Часть 1. Выбор
Все началось с грабежей игуан, – курьеров, переносящих «опиумные» деньги.
Мафия рептилий, разумеется, не преминула обвинить в оных кощунствах шакалов, своих давних врагов, но те, вопреки ожиданиям, все отрицали – кичливые гангстеры, шутки ради, не единожды сознавались в особо резонансных злодеяниях, набирая дополнительные баллы и без того одиозной репутации.
В данном случае вышло с точностью до наоборот: мы, мол, – твердили шакалы, – не стали бы ждать прорву лет, чтобы вцепиться в нежные глотки курьеров, благо те сновали под самыми мордами…
Игуаны раздували чешуйчатые щеки, топорщили спинные гребни, но не спешили с конфронтацией. Кровь в их жилах была достаточно прохладной, дабы должным образом остужать неуместные порывы. Доводы шакалов не убедили игуан окончательно, но масштабное противостояние требовало серьезных резонов.
Пара курьеров погоды не сделает.
Между тем единичные случаи переросли в опасную тенденцию, угрожающую стратегическому балансу и самому благополучию Мафии, потому как ресурсы оной истощались: усилия полиции, охранников и охотников за головами, тем паче безуспешные, обходились баснословно дорого. Чиновники, каковых среди клиентов Мафии имелось немало, с чрезвычайным сочувствием внимали сетованиям и причитаниям рептилий, однако, дальше этого дело не шло.
Сорквудистан трепетно, но отстраненно следил за злоключениями чешуйчатых наркоторговцев.
По обыкновению, стрелок явился без приглашения.
Город никогда не спал, – лишь делал вид, приманивая жертву.
Высокая тощая фигура шагала по ночным улицам, опасным и грязным, громоздящимся от горизонта до горизонта бесконечным зловонным лабиринтом, не имеющим выхода и лишающим последних надежд. Строения громоздились одно на другое в тщетной борьбе за кусок чистого неба, но на всякого великана неизменно приходилась дюжина более огромных, угловатых и безобразных.
Крыши и балконы нередко смыкались над тесными полузадушенными улочками. Ветхие стены, тут и там не выдерживающие колоссального давления, испражнялись – прямиком на мостовые – грудами красных кирпичей. Печные трубы торчали под неправдоподобными углами, бельевые веревки и телефонные кабели протянулись в наименее подходящих, казалось бы, местах.
Впрочем, это трущобы, занимающие не менее двух третей бессчетных городских акров, населенные нищими и отчаявшимися представителями самых различных рас, – разумными и не вполне. Одинокий прохожий, разумеется, не мог не привлекать внимания разномастных хищников, те то и дело порывались оставить лежбища и темные проулки с неизменным намерением пощупать путника за мошну, но в последний момент их что-то удерживало, точно невидимая рука хватала за шкирку и втаскивала обратно в безопасную тьму.
Головорезы чуяли печенью: что-то с парнем неладно.
Его не узнавали: лицо скрывала тень широкополой шляпы. Ни оружия, ни бляхи также никто не приметил, однако пара шакалов уловила запах пороха (необычного, нездешнего, но было ли «где-то» еще – помимо Сорквудистана?..).
От странной походки, самой манеры держаться у бандитов мурашки пробегали по коже. Парень шел так, будто улицы пребывали в его единоличном владении.
Пара воришек увязалась было следом, растеряв интерес пару кварталов спустя – путник нигде не задерживался, ничем не интересовался, и, казалось, не ведал усталости. Поживиться за счет такого навряд ли удастся.
Город меж тем смыкался вокруг необъятной каменно-черепичной трясиной.
Наконец персонаж совершил весьма непопулярный выбор, – салун «Крысиная глотка», собственность некоего Клэтча. Путник поглядел на потрепанную вывеску и без колебаний вошел, причем по пути ему пришлось переступить бездыханное тело, растянувшееся аккурат на пороге; субъект проделал это столь буднично, будто подобное для него – самое обычное дело.
Внутри было темно, смрадно и душно. Новый посетитель бегло изучил обстановку.
Все в его поведении выдавало человека бывалого, – Клэтч знал толк в опасных типажах и повадках оных, уж такова специфика его профессии. А вошедший, судя по всему, был чрезвычайно опасен, круче гребаного штопора.
Салун пустовал, лишь пара забулдыг сгорбились в углу.
Путник прошел прямиком к стойке. Клэтч, обладавший лицом порочным и в равной степени изможденным, изобразил приличествующую случаю подобострастность.
– Виски, – бросил посетитель, усаживаясь на табурет.
Голос глубокий, хриплый, под стать внешности.
– На подходе, сэр, – кивнул Клэтч.
Рука в перчатке обхватила стакан, на мгновение тот исчез в тени шляпы. Когда емкость опустилась на стойку, Клэтч убедился, что выпивки убавилось изрядно.
Бармен открыл было рот, но посетитель сам оказался не прочь поболтать:
– Как дела?..
– Помаленьку, – осклабился Клэтч. – Местный, или как?..
– Или как, – ответил незнакомец, не поднимая головы.
– Я вроде тебя знаю, – деланно протянул бармен. – Забредал разок в наши места, верно?..
Из-под шляпы на Клэтча наконец-то воззрилась пара глаз с радужками странного оттенка – то ли желтого, то ли зеленого. Куда сильнее, впрочем, бармена впечатлил сам взгляд, – холодный, жесткий, точно стальная спица, проникающая под кожу и мышцы. Словно хищник оценивал жертву.
– Ты обознался.
– Что ж, – придя в себя, пробормотал Клэтч, – тебе понадобится много друзей. В особенности, если решишь задержаться. Но ты, вижу, парень и так дружелюбный. Меня зовут Клэтч, эта дыра принадлежит мне. А ты, стало быть?..
– Зови меня Снейк.
Бармен ухмыльнулся, кивнул. «Снейк, Снейк… – напряженно думал он. – Где-то я слышал это имя…». Знал Клэтч и то, что у человека определенных занятий имен может быть хоть миллион, – свое на каждый случай.
– Ладно, Снейк, чем могу помочь?..
– С чего ты взял, что можешь помочь?..
– Ну, сразу видно, ты парень ушлый, а потому небедный. Уж всяко мог опрокинуть чарку в пристойном местечке, с барышнями и музыкантами, – Клэтч повел рукой в сторону, – нежели в этом клоповнике. Но ты пришел сюда.
Снейк помолчал, шляпа качнулась:
– Говорят, ты знаешь все, что творится в округе.
– Не все, – Клэтч поспешил убрать с лица покровительственную улыбку, – но кое-какие вести и правду достигают этих самых ушей. Что примечательно, я охотно делюсь ими с любым желающим, при условии, разумеется, некоторых комиссионных. Ведь информация, как твердят те бестолочи из Подполья, – бармен презрительно фыркнул, – должна принадлежать народу.
– Комиссионные не заставят себя ждать. Что с игуанами?..
– Ящерицами?.. – Бармен моргнул. – У них почтенный, процветающий бизнес. Опиумные дома, теплицы, химикаты… В общем, за драгом – прямиком к ним, не ошибешься. Среди клиентуры есть важные шишки, не чета местной шушере.
– Я слыхал, предприятие их немного захирело.
– А, ты о курьерах?.. – Клэтч кивнул. – Да, есть такое. Путешествуют поодиночке, максимум парами, думали, кого бояться?.. Оказалось, кое-кого стоит. Переносили невменяемые горы наличности, вот и доигрались.
– Местные?..
– Нет, что ты. Никто, даже последний псих не притронется к деньгам ящериц. Последний, кто дал маху – лет эдак пятнадцать назад, – он, и все родичи… – Клэтч поморщился. – В общем, история давняя, лучше не будем.
– Тогда кто?..
– Поди разбери. – Бармен пожал плечами. – Игуаны с лап сбились.
– А деньги уходят.
– Да ты сам знаешь! Верно, курьеры обзавелись охраной, да не больно-то помогло.
– Что, и охрану?..
– Ну да. – Клэтч азартно тряхнул головой. – Ничего приметного, о чем можно сказать – косой разрез на глотке – работа Майка Портного, или – пуля в глаз, пуля в сердце – Пит Вырвиглаз… Нет, ничего определенного, ни намека на профессиональный почерк. Напротив, скорее дело рук, лап либо клешней, толком не выучившихся обращению ни с лезвием, ни со стволом.
– Полагаю, касательно охраны обстояло по-другому?..
Клэтч с удовольствием признал, что Снейк ставит на редкость дельные вопросы. Большая нынче роскошь – разумные, цивилизованные собеседники.
– Ничуть. Матерые, натасканные псы. Кое-кто – бывшие копы, все с пушками.
– Воспользоваться не довелось?..
Бармен уставился в сумрак под шляпой. Очень, очень толковые вопросы.
– Верно. – Клэтч облизнул губы, навис над стойкой и понизил голос: – Ни разу не пальнули. Игуаны кудахтали, а потом строго наказали – той охране, что осталась – стрелять в любое существо, каким бы безобидным и невинным то ни показалось, пытающееся приблизиться к курьеру и его мешку.
– Разумно.
– А то. Знаешь, что случилось, да?..
– Думаю, деньги пропадали, курьеров убивали.
– Двоих на прошлой неделе. Ну, и вот… – Бармен многозначительно умолк.
Рука Снейка скрылась под плащом. Клэтч, оцепенев, почти воочию узрел вороненое дуло, огромное, способное поглотить его, Клэтча, целиком, – долгожданное возмездие за непотребно болтливый язык, однако, когда рука Снейка появилась над стойкой, в ней были зажаты всего-навсего деньги.
Пара банкнот, исторгнутых Казначейством Сорквудистана, – крупного достоинства, эквивалент недельного кутежа в столь фешенебельной ресторации, как «Крысиная глотка».
На одной краснела старая надпись – «Ты не раб».
Клэтч сцапал деньги со стремительностью пираньи.
– Комиссионные, – донеслось из-под шляпы. – И первый взнос за постой.
– Прости?..
– Меблированные комнаты. В твоем салуне.
Клэтч прикинул, чреват ли неслыханно щедрый постоялец скорым обогащением, или, напротив, еще более скорыми неприятностями на его, Клэтча, тощую задницу.
Алчность традиционно перевесила.
– Имеется… Не сказал бы, что особо меблированные…
– Я не взыскателен.
– Тебе же лучше. Пойдем, поглядим, что к чему. Куда я подевал этот ключ?..
Снейк не сводил с него глаз.
– Мне бы не хотелось, – услышал бармен, – чтобы, как чрезвычайно информированная персона, ты делился с кем бы то ни было сведениями касательно МЕНЯ. Какие бы комиссионные тебе не сулили. – Клэтча передернуло от ровного, лишенного окраски тона, казавшегося страшнее любых воплей и угроз. – Я не имею ни малейшего отношения ни к игуанам, ни к их затруднениям, поэтому оставь домыслы при себе. Надеюсь, мы друг друга поняли.
– Конечно, нет проблем.
Клэтч нашел ключ и вышел из-за стойки.
Невзирая на деньги, ему меньше всего хотелось отправляться с жутким субъектом в пустые, темные «меблированные комнаты», но и выбора он не имел.
Клэтч пересек зал и поднялся по лестнице. Снейк беззвучно, словно призрак, следовал попятам. Бармен не слышал шагов, а потому то и дело озирался.
Одна из комнат более-менее годилась важному гостю. Выбирать приходилось между глубокой запущенностью и скорбным упадком. По крайней мере, было сухо.
Снейк изучил скудное убранство. Помимо продавленного ложа, обнаружились керосиновая лампа и – в изобилии – отслаивающиеся, рваные обои.
– В самый раз.
– Отлично. – Клэтч перевел дыхание, попятился к двери. – Вот ключ…
– Хотелось бы общества. Женского.
– Запросто!.. – ухмыльнулся бармен. – Чего-чего, а такого добра в округе пруд пруди.
– Я буду ждать здесь.
Не говоря более ни слова, Клэтч удалился.
Где-то над городом бушевала гроза. Шторм шел попятам.
Девушку звали Пэтти.
Высокий незнакомец взял ее нетерпеливо и жадно, – очевидно, долго перебивался. Пэтти не теряла времени даром, и, покуда трудилась над эрегированным членом, изучила клиента с головы до пят. Каторжных татуировок на поджаром, мускулистом теле не обнаружилось, в отличие от множества шрамов, оставленных, насколько Пэтти могла судить, самыми разнообразными орудиями, начиная клинком и заканчивая цепью. Имелись вовсе неприглядные, – не иначе, следы острых зубов. Пэтти не задавала вопросов.
Была еще пара особенностей.
Чешуйчатая рука, правая, отливающая радужной зеленью. Прилегающие одна к другой чешуйки, гладкие, но прочные. На пальцах – желтые когти. Ладонь бледно-розовая, мягкая, как тельце моллюска. Левая рука была нормальной, человеческой, но от контраста Пэтти еще больше становилось не по себе.
Впрочем, она была профессионалкой, привыкла иметь дело с сомнительными типажами. Пэтти украдкой поднимала глаза, и, пока рот был занят, изучала лицо.
Суровая, подержанная физиономия не блещущего красотой человека. В глазах – холод и средоточие сил. Возраст – расплывчат, как у всякой рептилии. Между двадцатью пятью и сорока. Во рту, к ужасу Пэтти – длинный раздвоенный язык, как у огромной прямоходящей змеи. Впрочем, клиент разумно держал его подальше от прелестей Пэтти, лишь пару раз пустив в ход.
Постоялец был вооружен. Два тяжелых, ручной работы (продолжительное общение с бандитским отребьем приучило Пэтти разбираться в опасных штуковинах) револьвера с рукоятями сандалового дерева. Оба лежали по бокам, так, чтобы владелец сумел добраться во мгновение ока – а он сумеет, Пэтти не сомневалась. Один оставался в кобуре, другой марал маслом простыни. Близость пушек, способных начисто снести голову, проститутку возбуждало.
Третья пушка незнакомца находилась прямо между ногами, и к ней-то Пэтти могла прикоснуться безбоязненно. Наконец семя окропило ее грудь и живот.
Клиент некоторое время лежал без движения, после чего рассчитался и указал на дверь.
Преисполненная впечатлений, Пэтти выскочила вон.
Точно плеть-девятихвостка, молния рассекла небеса.
Грянул гром.
Клэтч выслушал донесение.
«Надо же, – думал он. – Его мать понесла от крокодила».
Бармен слыхал о жутких бурях, прозванных Штормами Постоянства, что бушуют далеко на равнинах. Всякий бедолага, застигнутый подобным феноменом, со всей определенностью претерпит самых неожиданных метаморфоз. С равной степенью вероятности он мог стать писаным красавцем, кошмарным уродом или набивным диваном. Шторма не повторялись: жертвы меняли цвет кожи на лазурный, получали две головы вместо одной или вовсе лишались таковой; превращались в здоровенных свинопауков, либо у них отрастали бесполезные крылья, – Клэтч встречал в свое время пару несчастных.
Говорили, будто некие умельцы – алхимики, маги или другие психи, – навострились создавать Шторма искусственно, в лабораторных условиях, но Клэтч не верил этим россказням. Ни копы, ни Парламент, ни муниципалитет не допустили бы, чтобы их драгоценный город подвергся перспективе превратиться незнамо во что, – только потому, что алхимик-недоучка по глупости перепутал колбы с чародейскими отварами.
Снейк пришел издалека, сразу видно. Возможно, с северной оконечности Сорквудистана, в это Клэтч поверил бы с большей охотой. Однако, бармен допускал и то, что во время странствий стрелок (судя по револьверам, увиденных Пэтти) угодил в Шторм, и, собственно, легко отделался – язык да рука, не критично.
Опасный и нелюдимый народ эти ганслингеры. Клэтч выслушал немало историй о похождениях знаменитых стрелков, таких как Джо Молоток или Брэт Пуля, но ни одной – о парне с раздвоенным языком и чешуйчатой рукой.
Говорили, искусству стрелка выучится несложно, нужно лишь уцелеть на протяжении десятилетий ученичества, и, как нетрудно догадаться, прикончить массу существ. Прежде они бродили по Пустошам, перегоняли скот и охраняли купцов, курсирующих между Сорквудистаном и портовыми городами. С появлением паровых караванов, способных за грош доставить сотню тонн груза на другой конец континента, эпоха ганслингеров подошла к концу.
Кто-то подался в бандиты, отправился искать удачи в дальних краях либо сгинул в недрах Сорквудистана, способного переварить самых несъедобных и жестких.
Клэтч не сомневался, что город переварит и Снейка.
Но сперва бармену хотелось узнать, что за игру тот затеял. Чешуйчатая конечность, интерес к делам рептилий – слишком нарочито для простого совпадения. Оба обстоятельства прекрасно друг друга дополняли, как притертые, смазанные шестеренки старого, проверенного временем механизма…
Снейк продвигался к выходу.
Клэтч, как обычно, стоял на посту по ту сторону стойки.
– Далеко собрался, дружище?..
– Прогуляться, – бесцветно ответил посетитель.
Минуту спустя Клэтч тянулся к телефонному аппарату.
В квартале от «Крысиной глотки» на крышу одного из строений ночью упал грозовой кальмар. Опора линии электропередач пробила мягкое туловище, искрящиеся провода рассекли добрую половину щупалец. В воздушном пузыре, пустом и дырявом, как старый чулок, болтался гарпун. Вероятно, охотники, парящие среди туч на своих дирижаблях, каким-то образом упустили трос, или бросок был изначально не самым удачным, – Снейк не очень разбирался в тонкостях этого ремесла, еще более специфичного, нежели его.
Как бы то ни было, с пробитым пузырем кальмар не мог использовать воздушные потоки, и весь его изрядный вес камнем полетел к земле. Окрестные жители собрались у подъезда и совместно решали, как быть с таким подарком судьбы. Полакомиться деликатесом желали все, но никто не собирался иметь дело с электротоком, и, соответственно, находящимся под напряжением кальмаром.
Снейк прошел мимо.
При дневном свете шляпа уже не скрывала лицо. Горожане таращились на незнакомца. Расстегнутый плащ открывал всеобщему обозрению скрещенные ремни из сыромятной кожи, но висящие у бедер кобуры видеть не мог никто, если только любопытствующий не обладал воистину волшебным зрением.
Стрелок преследовал вполне конкретную цель; искал шакалов.
Благо, долго поиск не продлился. Район фактически принадлежал шакалам, хищной неразборчивой братии, незримо управлялся крепкими когтистыми лапами.
Снейк приметил заведение и направился к гостеприимно открытым дверям.
Ресторация «Казенный дом» носила следы запустения, но в сравнении с захудалым предприятием Клэтча казалась образчиком бессовестнейшего процветания.
Тому имелась причина, Снейк узрел ее тотчас, едва ступил внутрь – алчность, вооруженная когтями, клыками и сталью. Шакалы не останавливались ни на день, ни на минуту. Все, что попадало в сферу их интересов, приносило доход.
Ресторатор съежился перед мохнатыми тушами, пытаясь втолковать мздоимцам, что неделя выдалась убыточная, а бизнес предельно рискованный. Шакалы поигрывали мускулами, но переходить от угроз к делу не спешили – малый доход лучше никакого.
Появление Снейка бандитов заинтересовало. Игнорируя взмокшего ресторатора, они проводили посетителя взглядами. Собственно, в зале гуляло эхо, но и в переполненном заведении ганслингер оказался бы в эпицентре внимания.
Усевшись за стол, Снейк взял потрепанное меню.
Усталая официантка получила заказ и отчалила восвояси.
Обед прибыл неожиданно быстро. Снейк неторопливо поедал грозового кальмара – тушеного с пряностями, – запивая пивом. Он не мог рассчитывать на успешное осуществление задуманного, но пообедать в любом случае стоило.
Впрочем, он держался столь непринужденно и независимо, что шакалы стерпеть не смогли.
– Эй, ты!.. – рыком, как подобает человекоподобному хищнику, окликнул гангстер.
Снейк трапезничал.
– Эй, в шляпе, я к тебе обращаюсь!..
– Прошу, оставьте его, – лепетал ресторатор. – Клиентов почти не осталось…
– Заткнись, – бросил бандит. – Слушай, парень, ты нарываешься!..
Шакал был абсолютно прав.
Кальмар пускал сок, расцветал многообразием вкусов.
– Ну все, урод, дождался. – Бандит двинулся к столику Снейка.
Остальные вразвалку топали следом, пока ресторатор, заламывая руки, причитал о посуде и мебели. Стрелок не отрывался от тарелки. Ножом и вилкой он орудовал прямо в перчатках, сидящих плотно, как вторая кожа.
– Эй, падаль, – прорычал шакал, нависнув над Снейком, – дай-ка на тебя поглядеть…
Когтистая, заросшая густым мехом лапа протянулась, чтобы сорвать шляпу. Стрелок не отпрянул, не отодвинулся. Неуловимым движением вонзил вилку в локтевой сгиб шакала, аккурат в перекрестье артерий. Гангстер взвыл, наткнулся на стул и с грохотом рухнул.
Шакалы зарычали, шерсть встала дыбом и будто бы наэлектризовалась. Глаза мгновенно покраснели от набухших капилляров, клыки скрежетали и блестели слюной. На Снейка, впрочем, это не произвело впечатления.
Ближайший бандит выхватил нож, двое других тянулись за пистолетами.
В зале громыхнуло, затем еще и еще. Снейка окутали клубы порохового дыма. Револьверы в его руках трижды изрыгнули огонь и металл. В черепах двоих шакалов зияли сквозные дыры, третьему пуля разорвала сердце. Оставался последний, в ужасе сражающийся с вилкой. Опомнившись, достал пистолет, что было довольно глупо с его стороны, но, по правде, мощным интеллектом полузвери, полулюди не отличались.
Снейк усилием воли обуздал рефлексы. Вместо того, чтобы прострелить противнику голову – промеж глаз, это было почти неизбежно, он уловил образ внутренним зрением, – отвел револьвер в сторону. Пуля выбила пистолет из лапы гангстера, а заодно оторвала два пальца. Теперь ему не стать метким стрелком, да и ласкать самок будет не так удобно.
Бандит с воем прижимал к груди изувеченную кисть.
Вложив револьверы в кобуры, Снейк бросил на стол пару монет и вышел вон.
Ресторатор застыл с отвисшей челюстью.
Некоторое время стрелок посвятил довольно бесцельному блужданию по округе, пока не убедился, что ему прочно сели на хвост. Лишь после этого он направился прямиком к «Крысиной глотке». Мальчишки-шакалы, в сущности своей еще щенки, следовали на почтительном расстоянии, то и дело сменяя друг друга на ведущей диспозиции, и, чтобы не примелькаться, регулярно перебегали на другую сторону улицы. Дело свое они знали, могли одурачить довольно многих, даже тертых копов, но Снейк их видел как на ладони – отражения в стеклах витрин и паромобилей, среди разноликой толпы.
В «Крысиной глотке» стрелок потребовал у Клэтча виски и уселся за дальний столик. Всякий вошедший в салун тотчас оказывался на виду, сам же Снейк был погружен в глубокую тень. Впрочем, его новые враги, как вскоре выяснилось, входить в уязвимое положение не имели вовсе никакого намерения.
– Клэтч!.. – донесся с улицы рык.
Бармен, безмятежно протиравший до этого момента стойку, всполошился.
– Что ты натворил?.. – зашипел он. – Это шакалы! У меня с ними что-то вроде перемирия, и вот, появляешься ты, создаешь головную боль!..
– Да, шакалы, – кивнул стрелок. – Но ты им даром не нужен. Их интересую я.
Клэтч обреченно застонал.
– Клэтч! – проревели снаружи. – У тебя наш враг! Он прикончил нескольких наших!..
– Убил шакалов?.. – бармен, казалось, не верил собственным ушам. – Когда, скажи на милость, ты успел?.. Нет, легко нам теперь не отделаться…
Снейк пожал плечами.
– Мы знаем, он внутри! – продолжал шакал. – Выдай его, или сожжем твою хибару!..
– Они подожгут салун! – запаниковал Клэтч. – Как пить дать, им ничего не стоит! А у меня ничего нет, только этот сраный салун, Снейк, ты должен что-то сделать, спаси меня, – тараторил бармен, – ведь это ты все заварил…
– Тихо, – бросил Снейк. – Сиди здесь и не высовывайся.
Он встал со стула и двинулся к выходу.
Клэтч затаился, приготовившись в любой момент нырнуть за стойку. Он обратился в слух, но разговоров не последовало. Прогремели выстрелы, один за другим, более громкие, чем пистолетные. Винтовочные или револьверные.
Бармен дрожал и обливался потом, не зная, что для него будет лучше – если шакалы убьют Снейка, или если Снейк прикончит пришедших за ним шакалов.
Стрельба прекратилась удивительно скоро.
Стрелок вошел в салун. Отброшенные полы плаща обнажали лежащие в кобурах револьверы.
Не говоря ни слова, Снейк поднялся в свою комнату.
Клэтч убедился, что на нем ни царапины.
Немногим позднее, когда волнение вокруг «Крысиной глотки» улеглось, а Клэтч пришел в себя, стрелок спустился в общую залу и купил традиционное виски – целую пинту в хрустальном графине с щербатым горлом.
Он-то рассчитывал, что ждать придется дольше.
В салун, тотчас оказавшись под перекрестьем пристальных взоров – Клэтч мгновенно напрягся, как лягушачья лапка под электротоком, – вошли две ящерицы. Оба были облачены в добротные серые костюмы, скроенные таким образом, что хвосты, торчащие из прорезей в брюках, ничуть не портили фасон.
Морщинистые чешуйчатые шеи торчали из накрахмаленных воротничков, стянутых галстуками в полоску. Рты, лишенные губ, то и дело приоткрывались, когда языки рефлекторно пробовали воздух. Игуаны обвыклись в полумраке, осмотрели салун, и, минуя стойку с ошарашенным Клэтчем, двинулись к Снейку.
– Говорят, ты классный специалист, – сказал тот, что стоял справа от Снейка.
Стрелок не считал нужным отвечать на дурацкие вопросы.
Мафиози переглянулись.
– Ты – ганслингер, – повторил заход второй, – о котором все говорят?..
– Кто говорит?.. – спросил Снейк.
– Мало ли кто. – Первый пожал плечами. – Те, кто видел тебя в деле, и те, каких гораздо больше, кто услышал от них о тебе. Эта история распространяется буквально сейчас с невиданной скоростью, подобно вирусу.
– Ближе к делу.
– Ты расстрелял шакалов?..
Игуаны отодвинули стулья и без приглашения уселись.
– Звучит так, будто у меня был пулемет на станине. Каждый имел огнестрельное оружие, причем некоторые засели с винтовками на крышах. – Снейк глотнул виски. – А у меня – старомодные пушки с тяжелой отдачей, способные выпускать пулю за пулей соответственно тому, как быстро я нажимаю на спуск.
– Мы уверены, быстро. Ты же ганслингер. – Ящерица тряхнул складками на подбородке.
– А вы – торговцы опиумом. – Снейк знал, что игуаны не могут улыбаться.
– Верно. Нам нужна помощь.
– Вы кровожадны.
– С чего ты взял?..
– Вы явились, будучи уверенными, что я прикончил много шакалов. И, полагаю, требуемая помощь не имеет ничего общего с безобидными вещами вроде рукоделья или азартных игр. Вам нужно, чтобы я вымазался в крови к вашей выгоде.
– А разве не это, позволь спросить, – с присвистом протянул игуана, – у тебя выходит лучше всего?.. Вы, гангслингеры, умеете только одно – убивать.
– Верно, это у меня выходит. Встречали других?..
– Нет, в противном случае наняли бы его. Ты не больно-то сговорчив.
– Для чего я вам понадобился?..
– Кто-то грабит и убивает наших курьеров. Возможно, не в такой последовательности. Нам нужно, чтобы ты сопроводил пару наших ребят, пока мы не разберемся, что к чему, и не выйдем на след выродков. Что скажешь?..
– Скажу, что след едва теплится, раз уж вы стремитесь привлечь меня к охране, а не к тому, чтобы непосредственно навестить досаждающих мерзавцев.
– Это не твоя забота. Согласен?..
– Гонорар?..
– Тысяча за каждый рейс. Их будет столько, сколько потребуется, но поразмысли о том, что в итоге окажешься весьма состоятельным джентльменом.
– Кто сказал, что я джентльмен?.. – хмыкнул Снейк.
– Будешь торговаться?..
– Нет, сумма устраивает. Щедрое предложение, я бы сказал. Но что скажут ваши деловые партнеры, шакалы, когда узнают, что их кровный враг работает на вас?..
– Нам безразлично, что они скажут или могут сказать, – процедил другой мафиози. – Пока ты с нами, никто в Сорквудистане не посмеет тебя тронуть.
– Я бывал далеко за пределами города, и знаю, что мир – просторное место, куда больше Сорквудистана. Так вот, без моего позволения и там меня никто не смел тронуть. Что ж, по рукам. – Стрелок поднялся и снял перчатку.
Игуаны таращились на чешуйчатую руку.
– Что-то не так?.. – спросил Снейк.
– Что с твоей рукой?..
– Мы неразлучны с рождения. Какие-то проблемы?..
Рептилии переглянулись.
– Нет, просто…
– Чрезвычайно редкое явление, – подхватил другой. – Мы удивлены, и только.
– Она тебя не беспокоит?..
– Разве что слегка, – нахмурился Снейк. – Убивает по собственной воле, чертовка. В остальном – рука как рука. Мастурбировать вполне пристойно.
– Не сомневаюсь. Откуда ты родом?..
Стрелок поглядел на одного, на другого.
– Вы, конечно, славные чешуйчатые ребята, но мы еще недостаточно знакомы, чтобы я утруждал вас особенностями биографии. Так что отвалите.
Мафиози поочередно пожали чешуйчатую руку.
– С вами свяжутся, – пообещал тот, что сидел слева.
Снейк кивнул. Ящерицы, как рекомендовалось, отвалили.
Связались несколько часов спустя.
Стрелок успел набраться дешевого пойла Клэтча, немного протрезветь и возжелать снова набраться, когда в салун явился юнец-игуана с депешей.
Депеша гласила:
«Полночь, Пятничный рынок».
Не успел Снейк прочесть три слова – буквы немного двоились, – как малец испарился.
– Что, ящерицы даром времени не теряют, а?.. – поддел Клэтч из-за стойки.
– Не твое дело. Лучше дай… воды с уксусом.
Стрелок по опыту знал, что уксус поможет прийти в себя. Кроме того, пребывая в здравом уме, он не стал бы пить в заведении такого рода, как «Крысиная глотка», обычную воду, не прошедшую элементарной дезинфекции.
– На подходе, мистер Работаю-На-Больших-Ящериц.
Снейк поморщился. Игуаны Сорквудистана в самом деле были большими ящерицами, как ни погляди. И, вне всякого сомнения, самыми богатыми рептилиями этого полушария планеты. В противном случае Снейк отправился бы в более приятное место, нежели этот темный, зловонный, переполненный психами мегаполис, любые джунгли в сравнении с коим – очаг взаимовыручки.
Ночь встретила стрелка распростертыми объятиями. На темном небе – ни облачка. Шагая по улицам, Снейк то и дело поднимал голову, поскольку привык к звездному шатру над головой. Нагромождение фасадов, балконов, труб, столбов, крыш и козырьков его угнетало. В сырых, переполненных падалью – состоявшейся и потенциальной – городских ущельях созерцание созвездий представляло проблему. Рассчитывать приходилось на рваные фрагменты.
Но вот Снейк увидел картину, какую нечасто встретишь на бескрайних Пустошах – степенно плывущий дирижабль. На носу и корме гондолы горели фонари, не столько иллюминации ради, сколько для того, чтобы избежать столкновений.
Во время операций полицейские нередко гасили огни, чтобы как снег на голову упасть с веревочных трапов и тросов на головы правонарушителей. Сейчас, очевидно, дирижабль следовал означенным курсом на плановом дежурстве.
Пятничный рынок представлял собой широкий перекресток, на котором – прежде по пятницам, ныне в любой день недели – в дневные часы бурлила оживленная торговля. Специи, заморские ткани, ковры, фрукты, безделушки и прочее.
Товары, прилавки и навесы были убраны в рундуки, крепящиеся один к другому цепями и запертые при помощи массивных навесных замков. Кроме того, по кварталу, где размещались лавки и мастерские, то и дело курсировали дюжие охранники с дубинками и сторожевыми собаками. Воровство на Пятничном рынке было весьма отчаянным, объективно безрассудным занятием.
Снейк принялся ждать.
Огромные механические часы на башне Парламента пробили полночь. Разумеется, стрелок не слышал звона, потому как находился далеко, но всякий житель Сорквудистана мог усомниться в законе всемирного тяготения, но ни в коем случае не в том, что часы Парламента пробили положенный час.
Гулкие удары подхватили часы поменьше, размещенные тут и там по улицам, даже в трущобах. Горожане любили знать, пришел ли срок очередного мерзкого дельца, или следует повременить. Снейк услышал отдаленный звон, доносящийся, очевидно, из недр часового механизма, что был так органично вмонтирован в витражи одной из штаб-квартир Гильдии Оружейников.