Read the book: «Поцелуй смерти»

Пролог

Старые яблони, росшие вокруг небольшого, но по-прежнему крепкого деревенского дома, были так густо усыпаны бело-розовыми цветами, что казалось, будто их покрыли пышной ароматной пеной. Ошалевшие от внезапного счастья пчёлы и шмели бодро жужжали, перелетая с цветка на цветок, и поэтому вокруг яблонь стоял непрерывный гул.

Но сидевшая на открытой веранде женщина, казалось, не замечала этого радостного весеннего буйства природы: её взгляд был устремлён не на цветущие кроны, а куда-то сквозь них, на что-то, заметное только ей. Она отталкивалась от пола обутой в модную туфельку ножкой, и старенькое кресло-качалка жалобно поскрипывало при каждом движении. Но женщина, казалось, не замечала неприятных звуков, полностью погрузившись в свои мысли.

Она была очень красива, но той изысканной холодной красотой, которая заставляет мужчин либо обходить её обладательницу десятой дорогой, либо класть к её ногам всю свою жизнь. Всё зависит исключительно от того, насколько хорошо у человека развито чувство самосохранения. Анаконда ведь тоже по-своему прекрасна, но мало кому придёт в голову скакать по джунглям в поисках этой жуткой красоты. Хотя есть и такие любители пощекотать нервы.

Надо было признать, что незнакомка очень плохо вписывалась в окружающий пейзаж: ей гораздо больше подошла бы терраса мраморного дворца на берегу моря или, на худой конец, затерянное в альпийских горах комфортабельное шале. А вот это вот всё: облупившиеся доски пола, цветущие яблони, пчёлы, скрипучее кресло – не гармонировало с ней совершенно. Но ведь что-то же привело её сюда, и вряд ли это была ностальгия по деревенскому босоногому детству. Не факт, что у такой ледяной красавицы вообще когда-то было детство. Складывалось впечатление, что она родилась уже вот такой: прекрасной, равнодушной и неприступной. А разбитые коленки, костюмы снежинок и зайчиков на праздниках в садике, разноцветные мячики и наивные голубоглазые пупсы – это всё про кого-то другого, не про неё.

– Хозяйка, принимай работу, – на веранду выглянул мужик лет сорока, – готово.

– Хорошо, – голос женщины был таким же, как и она вся: красивым, мелодичным и холодным, лишённым каких-либо эмоций.

Она встала, вошла в дом, спустилась по узкой лестнице в достаточно глубокий погреб и огляделась.

Наверное, когда-то здесь хранили банки с заготовками, мешки с картошкой, связки лука, кадушки с квашеной капустой и солёными огурцами. Но это – раньше. Сейчас погреб изменился до неузнаваемости. Стены и потолок были обшиты тонкими металлическими листами так плотно, что зазор между ними можно было рассмотреть с определённым трудом. На полу вместо земли или деревянного настила были уложены тщательно подогнанные друг к другу каменные плитки.

– В таком хоть чуму, хоть ядерную войну пересидеть можно, – хмыкнул мужик, стараясь по выражению лица понять, довольна ли заказчица.

Деньги ему за обшивку погреба были обещаны немалые, по местным понятиям так и вообще сумасшедшие, а что до условия никуда не выезжать до окончания работы – так оно и понятно. Проболтаешься про такие материалы, кто-нибудь наверняка попытается умыкнуть хотя бы часть. А отвечать перед хозяйкой ему… Так что Фёдор взял заказ, перебрался в эту давно покинутую даже немногочисленными дачниками деревеньку и принялся за работу, благо еды ему оставили много: и крупы, и макароны, и тушёнку, даже хлеб в каких-то замысловатых пакетах, в которых он не портился и две, и три недели. Единственное, чего Фёдору не хватало, так это выпивки. Он попробовал намекнуть заказчице, что неплохо было бы оставить ему пару поллитровок, но наткнулся на такой взгляд, что тут же согласился, что без бутылки оно надёжнее, да.

Поначалу он пытался угадать, для чего городской красотке такой странный погреб, но потом решил, что, как говорится, у богатых свои причуды. Ему же платят не за то, чтобы он понимал, а за то, чтобы свою работу выполнил. В округе все знали: если где тонкая и непростая работа есть, то это непременно Федьку-Птичника надо звать, потому как у него руки из правильного места растут. Почему Птичника? Да потому что было время, когда он кур и индюшек держал: птицы давно нет, распродал, а прозвище осталось.

Вот и в этот раз, когда солидный немолодой мужчина на приличной машине стал узнавать, к кому можно было бы обратиться для выполнения сложных работ по реставрации старого дома, ему сразу указали на Фёдора. Это уж потом Птичник узнал, что мужчина – лишь доверенное лицо, потому как сама заказчица слишком занята, чтобы по деревням кататься в поисках мастеров. Обговорили детали, посмотрели фотографии, прикинули сроки и материалы, решили вопрос с авансом, и Федька, заперев свой дом и поручив собаку заботам старухи-соседки, уехал с незнакомцем. Куда именно – никто не знал, да и не особо интересовался: приедет Федька – за бутылкой сам всё расскажет. И что было, и чего не было, это уж как водится.

Было это полтора месяца назад, и вот теперь он сдавал работу, выполненную действительно на совесть.

Женщина медленно прошла по погребу, касаясь кончиками тонких пальцев металлических стен и словно прислушиваясь к чему-то. Потом обернулась и посмотрела на Фёдора, едва заметно улыбнувшись краешком пухлых губ. Мужик почувствовал, как от этой улыбки сердце сначала замерло, а потом застучало быстро, жарко, сбиваясь с привычного ритма.

– Я довольна твоей работой, Фёдор, – в нежном голосе мужчине послышался намёк на то, что заказчица не против была бы отблагодарить его не только солидной суммой наличными.

– Я… кхм… Мария… кхм… это… старался, – Фёдор судорожно вдохнул, не в состоянии отвести взгляда от зазывно приоткрывшихся губ, – со всем моим прилежанием…

– Подойди, – тихо велела женщина, и он, словно загипнотизированный, сделал несколько шагов вперёд, остановившись на единственной чёрной плитке. Все остальные были серыми, и лишь эта – антрацитово-чёрной. Её было велено положить в самый центр пола, и Фёдор немало времени потратил на то, чтобы отыскать нужное место, от души наползавшись с рулеткой и вспомнив все матерные загибы, какие только знал.

– Молодец, – похвалила его женщина, и на секунду ему показалось, что её глаза полностью заволокло серо-зелёным болотным туманом. – Ты заслужил свою награду…

Фёдор не мог отвести взгляда от невозможно красивого лица, поэтому послушно протянул вперёд обе руки, как-то отстранённо подумав о том, что было бы неплохо их сначала как следует вымыть, а потом уже… Он даже не вздрогнул, когда в руках красавицы совершенно загадочным образом возник нож, по лезвию которого струились, сплетаясь и переливаясь, невиданные им никогда узоры. Не издал он ни единого звука и тогда, когда бритвенно острое лезвие прочертило по ровной линии от локтевого сгиба до запястья на каждой руке. Мужчина, не отрываясь, смотрел в глаза красавицы и видел в них что-то своё, не имеющее никакого отношения к реальности. Он словно не замечал, как тёмная кровь стекает по его рукам и скапливается на чёрной каменной плите небольшой лужицей, которая не растекается, а словно впитывается в камень.

Женщина внимательно следила за ним и через какое-то время вынула из кармана небольшой флакончик и, накапав из него на ладонь остро пахнущей жидкости, с силой провела по кровоточащим порезам. Словно по волшебству раны сначала стали меньше, а потом и вовсе затянулись тонкой молодой кожей, превратившись в относительно свежие шрамы.

– Ты сейчас выйдешь из этого дома, – голос красавицы потяжелел, слова раскалёнными гвоздями вбивались в мозг Фёдора, который по-прежнему находился в состоянии прострации, – и будешь идти по дороге, никуда не сворачивая. Остановишься только тогда, когда увидишь большую красную машину, не раньше. Возле этой машины тебя буду ждать я, и мы поедем ко мне.

– Как прикажешь, сладкая, – расплылся в полубезумной улыбке мужик, – я всё сделаю так, как ты скажешь!

С этими словами он повернулся и с некоторым трудом поднялся по лестнице, затем вышел на крыльцо и, покачиваясь, пошёл по когда-то широкой, а сейчас еле заметной в уже подросшей траве дороге.

Стоя на крыльце, женщина смотрела на него до тех пор, пока он не подошёл к границе леса, подступившего к когда-то оживлённой, а сейчас мёртвой деревне совсем близко. Почти сразу, буквально метрах в ста за первыми деревьями, начиналось болото, тянущееся на много километров в обе стороны. Поговаривали, что из-за него и обезлюдела когда-то большая деревня с забавным названием Пушники. Мол, раньше-то было нормальное болото, с клюквой, редкими лекарственными травами. Сказывали, что сюда со всей области охотники съезжались в сезон стрелять бекасов и дупелей. А потом словно проклял кто это место, и стала оттуда всякая зараза ползти: то гнус какой-то в немыслимых количествах, то змеи десятками, то лихорадка болотная. Люди бросали дома, нажитое имущество и перебирались в места более благополучные.

Дождавшись, пока Фёдор зайдёт в лес, женщина довольно улыбнулась: не было никаких сомнений по поводу дальнейшей судьбы мужчины. Там, куда ни поверни, кроме болота никуда не попадёшь, к тому же сейчас как раз пик змеиной активности, так что если сразу и не утонет, то болотные гадюки всё равно далеко уйти не дадут.

– Ну вот и замечательно, – проговорила женщина, когда до неё донёсся приглушённый расстоянием короткий, сразу оборвавшийся крик.

Она ещё раз вернулась в погреб, убедилась, что вся кровь впиталась в камень, и вышла, не забыв закрыть подвал на замок. Страшный с виду, ржавый, какой-то перекошенный, на самом деле он был более чем современным, а вид… мало ли, вдруг кого-нибудь сюда занесёт случайно. Открыть его никто кроме неё не сможет, а вшитая в замок сигналка даст ей знать, что рядом с погребом появились не в меру любопытные граждане.

Вернувшись на крыльцо, женщина огляделась, убедилась что поблизости никого нет, и вот уже в воздухе машет крыльями ничем не примечательная сорока, точно такая же, как тысячи других. За исключением того, что через полчаса она опустится на землю в укромном уголке парка, а ещё через несколько минут стильная молодая шатенка сядет за руль алого спортивного автомобиля.