Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Судьба престола Речи Посполитой имела большие последствия для судьбы Речи Посполитой. В стране столкнулись интересы двух стремившихся к европейской гегемонии королевских Домов: австрийских Габсбургов, предложивших в качестве кандидата на польский трон сына императора Священной Римской империи Максимилиана II Эрнста, и французской королевской династии Валуа, выдвинувшей кандидатуру принца Генриха Анжуйского. Тогда в полной силе проявилось нерасположение литовских магнатов к полякам. Многие из литовских панов с целью отделить Литву от Польши хотели даже выбрать московского царя Ивана Грозного или его сына. И этот вариант поддерживала не только литовская, но и часть польской шляхты, надеявшаяся таким избранием покончить с засильем магнатов. Об этом уже начал вести переговоры литовский писарь Гарабурда, но царь колебался.

В это время на ведущую роль в государстве выдвинулся белзский староста, владевший по наследству имением Замостье (Замосць), Ян Замойский герба Елита. Свою молодость Замойский провёл «не среди одного порохового дыма», как он сам выразился, а в школах Франции и Италии, получив там утончённое классическое образование, которым он славился между современниками. Талантливый от природы Замойский скоро завоевал себе известность не только в своём отечестве, где за ним рано установилась репутация отличного администратора и юриста, но и в Западной Европе. В образованных европейских кругах Замойского считали врагом иезуитов и, следовательно, поборником свободы совести, называли его «новым Демосфеном, героем дел военных и мирных, жрецом Феба и Марса». Падуанская академия избрала его своим ректором.

Популярность Замойского была необыкновенна: он своим красноречием на Сеймах мог обворожить толпу шляхты, а своей справедливостью и неподкупной строгостью, в сочетании с разумной осторожностью, был идолом в глазах солдат. Шляхта смотрела на Замойского, как на своего представителя, ни один из магнатов не пользовался таким расположением шляхетства, как он. Во многом благодаря сплочению шляхты в 1572 году её сеймики стали собираться не по воеводствам, как было ранее, а по поветам, что усилило позиции на них именно мелкой шляхты.

В начале 1573 года был принят закон о «вольной элекции», по которому шляхта получила право выбирать короля польского и великого князя литовского, которым она пользовалась до последних дней Речи Посполитой. Этим самым был изменён государственный строй. Шляхта, возглавляемая Яном Замойским, добилась права участия в выборах нового короля и выступила в предвыборной борьбе решающей политической силой. Отныне поляки и литвины, при сохранении «должности» короля, перешли к почти республиканскому типу правления. Принцип шляхетской демократии, «можновладства», выборности короля, положенный в основу новой государственности, подчёркивал значение человеческой личности. Каждый крупный шляхтич чувствовал себя политической персоной, не считаться с которой не может ни король, ни представители своей же сословной группы. Отсюда независимый характер поведения польского шляхтича, его самоуверенность и надменность.

Пока австрийский гонец Паули договаривался с Иваном IV об избрании своего кандидата на престол Речи Посполитой с целью её дальнейшего расчленения между Московией и Австрией, в воеводствах прошли выборные сеймики по избранию послов на выборный Сейм. В мае 1573 года в Кракове Сейм избрал королём Речи Посполитой французского принца Генриха Анжуйского из династии Валуа.

В том же году Иван Грозный женился пятым браком на Марии Долгорукой. Но на другой день, подозревая, что до него Мария уже была с кем-то, царь повелел посадить её в колымагу, запряжённую дикими лошадьми, и пустить в пруд, где несчастная и погибла. Как-то Иван Грозный, играя в шахматы со своим придворным прорицателем, вдруг спросил его, может ли тот предсказать его, царя, будущее. Прорицатель достал свой хрустальный шар, долго молча смотрел на него, а потом произнёс: «Вижу я, как умрёт от твоей руки твой старший сын. Вижу, как умрёшь ты сам и два демона унесут твою душу. Вижу, как рухнет всё, что ты создавал, и само государство окажется поверженным». Разгневанный таким ответом, Иван Грозный ударил прорицателя серебряным кубком в голову и убил его… В июне 1573 года, ещё не зная об избрании нового польского короля, московский царь обсуждал с посланником Империи возможность объединения России и Литвы. В Литве заговорили об избрании московита на опустевший трон. Склонялись к царевичу Фёдору, но и сам Иван Грозный не исключался.

Избранному королём Речи Посполитой французскому принцу Генриху Валуа, воспитанному при дворе, где король пользовался огромной властью, польско-литовские магнаты и шляхта выдвинули ряд условий, известных как «Генриховы артикулы». Артикулы подтверждали принцип свободной элекции (избрания) королей. Король был обязан регулярно каждые два года созывать Сейм. Без согласия Сейма король не мог ни объявлять войну, ни заключать мир, ни созывать «посполитое рушение» (всеобщее феодальное ополчение). При короле состояла постоянная сенатская Рада. Отказ короля от исполнения своих обязательств освобождал феодалов от повиновения ему. В Сейме решения могли приниматься лишь при наличии единогласия всей посольской избы, представлявшей шляхту. Любой депутат нижней палаты мог воспрепятствовать принятию решения, хотя бы за него голосовали все остальные депутаты. Это был так называемый принцип «либерум вето», ставший впоследствии одной из причин крушения всего государства. Хотя Генрих отказался подписать эти «артикулы», они всё же вошли в практику политической жизни Речи Посполитой. Также в 1573 году Сейм принял закон, согласно которому даже самый захудалый шляхтич, убивший крестьянина, не являлся преступником и не подлежал наказанию. С этих пор во многих усадьбах магнатов не только в Литве, но и на отделённой от неё Украине были установлены виселицы, символизировавшие полную власть панов над их подданными.

Об обстановке на границе с Московией, которая, обманувшись в своих планах в отношении польского престола, внимательно и заинтересованно следила за событиями в Речи Посполитой, регулярно с декабря 1573 года писал вестовые записки оршанский староста Филон Кмита Чернобыльский. До сентября следующего года он направлял гонцов к панам-раде Великого княжества, к пану трокскому, воеводе виленскому и к королю. 18 февраля 1574 года был торжественно отпразднован въезд в Краков в качестве польского короля Генриха Валуа. В этом же году должность пинского старосты занял выходец из местной шляхты Лаврин (Ваврынец) Война.

Вместе с герцогом Анжуйским в Польшу приехал увязавшийся за ним придворный куртизан и поэт лёгкого нрава Филипп Депорт. Но правление нового короля в Речи Посполитой оказалось кратковременным. В XVI веке польский трон не был синекурой. Должность монарха была очень ответственной, а жизнь властителя – и тяжёлой, и рискованной. Соотечественники требовали от короля эффективного управления, но при этом он должен был считаться с настроениями подданных. К тому же во Франции неожиданно умер старший брат Генриха Валуа король Карл IX, при котором происходили затяжные гражданские войны и случилась известная под именем Варфоломеевской ночи резня протестантов-кальвинистов (гугенотов). Французский престол стал вакантным. Мать Генриха, вдовствующая французская королева Екатерина Медичи, вызвала сына из Кракова в Париж.

Насмотревшись на польские республиканские порядки и сравнив их с положением королей Франции, в июне 1574 года, пробыв на польском троне всего около четырёх месяцев, Генрих Валуа решил бежать из Польши. Его придворному поэту Филиппу Депорту Польша тоже не понравилась и, уезжая на родину, он написал стихотворение «Прощай, страна вечного прощания!». Ранним утром Генрих выехал из королевского замка Вавель на коне, подаренном ему паном Тенчинским, главным его доброжелателем и агитатором при польском дворе, и ускакал от своих недавно обретённых подданных в направлении Парижа.

«В погоню за любимым королём бросились паны сенаторы. Кричали, возмущались: „То не король, ему бы только вольту танцевать!“. Вольта – канкан шестнадцатого века. Крестьяне, люди грубые, отыгрались на королевском секретаре Пибраке. Тот поджидал Генриха в часовне, но беглый король в заполохе проскакал мимо. Пибрак бросился в лес, попал в болото. Крестьяне стали его гонять камнями, как подстреленную утку. Через пятнадцать часов референдарий Чарнковский воротился из неудачной погони и выручил секретаря. В Польше восстановилось мутное бескоролевье. Литва всё больше утверждалась в своём враждебном отношении к полякам. Всплыли обиды унии. Генриху вновь назначили – вернуться к осени. Никто не верил в возвращение. Теперь из претендентов на престол остались Эрнест Австрийский и Иван Васильевич либо царевич Фёдор» (Усов В.).

Забегая вперёд, следует сказать, что, возможно, бегство Генриха Валуа из Польши избавило её от ещё больших неприятностей, поскольку этот явный вырожденец своим поведением на троне умудрился привести Францию на грань распада. Через год после занятия французского престола умерла любовница Генриха принцесса де Конде. Эта смерть его буквально подкосила. Король стал носить траурные чёрные одежды, отделанные маленькими черепами из серебра и слоновой кости, а затем участвовать в процессиях флагеллантов, сохранившихся со времён Чёрной смерти. К королю присоединились многие придворные и даже глава французской церкви кардинал Лотарингский. Бичевания последний избежал, но, прогулявшись босиком в промозглую рождественскую погоду, простудился и умер. Но главным развлечением трансвестита-короля Генриха и его фаворитов-миньонов был бисексуальный разврат, кутежи и потасовки с горожанами.

А Иван Грозный, учитывая, что сын германского императора также претендует на польский престол, предложил снять свою кандидатуру с польского трона, но при этом отдать ему Литву, как «вотчину его матери Елены Глинской». Новый элекционный Сейм был назначен на 10 мая 1575 года в Стенжице. «Все понимали важность Стенжицы. Решалась судьба Польши и Литвы, избирался не просто король, а направление политики ближайших десятилетий во всей Восточной Европе. На выборы короля шляхта явилась с пушками. Не сразу договорились, где их оставить. Капризное беспокойство шляхты объяснялось ещё и тем, что никто не знал твёрдо, на ком остановить выбор: на цесаревиче Эрнесте или Иване Васильевиче. В Стенжице стало опасно жить. Шляхта носила кольчуги под жупанами. Сейм развалился, как гнилое яблоко. Выборы короля были отложены на осень» (Усов В.).

 

«В Варшаве в ноябре 1575 года собрался Сейм. К московскому гонцу Ельчанинову, давно уже прибывшему с приветствием от царя Генриху по случаю его избрания и собиравшемуся уже возвращаться домой, ночью тайно пришёл радный пан, жмудский староста, и стал просить, «чтобы Государь прислал к нам на Литву посланника своего доброго, и писал бы к нам грамоты порознь с жалованным словом: к воеводе Виленскому грамоту, другую ко мне, третью к пану Троцкому, четвёртую к маршалку Сиротке Радивиллу (сыну князя Миколая Радзивилла Чёрного), пятую ко всему рыцарству…". Царь понимал выгоды своего избрания, но гордость не позволяла пойти против своего царского достоинства: он считал польский королевский титул ниже своего царского. Поэтому он ограничился обещанием прислать больших послов, но принимал меры к избранию австрийского эрцгерцога Эрнста или его отца, Максимилиана II, надеясь за свою поддержку получить от него подтверждение на владение Ливонией…» (Богуславский В. В.). К тому же намерения царя шли вразрез с желаниями большинства магнатов и шляхты Речи Посполитой: Иван IV требовал, чтобы Польша и Литва навечно соединились с Русским государством и польский трон был признан наследственным в «династии Рюриковичей». Кроме того, он требовал отказа Речи Посполитой от Ливонии и Киева, соглашаясь взамен вернуть Полоцк. Эти условия были отвергнуты, так как магнаты опасались не только ослабления своих позиций в русско-польско-литовском государстве, но и повторения Грозным в Речи Посполитой его опыта борьбы с удельно-княжеской оппозицией. В 1575 году правительство Ивана Грозного продолжало вести тайные переговоры с императором Священной Римской империи Максимилианом II, стремясь обеспечить с его стороны поддержку своим планам расторжения Люблинской унии и расчленения Речи Посполитой.

Пока шли переговоры с Веной, турецкий султан потребовал от польского Сейма снять кандидатуру Ивана IV на польский трон. Прибывший в Польшу посол султана Амурата предложил полякам для избрания 3 кандидатуры: сандомирского воеводу Яна Костку, шведского короля Юхана III или 42-летнего седмиградского (венгерского) воеводу Стефана Батория. Вопреки уверениям царя, Москва интриговала и против Батория, и против эрцгерцога Эрнста.

В конце 1575 года австрийским дипломатам удалось договориться с польскими сенаторами о провозглашении польским королём императора Максимилиана II, но возмущённая шляхта, во главе которой стоял Ян Замойский, поддержала турецкого кандидата – воеводу Стефана Батория. Стефан Баторий, или, как его называли литвины, Степан Батура, происходил из старинной венгерской фамилии, сын воеводы, в юности обучался в Падуанском университете в Италии, ректором которого в то время был польский вельможа Ян Замойский, с которым тогда, видимо, возникли у него дружеские отношения, скреплённые браком Замойского на сестре Батория – Гризельде. Своё требование султан подкрепил высылкой к границам Польши 100-тысячного войска. В Варшаве воцарилась паника. В начале 1576 года шляхта на Сейме провозгласила королём 54-летнюю Анну Ягеллонку с тем, чтобы выдать её за Стефана Батория, который сразу же дал согласие на брак и корону. Он присягнул на верность полякам и пообещал привести из Венгрии своё войско и отвоевать у московского царя обратно всё то, что было им захвачено в Ливонии и Литве. В Польше оказалось два короля. Стефан быстро двинулся с крупным отрядом к польской границе. В апреле он торжественно въехал в Краков, где ему подчинился примас, короновавший его. Затем было совершено бракосочетание с Анной Ягеллонкой. Иван IV остался недоволен этим обстоятельством и писал Максимилиану II письма с предложением совместных вооружённых действий против Речи Посполитой. Однако германский император не мог решиться. Тем не менее, в стране началась междоусобная борьба, которая не прекратилась даже со смертью в октябре 1576 года Максимилиана II. Короля Батория признали Литва и Великая Польша. Пруссия подтвердила свои вассальные обязательства в Торне. Лишь Гданьск не признал короля и взбунтовался, «доверяя своим башням и рвам». Несмотря на мужественную защиту горожан, Гданьск был взят, и Стефан Баторий стал после этого именоваться «паном польской Венеции». Пока в Речи Посполитой решался вопрос о замещении королевского трона, московиты в Ливонии овладели городами Перновом, Гельметом, Эрмесом, Руэном, Пуркелем, а в Эстляндии захватили Гапсаль с его округом.

«Останавливая свой выбор на мало кому известном Стефане Батории, поляки полагали, что он будет следовать их желаниям. Однако мало кто предполагал, насколько быстро он приберёт к рукам всю власть в королевстве. Проявляя непреклонную настойчивость и беспощадную жёсткость, Стефан Баторий немедленно приступил к самому ревностному занятию государственными делами. Когда взбунтовалась часть днепровских казаков, он приказал казнить их десятками и, как передавали, разрубать трупы на части. В Стефане Батории и его главном помощнике Яне Замойском царь Иван Грозный встретил противников, которые вскоре сумели не только лишить московского самодержца всех плодов прежних победоносных походов в Ливонию и Литву, но и поставили Россию в самое критическое положение.

Стефан Баторий говорил лишь по-венгерски и на латыни и вовсе не собирался изучать язык своих подданных. Со своей престарелой супругой Анной Ягеллонкой он считал достаточным вести все разговоры через переводчика. Будучи по натуре воином и страстным охотником, Стефан Баторий вёл простой для своего положения образ жизни. По словам Валишевского, «выражая сочувствие протестантизму в Семиградии, он был ярым католиком в Польше; он устроил так, что избирательному Сейму его представлял арианец Бландрата. После же избрания в короли советниками его стали иезуиты»» (Богуславский В. В.).

23 июня 1576 года вышел королевский универсал, выделивший гусарию в отдельный род тяжёлой конницы. Крылатые гусары предназначались практически исключительно для таранных атак в сомкнутых боевых порядках на больших аллюрах. Этим они резко отличались как от европейской кавалерии, всё более склонявшейся к ведению дистанционного боя с использованием огнестрельного оружия, так и от московской, татарской и турецкой, по старинке отдававшей предпочтение луку и дротику перед всеми остальными видами оружия. В результате усилий Стефана Батория и накопленному в многочисленных сражениях опыту, в Речи Посполитой была создана высокоэффективная военная машина, прекрасно зарекомендовавшая себя в сражениях как с русскими, татарами и османами, так и со шведами, имевшими тогда самую профессиональную и опытную армию в Европе. Преобразование армии обеспечило более чем полувековое – с конца XVI по середину XVII веков – политическое и военное превосходство Речи Посполитой над её соседями в Восточной Европе.

Находясь на стыке Запада и Востока, будучи самой восточной страной мира католицизма, поляки и литовцы (в особенности первые) ощущали себя форпостом цивилизации на границе с миром варваров, к которым они относили не только турок и татар, но и московиты в глазах польско-литовских католиков были схизматиками и варварами. Это обстоятельство в немалой степени способствовало формированию к XVII веку идеологии «сарматизма», ставившей Речь Посполитую едва ли не в центр Вселенной. Не последнюю роль в становлении такой идеологии сыграли многочисленные и блестящие победы польско-литовского оружия, одержанные на протяжении большей части XV – XVII веков.

8 июля 1576 года, по смерти православного пинского и туровского епископа Макария Евлашевского, в Варшаве была выдана королевская жалованная грамота на епископию протопопу Дмитровской церкви Пинского замка Кириллу Семёновичу Терлецкому. В результате длительного проникновения в Речь Посполитую идей реформации общество оказалось идеологически разнородным. «Ересь взяла такую силу, что когда Стефан Баторий вздумал было ограничить её распространение и стеснить реформатов, то раздался сильный протест, во главе которого стал заслуженный и маститый еретик Евстафий Волович, наивысший канцлер литовский […]. Если в Литовском княжестве так сильна была ересь среди католиков, то с неменьшею силою распространялась она среди православных Литвы и Волыни» («Очерк деятельности князя А. М. Курбского…").

В 1576 году московские войска вторглись в Речь Посполитую и даже захватили Гродно. Отвоевать его смогли только с помощью войск князя-протестанта Юрия Радивилла. После этого на весь период правления короля Стефана город Гродно стал его постоянной резиденцией. Продолжая свою политику на подчинение Прибалтики, Иван Грозный в январе 1577 года направил под город Ревель армию в 50 тысяч человек. Неудачный исход осады этого города дал другое направление огромным силам, собранным в Эстляндии: царь лично направился на Ливонию, которой тогда управлял гетман Ходкевич. Московское войско захватило почти все города. Так что вся Лифляндия, за исключением округи города Риги, оказалась во власти московитов.

Как мы уже говорили, Стефан Баторий, вступая на престол, обещал вернуть Литве все земли, отвоёванные у неё ранее русскими царями, и собирался исполнить своё обещание. Но, несмотря на свою жёсткую политику, Стефану Баторию долго ещё пришлось преодолевать многочисленные препятствия, чинимые ему его своевольными и не привыкшими к дисциплине подданными. Всё это требовало времени, да к тому же новый король и не торопил его, готовя армию к продолжительной войне и собирая для этого средства. О своих новых подданных король говорил: «Несмотря на храбрость, поляки – народ суетный, упорства в них нет, труду предпочитают развлечения… Задору много […], а для действий ни желания, ни сил недостаточно» (Лескинен М. В.).

Некоторое время Баторий был осторожен в политике. «В 1577 году, узнав о походе Ивана Грозного в польскую часть бывшей Ливонии, он ограничился лишь упрёком в его адрес в том, что московский царь, послав „опасную грамоту“ для проезда в Москву „больших“ польских послов с целью их участия в мирных переговорах, без объявления войны начал захватывать польские владения в Ливонии» (Богуславский В. В.). Иван IV, не принимая всерьёз нового польского короля, высокомерно отвечал на это, в назидательном тоне советуя не вмешиваться Стефану Баторию в дела Ливонии. Подозревая короля Магнуса в желании передаться на сторону Речи Посполитой, царь сурово обошёлся с титулованным королём ливонским и взял с него новую присягу на верность.

«Большие» послы от Стефана Батория прибыли в Москву в январе 1578 года, но переговоры с ними зашли в тупик: в упоении от своих успехов в Ливонии царь потребовал для заключения мира, кроме Лифляндии, ещё Курляндию и Полоцк, а также Киев, Витебск и Канев. Послы обиделись, и 25 марта 1578 года была составлена «перемирная грамота» лишь на 3 года.

В начале 1578 года ливонский король Магнус, как только русская армия выступила из Ливонии обратно к Пскову, прервал всякие связи с царём и удалился с женой Марией Владимировной в курляндский город Пильтен. В феврале 1578 года на Варшавском Сейме после обсуждения вопроса о том, с каким из неприятелей начинать военные действия – с Крымом или с Москвой, было решено воевать с последней. Между тем русские потерпели сильное поражение: 20-тысячная рать, осадившая Венден, захваченный врасплох немцами, была наголову разбита соединёнными силами шведов и поляков, успевших заключить союз против царя Ивана.

Ян Замойский стал в 1578 году коронным канцлером Речи Посполитой. Одновременно он являлся предводителем шляхты, советником короля и одним из главных организаторов военных походов против Русского государства. Чтобы как следует приготовиться к вторжению в русские пределы, Стефан Баторий затянул переговоры о мире почти на год, в течение которого московское войско потерпело ряд чувствительных поражений в Ливонии. Баторий оказался весьма деятельным правителем и очень хорошим полководцем.

С 1578 года пожалование шляхетства по гражданской линии предоставлено было только Вальному (Общему) Сейму. Оно осуществлялось обнародованием фамилии и внесением её на основании постановления Сейма в акты, входившие в собрание законов (Volumina Legum). Пожалование шляхетства по военной линии было предоставлено гетманам, но с последующим утверждением Вальным Сеймом. При этом выдавались привилеи. Пожалованный шляхетским достоинством подданный Речи Посполитой назывался «новым шляхтичем» или «скартабелем», а выданная ему грамота – «нобилитацией», иностранец назывался «индигеном», а выданная ему грамота – «индигенатом».

 

Все должности в Речи Посполитой можно было разделить на четыре степени. Первую, высшую степень, занимали сановники, входившие в состав министерств, а также члены Сената. Вторую степень составляли государственные и придворные чины в столицах. Третьей степени соответствовали придворные звания в воеводствах. К четвёртой степени относились гродские и земские должности по судебной и полицейской части. Занимать все перечисленные должности могли только: 1) древние родовые шляхтичи, заслуженные мужи и притом соотечественники или местные жители и 2) поместные владельцы, то есть имеющие вотчинное земское имение в пределах того воеводства, в котором они назначаются или избираются в служебную должность.

Несмотря на противодействие магнатов, которые вообще опасались продолжительных войн, дававших возможность королям усилить своё значение, Баторий получил средства на ведение войны и таким образом смог претворить свои планы в исполнение. Одни только литовские паны до самого конца войны с Иваном Грозным не могли избавиться от своей подозрительности к королю и нерасположения к полякам, что в особенности обнаружилось при сборах к третьему походу и во время псковской осады.

В 1578 году, чтобы увеличить свои военные силы, польский король завёл по венгерскому образцу так называемую «выбранецкую пехоту». Предполагалось, что служить в ней будет держатель каждого двадцатого лана в королевских сёлах, местечках и городах. Хотя выбранецкая пехота и появилась лишь на исходе XVI века, но была преемственно связана со старым институтом – шляхетским ополчением (посполитым рушением). Полностью проект не был реализован и число выбранецких ланов достигло лишь пары тысяч. Однако при этом сплошь и рядом оказалось, что на одном выбранецком лане сидело по нескольку семейств. И это было ярким свидетельством всё большего размножения мелкой и даже средней шляхты, приводящего к их общему имущественному оскудению, что касалось, в частности, и рода Домановичей Диковицких. Отсюда становится более понятным как выражение «род наш древний, но захудавший», так и его причины.

В сентябре 1578 года король Стефан Баторий издал указ под названием «Соглашение с низовцами». Количество реестровых казаков увеличилось до 500 человек. Но рост казацкого штата нисколько не убавлял заштатного казачества. Этих «нелегальных казаков» местные правители и паны старались обратить в «поспольство», то есть крестьянство. Двуличное отношение к ним правительства поселяло в заштатных озлобление и приготовляло из них взрывчатую массу, легко разгоравшуюся в пожар, как скоро у неё являлся расторопный вожак. Между тем на нижнем Днепре свивалось казацкое гнездо, в котором украинское козацтво находило себе убежище и питомник, перерабатывавший его в открытые восстания. То было Запорожье (Ключевский В. О.).

Кроме выбранцов и реестровых казаков, в армии Речи Посполитой появилась легковооружённая и щегольски обмундированная кавалерия, получившая название улан. Такое название они получили от татар. Уланские части, лёгкие, мобильные, быстрые, способные наносить сокрушающий удар молниеносным кавалерийским наскоком, вызвали восхищение военных специалистов того времени и вскоре получили распространение в армиях ведущих стран Европы.

Осадная московская артиллерия летом 1579 года прибыла в Псков. Отсюда вместе с большим войском во главе с царём её собирались перевезти к Колывани (Ревелю), безуспешная осада которой московитами слишком уж затянулась. В это время к находившемуся в Новгороде царю прибыли его послы Карпов и Головин, ездившие ранее к Баторию, и привезли известие о решении февральского 1578 года Сейма о начале войны с Москвой. Почти сразу за ними прибыл гонец от Стефана Батория, пославшего царю «взмётную грамоту» с объявлением войны. Вслед за этим король с сильным войском перешёл русскую границу. Лев Сапега, проявив незаурядный патриотизм, не только принял участие в этой войне, но и сформировал на собственные средства свою хоругвь. Многие советовали королю идти прямо на Псков, заняв который, он бы оседлал единственный путь из Москвы в Ливонию. Однако Баторий сначала пошёл к Полоцку, 16 лет назад захваченному Москвой и контролировавшему пути, шедшие из Московии в Литву, Ливонию и на среднее течение Западной Двины.

У Стефана Батория было 40 тысяч конницы и 15 тысяч пехоты. При короле находился перебежавший к нему от Москвы датский полковник Георг Фаренсбах, поведавший о секретах царского командования. Папа Григорий XIII прислал королю в подарок драгоценный меч вместе с благословением на успешную борьбу с «врагами христианства», как он тогда называл московитов. Баторий весьма искусно выбрал местом сбора своей армии небольшой город Свир, откуда он мог идти как на Полоцк, так и на Псков, что окончательно запутало Ивана IV относительно дальнейших намерений поляков. Царь полагал, что коли война идёт из-за Ливонии, то Баторий направится туда, и потому из 60 тысяч человек, которыми государь располагал в Ливонии, он значительную часть войска отправил за Двину, в Курляндию. Между тем Стефан Баторий из Свира быстро направился к Полоцку и в начале августа осадил его, не дав времени на дополнительное укрепление города, обнесённого лишь деревянной стеной.

В 1579 году один из богатейших и просвещённейших вельмож на Украине гетман князь К. К. Острожский, сын К. И. Острожского, разгромившего московитов под Оршей в 1514 году, помогал королю Стефану Баторию в его войне с Иваном Грозным. В то время, как оршанский староста Филон Кмита Чернобыльский опустошал Смоленскую землю, Острожский разорил землю Северскую до Стародуба и Почепа и подошёл к стенам Смоленска. Командуя собственной хоругвью и проявив личное мужество, наилучшим образом зарекомендовал себя в войне этого года Лев Сапега.

29 августа 1579 года венгерские наёмники Стефана Батория со смоляными факелами бросились к стенам Полоцка и подожгли их. Вскоре Полоцк был взят, большая часть его жителей погибла или сдалась в плен. Вслед за Полоцком был зажжён и взят Сокол, затем Красный, Нищардо и остальные 3 крепости, построенные здесь московитами. Получив известие о потере Полоцка и Сокола, Иван Грозный отступил с главными силами внутрь страны и сделал попытку к мирным переговорам. А 18 октября 1579 года Филону Кмите Чернобыльскому была выдана жалованная королевская грамота о возведении старосты в звание литовского сенатора с титулом воеводы смоленского.

В 1579 году римский папа Григорий XIII пожаловал иезуитскому коллегиуму в литовской столице Вильно статус академии, уравняв его в правах с Краковским университетом. Её первым ректором стал выдающийся гуманист своего времени, член Ордена иезуитов литвин Пётр Скарга. 10 марта 1580 года король выдал жалованную грамоту Раине Войновой (вероятно, жене пинского старосты Лаврина Войны) о предоставлении ей в пожизненное управление православного девичьего монастыря святой Варвары в Пинске со всеми «отчинами, угодьями и доходами».

В июне 1580 года Иван Грозный отправил к Стефану Баторию послов князя Сицкого и думного дворянина Романа Пивова с предложением заключить мир, но король теперь и не думал об этом. Он получил подмогу от брата из Трансильвании и набрал пехоту из крестьян королевских имений Речи Посполитой (драбов-выбранцов), которые лучше наёмных солдат годились для перенесения трудностей военного времени. Для московитов положение дел было очень серьёзно: неизвестно было, откуда последует удар. Приходилось растягивать войско, посылая полки и к Новгороду, и к Пскову, и к Динабургу, и к Смоленску. Кроме того, необходимо было оберегать южную границу от татар и северную от шведов.