Игра чувств

Через неделю Ириска встретила меня в аэропорту.

– Хочу показать, что могу уже улыбаться за рулем! И моя улыбка не будет гримасой!

– Ты действительно спокойна за рулем.

– Я знаю, что ты передал много знаний. Если бы ты просто сидел рядом и не кричал, я была бы тебе благодарна не меньше. Я сама всему научилась бы. Знания – это просто. Не кричать – это сложнее…

Больше в аэропорту Ириска меня не встречала.

В Веронику я влюбился сразу, будто споткнулся и не захотел ловить равновесие. Она работала в небольшом рекламном агентстве, пришла к нам на переговоры вместе со своим шефом, смотрела на все с любопытством и улыбалась чуть чаще, чем требовало содержание разговора. В ее зеленые глаза были будто вставлены маленькие фонарики, хотя, конечно же, я это себе просто придумал.

У Вероники были длинные ноги, длинные волосы, длинные пальцы… Казалось, что у нее растут даже ресницы…

– Глядя на вашу помощницу, я все-таки не могу понять – вы возглавляете рекламное или модельное агентство? – выдавил я из себя комплимент.

Вероника улыбнулась снова, и почему-то мне показалось, что она улыбается не моим словам, а мне.

Я наобещал больше, чем мог позволить мой рекламный бюджет, но зато уже после первой же встречи у меня был ее номер сотового телефона, адрес электронной почты и надуманная потребность обсудить множество деталей предстоящего сотрудничества.

На следующий день я пригласил ее поужинать. Вероника отказалась вежливо, но без надежды пригласить ее снова:

– Извините, но по вечерам я не работаю.

Я в одиночестве напился текилы впервые за пять лет.

Протрезвев, я сразу уселся за переговоры с самим собой на самом высоком уровне. Сначала я сел перед зеркалом, но сразу понял, что это слишком театрально. Сел за стол, поставил перед собой стакан воды на случай, если вдруг пересохнет в горле… Но этого было явно недостаточно для того, чтобы сосредоточиться на себе самом. Я попытался вспомнить, как это делается, но быстро понял, что не хочу вспоминать то, чего не было. Раньше я обычно разговаривал с собой, будто отмахивался, мол, отстань, не до тебя сейчас, своих проблем хватает. Зачем пристал? Что тебе надо? Скучно – займи себя сексуальными фантазиями… Совсем скучно – напейся или сходи прокричаться летом на футбольный матч, зимой – на хоккейный. Понимал, конечно, что от самого себя отмахиваюсь, но тот, от кого я отмахивался, уходил всегда, кроме пятниц, быстро, не прощаясь, не наследив… И я был уверен, что отмахнуться – это и есть решение.

Почему же так получилось, что я думал о себе сосредоточенно и умно так редко, всего несколько раз за всю жизнь? После школы я минут десять думал о том, куда поступать – на философский факультет или психологический. Когда умер папа, я ненадолго задумался о том, что значит быть самым старшим мужчиной в небольшой и недружной семье. Однажды думал о том, что секс сближает мужчину с женщиной гораздо меньше, чем женщину с мужчиной, и потом встал, оделся, побрился, поцеловал еще спящую подругу в попу и уже больше не возвращался к ней. Вот, пожалуй, и все мои попытки подумать о себе. Остальные мысли приходили ко мне готовым к употреблению пониманием. Еще в университете я понял, что нужен другим людям только в здоровом и обеспеченном виде, и поэтому сознательно не курил, каждую неделю играл в теннис и больше зарабатывал деньги, чем думал о том, зачем они мне на самом деле нужны. Прочитав пушкинскую фразу о том, что сладостное внимание женщин – почти единственная цель наших усилий, я с облегчением понял, что моя зависимость от женского внимания – это норма, а не болезнь. И про Ириску я на самом деле никогда не думал, а просто с момента первого секса понимал, что мне с ней хорошо и удобно.

Я много тысяч часов размышлял о том, как лучше организовать продажу крымских вин по всей стране. О футболе я рассуждал почти вслух даже тогда, когда рядом не было никого, кто мог бы поспорить со мной. Жизнь друзей мы всегда с другими друзьями анализировали настолько глубоко, что знакомым женщинам казалось, что мы умеем сплетничать лучше них. Я никогда не сомневался в том, что я умею думать! Меня этому учили много лет на философском. Я недавно классически умно купил себе машину: собрал всю информацию о спортивных купе, сравнил доступные модели, побывал на нескольких тест-драйвах, добился минимально возможной цены… Я действительно умею думать, но почему-то о себе как-то не думается. Эмоции перебивают… Честности не хватает… Не удается убрать из мышления фон из каких-то непонятных условностей и никому ненужных обязательств… Еще я заметил, что большая часть нашей энергии почему-то постоянно расходуется на то, чтобы скрывать от самих себя все, что мы знаем о себе. И думать о своих чувствах – это совсем иное, чем думать об абстракциях и железках. О чувствах надо уметь думать как-то по-особенному, и в университете меня этому почему-то не учили.

Я вдруг понял, что почти ничего не знаю о своих чувствах. Дружить со своими немногими мыслями мне всегда было проще, чем со своими тощими чувствами. Я лишь знал, что появляющиеся мысли у меня почему-то всегда убивают чувства, но почему-то не в этот раз. Я всегда знал, что есть чувства, которых во мне нет и, скорее всего, никогда не будет. Например, во мне нет веры. Веры в себя, веры в своего еще не родившегося ребенка, вера в близкого человека – нет этих вер у меня. Но разве это делает меня ущербны? Это пустое пространство безверия не заполняется какими-то другими чувствами-монстрами, потому что пустого пространства не возникает. Вместо «я верю» я говорю «не знаю». Мне легко жить со своим «не знаю». Я не комплексую по поводу своего незнания. Я не ставлю себе двойки за свое незнание. Я вовсе не уверен, что хочу все знать. Я переживу без веры в человечество и уж тем более в непонятных мне Богов, которые давно превратились почти в Дедов морозов, о которых мы вспоминаем в ожидании подарков и забываем, когда играем в свои земные игры…

Я думал обо всем этом, словно смотрел в колодец, не узнавая свое отражение в глубине. И, внутренне пошатнувшись, осторожно попробовал подумать о Веронике, будто вступил в холодную реку в жаркий день.

Проще всего было ответить на вопрос, действительно ли я хочу Веронику? Да, я ее хотел, причем всю целиком, даже в одежде. Я мог раздеть ее взглядом, но не пытался, потому что даже в одежде она была для меня сексуальнее всех женщин, с которыми мне доводилось оказываться в постели. Я хотел, чтобы именно со мной она ездила на переговоры, а не с тем хмырем-начальником. Просто поужинать с ней мне показалось вершиной блаженства, и я удивился такой целомудренности своего возбуждения чрезвычайной степени.

Чуть сложнее оказалось понять, что же мне делать дальше? Раньше я обычно обращал серьезное внимание только на тех женщин, которым хотя бы немного нравился. Впервые мне предстояло сокращать дистанцию с женщиной, которая ко мне, в лучшем случае, равнодушна. Да, я понял, что стало целью на ближайшее время – сокращать дистанцию! От миллиона парсек до проникновения…

Зазвенел телефон… Просто кто-то ошибся номером. Кажется возникшая внутренняя концентрация разбилась на множество брызг, как дешевое стекло. Я выпил приготовленную воду и поехал на теннис.

Я летел в самолете, будто в пустоте, и чувствовал, что слова, ситуации, даже жажда не проникают сейчас в меня…

Насколько далека сейчас от меня Вероника? Наверное, на расстоянии сотни световых лет. Как звезда? Нет, все-таки ближе. Звезда – это лишь блик на ночном небе, как Синди Кроуфорд. До звезды даже долететь невозможно, не изобрели еще такие космические корабли. Хотя ведь кто-то спит с этой Синди, и кому-то она истрепала все нервы… Не отвлекайся, пусть об этом думают астрономы. Пусть для начала Вероника станет Луной. Луна красивая… Когда Луна бывает полной, на ней даже без бинокля можно разглядеть кратеры и моря. Ее даже днем иногда видно. Там уже были люди, я знаю. Кто будет следующим? Почему не я?

С первой встречи Вероника управляет мной без всяких на то усилий, причин и смысла… Так Луна управляет океанами, создавая приливы и отливы. Луна своим притяжением притягивает и отпускает воду. Думаю, даже ученые на самом деле не понимают того, как и зачем это происходит. Налей воду из-под крана и попробуй чем-нибудь ее притянуть – не получится, нет на Земле таких магнитов. Вот и Вероника притягивает меня вопреки моему желанию и здравому смыслу, который напоминает, что у меня есть свобода, покой, регулярный секс и никаких видимых причин отказываться от этого. Здравый смысл действительно успокаивает, пока я не думаю о Веронике, но о Веронике теперь я думаю всегда. Оказывается, жить вопреки здравому смыслу – это нормально. Я с неотвратимой неохотой начинал примиряться с тем, что теперь мне часто придется признавать нормальным то, что до этого считал абсурдным и для себя неприемлемым.

…Самолет стал разворачиваться на посадку, и солнце ворвалось в мой иллюминатор. Не люблю теперь Солнце – теперь хочу Луну.

К Ириске я приехал с большим букетом роз.

– Ты впервые за столько лет подарил мне цветы, – она смотрела на меня серьезно, но не подозрительно. – Мы настолько близки, что это исключает возможность романтических отношений. Что-то случилось?

– Просто хотел тебя удивить… И вдруг понял, что самый простой способ удивить – это меняться самому без предварительных условий.

Весь вечер мне хотелось задавать Ириске вопросы. Хотелось до такой степени, что я даже изменил своей давнишней привычке задавать женщине вопросы таким образом, чтобы подсказывать ей правильный ответ.

– Что лучше: полюбить или влюбиться?

– Лучше одновременно, – Ириска откликалась быстро и откуда-то изнутри, будто мне отвечала вся мировая женская скорбь.

– Так не бывает.

– Бывает… Бывает у всех… Просто не все замечают этого.

Я лежал на коленях Ириски. Она теребила мои волосы.

– Почему люди так редко думают о счастье и любви? – мне почему-то казалось, что Ириска знает все ответы уже только потому, что она – женщина.

– И правильно делают! Уметь чувствовать важнее, чем уметь думать.

Я не понимал ответы и впервые не чувствовал себя при этом глупым.

Я смотрел в иллюминатор и думал о том, что с самолета моя уже случившаяся жизнь видна четко как на карте, без зашелушившихся деталей. Думал о том, что даже на огромной самолетной скорости я никогда не смогу заглянуть за горизонт, в будущее. Думал, что раньше каждый раз, когда я хотел изменить свою жизнь, то в итоге лишь удваивал прежнюю, и потому на самом деле ничего не менялось.

Сначала мне сильнее всего хотелось наделать глупостей. Узнать домашний адрес Вероники, и утром постучать в ее окно, и не важно, на каком этаже это окно будет, и подарить ей сто одну розу. Или купить кольцо с бриллиантом не меньше, чем карат, прийти к Веронике на работу и на глазах у всех упасть на колени, и позвать ее в жены, и пусть будет то, что будет…

На пороге ювелирного магазина я понял, почему люди время от времени должны делать глупости. Каждый должен иногда предаваться милым безрассудствам для того, что в действительно важный момент жизни вспомнить, что даже милая глупость все равно прежде всего глупость и только потом милая. Я пообещал самому себе как-нибудь во время матча «Зенита» выбежать на футбольное поле, и поехал домой, чтобы запереть себя в квартирную оболочку как в кандалы.

Не с действий надо начинать… И даже не с мыслей…И даже не с чувств и эмоций, потому что чувств и эмоций и так настолько много, что я уже неминуемо начинаю привыкать жить с цунами внутри себя, потому что человек ко всему, оказывается, привыкает, если еще жив.

Я долго думал о том, что совпадение чувств двух людей по отношению друг к другу – это большая редкость. Надо уметь жить не только в согласии со своими чувствами, но и в мире с чувствами других. Надо уметь жить даже в тех случаях, когда чувства друг к другу не совпадают. Может быть, такое несовпадение как раз и привлекает? Может, только из несовпадения и возникает та искра, из которой потом только и могут появиться новые общие чувства?

Мыслей становилось все больше… Мысли были все умнее… Чем больше становилось мыслей и чем они были умнее, тем сильнее путались и лишали размышления всякого практического смысла.

После третьей рюмки текилы я вдруг понял, что мне необходимо. Мне нужен правильный настрой! Я, конечно же, еще не понимал, что такое настрой и в чем должна заключаться его правильность, но сразу стало спокойнее и резко расхотелось пить. Я думал о том, что мне нужен своеобразный камертон пусть не для чувств, а хотя бы для мыслей и поступков, чтобы не срываться на текилу каждый раз после не услышанных слов. Чтобы не делать глупостей… Чтобы хватало сил смотреть на Веронику и при этом не терялась способность думать… Чтобы становиться лучше, потому что только другой «я», более яркий и тонкий, может по-настоящему ее зацепить. Все это звучало во мне как наглая молитва, которая временами становилась ультимативным требованием вдохновения у неведомого Всевышнего. В этом я почувствовал какую-то новую силу, и удивился своей еще неумелой, но уже явной способности мыслями прикасаться к чувствам и даже, пусть пока и неумело, менять их цвет и форму.

Разгружать когда-то вагоны мне было легче, чем сейчас думать о себе. Мне по жизни все давалось легко – учеба, деньги, первый секс… Но в жизни людей, видимо, всегда случаются моменты, когда их сила становится беспомощностью, и они зависают между распирающим желанием и невозможностью понять как дальше жить.

Я на балконе выкурил до фильтра жестокую, дерущую горло сигарету, и пошел спать с надеждой во сне найти подсказки на неведомом, но уже нестрашном пути.

Я проснулся с уверенностью, что знаю ответы на еще незаданные вопросы. Но быстро понял, что это не столь нужный мне психологический настрой, а всего лишь нормальная эйфория здорового и неглупого человека. Просто своеобразная утренняя интеллектуальная эрекция, которая проходит сама собой после чашки кофе, планирования своего дня и последующего реалистичного понимания, что исключительно от самого себя мало что зависит.

Всю дорогу до работы я искал свой настрой, как выпавшую из глаза линзу: я что-то вроде бы и видел одним глазом, но все равно искал на ощупь, будто совсем слепой.

Конечно же, я, прежде всего, решил настраиваться на победу. Это было мне знакомо по теннисным матчам. Я настраивался на победу каждый раз, когда начинал проигрывать, и делал это так же, как теннисисты в телевизионных трансляциях: гримасничал, бросал ракетку о корт и даже матерился… Проку от такого настроя было немного, и, видимо, поэтому я чаще проигрывал, чем выигрывал, но это меня почему-то ничуть не расстраивало. Я быстро понял, что не хочу ничего выигрывать у Вероники. Скорее, наоборот, я хочу проиграть ей нечто самое важное, и потом отдаться на милость победительнице. Считать жизнь разновидностью спорта мне всегда казалось примитивным подходом. Это все равно, что из реальной жизни залезть в телевизор. Я скорее предчувствовал, чем знал, что имеет смысл побеждать только самого себя, да и то только очень редко, чтобы не возненавидеть себя за это.

Потом я вспомнил, что умею терпеть. Я настраивался на терпение каждый раз, когда садился за учебник английского или когда нужно было окучивать картошку на даче. Я знаю, что смогу из непонятной атмосферы набраться терпения словно воздуха, и ждать, будто под водой, удачный момент, чтобы сказать Веронике заранее придуманную фразу… Или чтобы однажды случайно встретить ее в суете Питера, искренне этому удивиться и заразить ее своим удивлением… Или чтобы терпеливо начать забывать Веронику и, однажды захлебнувшись, понять, что это невозможно…

Я долго думал о том, какой мужчина может понравиться Веронике. Весельчак? Я могу настроиться на веселость! Я сумею каждый день запоминать по десять новых анекдотов, возьму несколько уроков актерского мастерства и буду рассказывать так смешно, что у нее тушь потечет от смеха. Или, может, ей больше всего нравятся мужественные романтики? Я, кстати, давно собирался научиться играть на гитаре, и знакомство с Вероникой может стать отличной возможностью исполнить давнишние планы. А еще я буду ходить в горы, возьму Веронику с собой на Эльбрус и вот там, возле костра, когда я буду петь под гитару что-нибудь про рассвет или закат, она увидит меня в новом свете и тогда… Меня клинило каждый раз, когда я подбирался к этому «тогда», и кто-то внутри меня подсказывал, что такие слишком конкретные мечты категорически не сбываются.

Я продолжал искать внутри себя ответы или хотя бы подсказки. Заглядывал в себя и удивлялся тому, что есть куда заглядывать. Что, оказывается, за тридцать лет моей жизни внутри меня выросло столько противоречивых мыслей и эмоций, что в них можно заблудиться… И вот я блуждаю, но я все-таки настолько уже сильный, что уверен: нужную дорогу я скоро найду. Это погружение в себя было настолько новым и интересным для меня, что уже только за него я был благодарен Веронике настолько, что хотелось позвонить ей и долго говорить ей «спасибо» просто за то, что она когда-то родилась и однажды зачем-то посмотрела на меня.

Ответ пришел ко мне неожиданно, как гол в собственные ворота. Мне нужно настроиться на игру! Как в теннисе, когда играешь не на счет! В такой игре не бывает победителя и побежденного. Есть только удовольствие от движения… Восторг от замысловатой траектории посланного тобою мяча… В ту минуту я был уверен, что четко подрезанный мяч для меня важнее выигранного гейма. А выманить другого игрока к сетке и обвести его высокой свечой – за это я готов отдать сет! Игры придуманы для того, чтобы в них играть, а не выигрывать. Победа – это только миг… Дорога к победе – это и есть жизнь!

Накатывающее ощущение легкой почти наркотической эйфории недвусмысленно подсказывало мне, что этот ответ правильный. Свое общение с Вероникой мне надо превратить в занимательную игру. Я должен играть с ней как когда-то играл в рулетку во все дни, кроме пятниц. Не придавать слишком большого значения результату, чтобы не сковывать себя. Баловаться, чтобы получать удовольствие от процесса. Просто развлекаться, чтобы, проиграв, не жалеть о потраченном времени, деньгах, эмоциях…

Настроение улучшалось, и мысли теперь выстраивались ровно, словно солдаты в парадном строю.

Мужчина обычно начинают ухаживать именно за женщинами, которые их не хотят. Эта еще час назад кощунственная мысль становилась одним из условий игры и уже воспринималась нормально, как правила подкидного дурака! Хороших девушек почти всегда предстоит отбивать у идиотов, которые их не ценят. Сначала женщина к тебе равнодушна. В лучшем случае, вежлива. Это нормально! Это как карты, которые ты получаешь при первой раздаче – там редко бывают только козыри. На твои звонки женщины, которые просто еще не успели тебя оценить, отвечают через раз и от свидания отказываются. Не из вредности, просто в этот день нет настроения, а ты пока его еще не создаешь. Моя задача – сделать так, чтобы Вероника меня захотела! Я должен интеллектуально грамотно разбить ее сердце!

Я вдруг почувствовал себя настолько хорошо, что был готов к еще более амбициозным целям. Это будет особенная игра! Я не играю против Вероники, и потому на самом деле вовсе не хочу ее побеждать. Затащить красивую женщину в постель – это банальность для ловеласов прошлых веков. На самом деле, мы с Вероникой играем вместе, в одной команде, просто она об этом пока не знает. И если сейчас об этом узнает, то не поймет. Я буду учить ее своей игре и делать вместе с ней шаги к выигрышу. Это должна быть наша общая игра против скучного и банального человечества, чтобы она поняла, догадалась, почувствовала, в конце концов, что счастливой она будет только со мной…

Весь день я жил с уверенностью, что, если я возьму за основу именно такой настрой, то буду готов к битве, которая вообще-то происходит каждый день каждого из нас.

Когда случилась игра, все стало значительно проще и складывалось в понятную систему.

Начать, конечно, надо с внешности. Я тут же взял тупые офисные ножницы, и кривовато, но коротко обстриг себе ногти: теперь у грязи нет ни малейшего шанса попасть под них. Завтра я куплю новые ботинки и схожу в парикмахерскую. Не для Вероники – просто давно собирался. Хотя на самом деле, конечно же, для нее! Я должен вписываться в ее представление о прекрасном.

У меня есть адрес ее электронной почты. Это также много, как тридцать лет назад знать номер домашнего телефона, а век назад знать фамилию владельца дома. Этим надо воспользоваться. Просто напиши ей письмо, на которое она не сможет не ответить. Отнесись к этому с беззаботной безрассудностью ребенка, который всю жизнь проводит в играх в уверенности, что он может только выиграть, и никогда не проиграет, потому что ему нечего проигрывать. Сейчас у меня нет ничего, что связывало бы меня с Вероникой, и поэтому я ничем не рискую.

На сайте рекламного агентства, в котором работала Вероника, я увидел несколько ее фотографий, сразу скопировал их, всматривался в них фанатично, словно хотел, чтобы фотографии ожили, и я оказался среди тех, кому так приветливо улыбалась эта стройная красивая женщина. Переключиться на какие-то конструктивные действия было сложно: кажется, вот так и смотрел бы в ее очаровательное лицо весь этот день, неделю, год… Нет, не впадай в транс! От эмоций люди глупеют, а мой ум – мой единственный шанс!

Я открыл почтовую программу и стал сочинять первое письмо. Во-первых, надо попробовать все-таки перейти на «ты». Это станет преодолением первого миллиона километров между нами. Во-вторых, понятно, что только какие-то знаки внимания могут заставить женщину не послать меня нафиг далеко и надолго. Но знаки внимания должны быть изюмистые, банальное «ты такая красивая» только оттолкнет… Комплименты – это самая надежная валюта в начале игры на соблазнение, хотя и фальшива насквозь. Итак, надо Веронику за что-то похвалить и сразу потребовать за это право обращаться на «ты». И сделать это спокойно, без придыхания, будто мы сто лет знакомы, и это письмо не первое, а, как минимум, сто двадцать пятое, просто часть привычного общения:

«Посмотрел сайт Твоего агентства. Весь день любуюсь Твоими фотографиями с пресс-конференции…»

Многоточие – это хорошо… Намекает на многозначительность, но не навязывает ее. Но как-то суховато…

«Зеленый костюм Ты подбирала под цвет своих глаз?»

Уже гораздо лучше! Теперь она знает, что я обратил внимание на цвет ее глаз (или линз, это уже не важно), а для многих женщин глаза – это единственная интимная часть ее тела, которую она не должна скрывать одеждой. Я польстил ее вкусу в одежде. И теперь в письме появился вопрос. Вопрос оправдывает сам факт появления моего письма, и она, как девушка воспитанная, не сможет не ответить на него, ведь это будет просто невежливо.

Я кликнул «отправить», и пошел по офису, срочно придумывая, чем себя занять на ближайшие минуты или часы, только бы не пялиться тупо в экран монитора в ожидании ее ответа. Я точно знал, что за компьютером ничего не смогу делать пока не получу ее письмо. Сколько может продлиться ожидание? Пять минут? Десять? Если она сейчас не в офисе, то, может, и до конца дня… А вдруг она вообще не ответит? Нет, мы – их потенциальные клиенты, на грубость молчания она не решится по служебным соображениям. Да, я использую свою должность в деле соблазнения красивой женщины, и, если потребуется, я потрачу весь рекламный бюджет своей конторы, чтобы провести хотя бы вечер наедине с Вероникой…

Компьютер мяукнул, извещая о новом письме… Не от нее… Я пошел по офису по второму кругу… Когда я вернулся, ее ответ уже ждал меня.

«Почему Вы обращаетесь ко мне на «ты»?»

Я улыбнулся, потому что знал, что делать: сейчас самое важное – удачно пошутить, и эта шутка была заранее приготовлена! Мое следующее письмо должно снять напряжение и продемонстрирует мое обаяние:

«Я обращаюсь на «Ты» с большой буквы! Разве Ты не слышишь этого в моем голосе?!»

Ответ Вероники пришел уже через минуту:

«Тебе действительно понравились фотографии?»

Я резко выдохнул, словно только что выиграл первый гейм у соперника, который значительно лучше меня играет в теннис. Мы перешли на «ты» – это значит, что я лечу к Луне все быстрее! Внимание к ее зеленым глазам оценено, хотя об этом не сказано ни слова, и Вероника очевидно хочет еще знаков внимания! Луна стала поворачиваться своей еще незримой мне стороной!

Первые письма должны быть короткими. Это почти дежурный разговор в курилке, в котором вместо звуков буквы на мониторе… Не напрягай ее… Не вспугни как птичку в лесу…

«Фотографии – нет. Женщина на них – очень)))»

Ответ был почти мгновенным:

«Спасибо за комплимент)))»

Она уже ждет моих писем!.. Смайлики в женских письмах – это, конечно, эмоция стандартная, нельзя ей придавать большого значения, а вот их отсутствие означает, как правило, безразличие или слишком серьезное отношение к написанному. Теперь надо написать какой-нибудь афоризм. А еще лучше придумать его. Лучше пусть будет два афоризма, чтобы подчеркнуть, что афористичность – это не случайность, а стиль моего общения.

«Я не говорю комплименты. Комплимент – это, как минимум, преувеличение и, как максимум, вранье. Я говорю только правду, чтобы не напрягать память и потом не путаться в показаниях. Когда ты искренен, ты ничем не рискуешь…»

Последнюю фразу я написал, потом стер, потом долго думал о том, сам ли я ее придумал или уже слышал где-то и сейчас вдруг вспомнил… Потом думал о том, что не согласен с ней, но сразу понял, что для переписки мое несогласие не имеет никакого значения. Фраза эффектная, и, если Вероника обратит на ее внимание, у меня будет время подумать над ее смыслом. В переписке не требуется мгновенной реакции, как во время разговора, и это позволяло мне быть очевидно умнее, чем я был на самом деле, и этим надо было пользоваться. Еще раз перечитал и отправил письмо.

«А в жизни я еще лучше :)))»

Как же все-таки женщинам, даже красивым, не хватает незамысловатого внимания! И этим тоже надо обязательно воспользоваться:

«Очень притягательно, когда в женщине есть собственный интересный мир, в который хочется войти (с ее, конечно, разрешения). Это гораздо познавательнее, чем тянуть кого-то в свой мир – никакой новизны».

Я, честно говоря, не был уверен, что в Веронике есть глубокий внутренний мир. В красивых женщинах это большая редкость. Но я ведь имею право писать все, что угодно, потому что это только игра, причем игра по моим правилам. В конце концов, моего мира хватит на нас двоих. И долго крутиться вокруг внешности Вероники – значит быть банальным и становиться в самый конец длинной очереди дежурных поклонников ее внешности.

«Мысль взрослого зрелого мужчины».

Я зацепил ее! В письме не было смайликов и даже восклицательного знака. Это сказано всерьез! Теперь важно сделать вид, что я этого не заметил! Просто я на самом деле такой крутой, детка!

«Не говорю за эту фразу «спасибо». Просто так оно и есть на самом деле».

Я отправил это письмо и сразу пожалел об этом. Самое дурацкое письмо, которое только можно было написать! Хотя бы смайлики поставил, тогда можно было бы выдать эти слова за неудачную шутку. Самовлюбленный кретин! Расслабился после ее первой же человеческой фразы! Надо оставаться полностью сосредоточенным на игре, когда она не получается, и тем более, когда чувствуешь, что только что приблизился к цели на шаг или на еще один миллион километров. Сейчас она пошлет меня подальше или вообще не ответит, и будет права…

Ответ Вероники задерживался… Я нервничал…

«Про свою скромность я могу говорить часами. Я смотрю, что скромность и твой конек :))))»

Кажется, пронесло… Просто у нее сегодня настолько хорошее настроение, что она готова принять за шутку даже те слова, которые шуткой не являются. Сейчас надо написать что-нибудь по-серьезнее:

«Достоевский где-то написал о том, что понимание жизни, которое двадцатилетним женщинам дается природой, мужчины получают только к сорока годам вместе с первой сединой, рубцами на сердце, тысячей прочитанных книг, заплатив десятками терзаний, поражений и т.д. Когда я прочитал эти строки в двадцать – я не поверил. Теперь приходится все чаще с этим соглашаться».

Я был не слишком занудлив? Зато показал свою образованность. И тонко польстил внутреннему миру двадцатилетних женщин.

«Я боюсь предположить, во сколько лет узнает мужчина то, что женщина знает в сорок)))».

А она веселая! Хватит ли у меня остроумия? В переписке хватит. А при встрече? Не думай об этом! Сосредоточься, а то опять сморозишь глупость…

«Пойду спрошу у Достоевского…»

Ее быстрый ответ снова повеселил меня:

«Ой, не надо! Туда, где он сейчас, тебе еще рано)))»

Вероника нравилась мне все больше, хотя еще минуту назад казалось, куда уж еще больше…

Прежде, чем я придумал следующее письмо, Вероника написала, что убегает с работы по делам и что ждет моих сообщений завтра. Вечер дня я пребывал с редким для себя ощущением, что день прожит не зря.

Второй день я решил начать с простого «Доброго утра!». Словно мы лежим в постели, глаза еще смотрят какой-то сон и не хотят открываться, но я уже ощущаю ее тепло рядом, тянусь губами к первому попавшемуся кусочку ее тела, чтобы поцелуй стал частью этого «Доброго утра!» Мне почему-то никто, кроме мамы, не говорит эти обычные домашние слова. На работе я слышу только дежурное «привет». А в постели со мной вообще никто никогда и никак не здоровается. Мне, оказывается, так не хватает этого «Доброго утра!»

Интересно, мне свою вдруг нахлынувшую сентиментальность убить сразу и полностью или чуть-чуть оставить, чтобы разбавить ею создаваемый мною образ умного, но не занудного, состоявшегося мужчины?! Пожалуй, чуть-чуть оставлю… Она примет мою ситуационную сентиментальность за романтичность. Даже красивым девушкам романтика нравится.

Ответ от Вероники был быстрым и неожиданным.

«Ты по утрам пьешь кофе или кофе с молоком?»

Я почти физически почувствовал, что преодолел еще десяток миллионов километров до Вероники. Она задала мне первый вопрос обо мне! Эта ее первая капля интереса ко мне! Хотя, скорее всего, все дело лишь в том, что она сама для себя сейчас не может решить: добавлять ли ей молоко в кофе или нет? Но интерес, как первый робкий росток, возник… Появилось то, что теперь необходимо хранить, холить и лелеять. И я знаю, что для этого важно делать – для этого надо удержаться от соблазна броситься рассказывать о себе! Я ведь не ищу отчаянно слушательницу для своих речей. Лишь слабые потерянные люди ограниченного ума и контакта с людьми стремятся изливать душу всякому, кто неосторожно обратил на них внимание. В ответе достаточно несколько скупых, но ярких фраз о себе. Потом у меня будет вся жизнь трепаться о том, что интересно мне. А пока надо использовать ее внимание ко мне как право самому задавать ей личные вопросы. Надо заставить ее рассказывать о себе. Надо убедить ее, что я заинтересован ее миром, и это будет непросто сделать даже при условии, что я действительно в нем заинтересован. Нужно попытаться понять интересы всей ее жизни… Потом интересы этого года, этой недели, сегодняшнего утра… Надо набрать как можно больше деталей: какие цветы она любит, какую кухню предпочитает, какие фильмы смотрит, коллекционирует она туфли или какую-нибудь другую ерунду типа ювелирных украшений… Надо попробовать создать атмосферу, будто мы единственные люди во Вселенной… По крайней мере, единственные, кто понимает друг друга… Вопросы должны быть очень личные, но без тени извиняющего тона… И надо умудриться даже льстить ей без тени заискивания!