Read the book: «Особенности американского мышления. Закат физики в западной цивилизации»

Редактор Анна Столярова

Корректор Сергей Ким

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Александр Унцикер, 2022

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-8713-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие: Почему Европа и Америка – два разных мира

Западная цивилизация сейчас доминирует на планете, но вряд ли можно сказать, что она уверенно движется в будущее. Дальнейшее ее развитие будет определяться наукой, а в долгосрочной перспективе – фундаментальной наукой. Чтобы понять текущее состояние науки, нужно честно взглянуть на ее историческое развитие. Для развития науки мы используем разум, который находится под влиянием различных традиций и культур, формирующих человеческий мозг с детства. Эти традиции и служат предметом данной книги.

Современная наука зародилась около четырехсот лет назад, в эпоху Просвещения, и пережила необычайный подъем технологического развития в конце XIX века. Расцвет естественных наук начался с физики. Ее познания законов природы относятся к величайшим достижениям, когда-либо освоенным человеческим разумом. Основополагающая культура мысли зародилась в Европе, и не случайно именно этот континент доминировал в мире в военном и политическом отношении на протяжении всех этих столетий. В первой половине XX века Америка превратилась в ведущую державу, а также (и это не случайно!) стала центром современного естествознания.

Хотя это мало обсуждается историками, это событие сопровождалось разрывом в научной культуре. В то время как европейская натурфилософская традиция фокусировалась на фундаментальных законах природы и занималась вопросом «что удерживает мир в его основе», в технологически ориентированной культуре Нового Света доминировало желание реализовать дальновидные проекты. Такие как атомная бомба и высадка на Луну… Считается, что это величайшие технологические достижения человечества, но их не назовешь величайшими интеллектуальными достижениями. Если в европейской традиции технико-изобретательский элемент шел рука об руку с фундаментальными исследованиями, то в научной практике США элемент натурфилософского размышления отсутствовал почти сто лет. Это объясняется очевидными культурными причинами. Иначе говоря, американцы просто не любят глубоко задумываться.

Такое утверждение требует оговорок. Если сравнить условия жизни человечества сто лет назад и сегодня, то невозможно отрицать развитие цивилизации, в которое Америка внесла решающий вклад своими инновациями, экономической мощью и своими ценностями. История полна несчастий и катастроф, но несмотря на всю оправданную критику США, страна не виновата во всем, что произошло за последнее столетие. Однако, если мы заинтересованы в продолжении цивилизации, стоит проанализировать, с каким настроением люди подходили к изучению фундаментальных законов природы. Сегодня для каждого очевидно, что между Европой и Америкой есть существенные различия.

Западный не значит Запад

Однако это утверждение не следует понимать строго географически (хотя бы из-за мобильности ученых, которые проводят исследования по всему мру). Это различие не касается отдельных людей, для которых существует ряд исключений. Скорее речь идет о традиции мышления, которая преобладает в науке. Поскольку европейские корни фундаментальных физических исследований начали отмирать еще в 30-х годах, американская культура распространилась по всей Европе и за ее пределами, и ее было принято называть «западной». Этот недифференцированный термин является одной из причин того, что долгосрочные последствия поверхностного мышления и сопутствующие негативные стороны технологии часто приписывают науке как таковой. Соответственно, возникает враждебность и к технологии. Поэтому для понимания очевидного кризиса «западной» цивилизации необходимо изучение ее предшественницы – европейской исследовательской традиции.

Европейская физика уходит корнями в философию, восходящую к мыслителям Древней Греции. В Америке, напротив, физика полностью отказалась от философии. Правда, некоторые философские трактаты фактически исчерпали себя в замесе концепций, так и не достигнув Нового мира. Однако разработанные там теории, полностью лишенные философской традиции, имели слишком поверхностные корни…

Это не общая критика теоретической физики. В частности, мы должны избегать злонамеренного заблуждения, что рефлексия, к которой мы призываем, имеет какое-то отношение к «немецкой физике», группе физиков-экспериментаторов, активно работавших с 20-х годов, которые не понимали революционного содержания теории относительности и квантовой механики и впоследствии продвигали свою карьеру в русле нацистской идеологии, полемизируя с Эйнштейном. Скорее это Альберт Эйнштейн, который символизирует европейскую культуру мысли и стал жертвой разрыва в традиции физики, о которой мы ведем речь.

Как никто другой, Эйнштейн исходил из фундаментальных принципов до того, как эмигрировал в Америку, испытывая отвращение к антисемитизму. Его не интересовала начинающаяся там физика элементарных частиц. Наоборот, его гений не был там особо оценен, не говоря уже о том, чтобы использовать его для продолжения европейской традиции физики. Эйнштейн все больше изолировался в Принстоне, в то время как группа ведущих физиков США деловито занималась проблемами, отличными от тех фундаментальных вопросов, над которыми Эйнштейн размышлял всю свою жизнь.

Атомная бомба как символ доминирования

Трагично, что своим письмом президенту Рузвельту в августе 1939 года пацифист Эйнштейн способствовал созданию атомной бомбы, которая окончательно завершила передачу влияния от Европы к Америке. Это смертоносное оружие стало важнейшим символом того развития, которое навсегда сместило фокус фундаментальных исследований с индивидуального мышления на коллективные крупномасштабные проекты. Успешное создание бомбы заставило американских ученых поверить, что они стали экспертами в области фундаментальной теоретической физики. К сожалению, это не так. Научное превосходство США после войны было в основном следствием их военной и политической мощи. В то же время фундаментальные вопросы оставались нерешенными с 1930 года.

Несомненно, США и сегодня являются доминирующей империей в мире. Поэтому история ее появления¹ заслуживает более пристального внимания, особенно из-за радикальных последствий для научной традиции. Она зародилась в Европе, поэтому критики с закрытым мировоззрением, которые хотят назвать такой анализ «евроцентричным», могут мало чем помочь. Однако я признаю, что мой собственный взгляд, как ученого, сформирован европейской традицией, и в этом отношении я не могу претендовать на полную беспристрастность. Но поскольку современная физика в значительной степени уже избавилась от своих корней, этот противовес не кажется мне неуместным.

Чтобы быть искренним, я могу пообещать быть беспристрастным, но нет.

Иоганн Вольфганг фон Гете

Физика, с точки зрения которой я смотрю на историческое развитие, имеет дело с фундаментальными законами природы, которые составляют лишь часть науки. Но и в смежных дисциплинах остается много вопросов без ответа. Например, почему генетический код, лежащий в основе всей земной жизни, состоит именно из этих 20—22 аминокислот? В современной исследовательской культуре редко говорят на эти темы. Я веду речь о науке, и это часто относится только к элементарной физике в узком смысле. Но многое говорит о том, что подобные закономерности существуют и в других естественных науках. В любом случае, учитывая общие традиции мышления, это было бы неудивительно.

Критическое мышление и американская мечта

Кстати, наш анализ не является «антиамериканским». В истории вряд ли найдется империя, которую нельзя было бы обоснованно критиковать, но в целом американские добродетели, безусловно, продвинули цивилизацию вперед. Возможно, лучшим примером мужества, стремления и оптимизма без излишней «европейской» озабоченности стали братья Райт. Хотя один теоретик «доказал», что тяжелое тело никогда не сможет постоянно находиться в воздухе, они просто построили действующий аэроплан. Сделать невозможное возможным – и по сей день воплощение американской мечты.

Тем не менее для устойчивого развития цивилизации необходимы оба компонента – и решение проблем, и размышление. В Европе люди больше стремились к знаниям, чем к власти, открытия считались важнее изобретений, истина, а не успех, была мерилом. Целью было объяснить явления, а не просто описать их, теоретическое понимание предшествовало практическому применению, унификация предшествовала специализации. Европейские ученые больше полагались на общие принципы, а не на расчеты, оторванные от них. В целом они были более скептичны, но и более смиренны, чем их оптимистичные и иногда самодовольные коллеги в Америке.

Американец дружелюбен, уверен в себе, оптимистичен и – без зависти. С другой стороны, европеец, более критичный, более сознательный, менее добросердечный и отзывчивый, более требовательный в своих развлечениях… обычно более или менее пессимистичен².

Альберт Эйнштейн

В настоящее время, в условиях глобализации, эти национальные категории уже трудно различить, но в фундаментальной физике существует кризис, который нельзя игнорировать³. Однако его причины можно понять, только если взглянуть на преобладающий в настоящее время образ мышления, который, по сути, зародился в США.

Хотя различия в менталитете и традициях очевидны, стоит внимательно изучить историю, которой посвящена книга. Понятно, что различные подходы не ограничиваются естественными науками. Поэтому для общего понимания сначала необходимо также рассмотреть европейскую и американскую культуру с точки зрения образования, политики и экономики. Они также будут играть определенную роль для того, чтобы в конце книги оценить последствия для цивилизации, вызванные этим общим кризисом мысли, культурно-исторические следствия которого, конечно, не ограничиваются физикой.

Мюнхен, сентябрь 2022 года

Часть I:
Страна без культуры

Стремление объединить мудрость и силу редко бывало успешным, и лишь на короткое время.⁴

Альберт Эйнштейн

1. Образование не является ценностью: не стремись к мудрости

Если набрать в Google слова «список греческих…», всезнающая поисковая система предложит добавить «философов». Это не удивительно для колыбели европейской культуры. Но вот на соответствующий запрос «список американских…» система сначала предлагает авианосцы и актеров. Поиск философов в Новом Свете дает мало совпадений. С точки зрения содержания их ни в коем случае нельзя недооценивать: в XIX веке в Америке работал Чарльз Сандерс Пирс, который, будучи основателем философского прагматизма, рационализировал американский образ мышления. Однако с точки зрения общественного признания философия никогда не достигала того статуса, который она имела в Европе, и многие американцы, вероятно, подвели бы для себя итог прагматизму следующей фразой: «Вам не нужна философия».

На самом деле философия не сулит немедленных выгод, и поэтому ей с самого начала пришлось нелегко в культуре, ориентированной на успех и результаты, которая даже не особенно ценит общее образование как таковое. В Европе, напротив, стремление к знаниям веками закреплялось в умах. Тот факт, что образование рассматривалось как ценность, стал основой интеллектуальной истории.

Декларация независимости Соединенных Штатов также выразила отказ от европейских ценностей в коллективном сознании американцев. Вы нам больше не нужны, мы сами справимся. Декларация гарантировала права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Образование не было включено в этот перечень. Не возникло традиции, которая ценила бы приобретение знаний. Почему? В Америке требовались практические навыки, и в конечном итоге дух первопроходцев-иммигрантов привел к расцвету изобретательства, которое к концу XIX века обогнало старый континент. Знание американцами нескольких языков также было признано излишним для практических целей.

Вертикальная мобильность

в Старом и Новом свете

Общества успешны благодаря возможностям для развития, которые они предоставляют своим членам. Европа тоже обязана своим развитием тому, что социальные классы стали «проницаемыми» для любых членов общества – благодаря образованию. Карл Фридрих Гаусс, один из самых выдающихся математиков XIX века, был сыном простого ремесленника. Михаил Васильевич Ломоносов, выходец из семьи рыбаков, прошел пешком 1000 километров до Москвы, чтобы учиться. Иоганн Кеплер, выходец из семьи без гроша в кармане, получил обязательное образование в реформированном Вюртемберге в 1580 году. Гимназия и университет в конечном итоге привели его к озарениям, которые впоследствии произвели революцию во всем мире.

Как противоположность – американская мечта и, безусловно, замечательные условия начала XX века, в которых можно было подняться в высшие социальные слои благодаря своим способностям, смелости и предприимчивости, которые, в отличие от Европы, определялись прежде всего богатством. С другой стороны, титулы и официальные должности мало что значили. Это существовало и в Европе, например, в случае с учеником переплетчика Майклом Фарадеем. Он не получил никакого формального образования, но изучал все научные статьи, которые попадали ему в руки, и таким образом стал одним из самых признанных физиков XIX века. Но в Европе образование считалось условием продвижения по службе: так можно было пройти путь от подмастерья до знаменитого профессора. В Америке успех определялся восхождением «из грязи в князи», от лохмотьев к богатству.

Что бы ни требовалось для социального успеха, образование, тем более образование философское, не было обязательным условием. Поэтому оно по-прежнему считается частным делом, а не тем фактором, который гарантирует долгосрочное выживание государства. Хотя система образования в США и накопила немало передовых исследований, сегодня она пребывает в довольно запущенном состоянии. Что, конечно, имеет много причин.

Идея общего образовательного канона⁵, который служит для развития личности, чужда американцам. С другой стороны, важным элементом образования считается патриотизм, который выражается в фиксации на обучении в своей стране⁶. В Америке образование всегда понималось как обучение; оно должно было быть прежде всего полезным. В естественных науках это привело к сосредоточению на технических приложениях; люди спрашивали об их практическом воздействии, не интересуясь глубокими знаниями. Когда в 1919 году общая теория относительности Эйнштейна получила сенсационное подтверждение, последствия для пространства-времени и Вселенной не стали большой проблемой. New York Times лаконично прокомментировала это событие: «Теория Эйнштейна торжествует – звезды не там, где должны быть, но никому не стоит беспокоиться».

Философия искусства без хлеба

Рассмотрение вопроса о ценности философии здесь уместно, потому что философские основы естествознания или даже соответствующий образ мышления так и не нашли проявления на физических факультетах в США. Надо сказать, что даже европейская физическая традиция не рассматривала себя как продолжение каких-либо школ мысли, создавших больше путаницы в языке, чем в знаниях. Эйнштейн даже однажды назвал труды Карла Ясперса «бредом пьяницы»⁷.

Просто посмотрите на современных философов, на Шеллинга, Гегеля… и им подобных, разве у вас не встают дыбом волосы от таких определений?

Карл Фридрих Гаусс

Философия пришла к европейцам как их собственная потребность в размышлениях. Они считали себя натурфилософами в том смысле, что их волновали вопросы пространства, времени и материи, и они хотели понять элементарные законы природы, управляющие этими явлениями. К этой традиции, безусловно, относятся Гете или Кант, которые также считали себя естествоиспытателями, а также Рене Декарт или английские натурфилософы Джордж Беркли и Джон Мичелл.

В Америке важна была не натурфилософская истина, а то, как все работает. Таким образом, по сей день философия так и не обрела особого статуса в американской культуре. Об этом не в последнюю очередь свидетельствуют американские президенты, которые даже заигрывали со своей антиинтеллектуальностью (Рейган, Буш-младший и Трамп). Представьте, какой эффект произвело бы на их сторонников цитирование ими философа во время избирательной кампании.

Лучший философ – Иисус Христос.

Джордж Буш

Все это ни в коем случае не означает, что американская культура не привела к большим успехам. Вот сравнение.

Дальновидность и глубина

В качестве примеров традиций мышления в Америке и Европе можно рассмотреть двух исследователей, которые считались ведущими научными умами своего континента и при этом были почти современниками. Это Бенджамин Франклин (1706—1790) и Леонгард Эйлер (1707—1783). Их жизни вряд ли могли быть более разными. Бенджамин Франклин родился в Бостоне в семье изготовителя мыла и свечей, научился печатному ремеслу и поначалу неплохо продвигался по экономической лестнице. Помимо успеха в качестве писателя, он приобрел обширные знания и планировал основать научное общество, хотя всегда ориентировался на практические проблемы, такие как животноводство, посевы, топографическая съемка местности и противопожарная защита.

Наконец в возрасте 42 лет он обратился к чисто научным темам, таким как электричество, которое тогда все еще оставалось малоизученным. Он стал всемирно известен благодаря изобретению молниеотвода, что, несомненно, имело огромное значение в те времена, когда в городах происходили разрушительные пожары. Многогранность Франклина проявилась и в его политическом мастерстве. Он занял государственную должность во время зарождающегося движения за независимость и вскоре стал народным трибуном. Наконец, он сыграл важную роль в американской войне за независимость против материнской Англии. Благодаря дипломатической миссии в Париж ему удалось добиться вступления Франции в войну на стороне отделившихся колоний, что в конечном итоге привело к признанию Соединенных Штатов Америки в Парижском мире 1783 года. Конечно, это стало возможным только потому, что он уже добился славы изобретателя в Европе.

Жизнь Леонгарда Эйлера, родившегося в Базеле в семье священника, была совсем другой. Несмотря на увлечение Леонгарда математикой, его отец хотел, чтобы он изучал теологию.

В 13 лет вундеркинд поступил в университет, а в 16 защитил диссертацию о работах Ньютона и Декарта, за которой в 19 лет последовала вторая научная работа, посвященная распространению звука. Впоследствии он двенадцать раз получал премию Парижской академии наук и стал, вероятно, самым признанным математиком XVIII века (у него было 866 научных публикаций!). Его открытия в области комплексных чисел, в анализе, теории чисел и геометрии, а также в прикладных науках, таких как механика жидкостей и твердых тел, были абсолютно новаторскими. Внешне невыразительный человек, Эйлер рассорился с королем Пруссии Фридрихом II и в конце концов принял приглашение царицы Екатерины Великой в Петербург, где занимался исследованиями до конца своей жизни.

Думающие здесь, делающие – там

Без сомнения, достижения Эйлера превосходили достижения Франклина во всех отношениях: с точки зрения гениальности, глубины и абстракции. Эйлер заложил основу для математической обработки физических процессов, которая по важности приблизилась к уравнению Шредингера в квантовой механике. Его абстрактный подход решал и практические задачи, но на более высоком уровне. Карл Фридрих Гаусс, который, как и Франклин, занимался землемерием, также углубился в этот вопрос и создал основы дифференциальной геометрии, на которые Эйнштейн позже опирался в своей общей теории относительности.

Тем не менее, если брать за мерило практическую пользу для человечества или влияние на мировую историю, можно утверждать, что Франклин был более значим, чем Эйлер. Афоризмы, дошедшие до нас от него, также свидетельствуют о потрясающей жизненной мудрости этого человека, к которой Эйлер вряд ли мог приблизиться. Все это говорит о том, что сочетание обоих способов мышления, образцами которых являются Эйлер и Франклин, открывает перед человечеством наибольший потенциал. И все же традиция глубокой философской мысли осталась неразвитой в Америке, а значит, и в современном западном мире.

Мы ничего не знаем, это первое. Поэтому мы должны быть очень смиренными, это второе. То, что мы не утверждаем, что знаем, когда не знаем, это третье. Именно такое отношение я хотел бы популяризировать. Шансы на успех невелики.

Карл Поппер,

австрийско-британский философ науки

Любая вещь должна работать

Неудивительно, что оценка образования в молодом государстве с большим количеством иммигрантов развивалась совсем иначе, чем в Европе. Люди были отзывчивы и готовы к сотрудничеству, но новоприбывшие, хотя и были способными и квалифицированными, сначала должны были обеспечить себе существование. Вполне естественно, что приобретение знаний и образование было ориентировано в основном на это. Для жителя Нового Света было немыслимо, чтобы кто-то вроде Иммануила Канта в Кенигсберге годами размышлял над априорными и апостериорными открытиями, никогда не покидая родного города. На философию просто не было времени. В Европе некоторые люди могли позволить себе роскошь размышлять о Боге и мире только потому, что поколениями жили в безопасных условиях. Французский аристократ Луи Виктор де Бройль, например, таким образом смог осуществить глубокий подход к объединению выводов Эйнштейна о квантах и относительности⁸ и в процессе открыл волновую природу материи. Он не рассчитывал на то, что это принесет немедленную пользу, хотя это вполне повлияло на наше мировоззрение (и многочисленные изобретения) так, как немногие другие открытия.

Америка не признает никакой аристократии, кроме аристократии труда.

Калвин Кулидж

Но многие, в действительности большинство, не имели таких возможностей и, соответственно, искали свой шанс в Америке. С 1820 по 1920 год население США выросло с 10 до 106 миллионов человек, из которых около 36 миллионов были иммигрантами из Европы⁹. К началу позапрошлого века до 15 процентов населения страны составляли лица иностранного происхождения. Вместе с теми, кто прибыл несколькими поколениями ранее, эти иммигранты определили американскую культуру. Очевидно, что эти иммигранты значительно отличались от европейцев по своим ценностям, образованию и жизненным целям. Вряд ли кто-то из них был богат, многие были совершенно нищими, но они принесли с собой способность трудиться, чтобы подняться в экономическом плане, что и обеспечило необычайное процветание страны спустя несколько поколений.

Новый мир пленил меня почти с первого дня. Свободная, беззаботная деятельность молодых людей, их непринужденное гостеприимство и услужливость, веселый оптимизм, который исходил от них, – все это пробудило во мне чувство, будто с моих плеч сняли бремя¹⁰.

Вернер Гейзенберг, 1929 год

Те, кто сжигает мосты

Это было выкорчеванное поколение, которое сознательно отказалось от традиций своих предков и оставило позади безопасную почву. Внутренние конфликты, которые влекло за собой такое решение, показаны, например, в сцене из фильма «Комедийные гармонисты», в которой перед участником ансамбля встает вопрос о том, чтобы оставить свою мать одну в Берлине. Даже без моральных обязательств эмиграция была шагом, который говорил о силе характера. Это были люди, которые смотрели в будущее, но могли быть и безрассудными в прямом смысле слова. Именно молодые, сильные и смелые эмигрировали в Америку, и именно на этих качествах основывался дальнейший подъем этой мировой державы. Всегда самокритичный Марк Твен выразил это в одной фразе: «Все, что вам нужно для жизни, – это невежество и уверенность в себе, тогда успех обеспечен».

Центральным мотивом эмиграции было стремление к свободе. Это означало независимость от всех институтов. Строгие религии в Европе разделились на множество церквей. Тем не менее самовосприятие и мировоззрение часто определялись пуританским кальвинизмом, который стал доминирующим религиозным течением в Новом Свете после высадки корабля «Мэйфлауэр» у берегов Бостона в 1620 году. Идея отцов-пилигримов о том, что они особенные благодаря прямому контакту с Творцом, заложила основу американской исключительности, которая существует и по сей день¹¹, о чем говорит выражение God’s own Country. Таким образом, собственная, новая национальность смогла вновь состыковаться с религией, что можно наблюдать и сегодня. Некоторые религиозно-политические проявления были бы немыслимы в современной светской Европе.

Боже, благослови Америку

Неудивительно, что этот религиозный отпечаток впоследствии превратился в оптимизм, который характеризует психическое состояние общества. Он нашел свое отражение в научной психологии. Не зря такие бестселлеры, как «Сила позитивного мышления» Нормана Винсента Пила и «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги, положили начало традиции «сделай это сам», «ты сможешь», «поверь в себя» – руководств, которые и по сей день призваны продвигать американскую мечту об индивидуальном прогрессе. Насколько это соответствует реальности – другой вопрос.

Мы, американцы, с жадностью поглощаем любой текст, который пытается открыть нам секрет жизненного успеха.

Биограф Франклина

В соответствии с этим поведенческая психология, которая часто основывается на эмпирических исследованиях, пережила бум в послевоенной Америке, в то время как глубинная психология, восходящая к Зигмунду Фрейду, нередко игнорировалась как пережиток философских размышлений. Однако несомненно, что Фрейд был не только первопроходцем со своими открытиями, касающимися влияния психических процессов на сновидения и поведение. Любое интеллектуально удовлетворительное исследование психологических явлений не может обойтись без его выводов.

Но, как это часто бывает в Америке, в центре внимания было не теоретическое понимание, а практическая польза. Даже успешные психоаналитики признают, что понимание корреляций не приводит автоматически к терапевтическому успеху, в то время как «поверхностные» поведенческие терапии часто приносят пациентам удивительные улучшения. Следует также отметить, что в Европе с Фрейдом, Юнгом и Адлером доминировала индивидуальная психология, которая с ее историями болезни, естественно, имела слабые стороны с точки зрения сопоставимости, воспроизводимости и статистической методологии.

И наоборот, экспериментальная психология в послевоенный период дала сенсационные результаты, – такие как исследования Стэнли Милгрэма о вере в авторитет или Соломона Эша о конформизме, даже если их содержание уже было частично предвосхищено в работе Гюстава Ле Бона «Психология масс», опубликованной в 1895 году. Европейский фокус на проблемах отдельного человека постепенно сменился более практичным применением психологии для руководства¹², влияния и при необходимости манипулирования группами¹³.

Как ни странно, большую роль в этом сыграл племянник Зигмунда Фрейда, Эдвард Бернейс. Его родители эмигрировали в Нью-Йорк в 1892 году, а он сам считается одним из основателей связей с общественностью (в то время эта деятельность существовала еще под более честным названием – «пропаганда»). Среди прочего, он консультировал президента Вильсона по вопросам пропаганды вступления в войну в 1917 году и не оставил сомнений в своих мотивах:

«Если мы поймем механизм и мотивы группового мышления, то сможем контролировать и направлять массы, без их ведома, по нашей воле».

Вот тоже его заявление:

«Преднамеренное и разумное манипулирование организованными привычками и мнениями масс – важный элемент демократического общества»¹⁴.

Каждый, кто восхваляет достоинства западных демократий, должен был хотя бы слышать о Бернейсе. Механизмы формирования коллективного мнения, безусловно, играют важную роль в науке. В любом случае европейская традиция все еще в большей степени формировалась отдельными людьми, в то время как наука как массовое явление появилась только в Америке. И это должно было привести к большим изменениям.

Полустрогая нация

Докопаться до сути вещей часто не принесет вам сиюминутной выгоды, а человек, умело и хитро ориентированный на успех, часто опережает в плане жизненных целей задумчивого мыслителя, чья симфония мыслей остается незавершенной. Но в долгосрочной перспективе для американского общества пагубно то, что образование и знания всегда рассматривались как вспомогательные средства для достижения успеха, но не как самостоятельная ценность. Если рассматривать физические способности как метафору силы нации, то Европа, вероятно, была похожа на начинающего пенсионера. Америка, с другой стороны, была энергичным юношей, которому, однако, не хватает мудрости. При этом молодой человек как-то некрасиво постарел…

Процесс взросления есть не что иное, как индивидуальный процесс цивилизации¹⁵.

Норберт Элиас

С молодостью связано и предпочтение веселья, на которое должно ориентироваться образование. Этот элемент также необходим в хороших научных программах, которые ни в коем случае не направлены только на развлечение. Физика – это веселье, по-видимому, самый большой комплимент, который сегодня можно сделать естественной науке. Бесспорно, веселье может пробудить любопытство. Но более глубокое проникновение требует большего, и истинное удовлетворение приходит только тогда, когда человек вскрыл корни проблемы.

Философские, можно сказать европейские, корни их науки пользуются низким уважением среди физиков в Америке, хотя вся физика, обогащенная эмпирическим методом, в конечном итоге является успешным субпредприятием философии. Соответственно, Эйнштейн, Бор или Шредингер всегда видели себя в натурфилософской традиции, в отличие от всегда практически ориентированных исследователей в Америке. Просто каждая развитая культура также оценивает себя по способности к абстрактному мышлению, выраженному в философии, логике и математике. В Америке до конца XIX века этого почти не было. Несомненно, это продолжает сказываться в своих последствиях и по сей день.