Из тьмы

Мысли в беспорядке метались в его голове, а взор начал туманиться. И где-то на пороге реальности и грани забытья, он, словно сквозь вату толстого одеяла, услышал далекий и приглушенный голос зовущей его Кати.

Очнулся он тогда в приемном отделении городской больницы №3.

Удивительно как некоторые воспоминания с легкостью всплывают на поверхность, словно резко осушившая свои шлюзы подводная лодка, и как другие остаются лежать мертвым грузом погибшего Титаника на непроглядном дне.

И вновь в его голове завертелась одна единственная фраза, которую он произнес тем вечером, лежа на застеленной одноразовой пеленкой каталке в коридоре приемного отделения. Когда, закончив поверхностный осмотр и получив отказ от госпитализации, дежуривший врач ушел заполнять журналы о поступлении, и они остались с Катей вдвоем, он сказал: «Прошлое должно оставаться в прошлом».

Антон встал с кровати и, подойдя к окну, уперевшись бедрами о край стола, раздвинул шторы.

Солнце уже вовсю светило, отбрасывая пока еще длинные рассеянные тени в наступающем утре. По небу плыли редкие белесые облачка, но вдали над лесом, словно тонким шерстяным покрывалом, растянулась серая масса. И глядя на нее, Антон всей душой понадеялся, что она пройдет мимо.

«Мы приехали в дождь, – подумал он, – и мне этого хватило. Если подумать, то мои последние два года были такими же серыми, как эти тучи. Так что все, хватит. Я хочу солнечных и счастливых деньков, как в детстве».

Он посмотрел на старую пишущую машинку, с трудом уместившуюся на полке с книгами.

«Я ведь был счастлив в детстве?» – спросил он скорее ее, чем себя. Но она не могла ответить ему. Впрочем, как не мог ответить себе и он сам.

«Наверное был. Все дети бывают счастливы, хотя бы иногда».

Но потом он взглянул выше в серую пустоту между книгами и полками и почувствовал, как по его спине прошелся холодок.

«Неужели я вчера действительно это видел? – подумал он. – Но что? Что я видел? Темноту в том месте, где она должна была быть? Или то, что мне показалось? Да, показалось, что она…»

Он выдвинул стул и сел за стол. Потом взглянул на свои руки, на обе манжеты серой рубашки, перевел взгляд на саму рубашку с расстегнувшимися пуговицами на животе, и остановил взгляд на черных спортивных штанах.

«А ведь я даже не разделся. Запрыгнул в кровать сразу, как выключил свет».

Он осмотрел комнату: серость в углах, под столом, между полок и под кроватью. Все было так как и должно было быть. Никакой контрастной черноты вместо теней. И она не пуль…

«Стоп. Я устал. А перед этим упал и мог удариться головой. Я словно ребенок, поверил, что тени могут быть живыми».

Но он знал, что не думал о них, как о живых. И в тоже время ему показалось, что они вовсе и небыли тенями.

Антон улыбнулся и откинулся на спинке стула, поднимая взгляд в потолок.

«А ведь было интересно, почувствовать себя ребенком, – подумал он. – Хотя, этой ночью страх темноты совсем не показался мне интересным. Совсем, совсем не интересным».

Улыбки больше не было на его лице, но в душе появилось легкое волнение.

«А ведь мама всегда говорила, что монстров не существует, и под кроватью никто не живет, – подумал он. Волнение усилилось. – Мама».

Он встал и вышел в кухню.

В голове проступила взвесь из не оформленных неизвестных мыслей, которые пытались сформироваться в идею, в какое-то действие. С такой взвесью он часто садился за начатую рукопись, еще не отдавая себе отчета о том, что он сможет написать, не зная дальнейших событий создаваемой им истории. И только спустя какое-то время (иногда минуты, иногда больше), он начинал писать. Хотя, часто ему приходилось просто вымученно выдавливать из себя хоть какие-то строчки. Но самым главным было – начать.

И начал он с приготовления завтрака (Дина почти ничего не съела, жалуясь на отсутствие аппетита и пустой холодильник), большой чашки кофе, и внимательного осмотра всех полок на кухне и холодильника.

Взвесь продолжала оставаться взвесью, и Антон принял решение, что стоит прогуляться и заодно купить продуктов. Но для начала следовало переодеться, – запах пота от не снятой на ночь рубашки бил по носу не хуже нашатырного спирта.

3

Утро стремилось к полудню и было уже достаточно жарко. Поэтому Антон ограничился белой рубашкой с коротким рукавом, джинсами и легкими кроссовками. Последние вид имели грязный и поношенный.

Положив бумажник в задний карман, он подкинул в руке связку ключей и взглянул в окно.

«Может, пешком пройтись? До центра километра два, не больше, – подумал он. – А зачем мне в центр? Ближайший продуктовый магазин в трех кварталах», – но последняя мысль показалась ему не столь важной.

– Дина, ты не хочешь прогуляться?

– Нет, – крикнула девочка из своей комнаты.

– Ладно, тогда будь дома. Ключи я не беру.

Но ответило ему только молчание.

«Что ж, это тоже знак согласия».

Выйдя во двор, он какое-то время постоял перед распахнутой дверью сарая с дровами. Его взгляд скользил по плотно сбитому ящику с большим навесным замком. Гадать, что внутри, ему не хотелось. Но и сбивать замок он пока не торопился. Что-то ему подсказывало, что не стоит торопить события. Ибо что бы там не лежало, оно может всколыхнуть его поврежденную память. Старые рукописи в коробке, конечно, ничего ему еще не сделали, но до их прочтения он так и не дошел. Хватило того, что он обнаружил на самой коробке.

«А не будет ли лежать такой же сюрприз и внутри этого ящика?» – подумал он и тут же захлопнул дверь, не забыв зацепить крючок за скобу.

Он все еще думал о ящике, когда выходил на дорогу. Думал о нем, когда дошел до первого перекрестка и свернул направо. Его мысли казались разрозненными, не сформулированными. Крутились вокруг да около, словно картинка без слов. Тяжесть ящика. Его плотно сбитые доски, которые, хоть и выглядели старыми, но ни разу не скрипнули и ни на миллиметр не сместились, пока он перетаскивал ящик в сарай. Большой и старый замок, который, однако, не выглядел ржавым. Петли… Петли? Да, их он не видел. Скорее всего, они крепились к крышке изнутри. Он продолжал думать о ящике, когда свернул в очередной раз и вышел на центральную улицу. Только тут он остановился и огляделся, забыв о ящике.

Стоя на перекрестке возле большого старого кирпичного здания с арочными окнами, он посмотрел через дорогу на более современное и более масштабное строение.

«А вот и дом культуры», – подумал он.

Но присмотревшись внимательнее, не увидел ни одного слова над входом, или какой-либо другой части здания, о том, для чего оно. Возможно, что-то было написано на самих дверях, но с того места, где стоял Антон, ничего не было видно. И все же, он был уверен, что это дом культуры. А если зайти за него справа, то можно было попасть в кинотеатр. Но в последнем уверенности поубавилось, все же за двадцать четыре года его вполне могли закрыть.

«Прекрасные знания о том времени, которое ты не помнишь», – подумал Антон, но мысль эту развивать не стал, испугавшись новых приступов головной боли.

Взглянул на здание, возле которого стоял. Угол его был срезан и на первом этаже имел большое арочное окно, а на втором балкон, над которым золотистыми буквами было написано «ТОРОПА». Справа, если уходить на Красноармейскую улицу, был вход в саму гостиницу «ТОРОПА». А слева, если идти по центральной улице, к красному угловому зданию была сделана большая пристройка, но с уже более поздним по времени дизайном и из белого кирпича. Дверь в новое крыло накрывал козырек из листового железа, изогнутый аркой, на котором, вырезанными из жести буквами, значилось «БИБЛИОТЕКА».

«И почему мне кажется, что библиотека была раньше в другом месте?» – подумал Антон, и вновь выкинул эту мысль из головы, как и предыдущую.

Однако, сама библиотека крепко зацепилась за его мозг. Всколыхнулась появившаяся утром взвесь из не оформленных мыслей, но сформироваться в четкую идею так и не смогла. И все же, чувствуя неясный интуитивный посыл, Антон направился в библиотеку, думая о том, что если не предпринимать никаких действий, то ничего не выйдет. Но какие действия он собирался предпринимать?

Для начала – интуитивные, решил он для себя.

Войдя внутрь, он попал в вестибюль. На двери слева находилась табличка с надписью «Детская библиотека». А на второй этаж вела массивная лестница, расходившаяся между этажами на два П-образных пролета. Ступени устилал длинный красный ковер с рисунком больших серых цветов. Поручни имели цвет старого бабушкиного шифоньера, а ограждения окрасили в нежный розовый оттенок.

Поднявшись на второй этаж, Антон попал в большой читальный зал. И первое что он почувствовал это ударивший в нос запах. Запах старых книг и пыли. Запах истории. Запах тишины. Да, порой кажется, что в библиотеке, даже тишина имеет свой специфический запах.

Сквозь большие окна лился солнечный свет. На сферических плафонах, свисавших с потолка, поблескивала пыль. Четыре небольших круглых стола, накрытых бархатистыми скатертями, стояли рядом с окнами. Вдоль стен расположились книжные полки. Справа от входа – полукруглая высокая стойка библиотекаря. А чуть дальше от стойки зиял проход к множеству стеллажей с трудами многих одаренных и не очень авторов.

И ни одного посетителя.

– Добрый день.

Антон оторвался от своих мыслей и взглянул за стойку. На него, поверх спущенных на кончик носа очков в роговой оправе, смотрела женщина лет сорока. Ее темно-русые волосы были собраны в спускавшийся до плеч хвост. А на бледном лице алели, накрашенные яркой помадой, губы.

– Добрый день, – поздоровался он.

– Чем я могу помочь? – спросила женщина, но тут же задала другой вопрос: – Вы не здешний?

– А вы знаете всех в этом городе? – Антон почувствовал, что краснеет, уже предчувствуя кучу лишних вопросов, так характерных для всех маленьких городов. Вот только сегодня он меньше всего хотел рассказывать о себе. Впрочем (о чем он тоже подумал), он вообще никому не любил рассказывать о себе.

– Прямо всех, возможно, и нет, – она улыбнулась, но только кончиками своих вопиюще алых губ. – Но вас я точно в городе никогда не видела.

– Переехал. Недавно, – несколько пренебрежительно бросил он.

– Купили дом или квартиру? Или снимаете? – в ее глазах появился блеск, но Антон был готов поспорить на что угодно, что он не из-за симпатии к нему.

Еще выходя из дома, он взглянул на себя в зеркало и увидел все то же осунувшееся лицо с впавшими и потускневшими глазами, которое он видел перед отъездом. Довольно глубокие морщинки пролегли от уголков его глаз, под которыми ярко выделялись синяки усталости. А немытые, с проблеском седины, волосы меньше всего придавали ему презентабельный вид.

И подводя итог своей внешности, он полагал, что вряд ли у кого сможет вызвать доверие или симпатию.

– Ну-у ладно, – протянула женщина, так и не дождавшись ответа.

Блеск в ее глазах потускнел, а во взгляде теперь читалось пренебрежение.

– Хотите оформить карточку? – неуверенно и в то же время, как показалось Антону, нетерпеливо спросила она.

– Да, пожалуй, – еще менее уверенно ответил он.

Вот только зачем? Взвесь в его голове медленно оседала, создавая пока еще туманные и не понятные образы; идея, замысел – чем бы оно не было – ждали, пока он сделает правильный шаг. Но в какую сторону?

С писательством было проще. Достаточно открыть Word и, перечитав последние абзацы, продолжить писать. Да, порой, на первое предложение уходило много времени, но как только оно было составлено и продолжено, взвесь превращалась в более четкие образы, или рассыпалась на сотни слов, так не прихотливо складывающихся в предложения. Надо было всего лишь открыть Word.

Но сейчас он писал не чью-то жизнь, а свою, и текст этот заносился не на привычно белый лист.

– Паспорт, – устало произнесла девушка.

– А? – Антон выплыл из своих раздумий, чувствуя, что что-то не так.

– Ваш паспорт. Что бы я смогла оформить вашу карточку.

Антон скупо улыбнулся и развел руками в стороны.

– Вот его-то я и не взял, – извиняющимся тоном, произнес он.

– Тогда я не смогу выдать вам книги на дом, – в ее голосе уже проявлялось раздражение.

– Собственно я и… – начал Антон, но вновь замялся.

«А что я? – подумал он. – Что? Если ты здесь, значит ты пришел за книгами. Или нет?»

– …книги брать не собирался, – закончил он, чувствуя легкую пульсацию в висках.

– Тогда что? – женщина непонимающе покачала головой. Ее очки съехали еще ниже и готовы были вот-вот сорваться с кончика носа. Привычным жестом она подвинула их указательным пальцем с ярко-красным ногтем, но так, чтобы все еще смотреть на него поверх оправы.

И тут он понял, зачем пришел. Взвесь словно разорвало на десятки отдельных мыслей, достаточно четких и пугающих. Сначала о тенях и его проявившихся страхах. Мысль о том, что он боялся темноты в детстве. Потом, что его мама говорила, что ни в шкафах, ни под кроватью никто не живет. И в конце: «Мы уехали отсюда в 1978 в августе».

– Местная газета, – проговорил Антон, с трудом ворочая пересохшим языком. Его сердце забилось более гулко – он теперь знал, чего хочет.

– «Мой край», – ответила женщина. – Наша единственная газета.

– Да, я хотел бы взглянуть на подшивку за 1978 год.

– 78-й… – она тяжело вздохнула, неприязненно.

– Есть проблемы?

– Нет. Но нужно идти в архив, – по всему было видно, что никуда она уходить не хотела. Ее напряженный взгляд переместился вниз на раскрытую перед ней книгу, внимательно прошелся по лежащим на столе предметам (карточкам в подставке, стопке бланков, стакану с ручками и карандашами, допотопному дисковому телефону с перемотанной изолентой ручкой трубки, нескольким книгам, ждавшим возвращения на свои полки) и, наконец, вновь вернулся к нему, уже уставший и сдавшийся.

– Я подожду, – скромно сказал Антон.

Еще один тяжелый вздох, и женщина, взяв увесистую связку ключей из верхнего ящика стола, вышла из-за стойки и молча направилась к лестнице.

Антон предположил, что архив находится в подвале.

Он подошел к ближайшему столику и сел на деревянный стул с высокой спинкой. Стул надсадно скрипнул, что-то в нем хрустнуло, но он выдержал.

«И ты думаешь, что в здешней газетенке пишут о каждой смерти? – подумал он. Огляделся, вновь отмечая, что зал пуст, и он здесь один. – Я уверен, что в те года, да, черт побери, даже сейчас, они не знали о некрологах. Да и некрологи пишут родственники. И я не думаю, что тетя Таня могла написать что-то такое в местную газету».

Его взгляд перемещался по стеллажам с книгами. Большинство стояли достаточно далеко, и прочесть имена авторов на довольно потрепанных корешках было сложно. Некоторые книги были повернуты лицевой стороной. Но и здесь старые издания с монохромной обложкой молчали о своем содержимом.

Ближе к выходу, где сидел Антон, находились книги с иллюстрированными обложками и не в таком потертом состоянии. Книги были совершенно разные, без тематической подборки: детективы соседствовали с любовными романами, приключения с научной фантастикой, присутствовали даже комиксы и…

Антон улыбнулся. Потому что эту ликующе вычурную обложку он не мог не узнать. Опубликованный в 1996 году роман с яркой иллюстрацией и красочным монстром, выглядывающим из-под кровати, получил больше критики за детский рисунок на обложке, чем за историю о маленьком мальчике, сражавшемся со своими страхами. Написал он его одним из первых, но смог продать только после того, как к нему пришла известность после более поздних работ.

Не переставая улыбаться, Антон подошел к полке со своим романом. И оглядев внимательнее весь стеллаж, отметил, что это единственное его произведение, представленное здесь.

«Среди фантастики и приключений затесалась одна единственная история с кошмарами», – подумал он, продолжая смотреть на яркую обложку. Под цветастым монстром, искривляющимися зелеными буквами, было написано «Посмотри вниз».

Он взял книгу в руки и перевернул ее обратной стороной, где красовался его черно-белый снимок. На этой фотографии ему всего двадцать четыре года – молодой уверенный в себе улыбающийся парень, с трехдневной щетиной и взъерошенными короткими волосами. Но сегодняшняя его улыбка поблекла, когда он вспомнил свое отражение этим утром. И он подумал, что этих двух людей разделяет огромная бездонная пропасть, а не каких-то четырнадцать лет жизни.

Он взглянул на корешок и прочел свои фамилию и имя. По корешкам всегда можно сказать, читают книгу или нет, а этот выглядел словно только что сошел с типографии.

Антон тяжело вздохнул.

«А я-то думал, что написал бестселлер», – подумал он и грустно улыбнулся.

Он открыл форзац и взглянул на приклеенную к нему библиотечную карточку. Всего три даты возврата, написанные синей ручкой библиотекаря; напротив последней даты стоял буквенно-числовой номер читателя. Всего три раза эту книгу брали домой. Всего три человека ее прочли, но, возможно, несли обратно, так и не дойдя до последней страницы.

Померкла и грустная улыбка. «Посмотри вниз» – единственный его роман, который так ни разу и не был переиздан. Всего три тысячи экземпляров с этой дурацкой обложкой, и все. Порой он думал, что стоило переписать его полностью, прежде чем, сдавать в редакцию. Но ему нравилось, как была написана эта история, хотя он и понимал, что она совершенно не дотягивала до его нынешнего уровня.

«Нынешнего, – пронеслось в его голове. – Нынешний-то уровень – ноль без палочки».

Он уже собрался поставить книгу на место, как заметил, выглядывающий листок между страниц ближе к концу повествования.

«Теперь я знаю, до какого момента дошел последний читатель».

Он открыл книгу на закладке, и свернутый вдвое, пожелтевший листок, упал к его ногам.

Что-то кольнуло в груди и отдалось слабым эхом в висках, когда он заметил проступающий рельеф от напечатанных на машинке строк. В некоторых местах точка пробивала бумагу насквозь.

Дрожащими руками, Антон поставил книгу на место и поднял листок с пола. Но разворачивать его не стал. У него не было сомнений, что это еще одно продолжение тех пожелтевших старых страниц, которые он нашел в своей квартире и на чердаке дома.

«Но откуда она здесь?» – подумал он.

Дрожь в руках стала тише, но по спине волнами пробегали мурашки, а предплечья покрылись гусиной кожей.

Боясь получить новую перегрузку сознания, он решил оставить прочтение этого текста на вечер, когда останется один в своей комнате. Поэтому он свернул листок вчетверо и запихнул его в задний карман джинсов.

Вернувшись к столу, он задумался о том, что этот листок служил кому-то закладкой. А значит, что этот кто-то мог что-то знать. Мог сам подкладывать их…

«И пробрался в мою квартиру и в мой дом, а еще просчитал, что я захочу зайти в библиотеку и обязательно увижу „Посмотри вниз“? Что я, в порыве глупой ностальгии, захочу взять ее в руки и увижу…» – это показалось ему бредом. Но бредом, не лишенным смысла. Вот он лист формата A4, с отпечатанным на машинке текстом, который был вложен в книгу. Он так же реален, как и остальные два. Только появление этого вполне можно было отследить.

Отследить!

Антон вновь подошел к стеллажу и взял свою книгу. Открыв форзац, он взглянул на приклеенный листок возврата. Листок, на котором обычно пишется только дата, когда читатель должен будет вернуть книгу обратно. И да, в первых двух строчках стояли только даты: 2.03.98. и 5.10.99. Но в третьей значилось: 16.08.00. Л-586.

«И кто же ты такой, Л-586? И почему вдруг тебя записали в этот лист?»

Заложив форзац указательным пальцем, Антон вышел на лестничный пролет и прислушался. Никаких звуков не было.

«А если поймает?» – пронеслось в его голове.

«Успею», – не слишком обнадеживающе подумал он, вернулся в зал и быстрым шагом обошел стойку библиотекаря.

У стены, примерно в полуметре от выдвинутого стула, стояли два шкафчика с маленькими выдвижными ящиками – архив карточек читателей в алфавитном порядке. Многие буквы дублировались несколько раз, и Антон надеялся, что ему не придется перебирать сотню другую карточек. Он лихорадочно перебегал взглядом с одной наклейки с буквами на другую (отметил, что в ряде случаев не везде они придерживаются алфавитного порядка). В груди громко ухало, а волосы на затылке готовы были встать дыбом. Он думал о ковре.

Лестницу устилал ковер, красный с серыми цветами. Довольно старый, местами полинявший, но все еще способный глушить звук проходящих по нему каблуков. Ковер упирался в зал. А зал был застелен своими коврами. И значило это только то, что он не услышит, когда библиотекарша вернется с подшивками старых газет. Он услышит только ее раздраженный, злой и циничный крик. Крик, обличающий его в выведывании не доступной ему информации. Возможно, она подумает о воровстве. Возможно, представит его как маньяка, выискивающего своих жертв по библиотечным карточкам. И последняя мысль не показалась ему такой уж глупой, – библиотекари тоже читают и не только русскую классику, но и зарубежные триллеры и прочую беллетристику о неуравновешенных личностях. А вспомнив свой вид в зеркале и произведенное на эту женщину впечатление, он точно не рассчитывал на похлопывание по плечу и предложение о помощи в его не легких поисках.

Он почувствовал, как промокла рубашка в районе подмышек, и пара ледяных струек пота неприятно скатились по коже. Его передернуло.

В гнетущей тишине ему показалось, что кто-то ступает по мягкому ковру читального зала. Крадется тихо, словно боится спугнуть его. Вот он уже обходит стойку. Еще шаг и он уже на расстоянии вытянутой руки от…

Антон обернулся. От резкого выброса адреналина его сердце с неистовой силой ударило о ребра, подпрыгнув до самого горла. А «Посмотри вниз» выпала из его рук и гулко упала на ковер.

Но в зале было по-прежнему пусто.

«Идиот», – подумал Антон, поднял книгу и вновь повернулся к шкафчикам.

Он уже не помнил, осмотрел ли первый шкафчик полностью или нет. Но решил не тратить на это времени (все равно большинство в алфавитном порядке), и направил взгляд на второй. И в первом же ряду он увидел искомую букву «Л».

«Слава Богу, он один».

Антон выдвинул ящик, вновь заглянул на форзац «Посмотри вниз» и принялся в спешке перечитывать карточки, ища №586.

Сердце продолжало громко биться в груди, но действие адреналина начало снижаться, и теперь его удары не так сильно отдавались в голове. Но и без того мокрые и липкие подмышки продолжали усиленно потеть, оставляя большие разводы на рубашке. Теперь он чувствовал свой запах. Запах страха. Запах непристойного поведения, когда тебя могут в любой момент разоблачить. Запах…

Антон вновь резко обернулся.

Но и сейчас он продолжал оставаться в зале один.

Однако, он уже был уверен, что библиотекарша вышла из архива (не такая уж и большая библиотека, чтобы иметь многоуровневое километровое хранилище). А значит времени оставалось все меньше.

Нет, его не оставалось совсем.

Антон вернулся к карточкам, лихорадочно перебирая их трясущимися пальцами. И, наконец, он получил свой приз.

«Ларин Сергей Петрович №586

12 мая 1920 г.р.

Советская ул., д. 130 д, кв. 5».

Он сунул карточку в карман, и чувствуя подступающую к горлу тошноту (он буквально слышал тихие, приглушенные красным ковром с серыми цветами шаги, поднимающихся по лестнице женских каблуков), задвинул ящик и бегом направился к стеллажу с книгами.

И уже протягивая руку, чтобы поставить свой роман на полку, боковым зрением заметил входящую в зал библиотекаршу.

– На любителя, – произнесла она, искоса посмотрев на книгу в его руках. Она прижимала к груди довольно тонкую подшивку старых газет. – Хотя, мне понравилась.

И пожав плечами, она положила подшивку на стоявший рядом стол.

Антон, все еще пытаясь отдышаться, слегка подрагивающими руками, поставил книгу на полку. И чувствуя, как его ноги становятся ватными (чуть не поймала, всего две-три секунды), опустился на стул и взглянул на газеты.

– Вам не хорошо? – не особо сочувственно спросила она, осматривая его взмокшее и слегка покрасневшее лицо.

– Нет, – с трудом выговорил Антон и добавил: – Все в порядке, просто, голова разболелась немного.

Он попытался улыбнуться, но его губы – словно вылепленные из воска и не живые, – совершенно не хотели растягиваться, и потому он даже не взглянул на стоявшую рядом женщину.

– Ну ладно, – бросила она и направилась за свою стойку.