Одним из элементов школьной программы было учебно-тренировочное восхождение по маршруту самой низкой – первой категории сложности. Объектом восхождения стал возвышавшийся над альплагерем пик Брно или, как его тут называли, «куча брна». Большинство курсантов уже хаживали на «пятёрки», и необходимость «сходить на единичку15» поначалу стала поводом для состязания в остроумии. Вскоре, однако, выяснилось, что «сходить» будущие инструктора альпинизма должны не абы как, а методически правильно: тактически грамотно, с организацией надлежащей страховки и самостраховки16 на всех видах горного рельефа (благо все оные на «куче брна» имелись в изобилии), навешиванием веревочных перил и так далее – недаром восхождение называлось учебно-тренировочным. Осознав сей факт, мы слегка взгрустнули.
На подъёме тренеры зорко следили за пунктуальным соблюдением курсантами всех правил восхождений, фиксировали все совершаемые нами ошибки и выставляли соответствующие оценки. Попадаться на ошибках не хотелось, т.к. от полученной в школе характеристики зависело число смен предстоящей после школы стажировки перед получением вожделенного инструкторского удостоверения; а лишней маяты в стажёрах не хотелось никому.
Нежными словами поминая тренерский состав школы, мы навечно засаживали в скалы огромные ледовые «морковки», извлечь которые потом можно было разве что динамитом; распихивали по расселинам многочисленные так называемые «закладухи»; закручивали в лёд бесчисленные трубчатые крючья; вязали разнообразные узлы (прямой, булинь, шкотовый, брамшкотовый, схватывающий…) и с серьёзным видом щёлкали жюмарами на перестёжках между перилами. Когда вся эта тягомотина закончилась, и мы оказались на вершине – радовались как дети. Ага, щас. На спуске неугомонные тренеры заставили нас чуть не полгоры обмотать верёвками. От досады я уже стал втихаря, пока тренеры не видят, отстёгиваться от перил – единичка-то она единичка, однако лететь донизу – ой-ёй-ёй; вдруг кто от скуки поскользнётся, сдёрнет ведь. В себе я был уверен. Наконец тренерам самим надоел этот цирк и на последнем спуске мы с радостными воплями глиссером с опорой на ледорубы вылетели на ледник и направились в родную школу – навстречу выпускным экзаменам.
***
На прощальном вечере мы обменивались контактами, обнявшись, пели: «а всё кончается, кончается, кончается…» – теперь уже почти настоящие (стажировку мы, конечно же, пройдём успешно!) инструктора альпинизма – подумать только! Впереди простирается огромная бесконечная жизнь; мир вокруг прекрасен и удивителен, и вокруг друзья и ослепительные вершины… Наверно, это и было счастье.
– Альпинистами не рождаются, альпинистами умирают, – жизнерадостно напутствовал нас при расставании тренер – мы играем в мужскую игру. Через пять лет половины из вас не будет в живых: такова статистика.
Спустя годы выяснилось, что это был оптимистичный прогноз.
Уллутау. После окончания школы – стажировка в альплагере Уллутау (мне повезло – по случаю успешного прохождения занятий и сдачи экзаменов мне как отличнику дали всего одну смену стажировки); ну и, конечно же, инструкторская работа. Ах, Уллутау, Уллутау, волшебная страна… Самое радостное и самое горькое – Уллутау.
Подобно тому, как в обитающих вдали от цивилизации племенах сохраняются элементы чуть ли не кроманьонской культуры, в некоторых относительно изолированных (по крайней мере, в психологическом отношении) социумах сохраняются фольклорные традиции, давно забытые урбанизированным обществом. Одним из таких рудиментов в альплагерях нашей исчезнувшей страны был обряд посвящения в альпинисты; безусловно, позаимствованный из флотских традиций. Мне довелось эту процедуру прочувствовать в полной мере, поскольку в Уллутау я дослужился до командира отряда новичков. Происходило это действо примерно так.
После прохождения полного цикла предусмотренных программой занятий – теория, связь, медицина, снег, лёд, скалы, трава, осыпи, переправы, спасательные работы – отряд новичков отправлялся на зачётное восхождение по маршруту самой низкой, первой категории сложности. Это было не так просто, как может показаться. Как правило, «единичка» – достаточно протяжённый маршрут, на котором присутствуют все элементы горного рельефа, и его прохождение требует изрядного напряжения физических и душевных сил.
Встреча в Уллутау с В.М. Абалаковым. Грозненцы: М. Говоров, А. Луконенко, В. Логовской, Е. Недюжев, В. Смирнов
Дабы новички ощутили себя в центре внимания после восхождения, уже на подходе к лагерю на тропе их встречали плакаты различного содержания – в меру буйного юмора молодых здоровых людей.
Затем отряд гордых собою новичков выстраивался на плацу перед учебной частью лагеря. Командир отряда докладывал начальнику учебной части об итогах восхождения; на террасу перед учебной частью высыпала толпа улюлюкающих чертей в живописных одеяниях; выбегали обольстительные русалки; черти дружно выбирали через карабин закреплённую за козырёк крыши верёвку, и над строем новичков взмывал соответствующим образом наряженный Дух Гор, до той минуты прятавшийся за двухсотлитровой металлической бочкой с надписью огромными буквами: «шампанское» (наполненной, само собой, ледниковой водой); испускал зловещий рёв и стрелял из ракетницы. После этого его плавно опускали на подиум, со всеми подобающими почестями усаживали на трон, вручали громадный свиток с начертанной на нём клятвой новичков, и начинался собственно ритуал посвящения в альпинисты.
В финале по команде Духа Гор «открыть шампанское!» бочку опрокидывали, вода заливала плац, новички разбегались, но вооружённые ледорубами зоркие черти сгоняла их обратно для вручения значков «Альпинист СССР». Значок был очень красив – золотой ледоруб на фоне снежных вершин Эльбруса, золотые звёздочки просвечивают сквозь синюю эмаль над двуглавой вершиной.
Вечером того же дня в лагерном конференц-зале происходил концерт, непременными элементами которого были:
– хор инструкторов, исполнявший гимн лагеря: «не прощайте – до свиданья, Уллутау и Кавказ…»;
– танец маленьких лебедей под аккомпанемент тапёра, исполнявшийся, разумеется, кривоногими волосатыми мужиками в белоснежных пачках;
– композиция «я люблю развратников и пьяниц…» в сопровождении подтанцовки, изображавшей алкоголиков. Номер анонсировался как исполняемый в рамках антиалкогольной компании;
– гимнастическая пирамида в стиле двадцатых годов под лозунгом: «спасибо начальнику лагеря за наше счастливое детство!».
Командир отряда новичков Говоров С. докладывает начальнику учебной части альплагеря Уллутау Ю.И. Порохне о благополучном завершении учебного похода
Ну и далее – кто во что горазд, талантливых людей в альплагере было много, и всё это было намного смешнее, чем выступления профессиональных юмористов по телевизору.
Впрочем, горы есть горы, и не раз бывало, что, покуролесив на сцене, ребята тут же сбрасывали балетные пачки, хватали рюкзаки и бежали в ночь на поиски не вышедшей вовремя на связь группы.
По сложившейся традиции организацией встреч новичков занимался ветеран инструкторского состава лагеря, мастер спорта Ким Кирилыч.
Думаю, нелишне затронуть и ещё одну не очень приятную тему.
М. Говоров на Местийских ночёвках в ущелье Адырсу
В Уллутау были хорошие возможности для спортивного роста. Ю.И. Порохня стремился в негласном соревновании альплагерей по количеству человеко-восхождений по итогам сезона быть на первых местах, поэтому мы туда и ездили. Многие с восхищением говорили тогда: «Порохня выгоняет на восхождения». По контрасту с другими альплагерями, где выйти на маршрут было проблемой, ситуация в Уллутау вызывала зависть у многих.
Но такое положение часто приводило к тому, что люди шли на восхождение не потому, что им этого хотелось, а потому, что выпадала возможность; потому, что так было нужно для заполнения очередной клеточки в таблице спортивного роста; просто потому, что их к этому вынуждали – ради спортивного престижа лагеря. Шли вопреки желанию, физическому состоянию, своим возможностям, вопреки погодным условиям и здравому смыслу. Шли и погибали. Суди его бог.
Неприязнь к системе клеточек и рейтингов я не могу преодолеть и по сей день.
Стена северного бастиона.
– Вы землетрясения чувствуете? – вдруг поднял на меня глаза начуч.
Я растеряно заморгал, потом внутренне заметался в поисках короткого и остроумного ответа.
– Если выше четырёх баллов, чувствую, – так и не придумав ничего путного, пробормотал я.
– Нет, я имел в виду заранее, дня за три, четыре. Есть такие морские животные – устрицы, что ли; так вот они чувствуют. То есть предчувствуют.
Пока я мучился, пытаясь сохранить лицо, начуч снова уткнулся в мои документы.
На ступеньках учебной части Уллутау: А. Инюткин наблюдает в трубу за группой на маршруте
Начуч Порохня оказался вовсе не таким, каким я его себе представлял. НачУЧ – это Начальник Учебной Части, первое лицо в альпинистском лагере. Есть, правда, ещё начальник альплагеря (из числа местных жителей – для обеспечения необходимых контактов), однако он далек от собственно альпинизма и несколько иррационален; а начуч занимается учебно-тренировочными и спортивными мероприятиями; для чего, в общем-то, и существует альплагерь. Легендарный начуч Порохня представлялся мне этаким высоким, атлетичным, громогласным. Ещё бы – заслуженный мастер спорта, начальник учебной части одного из лучших альплагерей страны. Реальный Порохня оказался невысок, тощ и картав; ощущались энергия и деловитость.
Мы, молодые выпускники Безенгийской школы инструкторов альпинизма, прибывшие на стажировку, сидели в учебной части альплагеря – большой светлой комнате с обшитыми деревом стенами. На стенах висели фотографии популярных вершин района, фотопортреты инструкторов альплагеря, вымпелы, таблицы, графики.
Начуч продолжал изучать наши документы. Их много. Важнейший из них – книжка альпиниста. После завершения каждого этапа обучения в книжку альпиниста записывается характеристика, «чётко отображающая деловые, моральные и волевые качества» человека, как этого требуют Руководящие Материалы по Альпинизму. Для «чёткого отображения» всех вышеназванных качеств в книжке альпиниста отводится ровно четыре строчки. Возможно, по этой причине характеристики в книжке порой снайперски конкретны, подобно полученной одним персонажем, занимавшим «внизу» довольно высокое социальное положение: «ленив, труслив, к занятиям альпинизмом непригоден».
В моей книжке альпиниста на одной из страниц среди прочего написано: «иногда проявляет нервозность». На следующей странице – «обладает выдержанным характером». Начуч озадаченно уже который раз переворачивал страницу туда и обратно – что за тип свалился на его голову?
После того разговора у меня тёплое отношение к моллюскам…
Мы неплохо прошли стажировку – успешно и без происшествий провели скальные, снежные и ледовые занятия с новичками, прочитали им теорию, отработали передвижение по осыпным и травянистым склонам, переправы через горные реки, методически правильно сводили их на зачётное восхождение по несложному маршруту.
***
– На этом месте в прошлом году погиб Володя – сказал Шура. Упал и слетел во-он в ту трещину. Когда к нему подобрались, ещё разговаривал.
Мы потоптались на месте падения Володи. Склон как склон – плотный фирн, не очень круто. Чего ему вздумалось тут падать.
В пересменок17 Порохня выпустил нас на «пятёрку», очень нам нужную: мы с Шурой подбирались к долгожданному званию кандидатов в мастера спорта. «Желаю вам погоды – напутствовал нас начуч – остальное вы сделаете». Накануне мы полдня корячились, перебираясь через бергшрунд – предгорную трещину: здоровенную дырищу между ледником и скальной башней – северным бастионом Чегеттау. К концу лета от нагрева солнцем скал бергшрунд разодрало до непристойных размеров, и нам пришлось изрубить тонну льда и перекопать вагон снега, пока удалось добраться до стены бастиона. Потом несколько часов мы потратили на то, чтобы пролезть шестьдесят метров по отвесу с использованием всех киношных прибамбасов – шлямбурные крючья, лесенки, жюмары…
Агрегат для обработки лавиноопасных склонов
К вечеру добрались до небольшой площадки, кое-как прилепили палатку. Больше места ни для чего не оставалось, и для отправления естественных надобностей пришлось пристёгиваться к верёвке; но мы вымотались так, что даже зубоскалить по этому поводу не хотелось. Беспокойная ночь под вой ветра на этом уступчике не придала сил. Утром замолотили крюк в скалу прямо возле палатки, привязали кошки и двинули вверх по снежно-ледовому гребню – круто, опасно и главное – штопорные крючья завернуть не во что: под ногами ни лёд, ни снег – плотный фирн. К тому же погода портилась на глазах. Мы с Шурой переглянулись и зачесали по склону вверх, наплевав на страховку. Я глянул вниз налево, направо – уй-й-й-й… Вперёд, скорее вперёд и вверх, к спасительным скалам предвершинного гребня…
…Когда добрались наконец до вершины, ущелье затянуло плотным туманом – пальцев на вытянутой руке не видно.
– Весь мир на ладони, ты счастлив и нем, блин, – бухтел Шура, пытаясь высмотреть путь спуска – не свалиться бы в Грузию. Давай спускаться по «троечному» маршруту: дольше, но надёжней. Лучше уж камни в почках, чем почки в камнях…
…Мы стоим на плацу перед учебной частью лагеря – оборванные, обожжённые солнцем; исцарапанные о скалы, мокрые и грязные, сильные и всемогущие, преодолевшие эту гору и себя; нам всё нипочём, нет ничего невозможного, мы можем всё; сила и уверенность во всём теле, в движениях и взгляде. Перед нами выстроились отделения наших новичков, мы для них – пришельцы из иного измерения. Из окон второго этажа высунулись девчонки из лагерной обслуги. Предстоит несложный ритуал встречи вернувшихся с горы.
– «Какие женщины на нас бросают взоры…» – прошептал Шура строчку из Окуджавы, толкнув меня локтем.
– Поздравляем инструкторов альплагеря, совершивших восхождение в двойке на вершину по маршруту пятой категории сложности по стене север-р-рного бастиона!!! – проревел дежурный инструктор.
– У-у-у… восхищённо прогудел строй новичков…
…Вечером в зажатом меж гор домике инструкторов – непроглядная тьма ущелья, чёрная стена сосен вокруг, огромные, с кулак, звёзды прямо над соснами, гул реки, жёлтые огоньки окон – тепло и уют; шум «Шмелей», разбросаны ледорубы и верёвки; кто-то перебирает снаряжение; кто-то, тихо матерясь, ковыряется в забарахлившей рации; где-то пьют чай, где-то водку – чуть-чуть, ведь завтра на гору; пишутся бесконечные планы занятий и восхождений и ведутся бесконечные разговоры обо всём… Иногда – нечасто – гитара, иногда негромко магнитофон; репертуар специфичный: не эстрада и не общеизвестные барды, а так, что-то ироничное.
Выхожу на балкон – перед домиком выложенный камнем бассейн, самотёком наполненный кристальной водой с ледника. В него по традиции «макают» новоиспечённых инструкторов. Смотрю на бассейн с содроганием: в прошлую смену одного из стажёров от избытка энергии и веселья сгоряча через него перебросили, прямо на камни…
Уллутау, дом инструкторов
…И снова я в памяти своей с чёрным, сожженным ультрафиолетом лицом, в тёмных очках, в разбитой камнем каске, яркой одежде, нереально красивый как персонаж фэнтези, упругий и гибкий как эльф, сильный и бесстрашный, с двумя сияющими айсбайлями18 в руках – как с мечами, в искрящихся брызгах глетчерного льда, захлёбываясь разрежённым воздухом, задыхаясь от ужаса и восторга, иду на титановых кошках по волшебно мерцающей тёмным изумрудом ледяной стене – вверх, вверх, вверх, вверх – в фиолетовое небо, в слепящее солнце…
Уллутау: Хазов, Онищенко, М. Говоров
…Много лет спустя я пришел в когда-то свой альплагерь на его юбилей. Союза советских республик уже не было, как и системы альпинистской подготовки. На хоженых-перехоженных нами перевалах теперь государственная граница. В ущелье на каждом шагу пограничники – калашников на плече, стечкин на поясе. Сурово требуют разрешения для пребывания в пограничной зоне. Разрешение нужно оформлять в Нальчике. Банкнота позволяет решить проблему без формальностей. На горах растаял лёд – глобальное потепление. Соседний альплагерь Джайлык разрушен селем, его восстановили в палаточном варианте. Как альплагерь он уже не функционировал. В нём жили чеченские дети, которых привезли сюда на отдых. По-русски они понимали плохо. Всё, на чём можно писать, исписано белой краской; огромные надписи воспевали героическую борьбу чеченского народа в двух отгремевших войнах: «Серноводск – город-герой». Альплагерь именовался теперь «базой». Проживал в ней в основном молодняк из Нальчика, борцы: приехали на тренировочные сборы. Бассейн сухой.
Я ещё раз взглянул на остатки растаявшего льда на вершинах, повернулся и пошел по дороге вниз, вниз… чтобы никогда больше сюда не вернуться.
***
С огромной теплотой вспоминаются также наши воскресные тренировки на 56-м участке Грозного, где мы возле дома Валеры Дудченко своими руками построили баню с каминным залом. Зимнее утро… Зима, надо сказать, на 56-м великолепная: мохнатая от инея, пушистая от снега (это место повыше, чем остальной Грозный, и микроклимат там отличный) Сначала – кросс по лесам и холмам вокруг телевышки на Белик-Барсе, потом футбол в заброшенном буровом отстойнике среди виноградных лоз толщиной в руку, потом – мокрые, промёрзшие – в парилку! Потом – в снег! Потом – чай в каминном зале… Незабываемо.
***
Потом произошли события, которые как-то сразу вытеснили все самые важные вопросы – что, где, когда, с кем, сколько и как; заменив их все одним извечным – зачем?
И кто знает ответ…
В Таргим теперь можно приехать на автомобиле.
Перевал Гарваш над альплагерем Уллутау, где под каждым камушком, бывало, сиживали – теперь государственная граница.
Родная до боли Кистинка – вообще заграница.
У знаменитого большого камня на Домбайской поляне, где зародилось скалолазание как вид спорта, теперь творят намаз водители квадроциклов; на террасе альплагеря Уллутау, где раньше негромко пели под гитару по вечерам, местные жители под барабан пляшут свои зажигательные танцы.
Мир изменился. Это уже не наши горы. И они не помогут нам.
Так пусть же наши горы в наших сердцах останутся красивой волшебной сказкой, которую мы сами для себя придумали – для кого счастливой, для кого печальной. В которой наши навсегда ушедшие в горы друзья и близкие и по сей день идут в связках к своим ослепительным вершинам, сияющим в бездонном фиолетовом небе. В которой не было лжи, корысти, подлости, зависти, подстав и социального дарвинизма. В которой мы были молоды и любили друг друга.
Виктор Роговской. О роли ослов и быков в успехе альпинистского мероприятия
В конце июня 1970 года, защитив дипломную работу и получив квалификацию горного инженера-геофизика, я успешно завершил обучение в Грозненском нефтяном институте.
В ближайшей перспективе был месяц отпуска, а далее, к первому августа, прибытие к месту работы по государственному распределению в город Гурьев в трест «Казахстангеофизика» министерства геологии СССР. Перспектива была, прямо сказать, не очень радостная. Поэтому, исходя из принципа советских инструкторов альпинизма (к этому времени после окончания в 1967 году школы инструкторов и последующих трех двадцатидневных стажировок в альпинистских лагерях в 1968-1969 годах я уже сдал экзамен на звание младшего инструктора): «работа не Алитет, в горы не уйдет, и если она мешает альпинизму, то её можно и отодвинуть», я решил отправиться в горы, где с хорошей компанией совершить ряд восхождений в зачет первого спортивного разряда. Забегая вперёд скажу, что программа была выполнена полностью. Помимо июльского двадцатидневного сбора в Дигории, о котором далее и пойдёт речь, в августе и сентябре я отработал инструктором две смены в альплагере Узункол. Уже в конце сентября умудрился совершить на Восточном Кавказе путешествие по ущелью реки Тюалой на перевал Тебулос в качестве проводника группы горных туристов Чечено-Ингушского государственного педагогического института (руководил группой В. Скрипаль).
В результате перевыполнения своей горной программы в тресте «Казахстангеофизика» я появился в середине октября и, в качестве наказания за несвоевременное прибытие к месту работы, был отправлен в самую отдалённую Биикжальскую экспедицию. Располагалась она в центре плато Северный Устюрт и выполняла работы по бурению сверхглубокой скважины. До ближайшего районного посёлка Кульсары надо было ехать сто километров по пустыне. Как говорится, отправили туда, где Макар телят не пас. Но это уже другая история, а пока вернёмся к теме сборов в Дигории, на ход которых ослы и быки оказали значительное влияние.
Итак, в июле 1970 года альпинисты Грозненского нефтяного института (ГНИ), имеющие спортивные разряды от третьего и выше, во главе с бессменным руководителем, мастером спорта Е.А. Николаевой прибыли в альпинистский лагерь Цей по льготным профсоюзным путёвкам. В те времена такая путёвка в альплагеря ВЦСПС стоила аж двадцать рублей, что было меньше суммы месячной стипендии студента (тридцать пять рублей). Всего в альплагере Цей собралось двенадцать альпинистов ГНИ, в том числе и спортивная группа в составе четырёх человек (А. Фролов, Х. Минтуев, Т. Ермизина, В. Роговской), которая по плану должна была совершать восхождения в зачёт первого спортивного разряда. Остальные участники предполагали совершать восхождения в зачёт второго разряда.
В течение двух дней все мы проходили обязательный медицинский осмотр, сдавали физнормативы и получали снаряжение, а наш руководитель Е. Николаева вела сложные дипломатические переговоры с руководством альплагеря на предмет получения разрешения на организацию выездного лагеря в Дигории. Мне неизвестно, какие аргументы и доводы она предъявила начальнику учебной части Б. Ряжскому, но утром третьего дня стало известно, что мы едем в Дигорию в компании с командой альпинистов Воронежа. Воронежской командой, состоящей из шести опытных спортсменов второго разряда, руководил Николай Кальченко – здоровенный парень, весельчак и балагур по прозвищу Коляй. В их составе была Лида Девяткина – также, как и я, младший инструктор, и как потом оказалось, классный спортсмен и замечательный человек. В последующие годы мне довелось неоднократно работать с ней в различных альпинистских мероприятиях.
Весь третий день прошел в ужасной суматохе. Необходимо было составить перечень продуктов питания, специального снаряжения для восхождений и спасательных работ, медикаментов, раций для связи, рассчитать необходимый объём топлива для примусов и так далее. Всё перечисленное ещё надо было умудриться получить на складах, а затем распределить по рюкзакам участников мероприятия. В общем, это был почти дурдом, но всё-таки мы справились и где-то к утру следующего дня закончили эти хлопоты.
На следующий день десять альпинистов ГНИ (двое наших товарищей были вынуждены остаться в альплагере из-за проблем со здоровьем), шесть воронежских спортсменов, наш тренер Е. Николаева, доктор, начспас Ю. Левчук (фамилия изменена) и весь сопутствующий скарб были доставлены автомашиной в Дигорию на поляну Таймази. Поездка по горным дорогам была просто невероятная. Николаева пила валерьянку и, наверное, молила всех богов, о том, чтобы мы благополучно добрались до места. Всё завершилось благополучно и все были просто счастливы – наконец мы в Дигории и вожделенные вершины гор прямо перед нами.
Но, как оказалось, радовались мы напрасно, так как на пути к вершинам появилось почти непреодолимая преграда в образе начальника спасательного отряда Ю. Левчука, наделённого полномочиями первого выпускающего. Без его разрешения мы в составе спортивных групп не могли выходить на маршруты выше третьей категории сложности (такое право имеют спортсмены, начиная с первого разряда). Большинство из участников этих сборов, как грозненских, так и воронежских, планировали в Дигории совершать восхождения по маршрутам четвёртой и при удачном раскладе ещё и пятой категории сложности. Это были наши пожелания, а действительность оказалась гораздо сложнее и прозаичней.
Чтобы прояснить эту действительность более подробно, остановлюсь на личности начспаса Ю. Левчука как человека и инструктора. Знавал я его ещё по августу 1966 года, когда в альплагере Цей выполнял под его «мудрым» руководством первую часть квалификационных восхождений на второй разряд. Уже тогда из-за его осторожности, упрямства и недоброго отношения к участникам отделение, которым он руководил, вместо пяти плановых восхождений совершило только три. Тогда в этом лагере в среде участников за ним ходила кличка «осёл». И вот спустя четыре года этот человек опять встал на пути спортивного совершенствования не только моего, но и всех остальных участников сборов. Что он с нами делал во время процедуры выпуска на маршрут – трудно описать словами нормативной лексики. Нам приходилось, как минимум, три-четыре раза править описание и кроки19 в маршрутном листе, каждый участник персонально проверялся на знание маршрута и на умение действовать в критических ситуациях.
На тренировочное восхождение 3А категории (вершина Таймази) мы тащили полное бивуачное снаряжение (палатку, спальные мешки, примус, бензин, аптечку, рацию и прочее), без которого можно было вполне обойтись. По факту протяженность маршрута с бивуака на бивуак во времени заняла у нас чуть больше восьми часов. Начспас был удивлён нашей физической и спортивной формой, однако ларчик просто открывался – всё бивуачное снаряжение, кроме палатки, рации и аптечки, мы оставили в начале маршрута во время первого привала.
После этого наша группа вместе с воронежцами, всего восемь участников, совершила полный траверс массива Таймази с запада на восток 4А категории сложности. На этот маршрут мы вышли с полным набором бивуачного и специального снаряжения; тем не менее, маршрут прошли в один день за шестнадцать часов без особых происшествий. Правда был момент, когда А. Фролов, шедший в связке со мной, сорвался с гребня и начал скользить по склону в крутой снежный кулуар. Срыв я заметил, успел организовать страховку, и неприятный инцидент окончился благополучно.
После этого восхождения мы подняли вопрос о выходе двух спортивных групп в район поляны Нахашбита для совершения квалификационных восхождений по маршрутам четвёртой и возможно пятой категории сложности. Наш тренер Е. Николаева поддержала эту идею, да и начспас Ю. Левчук в принципе не возражал. Однако, когда дело дошло до выпуска на восхождения по конкретным маршрутам четвёртой категории сложности, начались многочисленные препоны, формально обоснованные нормами «Правил спортивных мероприятий в альпинизме». Например, мы не могли выходить на маршруты 4Б без наличия у каждого участника спортивной группы двух восхождений 4А сложности, совершённых в текущем году и при этом восходителей должна страховать, как спасательный отряд, группа альпинистов не менее четырех человек, равной или более высокой квалификации. В связи с тем, что на поляну Нахашбита предполагалось выйти командой из 9 человек, то эта норма автоматически закрывала нам возможность выхода на маршруты двух групп одновременно. Имея ресурс времени 8 дней, мы могли рассчитывать максимум на три восхождения, при благоприятных погодных условиях.
Перспектива выйти на маршруты 5-й категории сложности испарилась как утренний туман. К тому же начспас приготовил нам очередной сюрприз. Он в категоричной форме потребовал доставить на поляну Нахашбита комплект тросового спасательного снаряжения, явно рассчитывая на то, что мы не сможем за одну ходку доставить к месту назначения весь груз продуктов, топлива и снаряжения. Но наши воронежские друзья уже имели опыт взаимоотношений с такими деятелями от альпинизма. Не знаю, сколько спирта Коляй выпил с начспасом, и сколько душевных песен ему спела под гитару Лида Девяткина, но все каверзные требования были урегулированы.
Транспортную проблему решили оригинальным способом. Все участники выхода сбросились по три рубля, двое из нас тайно сбегали в ближайшее селение Стурдигора и наняли там пять осликов с мальчиками-погонщиками. Утром в день выхода, когда участники похода построились с громадными рюкзаками и выслушали напутственные речи руководителей сбора, на поляне Таймази неожиданно появились пять парнишек с осликами. Надо было видеть эту картину. Сначала была немая сцена, потом у начспаса отпала челюсть, а Е. Николаева ходила между нами и приговаривала: «ну, удивили, ну молодцы…». Не теряя времени, мы быстренько навьючили на осликов большую часть груза и с лёгкими рюкзаками бодро пошагали по тропе в сторону поляны Нахашбита.
Спуск с вершины на поляну Нахашбита
Было чудесное июльское утро. Погода была прекрасная, на небе ни облачка, а над альпийскими лугами, через которые мы продвигались к цели нашего похода, стояла лёгкая дымка утреннего тумана. Нас окружал величественный горный пейзаж: слева, на небольшом удалении, возвышался горный массив вершины Галдор, а прямо перед нами, вдали, маячили вершины массива Доппахов и Суган-Тау. Вся эта картина поднимала нам настроение и придавала уверенности в успехе нашего похода.
Прошло два часа, погонщики остановили ишаков, разгрузили их от поклажи и отпустили гулять на живописной лужайке. Нам они объяснили, что вьючным животным необходимо периодически давать отдых. И это было вполне логично, поэтому мы не стали возражать и тоже отдыхали, собравшись возле ручья, послушать очередные альпинистские байки Коляя и его товарищей. Погонщики тоже собрались своей компанией и что-то живо обсуждали, наверное, сельские новости.
Полчаса отдыха прошли незаметно, и мы снова отправились в путь. Ещё через два часа, на очередном привале мы решили перекусить. Стали доставать из рюкзаков запланированную на этот случай еду и тут обнаружилось, что из внешних карманов некоторых рюкзаков исчезли ножи, фонарики и другие мелкие, но очень нужные вещи. Выпасть из карманов они не могли, так как карманы в рюкзаках закрывались клапанами. Смутные подозрения сразу же пали на наших погонщиков. Коляй и его товарищ Коля Солодовников устроили старшему погонщику допрос с пристрастием. Тот сначала было отпирался, но, когда ему пригрозили, что не заплатят за работу, а деньги (двадцать пять рублей), по тем временам были немалые, он во всём признался. Возмущению нашему не было предела. Сначала мы хотели поколотить погонщиков, но потом вовремя сообразили, что после экзекуции они или разбегутся, или откажутся идти дальше, и тогда нам придётся тащить весь тяжеленный груз на себе. Перспектива была малоприятной.