавшимся куда-то в темноте. Отчаянно скрипел фонарь, повешенный возчиком, в тумане едва виднелся свет едущих следом возков. Мы долго брели по каменистой дороге, куда-то поднимаясь, пока не достигли какого-то замка, судя по величине рва и воротам довольно большого, видимо это был какой-то из южных защитных замков островитян. Внутри замок оказался крошечным, видимо это Нунни, судя по круглым башням и отсутствию построек у стен. Меня поместили в небольшой подвал, шею приковали к цепи, вмурованной в стену, кандалы не сняли, можно было только сидеть на земляном полу, цепь была короткой, впрочем, на сырой пол со шныряющими крысами укладываться всё равно пока не хотелось, другой вопрос, как будет манить этот пол денька через три. Есть, конечно, не предложили, выпить тем более, закрыли толстую скрипучую дверь, даже факел унесли. В темноте я дремал, тысячу раз просыпаясь от звона цепей или крысиной возни. На удивление не воняло, тянуло, конечно, плесенью и сыростью, а так комфортно, даже голова перестала болеть. Сколько я просидел в темноте понятия не имею, раза три приносили немного хлеба и воды, надо сказать хлеб был весьма недурён, а вода чистой, явно меня не пытались уморить, надеясь на выкуп. Я старался двигаться как возможно, иначе тело затекало, спина не гнулась, мышцы болели, в подвале было прохладно, хорошо ещё оставался залитый кровью стёганный акетон, в нём было тепло, руки только приходилось засовывать под мышки, чтобы согреть. Ещё через непонятное время, меня вытащили во двор, было снова темно, дали умыться холодной водой, сняли залитый кровью акетон и выдали чистую одежду, но ножные кандалы оставили.

– Годфрид! – махнул жаренной гусиной ножкой граф Дерби, – неважно выглядите, присаживайтесь, поешьте, выпейте, как вам наше гостеприимство?

– Благодарю, ваше сиятельство, – сказал я, подавив желание судорожно ухватиться и впиться зубами в лежащие на блюдах сводящие запахом куски мяса, – крысы были весьма любезны не загрызть меня какой-нибудь ночью.

– Мне говорили, что вы остроумец и за словом в карман не лезете, – хохотнул граф, – как вы опишите нового короля и как нашли императора?

– Ваше сиятельство, вам ли спрашивать меня о короле? – сказал я, стараясь есть небольшими кусочками, чтобы желудок, отвыкший от пищи не взбунтовался и отпивать вина понемногу, чтобы не свалиться, – насколько я помню, это ваш извечный противник на турнирах в Экри и Сент-Инглеверт.

– Бывали на этих турнирах? – вскинул бровь граф, наблюдая как я орудую ножом и вилкой, свои он не трогал, ел руками, вытирая их об скатерть, – не помню вас на турнире.

– Вы должны помнить моего тогдашнего господина герцога де Шерентье, – улыбнулся я, чувствуя, как благодатное тепло растекается по организму и подкатывает чувство сытости, – наверняка вы не обращали внимания на простолюдина, подводившего ему коней.

– Ах да, герцог, он показался мне слабоватым на копьях, – кивнул граф, – ваше внезапное возвышение насколько я понимаю было заслуженным, слыхал, если бы не происки де Шерентье, вы с Аделардом могли поделить призы.

– Этого, увы, не узнать, – вздохнул я, – я просидел окончание турнира в темнице.

– К слову сказать, де Шерентье настойчиво добивается у меня вашего выкупа, – заметил граф, – правда даёт мало, он сейчас здесь, в своём замке Лаунсестон, по правде сказать, это скорее развалины, чем замок.

– А мой выкуп, во сколько оценивается? – поинтересовался я.

– Двадцать тысяч фунтов, – просто сказал граф, – думаю это не обременительная сумма для такого удачливого рыцаря?

– Не думаю, что в состоянии заплатить столько, – начал я торговаться, поскольку это сумма, достаточная для строительства крупного замка, – я небогатый барон, подобный выкуп следует оценить в тысячу, а скорее в пятьсот фунтов.

– Посмотрим, что скажет ваш король, – усмехнулся граф, – проси больше, хоть половину дадут.

– Ваше сиятельство абсолютно правы, – кивнул я, – однако король даже рассматривать выкуп какого-то барона не станет, у него сейчас пустая казна и война, а мои доходы скромны, не станете же вы брать выкуп вином или зерном.

– Отчего бы нет? – усмехнулся граф, – говорят у вас отличные бомбарды и доспехи, тис наилучший для луков.

– Увы, вывозить бомбарды и оружие на остров невозможно из-за войны, – сказа я, – а большую сумму, больше пятисот фунтов будет не собрать, всё задействовано в обороте производств.

– Обсудим это после королевского ответа, – хмыкнул граф, – откажут, тогда я подумаю: продать ли мне вас де Шерентье за четыреста фунтов или отпустить за пятьсот.

– Отпустив меня за пятьсот, – торговался я, – вы получите на сотню фунтов больше и благодарного друга в придачу, что согласитесь в тревожное военное время не лишнее.

– Кстати о войне, – сказал граф, – есть сведения, на побережье появился Генрих, граф Ричмонд, последний из оставшихся Ланкастеров, способный претендовать на здешний престол, даже говорят, собирает армию для вторжения на остров.

– Я слыхал война Алой и Белой розы закончилась победой дома Йорков, – сказал я, – у вашего пасынка немного шансов на успех.

– Все ждут, чем закончится восстание Генри Стаффорда, второго герцога Бекингема, – кивнул граф, – однако да, основные бои завершились победой Белой розы, хотя прибудь удачливая армия Ланкастеров, наверняка война может вспыхнуть с новой силой.

Меня отвели назад в подвал, правда, больше не приковывали, оставили только ножные кандалы. Вообще рыцарей заковывать не полагалось, если только особенно буйных, но видимо здесь, после войны люди ожесточились и заковывали не только простолюдинов. Зато появился масляный светильник, топчан с матрацем, набитым свежей соломой и прогулки по двору. В одну из таких прогулок, я, гремя кандалами увидал герцога де Шерентье, растолстевшего и грузного, взбирающегося в седло с помощью выпучившего глаза от натуги слуги. Его светлость недобро на меня взглянул и хищно улыбнулся.

– Годфрид, – процедил он издалека, – я выкуплю тебя за тысячу фунтов, только дождусь одобрения у ростовщиков и ты будешь молить меня о крошке хлеба в тёмном подземелье, а когда я выпотрошу все твои кубышки, я убью тебя, похищу твою жену, а детей отправлю в самую бедную свою деревню голодать и надрываться на добыче угля.

– Ваше право, ваша светлость, – поклонился я, – но видит Бог, я ничем не дерзал вызвать ваше ожесточение.

– Помни мои слова, ублюдок! – ударил своего коня хлыстом герцог и ускакал с немногочисленной и довольно потрёпанной свитой.

– Видимо завидует, – хмыкнул тихо подошедший и всё слышавший граф, – хотя неизвестно как я отнёсся бы к быстрому возвышению своего конюха, если бы тот обскакал меня на поле брани, в дружбе с королём и богатстве.

– Думаю вам это не узнать, – поглядел я на здешнего конюха, ковыряющегося в носу с весьма простодушным видом.

– Да, бедолага Дик умом не блещет, – расхохотался граф, – зато лошадей любит, они у него всегда вычищены и накормлены.

– Всякому своя стезя дадена, – кивнул я, – добрый мастер своего дела сам прославляет себя делами.

– Да вы философ, Годфрид, – хмыкнул граф и посерьёзнел, – де Шерентье предлагал выкуп в шестьсот пятьдесят фунтов прямо сегодня монетами, но я настаивал на тысяче. Думаю, можем договориться с вами: завёлся в наших краях дракон, жрёт исключительно тонкорунных овец, разоряет графство. Герцог отказался дракона забороть, а наши рыцари либо на материке, либо в могиле и дракон чёрный, огнедышащий, весь в шрамах, опытный. У нас драконы большая редкость уже давно, помню мой дед заборол последнего в здешних краях. За дракона графством назначена давно награда в триста фунтов – заборите дракона, прибавите семьсот и отправитесь домой.

– Шкуру, кости и мясо забирает графство? – ухватился я за опасную идею.

– Видать правду о вас говорят, – удивлённо поглядел на меня граф, – драконодав есть драконодав, ни тени страха, удивительно, герцог тот сразу заёрзал и глаза прятал, нет, про шкуру вообще не оговорено, можете себе забрать.

– Университет или астрологи за драконову шкуру фунтов двести отвалит запросто, поторговаться и четыреста, если дракон в правду большой и старый, – объяснил я, – у нас за шкуру и кости, а также всякие внутренние соки алхимики с радостью дают по триста-четыреста серебряных ливров, если дракон стоящий.

– Никогда не думал о драконах, как о товаре, – покачал головой граф, – сколько драконов вы убили?

– Дюжины три уже, не считал, – стал припоминать я, – правда обычно мелкие, старый дракон редко открыто дебоширит, они хитрые, утащат овец понемногу там, понемногу сям, чтобы на волков подумали и затаятся.

– Интересно, не знал, – покивал граф, – а этот вроде старый, что ж в открытую-то ворует?

– Обнаглел видать от безнаказанности, – пожал я плечами, – у нас быстро рыцари охоту начинают, а здесь не увидел рыцарей и постепенно обнаглел, а может от старости разум совсем потерял.

– А драконы разумны? – удивился граф.

– Поумнее вашего конюха, – кивнул я, глядя как Дик чешет себя в срамных местах, – слыхал некоторые говорили в древние времена, теперь-то выродились совсем, одичали.

– Интересно, интересно, – задумчиво сказал граф и оживился, – когда сможете начать поход?

– Немедленно, – сказал я, – нужен мощный жеребец, хороший доспех, длинные копья и помощников неробких дюжину.

– Люблю смелых рыцарей, не откладывающих дела в долгий ящик, – кивнул граф, – получите всё необходимое к завтрашнему рассвету, а пока снимут кандалы, ночуете в башне, ужинаете со мной.

Надо сказать, кони и доспехи здешние были весьма дрянные, отряд больше напоминал конных лучников, чем рыцарей или оруженосцев. Мечам здесь предпочитали тяжёлые кавалерийские палаши, шлемы были открытыми, без толковых забрал, с какой-то дурацкой решёткой. Аркебуз было мало в самом замке, отряду достались вездесущие здешние луки, рыцарские копья были по мне коротковаты. Хорошо нашлось парочка гранат, зато кулеврины доброй не водилось, будем старого, опытного и огнедышащего дракона на копьё брать. Ну-ну. Впрочем, это намного веселее, чем сидеть в темнице и дожидаться выкупа или простудиться насмерть и так кашлял сильно. Еду тоже дали отвратную, вино того хуже, впрочем, здесь варили сносный эль повсюду, стоивший сущие гроши.

Отряд, больше заботящийся, чтобы я не сбежал, поутру, в традиционный здесь густой туман и накрапывающий дождь выехал к месту, где последний раз напроказничал дракон. Наверняка он уже десяток миль пролетел и переваривает овец, однако начинать откуда-то поиски нужно, поэтому три дня ехали местами каменистыми, часто раскисшими дорогами к селению Эмблсайд. Ночевали обычно в лесу, тут много лесов было, дрова сырые, горели плохо, одежда вся отсырела, стрелки кашляли до хрипоты, к третьему дню отряд представлял собой жалкое зрелище. Впрочем, здешние парни были выносливыми и привычными к мерзкой погоде и холодам, щеголяя в одной рубашке, когда я кутался в плащ. Может их спасало крепкое отвратное вино, что без устали пили стрелки, как только с коней не падали, вечером едва ползком передвигались, наутро были хмурыми, но держались ровно. Я понял, что дракона нужно будет атаковать около полудня, до обеда, тогда стрелки ещё вполне трезвые.

В деревне про дракона много сказать не могли: его видел старый дед и малец. Старикан был подслеповат и настолько пьян, что с десятого раза только смог рассказать как видел дракона, воровавшего овец за деревней. Малец был видать от рождения умником, соображал туго, рассказывал про чудище, но какое, откуда прилетело и куда пропало, вытянуть не удалось. Хотя, при здешнем тумане, воняющем дымом, постоянном дожде и низким тучам, да хлебнув здешнего жуткого пойла, увидеть многое не удастся. Я обнаружил на поле сорванный дёрн, в некоторых местах было похоже, что драконовых лап дело. На краю поля, где продолжали мирно пастись овцы, обнаружился сплющенный овечий череп, с остатками шкуры. Волки такого сделать не могли, видимо дракон наступил или задел овцу острым концом хвоста, отрубив башку. Овец стерегла низенькая пастушья собака, она прыгала по овцам, отгоняла их от леса и посматривала на меня умными глазами, но так ничего не сказала.

– Где здесь озеро с ключами, поросшее берегом соснами? – спросил я шерифа, приехавшего взглянуть на диковинного рыцаря-драконоборца, – недалеко от селений, но малопосещаемое.

– Одно такое, – нахмурился шериф, поковырявшись в ухе, – Уиндермир, только ходить туда опасно, там монстр живёт.

– Расчудесно, – кивнул я, – ребята, в седло, Уиндермир ждёт.

– А вот не торопись, Годфрид, – услыхал я знакомый голос де Шерентье, – я поеду с тобой, пригляжу, чтобы не убежал.

– Ваша светлость, – улыбнулся я, – хотите поучаствовать в охоте на дракона?

– Дракона убивать будешь ты, – процедил герцог, – я понаблюдаю.

– Кулеврину дадите? – спросил я, увидав пользительное оружие на вьючной лошади.

– Плетей всыплю, – пообещал герцог, – копьём заколешь, чай не маленький.

Герцог, скакавший с сильным отрядом оруженосцев позади, был совершенно некстати. С одной стороны его оруженосцы и сам герцог могли оказать помощь, с другой могут просто наблюдать издалека, а потом добить и забрать добычу себе. Нападать они не осмеливались, стрелки были неробкого десятка и смотрели на чужаков косо, держа руку на тесаках. Однако что ждёт на ближайшем привале было неясно, пока мы скакали по сносным дорогам к озеру, держась в пределе видимости друг от друга. Лагерями тоже стали отдельными, выставив двойной дозор, как на войне. Но пока герцог держался мирно, только напился в стельку и орал угрозы в нашу сторону, становившиеся всё ужаснее и бессвязнее. Наутро мы выехали рано, чтобы досадить герцогу, сильно перебравшему вчера, отчего он мотался в седле с убитым видом, а мы скакали бодро, плотно позавтракав и выспавшись. По дороге глазастые стрелки увидели кучу драконьего дерьма, характерного синего цвета, получалось догадка верна. Драконы отчего-то любили тихие лесные озёра, обязательно с холодными ключами. Мы выехали на скалистый берег, откуда просматривалось всё озеро, сразу увидев купающегося на мелководье дракона. Герцог, видать забыв всё, чему сам учил меня, громко заорал, размахивая мехом с вином, а его оруженосцы расталкивали стрелков, стремясь занять место подле герцога, чтобы лучше видеть чудище.

Дракон взмахнул крыльями и нагнал в озере волну, взмывая в небо. Он был огромным, воистину исполином, самым большим из виденных мною. Это явно был старый дракон, получивший множество шрамов в схватках с другими драконами или другими чудовищами, в крыльях было несколько плохо затянувшихся рваных прорех. Однако когти дракона были огромными и острыми, взгляд свирепым, с каждым взмахом он поднимался на высоту ратуши, парой взмахов достигнув нашего утёса. Люди герцога настолько были ошеломлены, как он сам, что просто зачарованно смотрели на дракона. Мои стрелки оказались неробкого десятка, натянув свои луки, однако дракону, а тем более такому стрела повредить не могла. Я кинулся к вьючным лошадям герцога, кулеврина была, как положено, не заряжена, в одиночку заряжать такую тяжесть страсть как неудобно, я стащил слугу герцога, ударил его немного, чтобы тот смог оторвать взгляд от зависшего у скалы дракона и хотя бы подержал кулеврину. Я быстро засыпал дрянной порох, забил солому, толковых пыжей здесь не водилось, затолкал плохо вырубленное каменное ядро и прибил соломой, чтобы не выкатилось. Высекая искры, чтобы запалить фитиль, я заметил, что дракон начал изрыгать пламя. Стрелки, надо отдать должное, справились с осатаневшими лошадьми и увидав первые вспышки огня, разбежались зайцами кто куда. Люди герцога и сам его светлость, изваяниями пялились на чудище, пока жаркое пламя не врезалось в их ряды. Что сказать о незавидной участи жертв драконова пламени? Даже если выживешь, ожоги доконают, не кожи, так лёгких. Пламя прошло чуть левее герцога, будучи направлено в глубину отряда, мне досталось совсем краем, время замедлилось, я видел, как медленно развивается пламя, медленно поднёс фитиль к нему, поджёг, установил кулеврину на сошку, прицелился, отвернулся, чтобы пламя дракона, почти достигшее меня или порох не попал в глаза и выстрелил точно в сердце чудища. Каменное ядро медленно вылетело из ствола, я наблюдал за ним, краем глаза, чувствуя как пламя касается верхушки шлема и замечая, как чернеют и обугливаются люди герцога, а он сам падает, держась за левую половину лица, что-то беззвучно крича. Ядро ударило дракона куда положено и рассыпалось мелкой трухой, словно ударившись в стальную болванку.

Дракон посмотрел на меня, на мгновения наши взгляды встретились, я почувствовал, как думает чудище, впрочем, дракон явно был чудовищем намного меньше большинства людей. Он вёл суровую и честную жизнь, пребывая в бесконечной тоске и одиночестве, лишённый общества своих соплеменников, лишь изредка встречая их, не зная, чем закончится такая встреча: новыми шрамами или дружескими разговорами. Да, драконы умели говорить, причём даже с людьми, любили хорошие истории, были любознательны и общительны. Их тяготила охота рыцарей, необходимость убивать нападающих людей, однако природный драконий фатализм заставлял их упорно, столетие за столетием жить. Да, драконы жили столетиями, может даже тысячелетиями, просто большинство редко доживало до сотни лет, обычно погибая от сородичей или удачливых рыцарей. Всё это пронеслось у меня в голове за мгновение, как дракон взмахнул крыльями ещё раз и окончательно взмыл в небо, сбив меня с ног жутчайшим потоком воздуха, исходящим от крыльев.

– А-а-а! – услышал я внезапно вопль герцога.

К нему присоединились остальные немногочисленные выжившие. Зрелище было как всегда после схватки с драконом неподготовленных солдат: бегающие с горящими спинами лошади, обугленные трупы, горящие раненые, пытающиеся затушить одежду, оплавленное оружие, ожоги, ожоги и ещё раз ожоги. Герцогу досталось меньше всех, но орал его светлость громче всех. В отличие от немногочисленных выживших оруженосцев, с почти сожженными лицами, сдирающих раскалённые латы, герцогу обожгло половину лица, даже глаза остались целы, хотя волос и бровей его светлость лишился, как всегда щеголяя без шлема. Стрелков, оттеснённых оруженосцами в задние ряды задело мало, конечно им досталось, но основное пламя приняли на себя люди герцога. Рядом был холодный горный ручей, обожженных поливали ледяной водой, вроде им становилось легче. Пришлось встать лагерем, хотя солнце было ещё высоко и постараться облегчить страдания раненных. Герцог вскочил в седло и направился в ближайший город в поисках лекаря, впрочем, только для себя, обещать прислать в лагерь, как не кричал обожженный его оруженосец его светлость не соизволил. Стрелки обнаружили неподалёку богатый хутор, их встретил неприветливый хозяин с копьём, но, узнав, что всего-то нужно отвезти к лекарю на возке раненых и даже заплатят, стал добрым, налил эля, раненым дал крепчайшего пойла, хоть немного облегчающего страдания, а батраку приказал запрягать волов и ехать в город, да вернуться затемно, а не шастать по кабакам. Оставив хозяину пару монет, мы направились в городок Ньюби Бридж, где, по словам селян врачевал не какой-нибудь цирюльник, умеющий только зубы рвать, да кровь пускать, а настоящий учёный лекарь, ставивший на ноги безнадёжно больных. Отчего светило проживало в такой дыре, а не столице? Повздорил с королём, был сослан в родной городок, откуда лет двадцать назад юнцом уехал на юг учиться у тамошних просветлённых врачевателей. Странствия не пошли на пользу верноподданническим настроениям: лекарь стал вольнодумцем, писал возмутительные книги о власти, короче, слишком много видел. А таких, всегда не любят, указывающих самому королю что делать. Поэтому из столицы в этот городишко стекались больные, разного уровня достатка и хворестей, чтобы излечиться. Болезни-то неважно, поддерживаешь ты короля или супротив измышляешь, богатый или бедный, тело-то она одинаково терзает. Лекарь говорят, выкупил большой дом, устроив там больницу, совсем бедняков лечил бесплатно, с богатых деньги брал, чтобы закупать снадобья и пищу для бедняков. Местные поведали, что почитают лекаря за святого.

– Дракон говорите! – вскинул брови высокий и прямой человек, с окладистой седой бородой и пронзительными глазами, умывая окровавленные руки, – любопытно, не видал раненых драконами.

– Ожоги, ничего необычного, – покачал я головой, – мы заплатим.

– Если можете, платите, – кивнул лекарь, – ребята здоровенные, едят, поди много, с другой стороны крепкие, быстро и выздоровят, не истощённые крестьяне с хуторов поди.

– К вам направлялся герцог, – начал было я.

– Да, де Шерентье, совершенно невоспитанная скотина, – фыркнул доктор, – требовал его немедленно вылечить, освободить ему одному целый зал, скандалил, угрожал.

– И что? – хотел узнать продолжение я.

– Я тоже не последний человек в королевстве, чтобы на меня так орать, сквайр Филипп Хохенгейм, к вашим услугам, – показал на изрядный кинжал лекарь, – после обучения в Болонском университете я прослужил в имперской армии полковым хирургом не одну кампанию, поэтому я осадил наглеца, отказался ему предоставить место и продал ему мазь от геморроя за два фунта.

– Но у его светлости нет геморроя, – усмехнулся я.

– Будет так орать на незнакомых людей – будет, – пообещал лекарь, – а то лишнюю дырку в брюхе кто проковыряет, пусть мазь от геморроя из конского навоза повтирает, ожог слабый, не опасный, у меня трёхлетний малец обварил руку в кипятке сильнее, но молчит, как положено мужчине, хотя украдкой плачет ночью.

– Рад увидеть учёного человека в таких местах, – кивнул я и передал кошель лекарю, – здесь двадцать шиллингов, должно хватить на лекарства, постой и оплату ваших услуг, мы вынуждены ехать дальше, но если вас занесёт на материк, будем вам рады при королевском дворе в Турене, а то императорский Ахен посетите, там хорошего лекаря всегда привечают.

– Возможно вы правы, родина встретила довольно прохладно во всех смыслах, – кивнул лекарь, – столицы правда мне не по вкусу, вот слыхал в королевстве городок Сарж весьма славится промыслами и учёностью, друзья советуют ехать туда.

– Вы не представляете какой это прекрасный город, – вздохнул я, вспомнив о доме, отчего защемило сердце, – какой там воздух, виноградники, даже красильни и кожевенные цеха не портят этот небольшой, но славный город.

– Вы явно бывали в Сарже, раз описываете его с такой любовью, – улыбнулся лекарь и махнул помощникам, что скоро придёт, – де Шерентье я слышал и владеет Саржем, но как при таком грубияне и невеже расцвели науки и цеха?

– Де Шерентье находится в изгнании, после предательства короля, – покачал я голвой, – а Сарж и все земли герцогства теперь принадлежат новому владельцу.

– А, Годфрид Драконоборец, наслышан, наслышан, даже если половина россказней верна, счастливец и умница каких мало, этот барон, – кивнул лекарь, – почёл бы за честь пожать руку этого рыцаря.

– Держите эту руку Филипп, – протянул я ладонь сразу понравившемуся мне лекарю, – я Годфрид из Саржа.

– Ну, да, дракон… – растерялся лекарь, а потом ухватился двумя руками и затряс руку, – неожиданное и приятное событие!

– С огромным удовольствием поговорил бы с вами, но, увы, дракон за это время может улететь к сарацинам, – улыбнулся я, – ваши пациенты тоже ждут помощи.

– Да хранит вас Господь, – перекрестил меня лекарь, – непременно буду в Сарже сей год!

– Как мне хотелось бы оказаться в Сарже сей же год, – тихо пробормотал я, усаживаясь в седло, – поскачем к морю, там дракон затаился.

Проникнув в мысли дракона, я увидал пещеру, там дракон прятался, если видел серьёзную опасность, про дракона я знал теперь многое, даже каких овец считает более вкусными. Оруженосцы де Шерентье, брошенные господином влились в отряд, правда осталось целыми всего трое. Мы скакали без устали к берегу, хотя убивать дракона теперь совершенно не хотелось, это был измученный, печальный старик, имеющий единственное удовольствие в жизни вкусно поесть. Убить такого, как убить престарелого и почти безобидного родственника, берущегося за вилы только если совершенно доведут. Но, иного выхода собрать выкуп я не видел пока, разыщем дракона, там будет видно, а может произойдёт какая неожиданность. Оказалось, неожиданность ждала буквально за поворотом дороги.

– Представьтесь! – перегородили нам дорогу надменные рыцари с гербом с тремя геральдическими леопардами на щите.

– Годфрид из Саржа, – ответил я рыцарям королевской свиты.

– Ждите, – бросил один из них и поскакал вглубь остановившейся колонны, но вскоре вернулся и сказал, – его величество желает видеть, оружие долой.

– Это пленник графа Дерби, пират? – спросил подошедшего де Шерентье король, поморщившись, – отчего не повешен?

– Ждём выкупа, а пока дракона послан убить, – проворчал его светлость, трогая повязку на лице и морщась.

– Не думаю, что стоит давать разгуливать с оружием пирату с материка, повесить лучше, – скривился король, – а большой выкуп?

– Я предлагаю графу Дерби шестьсот пятьдесят фунтов, но он хочет тысячу, – пожаловался де Шерентье, глядя на улыбающегося графа, тоже находящегося в свите короля.

– Боже, какая безделица, – кинул тугой кошель графу подошедший Вудсток, обняв меня, – дорогой Годфрид, выкуп за тебя получен, а я отпускаю тебя, потому как один доспех, оставленный мне тобой на турнире стоил вдвое больше.

– Эдвард, – укоризненно сказал король, – твои выходки…

– Это же Годфрид из Саржа, Драконоборец! – воскликнул принц, – если наш король повесит героя песенок любого ярмарочного балагана, то не снискает любовь народа.

– Я король не народной любовью, а от Бога, – фыркнул монарх, – ну, да, ты прав Эдвард, пусть убирается в свой расчудесный Сарж.

– Как мудро, ваше величество, – склонился, пряча скривленные губы де Шерентье.

– Увидимся на турнире, осенью, – обнял меня принц, – желаю хорошего пути.

– Так герцог, что с планом кампании? – сказал король, это было последнее, что я услышал, стараясь поскорее убраться подальше от королевских особ, по мне только и занимающихся развешиванием собственных и чужих подданных по виселицам и укладывающих на плаху.

– Как побыстрее убраться с острова? – спросил я очередного, не помню какого по счёту оруженосца де Шерентье, переметнувшегося на мою сторону.

– Война перекрыла основные порты, на королевских посудинах на материк не попасть, – размышлял он, – однако ирландские пираты снова замирились с королём, в Борнмуте или Пуле можно всегда найти контрабандистов или пиратов, наверняка Грейс О`Мэлли там стоит.

– Тогда поспешим, – кивнул я.

Не разбирая дороги мы скакали на запад, разбрызгивая обильную здешнюю грязь. Дожди зарядили вполне осенние, беспросветные, поэтому лошади были по брюхо в грязище. Мы двигались с короткими остановками в небольших деревушках, давая лошадям роздых, а себе покупали дрянной здешней еды, хорошо её украшал добрый эль. Жители здесь любили выпить и подраться, целые побоища происходили от игры, что они называли «футболом». Кожаный шар пинали ногами, а то руками сотни здоровенных местных, расталкивая прохожих и снося небольшие лавки по ходу игры. Занимались этим и стар и млад, завзятых игроков было видно по редким зубам и обильным синякам. Играть в футбол было запрещено королевским указом, только подальше от столицы все плевать хотели на короля и его указы, отчего, любую свободную минуту островитяне проводили в непрестанной игре в футбол. Надо сказать это было на руку – они меньше упражнялись в стрельбе из своих ужасных и мощных луков, страшных даже латному рыцарю.