Давайте вспомним, что мачта на паруснике – это один или несколько деревянных столбов, закрепленных в палубе и поддерживаемых растяжками. Представьте себе старушечий нос и соотнесите это представление с тем, что было сказано о мачте. Не соотносится? Никак? Может быть, не с той стороны посмотрели на нос? Или на мачту? Оставим это вам, читатель, в качестве домашнего задания.
Теперь следующая картина: на скалах лежит разбитый парусник и из него величественно вздымается столб мачты. Как вы думаете, может ли из разбитого «парусника, выброшенного на скалы» торчать хоть что-нибудь «величественно»?
«Она… и тебя, убогого, пережила бы давным-давно, если б не подкармливала сама крохами, глоточками своей неиссякаемой жизненной силы. Так подкармливают приблудного облезлого кота – из жалости». (212-я стр.)
Совсем недавно на 186-й странице мы с вами узнали, что «воздух» состоит из «кусков». Теперь вот узнаем, что «жизненная сила» состоит из крох и глоточков и что этими составляющими можно даже кого-нибудь подкормить. Хотя до этого случая своей «неиссякаемой жизненной силой» обычно питали, но не в смысле кормления.
Имея в виду упомянутый процесс кормления, автор в качестве примера приводит «приблудного облезлого кота». С этим никак нельзя согласиться, поскольку котов жизненной силой не подкармливают – даже «облезлых» и даже «из жалости», им этого совершенно не нужно, они предпочитают простую пищу.
«Петя слушал осекающийся голос в трубке, рассматривая сломанный ноготь на большом пальце, и думал…» (217-я стр.)
Если помните, на 46-й странице разглаживание конфетной обертки выполнялось «ногтем большого пальца». Но тот ноготь принадлежал старухе – главной героине романа, а этот «сломанный» принадлежит главному герою романа Пете. Что характерно, оба ногтя – «большого пальца».
Вопрос: зачем надо было непременно поведать читателю, чем занимаются ногти больших пальцев главных героев романа и в каком они находятся состоянии?
«Тихий такой теноровый человечек с кроткой улыбкой». (217-я стр.)
А еще на свете существуют человечки баритоновые, басовые и, господи прости, фальцетные. Но про их улыбку говорить ничего не будем – не в курсе.
«…милиционер, елозящий хватучим глазом по твоей физиономии в паспорте». (217-я стр.)
После глодающей жадности на 197-й странице и памяти, когтящей душу до кровавого шматка на 198-й, после заглатывания холодных сосисок горячим чаем на 167-й странице, после поедания Петей кинодребедени на 171-й и попыток укусить в сердце на 162-й, после останков каракуля на шее на 160-й и попыток пронзить насквозь Гришу Браскина, чтобы прощупать кресло, на 154-й странице, после вскармливания толпы бытовой остервенелостью на 109-й и убогой колченогости на 35-й странице – никаким «елозящим хватучим глазом» нас с вами, читатель, уже не удивить.
«В зале подыхали со смеху». (220-я стр.)
Со смеху обычно покатываются или умирают – «подыхать» еще никому не удавалось.
«…на балконе пьяненький Костя натягивал лбом бельевую веревку, как могучий раб цепи рабства…» (221-я стр.)
Рабы, мечтая о свободе и иногда за нее даже сражаясь, в свободное от рабства время (по версии автора) вечно тем и занимались, что «натягивали лбами цепи рабства», больше им делать было нечего.
«Петя взял под мышку Катину голову и прижал к своему сердцу… Они уже целовались во все тяжкие в Сокольниках, вечером, за будкой «Квас». Катя налегала спиной на фанерную стенку, и будка сотрясалась от их сокрушительных объятий». (221-я стр.)
Перед вами, читатель, – собрание несуразностей.
Вы когда-нибудь пробовали взять под мышку чью-нибудь голову? Вам удавалось? Кажется, такие попытки делают борцы на ковре, но и у них с этим проблемы. Но взять чужую голову под мышку – это полдела, надо ее еще прижать к сердцу, которого под мышкой просто нет. Но у Пети это получилось, отчего Катю искренне жаль.
Теперь поговорим о поцелуях Пети и Кати. Во что они целовались в Сокольниках, совершенно непонятно. Кто такие «тяжкие» – знает лишь автор. Мы же знаем, что они расположены за будкой «Квас» и их много, потому что целование происходило «во все» тяжкие, имело место групповое действо. И даже если знать, кто такие «тяжкие», все равно: как можно целоваться во все?
Если же прекратить дурачиться, то придется констатировать, что автор романа, вероятно, слышал что-то о фразеологизме «пуститься во все тяжкие», но не знает, что он означает вести себя сообразно своей прихоти или страсти, предаваться разврату, мотовству или еще какому-нибудь неблаговидному занятию. Так что «целование во все тяжкие» – чушь несусветная.
И последнее. Объятия, как вы прекрасно знаете, читатель, «сокрушительными» быть не могут, это очередное заблуждение автора. «Сокрушительными» могут быть лишь удары, а объятия бывают страстными, жаркими, нежными, крепкими.
«Марьон и Сюзон – две яркие бабочки – цеплялись цапучими лапками за оба уха». (223-я стр.)
После «елозящего хватучего глаза» на 217-й странице нас с вами, читатель, «цапучими лапками» уже не напугать. Роман нами до конца еще не прочтен, так что будем ожидать появления слухачих ушей, глотачих ртов и обонячих носов.
Кстати, имеет смысл обратить ваше внимание на то, что Марьон и Сюзон – это люди, а не бабочки с лапками, как вы могли подумать.
«Она была… театроведом… и часто уезжала… за рубеж, откуда, моложавая, с ухоженным, опрятно-круглым лицом,… комментировала с экрана…» (225-я стр.)
И вновь сложное прилагательное с дефисом.
Лицо «опрятно-круглое», кругло-опрятное, круглое опрятно, опрятное кругло…
Помните, читатель, на 104-й странице мы с вами узнали, что существует на свете «пожилая античная красота», и рекомендовали не пользоваться подобным определением в отношении дам. Так вот, в данном случае мы так же рекомендуем не пользоваться определением «опрятно-круглое», даже если это «круглое» – «ухоженное».
«…подписывать в центральных газетах воняющие на весь мир «отповеди»». (226-я стр.)
Знакомясь с «загаженной подкладкой» на 152-й странице, мы заметили, что у автора прослеживается склонность к употреблению в тексте непристойностей и неприглядностей, и привели множество тому доказательств. К сожалению, мы не ошиблись: замечательный и подходящий для данного случая эвфемизм «дурно пахнущий» не подошел автору и он отдал предпочтение определению «воняющий».
Автор, видимо, считает, что чем грубее, тем определеннее звучит заявленная позиция, но это не так. Что касается гадких статей в печати, то ничего лучше определения «дурно пахнущие» никто еще не придумал.
«…встретившись на метро «Маяковская»». (234-я стр.)
Разбирая текст на 196-й странице, мы обратили внимание читателя на то, что автор многократно употребил предлог «в» там, где положено употреблять предлог «на». Будто услышав нас, автор спохватился и в приведенном отрывке фразы использовал предлог «на», но опять не угадал: «на» метро «Маяковская» встретиться нельзя. Но ситуация не безнадежная: можно встретиться у метро, на станции метро, в метро.
«…всю жизнь, как навозные жуки, жужжите вокруг искусства, воображая, что влияете на его ход». (250-я стр.)
Здесь имеет смысл напомнить, что искусство – не паровоз или иное транспортное средство и «влиять» на его «ход» еще никому не удавалось. К счастью, нет у Искусства «хода».
Если на что-то немногим историческим личностям и удавалось порой влиять, так это на ход Истории.
P.S.
Заметим, что героиня романа опрометчиво сравнила с «навозными» жуками тех, кто «вокруг искусства». Героиня хотела огорчить этих людей, а вышло ровно наоборот. Дело в том, что «навозные» жуки никогда, в отличие от людей, не ошибаются с предметом своего вожделения. Если «навозные» жуки слетелись на «искусство», то это точно не искусство.
Вот и последний абзац романа.
«Пора гасить свет…» – читал он, а в небе на бороздах свежевспаханных облаков высился… замок…» (269-я стр.)
«Борозды свежевспаханных облаков» и «замок» на них, на бороздах (!) – это образ, сотворенный автором, его последняя, с позволения сказать, метафора. А фразу «Пора гасить свет…» автор заимствовал у Карамзина. Карамзину возражать не будем и закончим нашу затянувшуюся прогулку по Верхней Масловке.
Прочитанный нами роман интересен, написан колоритным языком, но содержит большое количество сомнительных в художественном отношении определений, метафор, образов и не поддающихся объяснению несуразностей: то тут, то там натыкаешься в тексте на «сапоги всмятку».
На 73-й странице у автора есть такой текст: «С первой страницы… объявился талант… без мастерства и меры, но он самый, сомневаться не приходилось». Вот этим текстом мы и воспользуемся для заключения.
Талант присутствует, «он самый, сомневаться не приходится».