Из тьмы

2

Внутри их встретил запах затхлости и сырости. Словно в доме уже давно не было жильцов.

Но Смирнов писал ему, что дом пришлось выкупать у какой-то старухи, которая не сразу дала свое согласие. Поэтому, входя внутрь, Антон ожидал почувствовать запах совершенно иного рода – запах старости, быть может, даже запах смерти. Ему, почему-то казалось, что прошлая владелица уже пережила свое время. Возможно, ему хотелось так думать, что она уже собиралась на тот свет. Иначе получалось, что они просто выгоняют ее.

Антон мотнул головой.

«Если бы ей некуда было идти, то она бы не продала свой дом, – подумал он. – Мой дом, – другая мысль заняла его сознание. – Это всегда был мой дом. Просто…»

Вновь вернулась головная боль, предупреждая о «битых файлах» в его прошлом.

«Ничего, рано или поздно, но я что-нибудь да вспомню. Ведь я наконец вернулся».

– Не нравится мне здесь, – сказала Дина. – Что-то здесь не так.

– Не так здесь только твои неуместные комментарии по поводу нашего дома, Дина, – строго сказал Антон, и продолжил более мягко: – Все наладится. Мы еще приведем его в порядок, и тебе здесь понравится. Вот увидишь.

Девочка ничего не ответила.

Они стояли посреди небольшой комнаты, служившей столовой, благодаря большому столу, который в данный момент был сдвинут в угол. Так же эта комната являлась проходной для всех остальных.

Справа за арочным порталом виднелась маленькая, но вполне уютная кухня с печкой. А прямо сквозь обычный прямоугольный проем была видна часть большого зала.

– Если правильно помню, – произнес Антон, – то здесь пять комнат, не считая коридора за нами. Столовая, кухня, на которой вход в одну спальню, зал и из зала проход во вторую спальню. Что ж, Дина, пока я заношу вещи, можешь везде включить свет, и выбрать себе комнату.

И пока девочка осматривала дом, Антон заносил сумки и коробки с одной мыслью: «Надеюсь, что у нас все получится».

3

За окном разогревалась гроза, с каждым раскатом становясь все громче и ближе. Дождя еще не было. Но разошедшейся уже во всю ветер, разносил по дому гулкие и тревожные звуки, всем своим воем обещая нагнать необходимое количество туч для хорошего ливня.

От ветра в некоторых окнах звенели не плотно прижатые стекла. И этот звук создавал в душе Антона чувство уюта, некоего таинства, доступного только в своем деревянном доме. Такого он никогда не ощущал в квартирах больших городов. Все они были лишь временным жильем, пока Катя не забеременела. Тогда они решились на покупку своей квартиры. Но и та всегда казалась ему простой бетонной коробкой.

Он много раз предлагал Кате купить дом. Настоящий, деревянный, со всеми огрехами скрипящих полов и гуляющего на чердаке ветра. С запахом затапливаемой печи, и закутыванием в теплый плед долгими зимними вечерами.

Но она всегда была приверженцем городской жизни и не хотела менять привычную ей квартиру на требующий постоянного внимания дом.

«Что ж, – подумал Антон, прислушиваясь к звону стекла, – я надеюсь, ты за нас порадуешься. Даже несмотря на то, что ты бы никогда не согласилась переехать сюда».

Из зала донесся звук телевизора. Шли вечерние новости.

Отвлекшись от мыслей, Антон перенес часть коробок в оставшуюся для него комнату, которая выходила на кухню.

Скудный интерьер спальни словно изначально предполагал немногочисленный багаж нового жильца: старая еще сетчатая кровать-двухспалка с перьевым матрацем у одной стены, большой книжный стеллаж у противоположной, и между ними под окном, выходящим на дорогу, старый письменный стол и деревянный стул. Судя по виду, стол некогда был обтянут кожей или сукном, о чем говорили набойки по краям столешницы, которую потом просто покрыли темной морилкой.

– Привет, старичок, – произнес Антон, проводя рукой по шершавой поверхности стола. – Надеюсь, мы подружимся. Нам предстоит много работы.

Он взглянул на коробки с компьютером.

– Однако, о чем писать, я пока не знаю. Надеюсь, у тебя есть свои истории, дружище, – обратился он снова к столу. – Ты же мне их поведаешь?

На долю секунды комната озарилась ярким светом, отбрасывая на пол и стены четкие смоляные тени. А в следующее мгновение весь дом содрогнулся от мощного раската грома. Зазвенели стекла. Мигнул свет.

Из зала донеслось шипение потерявшего сигнал телевизора.

И в наступившем на миг спокойствии, Антон услышал, как первые робкие капли дождя ударились в оконное стекло. А уже через секунду по дому начала разноситься целая барабанная дробь, разразившегося снаружи ливня.

– Телек сдох! – крикнула из зала Дина.

– Ну так выключи его, – ответил Антон. – В такую погоду не мудрено и без света остаться.

И словно в довершение его слов, дом погрузился в темноту.

– Ну вот блин! – донесся детский голос.

«Вот уж и вправду», – подумал Антон.

– Ты успела заправить кровать? – спросил он.

– И что теперь, ложиться спать?

– А ты что-то можешь делать в темноте?

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – ответил Антон

4

Утро показалось ему бесшумным, не сравнимым с суетой большого города.

Просыпаться не хотелось. Непривычно мягкая, проваливающаяся словно гамак кровать, требовала продолжение их «бурной» ночи.

Но и сон не хотел отпускать.

Странные, до боли тревожные видения настойчиво витали обрывками в его голове, норовя вновь утянуть страну Морфея.

Антон чувствовал, что уже светло, но вставать не торопился, лишь сильнее зажмурил глаза. Ему хотелось вспомнить детали сна. Хотелось понять, почему он вдруг показался ему настолько важным. Почему где-то глубоко внутри остался осадок горечи и чувство липкого пронизывающего страха.

Во сне он был с теми, кого когда-то потерял…

«Почему так тихо?» – вдруг подумал он.

И остатки сна, словно хрупкое стекло, разлетелись по самым темным закоулкам его не менее хрупкой памяти.

Поняв, что больше ничего не восстановить, Антон открыл глаза.

Некоторое время он созерцал незнакомый, пожелтевший от времени потолок, пытаясь разогнать свои мысли до необходимой для работы скорости.

– Мы же переехали, – улыбаясь произнес он и взглянул на окно. – Больше никакого шума мегаполиса. Только тишина и спокойствие.

На мгновение к нему вернулось ощущение от сна, и улыбка сошла с его лица. Неприятное липкое чувство заполнило его грудь и кольнуло сердце.

Антон зажмурился и выдохнув все, что было в легких, подумал: «К черту сон. Прошлое должно оставаться в прошлом».

Он соскользнул с кровати и подойдя к столу, выглянул в окно.

Погода держалась пасмурная. Тяжелые свинцовые тучи полностью покрывали всю видимую из окна часть неба, предрекая еще до полудня новую порцию осадков. Ветер мерно качал кроны стоявшего в отдалении лесного массива. На дороге выступали зеркальные глади луж.

В комнате было прохладно, стояла сырость после ночного дождя.

Поежившись, Антон залез в дорожную сумку и выудил из нее серый махровый халат. Накинул его на себя и ощутил всю ту же сырость. Но он, по крайней мере, должен был начать греть раньше, чем дом.

И с этими мыслями, зевая, он вышел на кухню.

Дина сидела в столовой.

Стол уже был выдвинут из угла и накрыт чистой белоснежной скатертью, вокруг расставлены четыре стула.

– Вот, – сказала Дина, передвигая к противоположному концу стола тетрадный листок с обычным почтовым конвертом, – это было к холодильнику на магнит прилеплено.

– Что такое, у Смирнова закончились его белые конверты? – спросил Антон.

Он сел и взял в руки листок.

– Это не от него, – ответила Дина. – Кофе будешь?

– Конечно, хоть согреюсь, – с улыбкой произнес он и принялся читать письмо.

«Здравствуйте!

Полагаю, мы лично не знакомы. Впрочем, так ли уж это важно.

Прошло уже 24 года, как я здесь поселилась. Странные дела тогда творились в этом городе. И вот пришло время, когда я смогу покинуть этот дом. К слову сказать, я никогда и не ощущала его своим, он всегда был вашим по праву наследования.

Хочу, чтобы вы знали, что за это время мало что поменялось в вашем доме. Я ничего не перестраивала и не выкидывала.

Некоторые ваши личные вещи сложены в большой деревянный ящик в гараже. Правда, ключ от него я потеряла, но, думаю, вы найдете решение этой маленькой проблемы.

Были и другие вещи. И мне показалось очень странным, что вы их оставили. Полагаю, что для вас они будут достаточно ценны. И выкинуть такое я не могла. Я все аккуратно сложила в коробку. Ее вы найдете на чердаке.

Вот, пожалуй, и все, что следовало сказать.

Надеюсь, вы не найдете этот дом настолько увядшим, каким он может показаться с первого взгляда. Он ждал вас, находясь в полудреме. И теперь, когда вы вернулись, он задышит с новыми силами. Ведь дома всегда требуют много внимания, а я не могла дать ему того, что можете дать вы.

К тому же как писатель, вы найдете интересными здешние истории и легенды, которыми полон этот городок.

К слову сказать, что соседей у вас нет так же с 1978 года, так что никто не будет вам мешать. И вообще, эта улица довольно тихая.

Может, это, конечно, все связано со слухами.

Впрочем, это всего лишь слухи, не более.

P.S.: Сочувствую вашей утрате. И желаю всего наилучшего. Жизнь на этом не останавливается, и вы еще обретете новую семью.

Прощайте».

– Много написала, да? – сказала Дина, ставя горячую кружку с кофе на стол. – Достаточно-то было сказать, что то-то там, а то-то там. Странная она какая-то. Как и сам дом. Мне только интересно, а что в коробке.

– Даже не представляю, – Антон сложил листок и вложил его в конверт. – Я почти ничего не помню из своего детства. А после смерти родителей… – и снова пришла головная боль, но в этот раз он и не пытался что-либо вспомнить. Он прекрасно знал, что вся его жизнь в этом городе – это закрашенный черным лист. – Я помню только больницу, – он потер пальцами виски и сделал большой глоток обжигающего кофе. – За мной приехала тетя Таня и увезла в другой город. С ней я и прожил все оставшееся детство. И ни разу сюда не возвращался.

– Тогда, почему ты сейчас сюда вернулся? – ее голос показался Антону очень серьезным, взрослым и от того пугающим.

– Дина…

А что он мог сказать? Ностальгии он не испытывал. И до смерти жены ни разу не задумывался о том, чтобы посетить места своего детства. Просто в один момент ему эту идею подкинул Смирнов и он согласился.

Дина покачала головой и молча ушла в свою комнату, оставив его в одиночку разбираться со своими мыслями.

И он думал о том, что его никогда не посещала мысль вернуться сюда.

Когда-то он еще пытался вспомнить свое детство, своих родителей. Но это всегда приносило лишь головную боль, порой, настолько сильную, что он терял сознание, а из носа шла кровь.

Он всегда понимал, что так быть не должно. Но и к специалистам обращаться не желал. В итоге, он остановился на мысли, что всему виной была его детская травма, из-за которой он и оказался в той больнице.

«У тебя было сильное сотрясение», – рассказывала ему тетя, лишний раз не желая касаться этого вопроса.

А о смерти родителей говорила, что они погибли от удушья газом в доме.

Но последнему он никогда не верил. А все его попытки уточнить эту причину, заканчивались ее слезами и последующим молчанием с прострацией на несколько дней.

В итоге он сдался и просто забыл.

Кофе остыл, и последний глоток оказался противным.

Поморщившись, он взглянул в окно, выходившее во двор. Его внимание привлекла распахнутая дверь в дровяник. Неужели он забыл ее закрыть?

«Но может, ее распахнуло ветром, – подумал он, всматриваясь в серую полутьму проема, откуда выглядывал угол ящика. – А крючок тоже ветром открыло?»

Но последняя мысль показалась ему уже неинтересной.

Он осматривал двор, вновь и вновь возвращаясь взглядом к дверному порталу с ящиком.

«Что же там?» – но эта мысль принесла с собой то противное и липкое, что он почувствовал, пробудившись от уже забытого сна.

Неприятная дрожь пробежала по всему телу, заставив отвести взгляд от окна.

– Ладно, я до тебя еще доберусь, – проговорил он и отправился в свою спальню.

5

Одевшись, он распаковал свои вещи.

Поставил на стол компьютер и подключил его. Но в системном блоке не раздалось привычного шуршания вентиляторов, и монитор не загорелся.

– Черт, до сих пор света нет, – плюнул в сердцах Антон и продолжил разбирать коробки.

Он выложил папки с бумагами и разложил их по ящикам. Папку с надписью «НАРАБОТКИ» положил справа от монитора. Расставил на краю стола словари и справочники, так необходимые ему в работе. Старый и потрепанный уже словарь синонимов, доставшийся ему в качестве приза за лучшую новеллу в жанре «драма», по мнению сайта «Писатели», лег по правую руку. Этот словарь он считал самым ценным инструментом в своем деле, потому что часто грешил повторениями. Рядом с ним встала рамка с фотографией жены, черно-белая копия которой была на гранитной плите.

И оглядев рабочее место сел за стол.

Монитор пришлось сдвинуть левее, так как он своими габаритами ощутимо загораживал обзор из окна. А то, что он видел на улице – ему нравилось.

Через не асфальтированную, покрытую большими (и явно глубокими) лужами дорогу находился не возделанный участок, огороженный забором из тонкого штакетника. За ним проглядывалась гладь пруда. А дальше стоял лес.

Глядя на этот пейзаж, Антон представил себе, что его дом находится далеко за чертой города, что до ближайшего поселения несколько километров. И эта тишина, и это место принадлежат только ему.

Место, где можно добиться творческого уединения, и писать, не боясь, что тебя побеспокоят. А не это ли главное в жизни мечтающего писателя?

– Что ж, может быть здесь я действительно вернусь на арену беллетристики. И как знать, – он усмехнулся, – может я создам бестселлер.

Заметив движение на дороге, он вновь выглянул в окно.

Серую картину дня разбавили пятеро ребят, бегавших в сапогах по лужам. Они громко смеялись и о чем-то переговаривались. Один из мальчиков взглянул в его сторону и замер. Его губы что-то прошептали, и теперь уже пять пар глаз смотрели на его дом.

Антон встал из-за стола и отошел в сторону.

Что-то знакомое показалось ему в их поведении. А может и в них самих. Но в этом городе он никого не мог знать, – слишком много прошло времени.

24 года.

И все же его память подернулась мутной и тяжелой пеленой, под которой что-то было. И это что-то ощутимой тяжестью осело в его груди. Он подумал о сегодняшнем сне, о его возможной связи…

Связи с чем? С этими ребятами?

Но ответов он не знал. А память продолжала молчать, терзая его мнимыми чувствами, отголосками забытого эха.

Пришла головная боль. В глазах потемнело, и Антон сел на кровать, сжимая виски ладонями. И так всегда: любая попытка вспомнить далекое прошлое, и мозг говорит хватит.

«Но что же, черт возьми, они могли мне напомнить?» – но он уже не хотел этого знать.

Гоня все мысли прочь, он пытался успокоится. И когда боль ушла, он взглянул на окно и прислушался.

Никаких детских голосов не было.

Поднявшись с кровати, он подошел к столу и выглянул на улицу. Дорога была пуста. Теперь те ребята казались ему наваждением.

«А был ли мальчик?» – вспомнилась ему видоизмененная цитата из книги Горького.

– Может, мальчика-то и не было совсем? – проговорил он и задернул плотные пыльные шторы.

Комната погрузилась в полумрак.

– И что теперь?

«Может, выпить?» – казалось, что эта мысль ему не принадлежала, но Антон счел ее вполне разумной и вышел из комнаты.

Порывшись на полках, он нашел бокал, а в одном из ящиков десяток свечей.

«Думаю, не ошибусь, если скажу, что отключение света здесь в порядке вещей».

Вернувшись в комнату, он убрал с центра стола клавиатуру и поджег фитили. По обеим сторонам от монитора, он накапал воска прямо на столешницу, и прикрепил на них свечи.

«Кощунство, – мелькнуло в его голове. – Да и хрен с ним».

Антон достал привезенную с собой бутылку красного вина и, поставив ее на стол, вновь погрузился в коробку, на ощупь ища в ней штопор. Долго искать не пришлось: неприятный укол в палец выдал местоположение нужного объекта.

Сев за стол, мужчина откупорил бутылку и налил полный бокал бордовой жидкости. Он сделал пару больших глотков и, отставив бокал в сторону, вынул из верхнего ящика пустую тетрадь и ручку. Положив их перед собой, он придвинул ближе папку с надписью «НАРАБОТКИ».

Тяжело вздохнув, он тоскливо уставился на черный экран монитора, в котором отражалось пламя обеих свеч.

– Все же стоило купить ноутбук, – чуть слышно проговорил он. – Что ж, вспомним былые времена, когда тебя, дружище, – он похлопал ладонью по монитору, – не было и в помине.

«Только писать-то мне пока и не о чем», – пронеслось в его голове, и тоскливый взгляд упал на лежавшую перед ним папку.

– Вот странно, – Антон сделал глоток вина. – Здесь идей на пол жизни хватит. Вот только не хочу я за них браться. Они кажутся прошлым. А прошлое…

«…должно оставаться в прошлом, – закончил он мысленно. – Что же ты, дурак, опять сам с собой болтаешь? Хотя бы, давай уже по делу. Нужно придумать хорошую идею. Нужен новый сюжет».

Антон закрыл глаза.

«Вообще-то, ты решил выпить. Хотя, одно другому не мешает».

– Если ты только можешь еще писать.

Это были самые страшные слова, которые он всегда боялся себе произнести. Он считал писательство смыслом своей жизни, единственной отдушиной в тяжелом и, порой, несправедливом мире.

К тому же, оно давало неплохой доход, а представить себя у станка ежедневной работы с обязательствами и выбитым на лбу словом «Должен» он не мог. Да и куда бы он пошел с неоконченным высшим литературным образованием?

Нужно было действовать, – два года простоя заметно ударили по его карману. Ведь не для того он потратил последние сбережения на переезд, чтобы остаться литературным бомжом.

Сделав пару больших глотков и почувствовав приятный легкий дурман, Антон отставил бокал в сторону.

– За дело.

Он открыл папку и замер. Поверх всех его записок и заметок лежал пожелтевший от времени лист формата A4.

«Про тебя-то я и забыл, – подумал мужчина. – И откуда же ты взялся?»

Он взял лист в руки и пробежался по тексту взглядом, вновь отмечая не четко пропечатанные буквы «н». Потом взглянул на фотографию жены.

– Это ведь не ты писала? – спросил он. – Сомневаюсь. Да и ему уже много лет. – Он вновь перевел взгляд на текст. – Так откуда же он у меня? Ты только послушай: «Этот город таил в себе множество тайн, скрытых глубоко во тьме веков, в глубинах сознания каждого старожила». И как тебе? По-моему, не дотягивает. Но все же… – Коротко взглянул на жену и вернулся к тексту. – Что-то в этом есть. Перебор, конечно, с поглощениями и клетками для тел; это достойно юнца. Но мне нравятся последние строчки. – Антон громко прочистил горло и таинственно зачитал: – «Город хранил в себе тьму. А тьма хранила город»…

«Пожалуй, этим можно воспользоваться как идеей, – Антон осушил бокал и вновь наполнил его. – Катя. Катенька, – он взглянул на фотографию. – Как же мне тебя не хватает».

И вслух:

– Я люблю тебя.

Он отвел взгляд от улыбающейся девушки и попытался сосредоточиться на тексте.

Что-то знакомое ему показалось в «сгоревших домах», «заколоченных колодцах» и «заросших полях», словно это все описывало места, в которых он когда-то побывал.

В висках появилась пульсация.

Короткие волны накатывали с каждым ударом сердца, давя на череп и отдаваясь где-то глубоко внутри. В ушах начал нарастать, пока еще еле слышный монотонный свист. Текст перед глазами поплыл и строчки превратились в размытые линии.

За окном раздались приглушенные детские крики и смех.

По спине Антона пробежал холодок – словно сквозняк из приоткрытой двери. Тело пробил озноб. Голова закружилась, и он чувствовал, что вот-вот упадет в обморок.

Свист в ушах стал сильнее, продолжая набирать силу, но сквозь него, перед тем как провалиться в пустоту, он услышал, как дети за его окном запели:

 
Отдай свой страх и ужас,
Отдай мой страх и ужас,
Давай побудем мы вдвоем.
И, если хочешь выжить ты,
И, если хочешь выжить ты,
Если хочешь выжить в мире золотом…
 

6

Очнулся он на полу с болью в плече. Все тело ныло, словно отлежанная рука. В висках все еще слабо пульсировало, но на подобное уже можно было не обращать внимания.

В комнате горел свет.

С зала доносился звук телевизора.

«Цивилизация вернулась», – коротко подумал Антон.

Он перевернулся на спину и помассировал правое плече. Боль утихала, но полностью сдавать свои позиции не собиралась. И, собравшись с силами, попытался встать. Ноги дрожали, а по телу разливалась слабость.

С трудом поднявшись, Антон сразу сел за стол.

Свечи догорали, изрядно налив воска на столешницу.

– Что-то долго я провалялся, – он взглянул на ополовиненную бутылку и почти пустой бокал. – Да не мог я так надраться с такого объема, – и осушил бокал до дна.

Приятное тепло согрело желудок, а пульсация в висках стала тише.

«И что же, черт побери, произошло?» – подумал он, задувая свечи.

Мысли путались и не желали увязываться в единую цепочку. А в голове вертелся странный мотив. Мелодия казалось до боли знакомой, но шла ли она под музыку, или пелась а-капелла?

Виски вновь налились свинцом. Появилось легкое чувство дурноты.

«А-а! Хватит! – подумал он. – Не хочу вспоминать!»

Его взгляд упал на пожелтевшую страницу, лежащую поверх папки.

– Чертова песенка. Чертовы колодцы, – сквозь зубы проговорил Антон. – К черту!

Он быстро убрал бумаги в ящик и налил вина до краев.

«Интересно, если я вспомню все – я умру или излечусь?» – подумал он и в три больших глотка осушил бокал.

Боль утихла, а мысли начали обретать четкость.

«Так, мозговой штурм не удался – ни идеи, ни сюжета. Нормально выпить тоже не удалось – в голове по-прежнему пусто. И каковы же итоги? – его взгляд остановился на свечах. – Заляпанный стол!» – констатировал он и, встав со стула, направился к двери.

В зале никого не было, лишь впустую работал телевизор, показывая одну из многочисленных бессмысленных передач. Под потолком приглушенно горела половина люстры; три, не испускавших света лампочки, изнутри покрывала копоть.

От порыва ветра звякнуло стекло, и Антон взглянул в сторону окна. Небо все еще окутывали темные тучи, но тяжелой свинцовости в них не наблюдалось.

Оторвавшись от созерцания неприветливых облаков, Антон сделал звук телевизора тише и постучался в спальню дочери. Но ответа не последовало.

Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь.

Кровать была аккуратно заправлена. Небольшой письменный стол блестел пустотой, а на стоявшем рядом стуле висел рюкзак. Коробка с вещами отсутствовала, но заглядывать в шкаф он не стал, и без того понимая, что все уже разобрано и разложено по полкам. И больше ничего и никого.

Закрыв за собой дверь, Антон прошел в столовую.

– Дина! – позвал он.

С потолка послышалось легкое бум-бум-бум, а следом заскрипела чердачная лестница в прихожей. И через пару секунд входная дверь распахнулась, впуская девочку в коротком летнем платье.

– Ты меня звал? – спросила она.

– Да так… – Антон не нашелся что сказать и лишь потер ушибленное плечо.

– Ты что спал? – Дина прищурилась, внимательно вглядываясь в его помятое лицо. Подошла ближе, принюхалась.

«Совсем как Катя», – пронеслось в голове.

– Еще и пил, – с наигранной ехидностью произнесла девочка.

Антон почувствовал, что его лицо пылает от нахлынувшего вдруг стыда.

– Я…

– А вот я нашла ключ от чердака. Посмотрим, что в коробке? – на ее лице уже играло детское любопытство. – Пока есть свет. Неужели тебе не интересно?

– А почему бы и нет? – ответил он, но себе признался в том, что просто забыл об этой коробке. И еще его тревожили забытые воспоминания, которые могли принести новые приступы боли.

В голове стало пусто. Для чего ему эти вещи? Его память всегда упорствовала, не желая возвращаться, и если что-то ее бередило, то она приносила больше проблем, чем пользы. Его детство всегда было «битым файлом» в системе, только перед глазами возникал не «синий экран смерти» Windows, а белая пелена, за которой следовал…

Провал.

Это прочно сидело в голове Антона и никогда не требовало напоминания и переосмысления. И потому своего пошлого он больше боялся, нежели хотел его вернуть. Он прекрасно жил и без него.

Но сейчас оно вторгалось в его жизнь словно волны океана на пустой песчаный берег во время прилива. И ему оставалось надеяться, что следом не придет цунами.

Лестница под ним надсадно заскрипела, возвращая его в реальность. Люк уже был откинут. На чердаке горел свет.

– Она тяжелая, – проговорила Дина, встречая отца на верху.

Пол был засыпан опилками и только большую печную трубу обрамлял песок. В дальнем углу под самым сводом крыши стояла старая прялка, ее большое колесо было снято и лежало рядом. В метре от нее стояли несколько пластиковых продуктовых ящиков с пустыми стеклянными банками. Тут же на боку валялась большая кастрюля со змеевидно скрученной трубкой внутри. Из самой тьмы противоположного угла выглядывал бидон.

«Может открыть частный завод самогоноварения?» – усмехнулся про себя Антон.

У фронтона двухскатной крыши валялись наполовину разбитая люстра, мотки проводов, открытые ящики с покрытой плесенью одеждой, не разобранная полутораметровая искусственная елка, открытая коробка новогодних игрушек и стопка пустых льняных мешков. На натянутых меж стропилами веревках висели древние березовые веники для бани.

А в двух метрах от люка стояла картонная коробка из-под старого лампового телевизора.

Поверх коробки лежал пожелтевший и покрытый пылью лист формата A4 с машинописным текстом.

Девочка проследила за взглядом отца и, пожав плечами, сказала:

– Она так и лежала, когда я ее нашла.

Холодный острый щуп кольнул сердце Антона, выпустив мириады мурашек на груди. На секунду его дыхание остановилось, а в голове промелькнул образ пожелтевшей страницы, найденной в квартире.

«Да что может быть между ними общего», – выдохнул Антон и, пытаясь выбросить лишние мысли, подхватил коробку, придавив листок подбородком.

– И правда, нелегкая, – сказал он и улыбнулся девочке.