В действительности сейчас он больше не желает гадать, выбрала бы его Кэтрин или нет. Был ли у него, у мужчины, шанс завоевать её любовь. Но Рэндольф, которого мужчины не интересовали, был готов переступить через себя ради него. Может быть, Соломон почувствовал это, когда впервые увидел его? Может потому и приблизил его к себе? Может он подсознательно добивался от него этого, хотел тем самым доказать себе что и Кэт могла его выбрать?
«Нет» – хорошенько обдумав это, решил для себя он. Однако чувство вины крепко прилипло к памяти о дне их ссоры. После того как чувства Рэндольфа были отвергнуты их пути разошлись. Соломону было грустно, но понимая, что чувствует юнец, он предпочёл не восстанавливать порушенные мосты. Он не горевал и даже не переживал из-за этого. Лишь спустя два года они встретились вновь, и первый же взгляд Рэндольфа застудил нутро Соломона.
«Я сотворил монстра» – понял он, увидев юношу в женском платье.
А вот и Ринвольд – его мягкий добродушный друг, которого он искренне любил и уважал. Об этом человеке осталось много приятных воспоминаний, но последние из них омрачены безграничным сожалением. Ринвольд, незадолго до своего последнего вздоха, не был тем человеком, которого Соломон многие годы называл своим другом. Кольцо свело его с ума. Кольцо, которое Соломон помог ему создать – ещё одна его роковая ошибка.
И, разумеется, из мглы прошлого вышли на свет его почившие соратники, которые поплатись жизнями за преданность ему, а так же их родные и близкие. Уму непостижимо, сколько же жизней оборвалось, ради него одного.
И вот теперь он взрослый ведьмак сидит на вершине, выстроенной из костей, и ворошит прошлое, в душе оплакивая тех, кого потерял и тех, кого погубил. Возможно, он заслужил себе это право? Возможно, это и есть единственная привилегия победителей? Иные сгинули, их кости белеют, а он живой сидит, и тешиться душевными муками – им такой доли не досталось. Хотя, кроме этого, что ещё ему остаётся делать на этой вершине? Годами карабкался он по этой горе, она всё росла, а он всё карабкался, но правда в том, что он к ней не стремился. В прошлом он легко шёл на рожон, так как не страшился смерти, но вопреки всему выжил. В юности перед лицом смертельной опасности, в последнюю секунду его инстинкт самосохранения предельно обострялся, и тело двигалось самостоятельно. Как же после этого он призирал себя, ведь другие не выживали. Но годы постоянных опасностей изменили всё. Дыхание приближающейся смерти отточило его рефлексы, приучило к хладнокровию во всём. И с той поры костлявая старуха с косой, невидимой тенью стоит за его спиной и словно бы исполненный гордостью учитель жадно наблюдает, как её прилежный ученик мастерски отнимает жизни.
Попробовал припомнить всех своих бывших соратников, но с горьким чувством стыда осознал, что это ему не под силу.
«Вот она моя благородность. Они за меня жизни отдали, а я не могу вспомнить даже их имена» – мысленно укорил он себя.
Обратившись к прошлому и проследив свой путь, кроме сожалений за гибель друзей, отчётливей всего он может вспомнить только образы самых опасных из числа своих врагов и тот цепенящий сердце страх, что они внушали. Образы их мелькнули в памяти, лики их ядовито оскалились. Он отчего-то дрогнул. Сейчас они не кажутся проигравшими, наоборот они смотрят на него как на глупца, которого хитро обнули, да так что он и не заметил этого. Он закрыл глаза, они исчезли.
Чувство вины страшная вещь, которое легко может свести с ума, но куда страшнее жгучая ненависть к самому себе, за свои поступки. Даже если потратит годы, он не вспомнит и половину своих грехов, ибо слишком их много – в этом он затмил немало своих недругов. Однако каждый раз, когда он совершал нечто ужасное, внутри всё кричало от боли злости и ненависти к самому себе. Эти раны остались на душе, они кровоточат, не заживают и будут с ним всегда. Самопрезрение, злость – его вечные спутники, его судьи и его тюремщики. И отделаться от них не получается. В этой игре нельзя выстрелить во врага и не попасть по другим. Всякий раз, свергая любого ведьмака, невольно ставишь под удар его семью, его слуг и их семьи, лишая их всех главной защиты. Всегда появляются и иные невинные жертвы, случайно попавшие под удар. Это сложная моральная задача, у которой нет верного решения. Если не убить своего врага, то жертвами станут твои люди, их близкие и твоя семья, по-другому не будет. Хочешь жить и дышать, то готовься бороться за эти привилегии.
Вдруг раздался звонкий задорный детский смех, что глухой воздух принёс ему во мрак из озарённой светом и счастьем библиотеки. Призраки отступили, тоска, опешив, скрылась где-то в глубине. Он обрёл утешение. Его сын не призрак, а сама его жизнь, мальчик так на него непохожий. Всё это время он как мог, ограждал сына от жестокостей этого мира, но как быть дальше? Ему очень хочется, чтобы Павел не пошёл по его стопам, чтобы не страдал как он.
– Чего сидишь в темноте, словно ночная зловещая птица? – своим каркающим голосом разорвал тишину шумный лепрекон, возникнув в распахнутых дверях.
Соломон посмотрел на коротышку. Оклус держа в руках бутылку виски, прошёл к шкафу, достал два стакана, поставил их и бутылку на журнальный стол.
– За версту чую твою хандру, от неё уже молоко на кухне киснуть начинает. Вот принёс нам виски, чтобы твою грусть растворить. Мне сегодня тоже чего-то тоскливо, за окном погодка не очень, вот на душе кошки и скребут, – лепрекон прислонился к окну и удрученно зашарил глазами во мраке. – Не понимаю людей, которые любят осень, ещё и ждут её. Чего в ней такого? Ни лето, ни зима – одно уныние. Погода словно горячего какао просит. Так лицо попроще, а то ударю!
– Сейчас всё иначе, – чуть повеселев, пробормотал ведьмак.
– Вижу что иначе. За годы насмотрелся на твою кислую рожу, научился разбираться в этом, хоть диплом защищай. Чем мучаешь себя, о чём ноешь?
– Вспоминаю прошлое.
– Короче как всегда. Бросал бы ты это. Прошлое уже не вернёшь, каким бы трагичным или счастливым оно не было, надо о будущем думать тогда и ныть не будешь. Будущее изменить же можно.
Соломон не ответил. Оклус разлил виски по стаканам. Они сделали по глотку.
– Соломон, – тихо и взволновано окликнул его Оклус, чем сильно удивил, ибо давно лепрекон не звал его по имени. – А-а… ничего, забудь.
Постояв в нерешительности несколько секунд, Оклус с печальным видом приблизился к нему, занёс слегка сжатый кулачок на уровне его плеча и легонько стукнул. Лепрекон делает так, когда хочет донести до него ободряющую мысль, которую его язвительный язык озвучить не может.
Соломон взял его за руку и слабо сжал.
– Спасибо, – благодарно прошептал он. – За всё спасибо, дружище.
Лепрекон безрадостно улыбнулся, на глазах проступили едва заметные слёзы.
***
Сентябрь уже подходит к концу, за время своего правления благой погоды он им так и не пожаловал. Пасмурный день сменился мрачным вечером, когда Соломон засел в библиотеке, склонившись над большим хрустальным шаром. Уже больше часа в полном одиночестве, он жадно схватывает в гладкой поверхности хрусталя видения, присланные его шпионами. Видений много, информация льётся рекой. Какая-та информация очень ценна, другая менее ценная, иная имеет перспективу в будущем обернуться самой дорогостоящей. Других тайн не бывает. Но нет здесь того что он ищет. В последние дни Соломон погряз в работе, поскольку ему сейчас жизненно необходимо привести дела в порядок. А ещё нужно закончить свой последний проект, работу над которым он начал в отпуске. К тому же остальные ведьмаки не будут ждать, когда он отдохнёт.
Лишь пару часов назад они всей семьёй возвратились из поездки по магазинам. Посетили три города, в одном из них повидали леди Кассиопею, одарили её щедрыми дарами и ожидаемо не угодили. Зато выслушали недовольное, но учтивое возмущение – ради этого и пришли, для неё это лучше любого подарка, на то и был расчёт. Будет лучше если она встанет на сторону его сына, этот союзник наверняка пригодиться мальчику. После этого встретились со старым Уильям. Их уединённый разговор оставил после себя много мыслей.
– Простите меня Уильям, – повинился Соломон, стоя у окна в закрытой комнате ресторана, – я и вас подвёл. Вы на меня рассчитывали, а я…
– Не говори так, – осёк его Уильям. – Ты мне очень помог. Благодаря тебе я обрёл твёрдую почву под ногами. Врать не буду, я рассчитывал на иной исход, но я предполагал, что всё может кончиться плохо. Думать наперёд жизненно-необходимая привычка для того кто хочет дожить до преклонных лет. Теперь моя очередь поддержать тебя. Не стану ничего обещать, в моём возрасте каждый день рискует стать последним, однако я сделаю всё, что успею. Ты знаешь, что мои слова не пустой звук.
Это немного улучшило самочувствие Соломона. Он ждал, что Уильям так отреагирует, и всё же было приятно это услышать. Однако сейчас сидя за столом под тяжестью гнетущих мыслей Соломон больше думает о словах Рагнара, сказанных во время их последней встрече несколько дней назад.
Ранним утром три дня назад он неожиданно получил зашифрованное послание от канцлера. Выждав сутки, он в назначенный час покинул дом. Скрываясь от всех видов слежения, прибыл в Прагу, следуя чёткому плану в голове, нашёл ориентиры, расшифровал тайные знаки и отыскал искомую дверь. Перепрыгнул через несколько магических порталов, оказался внутри длинного прямого коридора, уводящего глубоко во тьму. За беспросветной чёрной пустотой нашёл дверь, открыл её и зашёл внутрь. Залитый полумраком кабинет Рагнара почти не изменился, но сменились экспонаты на полках, особенно были заметны хрустальные шары, что пылали дымом. Незнакомые артефакты были заперты за силовым полем. Сложный магический круг был начертан на полу. И как всегда магия в этом месте незримо и в огромном количестве лилась по стенам. Архимагистр стоя спиной к двери и склонившись над столом, обернулся к нему. Черты лица Рагнара смягчились, усталая улыбка озарила изможденное лицо. По воле хозяина свет наполнил комнату.
– Хальфдан прекратил атаку на Нифльхейм и увёл свою армию, – чуть позже рассказал Рагнар, всматриваясь в его лицо. Соломон, сидя в кресле напротив наставника уже знал это.
– Но он не из тех, кто отступает. Результаты его невелики, но сил у него ещё очень много, – покачал головой Соломон.
– И гибель Маркуса пока несильно ему навредила, – указал канцлер сев за свой стол и положив руки на подлокотники кресла.
Соломон намёк понял и сказал:
– Значит, мы были правы и Маркус подготовился к своему проигрышу.
– Вопрос только зачем? Какая ему мёртвому сейчас от этого выгода?
– Его сообщник, – дал ответ Соломон.
– Его сообщник, – мрачно повторил Рагнар, – неуловимая тень в ночном мраке. Я не представляю, кем должен быть человек, ради которого Маркус так расстарался. Сам сгинул, но подельника не подвёл – это совсем не в его духе. Откуда такая солидарность? Чем он ему обязан? Ты сам, что думаешь об этом?
– Не знаю что сказать. Я об этом думал, но пока ответов не нашёл. Я проверил все его контакты, выстроил целую схему в голове и не отыскал никого подходящего. Словно бы речь идёт о человеке, которого никогда не существовало. Я даже во время отпуска обдумывал варианты, искал людей несвязанных с Маркусом, но связанных с Царями и всё ровно ничего. Выходит, что Маркус не проиграл и его партия продолжается.
Рагнар легонько кивнул головой.
– Хальфдан отступил непросто так, – чуть погодя сказал Соломон. – Можно не сомневаться, что у него наметилась новая, более важная цель, ради достижения которой ему и потребовалась армия.
– Армия, закалённая в горниле нескончаемых войн, – добавил Рагнар. – Боюсь, что он в этот раз может собрать все свои силы – есть предпосылки так думать, о них ты знаешь и без меня.
– Думаешь, он поступит, так как мы предполагали?
– Очень надеюсь, что нет. Сейчас он собирает свои силы, что рассеяны по множеству планет. Его люди, которые за последние годы огненной поступью прошлись по целым странам недавно были отозваны им назад и сейчас несут хозяину добычу. Но пока трудно сказать, куда именно он собирается ударить, целей у него несколько, а его возможности не поддаются исчислению. Но одно мы знаем точно – он больше всего на свете желает получить Кольца Ринвольда и он придёт за ними. В любом случае, когда он начнёт формировать свои армии, ради выполнения конкретных задач, мы сможем понять его дальнейшие планы.
– Мне вмешаться? – негромко спросил Соломон.
– Не стоит. Хальфдана оставь мне, я знаю, что с ним делать. Меры, которые от тебя требовались, ты уже принял.
– Интересно как отреагирует Круг, когда узнает об этом?
– Скоро поэтому поводу мне созывать новое заседание Круга, – без энтузиазма произнёс усталый Рагнар.
– Я нужен тебе там? – серьёзным тоном спросил Соломон.
– Сам решай. Но тебе там не обрадуются: твоя месть за убитого водителя многим обошлась очень дорого, трупы до сих пор десятками находят. Многие пострадали напрямую или косвенно. И поражение Маркуса всем усложнило жизнь. За его место на чёрных рынках идёт война, которая напрямую отражается на каждой теневой сделке. Но если хочешь потрепать им нервы, милости прошу, наслаждайся.
Спустя время канцлер нахмурил брови, уставился в стену пустым взглядом.
– Что на самом деле тебя тревожит Рагнар? – спросил Соломон.
– Недоброе у меня предчувствие Соломон, – признался архимагистр. – Что-то намечается внутри Круга, что-то очень серьёзное.
– И чем это предчувствие может быть вызвано?
– Не знаю. Зацепок нет, ловить некого, но внутреннее чутьё предостерегает. Кто-то что-то замышляет, нюхом чую. И боюсь, поймём мы кто, что и против кого, когда будет уже слишком поздно.
В воздухе повисла тревога. Голос Рагнара ничего доброго не сулил.
– Думаешь, кто-то готовит твоё смещение с поста? – предположил Соломон.
– Возможно. Но меня такой поворот не пугает. Я встал во главе Круга не ради власти, а только потому, что других подходящих кандидатов не было. В то время война стояла на пороге, а жадные стервятники норовили заклевать сами себя. Страшно мне, сам не знаю почему, – пальцы Рагнара нервно постучали по столу.
И с тех пор это предостережение не лезет из головы Соломона. Рагнар никогда не ошибается в подобных вещах. Соломон привёл свои силы в действие, пытаясь прочувствовать настроения в магическом мире, что могут направить его по верному следу. Все его агенты повсеместно вынюхивают любую информацию, но ничего толкового ещё не нашли. Вот и сейчас получив донесение от своих людей, приставленных к ведьмаку Игнацию, он вновь не достиг желаемого. Новости закончились. Он отрядил несколько человек к новым целям, затем убрал шар в шкаф и наконец-то помассировал пальцами свои уставшие глаза.
Позже после урока с сыном поднялся к себе в спальню, устало повалился на кровать. Бездельно пролежал в тишине, не считая времени, позволяя мыслям летать в голове. За окном сгустилась ночь, мечется порывистый ветер. Спустя минуту тихо посмеиваясь, в спальню вошла Кира. Он не сдержал улыбку. Она сняла с себя кофту, положила её на спинку кресла и сразу направилась к нему.
– Чем Павел занят? – поинтересовался он.
– Пошёл на кухню помогать Оклусу. Пообещал мне, что через полчаса ляжет спать, – Кира легла рядом с ним, положила голову ему на грудь.
– А у тебя что приключилось? – он поцеловал её в лоб.
– С чего ты взял, что у меня что-то приключилось? – она засмеялась. – От тебя ничего не утаишь. Звонили из Круга, звали обратно на работу. Какой-то ведьмак выкупил руины древней башни и сейчас хочет, чтобы опытный медиум заглянул в прошлое и посмотрел, как выглядела башня. Так и сказали: «Наверняка многие духи, обитавшие в тех краях, веками наблюдали за ней, возможно, вам как лучшему медиуму Круга удастся связаться с ними и получить эти образы». Представляешь? Теперь меня и для реставраций древних руин приглашают. А после со мной Рагнар связался, – голос Киры потускнел, и улыбка сползла с лица Соломона. – Он хочет, чтобы я собрала группу для обыска недавно найденной пещеры, в которой несколько столетий назад тайно трудился неизвестный чернокнижник.
– А это зачем?
– Чтобы я глазами духов отыскала конкретные тайники по древним отпечаткам духовной энергии. Но Рагнар не настаивал. Я вежливо отказалась, и он, извинившись, сразу повесил трубку. Голос его показался мне безжизненным.
Рагнар – его наставник, третий отец и единственный ведьмак кроме Уильяма которому он всецело доверяет. Рагнар обучил его большинству из того что он знает, эти знания стали базисом на котором выстроилось его нынешнее мастерство.
«Он тоже горюет» – с тяжестью на сердце помыслил Соломон.
Кира провела ладонью по его груди и посмотрела на него, так словно в последний раз пытается наглядеться.
– Чуть не забыла, – Кира встала с кровати, легкой походкой прошла к комоду.
– Что? – он приподнялся.
– Я нашла твою любимую песню, – чародейка призвала музыкальную систему.
Негромко зазвучала знакомая неторопливая мелодия, несколько секунд и знакомый юношеский голос певца заиграл на струнах его души. Память встревожилась, привкус юности вынырнул из глубин былых времен. Он вновь опустил голову на мягкую подушку и расцвёл улыбкой.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он.
Кира просияла, но не ответила, не решаясь перебивать певца. Он закрыл глаза, наслаждаясь трепетной встречей со старым другом. Эта песня, в своё время заслушанная до тошноты, сейчас как глоток свежего воздуха. Она не связанна с кем-то или чем-то из прошлого, не окрашена ни горестью, ни счастьем она просто была и есть – связующее звено между ним юным и им взрослым.
Песня закончилась. Он посмаковал момент наслаждения, открыл глаза, обнаружил голову Киры на своей груди. Любимая лежит неподвижно, лицо грустное безучастное, глаза слезятся, смотрят в пустоту.
– Кира? – с волнением в голосе спросил он.
Она словно бы очнулась, оперлась на правую руку, села, отвернула лицо. Он всё понял – чтобы понять, что у человека на сердце ему слова не нужны. Он сел, ласково погладил её руку. Она обернулась, слёзы на её глазах набухли, покатились вниз. Он впервые в жизни не может подобрать нужных слов.
– Прости меня любимая, – не сумев придать своему голосу успокаивающий тон, тихо проговорил он. – Умоляю, прости.
– Не надо, – решительно сказала она, стиснув в руке покрывало. – Хоть это и больно, но это не первая боль в моей жизни. Главное только то, что здесь и сейчас, а сейчас мы вместе. Я счастлива, что поцеловала тебя в тот вечер в Пронде и жалею лишь о том, что тянула с этим двадцать с лишним лет. Так что не смей извиняться.
Он не поверил ей. Она на самом деле страдает хоть и скрывает это. Кира стала третьей настоящей любовью в его жизни, не такая как другие и тем ценнее для него. На свете столько людей которые разу не испытали подобного, а ему повезло трижды влюбиться за свои сорок восемь лет.
– Тогда прости, что не позвонил тебе раньше, – ободряющим голосом сказал он, наклонившись к ней.
– Да, вот это уже твоя ошибка, – уголки её рта приподнялись, она утёрла слёзы. – Ты мне теперь должен.
Он улыбнулся и мысленно поблагодарил небеса за эту женщину.
– Проси, что хочешь, – прошептал он, прежде чем поцеловать её.
На следующий день, раннем утром Мари оповестила его о своё приезде на пару дней. Он обрадовался этому известию не меньше Павла, но в отличие от сына и легкого на подъём Оклуса в пляс не пустился. Вечером, утопая в делах и тягостных размышлениях, детально продумывая каждый свой дальнейший шаг, он внезапно почуял её приближение. Отложив в голове важные мысли, прибрался на столе, покинул библиотеку, вышел в холл. Дорогая его сердцу женщина с задумчивым видом и как всегда с гордо поднятой головой вошла через входную дверь. Он посмотрел на неё, словно целую вечность не видел. Кажется, она почти не изменилась со дня их первой встречи, разве что взгляд стал ещё мудрее.
Заметив его, она очнулась от своих мыслей, вдруг вздрогнула, резко вдохнула. Глаза её покраснели, блеснули слезами; она того и гляди без чувств рухнет на пол. Он приблизился, открыл рот, но и звука издать не успел. Она крепко стиснула его в объятьях, тихо всхлипнула. Спустя минуту она подняла голову, и на лице её не осталось ни намёка на печаль. Улыбка ясная, влажные глаза с гордостью смотрят на него. Лишь при появлении других домочадцев она отпустила его.
– Надеюсь, ты голодна Мари? Я полдня простоял у плиты, готовя твои любимые куриные крылышки.
– Спасибо Оклус, я умираю от голода. С обеда во рту и крошки не было, – она сняла свой плащ, отдала Павлу.
Сидя за общим столом и откинувшись на спинку стула, Соломон позволил себе немного отвлечься от вопросов, что поставил перед ним магический мир и вновь сам того не желая переключился на мысли о прошлом.
Вся семья крутится вокруг Мари. Сын похвастался, чему научился за последнее время, а Кира подтвердила каждое его слово. Мари с интересом выслушала, похвалила. Она даже дала мальчику заранее купленный для него подарок, который тут же назвала наградой за успехи в учёбе. Кира поинтересовалось, как у Мари обстоят дела на работе. Когда обсуждение стихло, повисла недолгая пауза. Он взглянул на Мари, та погрузилась в себя – на секунду она показалась ему обессиленной. Оклус, будучи в прекрасном настроении не упустил свободные уши и стал жаловаться на него, ставя ему в вину, загруженность работой (эта тема Мари всегда привлечёт). Затем лепрекон переключился на другие темы, а закончил рассказом о том, как он и его семья в прошлом дурачили магов.
– Ох, я такой коварный, даже сам себе похлопаю, – завершив историю и лукаво усмехнувшись, зааплодировал лепрекон.
Мари слушая Оклуса вполуха, наконец-то покончила с десертом и вновь задумалась о чём-то. Вскоре почувствовав на себе взгляд Соломона, она искусно изобразила хорошее настроение и посмотрела в ответ.
– Что у тебя на уме Львёнок? – обняв саму себя и слегка наклонившись, поинтересовалась Мари.
Все замолчали, посмотрели на него. Он вдохнул, поставил бокал вина на стол.
– Мысль одна в голове засела, – признался он. – Стал недавно вспоминать прошлое, ностальгировать и вдруг подумал на полном серьёзе… нет, лучше не буду.
– Прекрати юлить, – шутливо зарычала Мари. – Говори как есть.
– Я хочу навестить дом Корвина, – выдохнул Соломон.
Мари и Оклус изумлённо посмотрели на него. На лице лепрекона отразился испуг, рука его так и застыла в воздухе вместе с бокалом вина. Столовая погрузилась в безмолвие. Кира обняв Павла, взволновано смотрит на них.
– А ты уверен, что выдержишь? – отринув властный тон, с растерянным видом спросила Мари. – Не надо себя мучить Соломон.
– Я давно об этом думаю. Сердце у меня сейчас не на месте, – Соломон наклонился, положив руки на стол. – Мне это нужно. Хочу хотя бы этот вопрос для себя закрыть. Внутри меня словно узел тугой. Может это всё прояснит.
Мари не ответила, лицо её встревоженное, глаза полны сострадания. Оклус громко набрал носом воздуха, замер с серьёзным выражением на лице.
– Поехали, – спустя время выдохнул лепрекон. Соломон удивился его согласию. – Не только тебе хочется с этим разобраться. Я тоже туда с тех пор не являлся. А надо бы почтить эти стены… Столько лет я там прожил… Да это правильное решение, сейчас самое время. Съедим туда, разбередим старые раны, может потом обоим легче станет.
– И что вот так с бухты-барахты всё и решили? – неуверенно спросила Мари больше прежнего ошеломлённая таким внезапным поворотом. – Ладно, будь, по-вашему, но я отправлюсь с вами.
– И мы тоже, – торопливо молвила Кира, по-прежнему рукой обнимая Павла. – Будет семейная поездка.
– Но совсем невеселая, – предупредил Соломон. – В том доме заперты тяжёлые воспоминания.
– Мы вас одних не отпустим, – твёрдо молвила Кира.
– Хорошо, – с благодарностью согласился он.
Вечер прошёл в задумчивой тишине. Любая тема мигом угасала. Кроме Киры и Павла больше никто не был расположен к беседе. Оклус промолчал, не издав не звука, и просидел за столом, вперив невидящие глаза в пустую тарелку. Вид у лепрекона угрюмый, аппетит совсем оставил его, он даже к любимому алкоголю руки не протянул. Соломон прекрасно понимает причину этой поведения: Оклус не меньше его переживал уход Корвина и наверняка бесконечное число раз, возвращался к тем событиям. За годы многое накопилось, а теперь всё это тяжёлой лавиной накрывает Оклуса с головой. Кому как не Соломону это знать.
Соломон за ночь почти не спал, а утром за завтраком взглянув на хмурого Оклуса и понял, что тот тоже за ночь глаз не сомкнул. Лепрекон печален и молчалив. Оба друга позавтракали без аппетита. Время тянется ужасно медленно, с каждой минутой ожидание всё сильнее сжимает нутро, а сомнения набирают силу. Благо Павел и Кира не заразились их унынием, и находятся в приподнятом настроении. Мари так же не в духе, но всё же легче переносит ожидание.
– Ну что идём? – спросила Кира в одиннадцатом часу.
Соломон, сидя в гостиной, встал с дивана, взял с журнального столика ключи от дома своего отца, на которые уже больше часа одиноко таращится в давящей тишине, затем накинул на плечи шубу и вышел в холл. Все уже собрались в коридоре, ждут его. Мари выглядит ещё более уставшей. Оклус оживился, но брови его тяжко нахмурены, а вид напряжённый.
– Давайте поскорее с этим разберёмся, – озвучил Соломон витающую в воздухе общую мысль, и в ответ услышал одобрительные возгласы.
Покинули дом, взялись друг за друга. Транспозиционная монета переместила их из Шотландии в холодные скандинавские края. Мари ахнула от внезапного холода, оттого же и сын загудел губами как мотор. Взволнованный и бледный Оклус хмуро огляделся по сторонам и взгляд его ещё больше опустел от тоски. Они очутились на возвышенности в сотне метров от холодного берега моря. Всюду знакомые пейзажи и небо как всегда застелено серыми тучами. Вокруг на многие километры ни души. Грудь Соломона наполнила неподъемная тяжесть.
– Как же холодно здесь, – заметила Кира, после очередного порыва ветра плотнее закутываясь в плащ. – Воздух морозный и ветер сильный.
– Верно, подмечено, – отозвался очнувшийся лепрекон. – Здесь и летом жары не бывает, а что не дождь так стеной льёт.
– Павел застегни пальто, – наставительно велела заботливая Мари. – И не делай глубоких вдохов, а то простудишься.
– Пойдёмте, – тихо призвал Соломон. Все смолкли. Кира и Мари с беспокойством посмотрели на него, затем взяли его сына за обе руки.
Соломон тронулся с места, Оклус с таской на лице направился следом, остальные за ними. Ведьмак спустился вниз, вышел на старую грунтовую дорогу, рассеянно зашагал вперёд. Промозглый ледяной ветер с моря ворошит его перья, словно бы глумясь над диковиной птицей в чёрном трауре. Тяжёлое предчувствие цепью обвило сердце ведьмака. Всё вокруг знакомое, но уже чужое. Он словно шагает по своим воспоминаниям, и каждый клочок земли, что изменился за эти годы до неузнаваемости, взывает к нему.
Прошагали минут десять-пятнадцать, вышли к оголённому осенью лесу. Пронизывая взглядом иллюзорные чары, Соломон нашёл проход между трёх близко стоящих деревьев и сразу устремился в лес. Земля проваливается под ногами, ветки повылезали отовсюду, норовя ухватить за одежду и оцарапать лицо. Напряжение нарастает внутри, подгоняет. Ускорил шаг, остальным пришлось перейти на бег. Вечно-недовольный Оклус, в этот раз ни на что не жалуется.
Присутствие семьи во многом воодушевляет Соломона и Оклуса, однако внутри по-прежнему всё дрожит. По скрытым тропам ведьмак вывел семью из леса и вдруг почувствовал на пути преграду – защитные чары. Он удивился, такой неожиданности.
– Это я их создала в прошлом, – объяснила Мари, догоняя их. – Рагнар меня попросил. Подожди минутку, сейчас уберу.
– Та иллюзия, что была ранее тоже твоя? – спросил он.
– Да, от любознательных простолюдинов.
Чародейка отдышалась, прочла словесную формулу и барьер исчез. Соломон поблагодарил её. Не контролируя себя, он вновь нетерпеливо тронулся с места. Остальные пустились вдогонку. Прошли вдоль заросших полей, вышли на брошенную автотрассу, пересекли её, зашли в лес.
«Старой тропы не видать, – с грустью подумал он. – Земля прибрала».
Лес недолгий, быстро кончился, но для женщин путь выдался тяжёлым. Все вместе вышли из леса. Соломон наконец-то остановился, вскинул голову и замер. На высоком холме выситься одинокий двухэтажный каменный дом. Они с Оклусом и Мари не были здесь с той поры, как Корвина не стало. Тогда они оставили этот дом под замком и с тех времён никогда его не обсуждали.
Все уставились на «каменного призрака». Потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с духом и направиться вперёд. Обошли холм, вышли на каменную тропу, поднялись на возвышенность. Перед домом спешка закончилась, шаг замедлился. Соломон миновал покосившуюся калитку, по садовой дорожке подошёл к дому. Во рту у него пересохло. Пальцы сами скользнули по старой массивной деревянной двери, а затем по знакомой дверной раме – словно ожившей памяти коснулся. Бесконечное число раз он в прошлом смотрел на эту дверь. В прошлом эта знакомая дверная ручка одним своим видом обещала избавление от печали.
Вынул из кармана ключи, те внезапно зазвенели и внутри него что-то ёкнуло. Пальцы дрожат от волнения. Подобранный по памяти ключ вошёл в замочную скважину, повернулся по часовой стрелке два раза и вызвал громкий щелчок. Это хорошо, поскольку Соломон сейчас не простил бы себе ошибки. Оклус тихо подошёл к нему, встал рядом. Они переглянулись, одновременно задержали дыхание. Соломон толкнул дверь, та со скрипучим трудом отворилась. Пасмурный свет, пришедший с ними, нетерпеливо нырнул внутрь. Им открылся белый от пыли интерьер. Родные стены, пол и мебель, а также знакомая до мурашек атмосфера дышат тишиной. Лица обоих мужчин вытянулись. Изучающий взгляд ведьмака преодолел небольшую прихожую, устремился дальше.
Кажется, они только вчера расстался с этим местом. Чувство вины сжало сердце Соломона. Остальные встали за его спиной. Время будто остановилось. Ведьмак и лепрекон окаменели как нашкодившие дети, ожидающие, что их сейчас отругают – стоят и ждут осуждения от стен, мебели и многолетней пыли.
Лепрекон рассеянно потёр шею, с жалостным видом бегая глазами по пространству прихожей, гостиной, а там всё дальше и дальше.
– Всё, как и оставили, – сорвалось с губ до слёз опечаленного Оклуса.
Коротышка не сдержал чувств, покачал поникшей головой, затем поднял покрасневшие глаза, поджал губы и громко втянул воздух. Он так и остался стоять на улице, вцепившись рукой в дверную раму. Соломон, посочувствовал ему, но сам переступил порок. Первая половица скрипнула в глухой тишине, а за ней сами собой и все остальные – пол отвык от шагов. Но этот скрип прозвучал дружелюбно-знакомым и потому напряжение немного спало.