В одно касание. Избранное

Зоркий

В кабинете Ваганова было жарко с самого утра, солнце нещадно светило в окна, входили и выходили не суетливые, сосредоточенные люди, стоял треск Ундервудов, трезвонили телефоны. Обычная повседневная работа аналитиков. Новостей из Москвы не было. Разгоняя рукою табачный дым.

– Не стану вам мешать, господа! Переношу своё концертное выступление на Гороховую!

Константин, улыбнувшись в ответ, и постукивая остро отточенным карандашом по столу.

– Вечером жду! Сегодня мама испечёт мой любимый пирог!

– О! Все мои мысли теперь будут заняты только этим! Искуситель!

Он вышел на тенистую сторону улицы и медленно побрёл, любуясь летним Петербургом.

Доехал до Невского проспекта. Заходил в магазины, букинистические лавки. На почте взял почтовой бумаги и конверт. Пообедал в уютном трактире на Адмиралтейской. Становилось жарко. Снял шляпу, провёл ладонью по макушке – «Пора брить». Через улицу заметил вывеску «Парикмахер мужской». Мастер обрил его круглую голову, щёки и подбородок. Освежил туалетной водой. Надев шляпу возле зеркала, остался доволен. Через час он был на Гороховой. Долго изучал расположение домов с прилегающими дворами. Сквозные проходы. Пути, ведущие в переулки. Постоял в полукруглой арке замкнутого двора. Окна задрапированы дорогой портьерой. Со стороны улицы не было смысла появляться. Он обогнул дом и остановился возле угла, чтобы рассмотреть интересуемый подъезд.

Распахнулась дверь, раздались женские голоса. Он отпрянул и застыл за каменным выступом.

«Пройдёмся немного, Сонечка! Хочется подышать после сна, сначала к Аничкову мосту, в салон модистки, о которой я тебе говорила! Вы обязательно подружитесь! А уж потом в ресторан, я знаю отличное место». Пышная дама с высокой причёской и летним зонтиком, и «Герань», с сумочкой на хрупком локотке согнутой руки. Он перестал дышать. Женщины прошли в двух шагах, не оглянувшись.

– Ну, вот и познакомились, госпожа Лесневская.

Торопливо нырнув в тень дома, вышел проходными дворами на параллельную улицу.

Пирог с творожно-яблочной начинкой был великолепен. Выпили по рюмке коньяка и принялись уплетать ароматные куски, нарезанные Анастасией Львовной.

– Круг общения Лесневской весьма и весьма широк! Мы не выиграем эту партию, Сергей! Я могу только представить, какие потоки информации омывают её, когда офицеры навеселе. И нам, доложу вам сударь, неизвестно, насколько памятлива Ильза Эриховна. А он в это время вспомнил тех, с кем пришлось пробыть за столом вагона-ресторана не более 40 минут. В словах Константина была весомая доля правды. Останься он тогда с офицерами на целый вечер, сколько бы ещё услышал флотских новостей под стук колёс…

– Ты прав! Тысячу раз прав! Нам остается только одно! «Герань». На ней замыкается анализ полученной информации, подготовка и шифровка, плюс отправка на адрес Бёрхарда. Знаешь? Мне кажется, что он со дня на день непременно появится здесь. Ты слышишь тишину в оркестровой яме? Инструменты настроены, ноты разложены, но отсутствует дирижёр!

И тут Константин, наливая в бокалы английский, с пряностями чай, загадочно улыбнулся, и движением фокусника вынул из кармана жилетки бланк телефонограммы.

– Прочтите, сударь!

Телефонограмма. Срочно! Петербург, в Управление контрразведки. 29 июня 1914 год.

Для «Зоркого».

Сегодня, 29 июня, в 16 часов 40 минут, с Николаевского вокзала, господин Бёрхард отправился поездом в Петербург. Вагон первого класса. Второе купе. Место 4.

Настоятельно прошу принять все надлежащие меры для обеспечения встречи Бёрхард и «Герани». После его отбытия приступить к исполнению варианта G. Капитан Слоним.

– И ты весь вечер молчал? О! Нет вам прощенья! Стреляться! Завтра же! Где мой Лепаж?

Они расхохотались. Заглянула в столовую Анастасия Львовна.

– Как весело у нас сегодня!

– Мама! Присаживайся с нами, выпей чаю!

– Нет, нет. Я иду спать. Доброй ночи вам.

– Доброй ночи, мама!

– Доброй ночи, Анастасия Львовна!

Проговорили до позднего часа. Коснувшись щекой подушки, он ещё успел отругать себя за ненаписанное к Нине письмо, и провалился в сон.

Из оперативных донесений русской контрразведки, Москва, год 1914.

Сегодня, 29 июня, «Герань» и Лесневская Ильза Эриховна, проживающие по адресу Гороховая, 8. в 13 часов 18 минут проследовали из дома в салон модистки Изольды Гиммельман по адресу Миллионная, 8. где пробыли с 13 часов 51 минуты до 14 часов 43 минут. После чего направились в Летний сад. Завершив длительную прогулку, в 16часов 28 минут прибыли в ресторан «Пушка» где и провели вечерние часы. Контактов с посетителями ресторана не наблюдалось. За столом находились только вышеназванные лица. Возвратились по проживаемому адресу в 22 часа 17 минут.

Из полицейских сводок Министерства Внутренних Дел. Петербург, год 1914.

В последние дни июня в городе отмечена активизация преступных шаек занимающихся квартирными кражами, по причине отсутствия хозяев, что связано с отъездом в отпуск, либо на дачу. Зафиксированы приемы проникновения в квартиры при помощи взлома входной двери, а также через окна и балконы. Особый интерес проявляется к таким предметам, как золото, деньги, драгоценности, антикварные изделия. Используемый транспорт – услуги извозчиков. Преступления носят дерзкий характер и влекут за собой убийства горничных или прислуги. Оперативные данные, поступающие из других губерний, единичные аресты преступников, позволяют утверждать о массированной акции партии РСДРП.

Герань

Проснулись одновременно. Когда часы отбили семь, столкнулись в коридоре по пути в ванную комнату.

– Доброе утро, Ильза Эриховна!

– Доброе, Сонечка! Выспалась? Я уступаю молодости! Проходи! А я приготовлю завтрак, ужасно хочу горячего чаю! У нас с тобой сегодня очень важный день! Нам надо прекрасно выглядеть!

В девять утра они вышли из дому. Было пасмурно, тепло, туманно. Взяли извозчика и поспешили в парикмахерскую. «Не могу же я предстать в таком виде перед Людвигом». Через полчаса она вышла с изящно завитыми волосами. «Нравится? Не могу себе позволить быть неряшливой, Сонечка».

В Летнем саду решительно направилась, держа под руку, в дальнюю его часть, на тенистую аллею. И там, уже неспешно прогуливаясь, поведала о том, как в день свадьбы с Виктором, когда все гости находились за столом, внезапно появился Бёрхард. Распахнул настежь стеклянные двери в зал, выдержал паузу и торжественно произнёс.

– Германия поздравляет вас!

Под аплодисменты присутствующих, четыре амбала внесли огромную колонну из потемневшего дерева. Поставили её к стене. Развернули. Колонна оказалась старинными часами немецкого мастера Штандера. Людвиг выставил бронзовым ключом готические стрелки, и качнул маятник. «С этого момента они начали измерять время нашего счастья. Ах, Сонечка! Какой чудесный был тот год! И представляешь, 1888! Сплошные милые восьмёрки! Это слова Виктора». Вдруг она сжала ей руку.

– Людвиг!

Из боковой аллеи к ним быстро приближался с небольшим кожаным саквояжем, Бёрхард.

В безупречной тройке и крепких башмаках на толстой подошве. Поцеловав руку Лесневской, приветливо кивнул, и пригласил жестом следовать далее.

– Извини, Ильза, задержался на три минуты. Он вынул из кармана баночку леденцов монпасье и протянул Софье.

– Это для вас.

И не теряя ни секунды времени, глядя только вперед, продолжил.

– Софья! От вас сейчас зависит очень многое. Я подготовил необходимый реестр интересующих нас аспектов. Вам необходимо ориентировать Ильзу Эриховну в нужном направлении. У неё отличная память, но вам придется всё записывать, фильтровать, анализировать. Одним словом я должен получать точные и правильные ответы на поставленные вопросы. Все бумаги после использования сжигать. Корреспонденцию в зашифрованном виде будете доставлять в Диршау.

Он назвал адрес.

– Не забудешь? Впрочем, объёму памяти, которым ты владеешь, даже я испытываю зависть. Он взглянул на Софью и задумавшись о чем-то, помолчал. Протянул ей банковский чек.

– Оплату буду производить на этот счёт. А тебе, дорогая, вот, на первое время.

Вручил Лесневской увесистую упаковку ассигнаций.

– Прощайте!

И стремительно направился к выходу. Софья, взглянув на Ильзу Эриховну, вынула из сумочки носовой платок и принялась вытирать слёзы безудержно плачущей вдовы.

Из оперативных донесений русской контрразведки, Москва, год 1914.

Сегодня, 30 июня, в 10 часов 03 минуты, в Летнем саду состоялась встреча майора германской разведки Бёрхарда с госпожой Лесневской и «Геранью». Через четыре минуты, т.е. в 10 часов 07 минут господин Бёрхард из Летнего сада отправился на вокзал.

Телефонограмма Российской императорской пограничной стражи. Станция Вержболово, год 1914.

Отвечая по существу вашего запроса, сообщаем, что господин Бёрхард покинул пределы Российской империи, следуя поездом на Берлин 30 июня, в 20 часов 35 минут. При таможенном осмотре нарушений российских таможенных правил не выявлено. Поручик Ковалёв.

Обедали они за столиком летнего кафе.

– Ты так любишь сладости?

Софья, открывая баночку монпасье, подняла глаза.

– Очень, особенно парижские!

Среди зеленых, красных и желтых леденцов лежали туго скрученные рулончики бумаги.

– Но это позже, к вечернему чаю.

– Не забудь, Сонечка, что тебе сегодня в салон к Изольде. Забрать своё платье. А я домой. Через час придёт Катерина, она убирает у меня дважды в неделю. Прикажу ей помыть и окна. Если хочешь, погуляй, развейся. С твоей молодостью – это же ежедневный праздник!

Герань и Зоркий

От модистки она вышла в самом прекрасном расположении духа. Изумительно пошитое летнее платье из тонкой волнистой ткани было просто потрясающим. Идя вдоль гранитного парапета над Фонтанкой, с коробкой перевязанной белой лентой, светилась от переполненных чувств женского счастья.

Впереди, возле подъёма на мост, стоял молодой круглоголовый мужчина в светлом элегантном костюме и обмахивался шляпой. Подойдя ближе, заметила в его руке букет прелестных незабудок. Повернувшись на звук шагов, он мгновенно надел шляпу. Расправил поля.

– Простите! Издали я принял вас за свою барышню!

Она уже хотела пройти мимо, но остановилась, услышав.

– Вы не можете сказать, почему она не пришла?

Что-то кольнуло в самой глубине груди, полузабытое и щемящее. Взглянула на него.

– Наверное, лучше узнать это у вашей избранницы.

– Да, конечно, извините.

И опустил глаза. Широкоплеч, узок в поясе. Она улыбнулась.

– Давно ждёте?

Взглянул на часы, оттянув манжет. Матово блеснула запонка.

– Полтора часа!

Весело рассмеялась. С тёплою ноткой в голосе.

– Вы сумасшедший!

– Любовь всегда добавляет в жизнь долю сумасшествия. Не так ли?

Синие глаза. Лёгкий загар. Чисто выбрит.

– Подарок жениха?

Движением глаз указал на коробку.

– Ну что вы! Моё новое платье, пошитое на заказ.

Лицо ее засветилось, что-то русское с итальянским, лучезарная смуглая нежность.

– Можно взглянуть?

Он определённо нравился ей непринуждённостью беседы.

– Прямо здесь?

Она опять улыбнулась, удивляясь себе, этой случайной встрече, своему странному поведению.

– Думаю, что здесь нам помешают.

Улыбка добрая, открытая. Чуть приподнял шляпу.

– Сергей!

Она протянула руку. Почувствовала сильные, чувственные пальцы.

– Софья!

– Давайте я провожу вас, и подожду, когда вы переоденетесь. Впрочем, не смею настаивать.

И она, взволновавшись неизведанным ощущением продолжения праздника, кивнула.

– Идёмте!

Шагнув поближе, заглянул в глаза.

– Вы разрешите?

Он взял коробку с платьем, и протянул ей букет.

– Вот так будет справедливо.

Говорил в основном он. Рассказывал историю Петербурга. Легко читал из памяти строки Пушкина, Блока. О полярной экспедиции Колчака, о туманных проливах. Она, уловив его эрудированность в морской тематике.

– Хотите, угадаю кто вы?

– Был бы польщён!

– Флотский офицер!

– Блестяще! Может, назовете и наш корабль? Тсс!

Он огляделся вокруг и приложил палец к губам.

– Об этом никто не должен знать! Только что спущенный на воду крейсер не любит лишнего шума и чужих глаз.

Она, почувствовав, как удача сама стремится к ней в руки, усилием воли сдержав любопытство, ловко перевела разговор.

– Корабли, крейсера, все эти тайны – удел мужчин. А моя мечта – побывать в знаменитом Морском собрании. Слышала, что там даются роскошные балы!

– Я готов заполнить этот пробел! При первой возможности – приглашение за мной!

Уверяю вас, что на наших северных просторах оркестр Балтийского флота один их лучших.

Возле подъезда поцеловал руку.

– Когда я вас увижу в новом платье? Назовите время! Извините! Я упустил самое существенное! Вы очень красивы! Мажорно красивы!

Протянул ей коробку. «Что же делать с тобой? А может, стоит попробовать? Морское собрание увеличивает шансы на успех. Посоветоваться с Бёрхардом! Потеряем время».

Улыбнулась ласково.

– Приходите вечером, в семь!

Он вспыхнул лицом.

– Слушаюсь! И козырнул, прикоснувшись к шляпе.

Через 40 минут он входил в кабинет Ваганова.

Телефонограмма. Срочно! Москва. В Управление контрразведки. 30 июня 1914 год.

Для капитана Слоним

Сегодня, 30 июня, в 13 часов 24 минуты состоялся непосредственный контакт с «Геранью». Характеристика: высоко организована, прекрасная выдержка, пытливый ум, умение просчитывать ситуации, владеет свободой общения. Весьма перспективна для дальнейшей работы. «Зоркий».

Константин, бегло прочел текст.

– Абордаж с древних времен является самым эффективным способом разрешения конфликтов. Где и когда бы ты добыл столько информации! Силён! Какая нужна помощь с нашей стороны?

– Немного! Обратить меня на время в офицера флота! Но таким образом, чтобы плавсостав в Морском собрании не воспринимал меня как турка. Подумай об этом, Константин. А я сегодня вечером пойду развивать наступление. Он глянул на часы. Не желаете пообедать в моём обществе, сударь?

– Да, пойдём действительно, пообедаем!

Сидя за столом ресторана, разрезая ножом сочный антрекот, он неожиданно сказал.

– А ты знаешь, девочка оказалась умнее, чем предполагал Бёрхард. Она быстро сообразила, что может обойтись без Лесневской. Тут ты всё точно рассчитал, Сергей! Кстати это единственная ошибка, которую она допустила. Видимо сжатые сроки толкнули «Герань» в этом направлении. И ещё. Не расставайся с револьвером. Особенно в вечернее время. В городе орудуют шайки. Есть подозрения, что их наводят. Рисуя знаки под ковриками у входа в квартиру. Полиция прилагает усилия, но пока безрезультатно. Вот так, брат.

Лесневская

– Кто там?

– Это я, Ильза Эриховна!

– Здравствуй Катерина, заходи! Заждалась тебя. Сегодня предстоит нелёгкая работа. Прошу, отмой все окна, а затем уборка, как обычно. На оплату не поскуплюсь! Начни с кабинета, я хочу поиграть на рояле сегодня.

Пройдя в столовую, накапала валерьянку в воду, выпила. Голова раскалывалась. То ли от встречи в Летнем саду, то ли растревожила себя воспоминаниями об ушедшей жизни, вспомнив последний отъезд Виктора после краткого отпуска. Вместе с ним в Порт-Артур уезжали мичманы для службы в 1-ой Тихоокеанской эскадре адмирала Старка. Заснеженный перрон. Духовой оркестр. Чёрные морские шинели с позолотою пуговиц. Его дыхание в ухо над серебристым мехом ворота. Горячие руки. Белые снежинки на погонах. Когда поезд укрыла дымная пелена, растаял стук колес, она ещё долго стояла на том же месте, где рассталась с мужем, пока к ней не подошёл полицейский и вежливо сказал.

– Пройдите сударыня в зал, холодно.

Через неделю почтальон доставил письмо. Постскриптумом – «Видел отвратительный сон. Молись за меня, любимая, как я за тебя». Минуло полгода. Три офицера, войдя в её квартиру, нерешительно остановились у порога.

– Да, проходите, прошу вас!

И осеклась. Они стояли без головных уборов. Когда они ушли, разложила на столе; кортик, часы, награды и запечатанный конверт с домашним адресом, написанным его рукой. В гостиной все также били часы. И она разрыдалась. Письмо так и осталось непрочитанным.

– Пожалуйте в кабинет, госпожа!

Катерина, в подоткнутом жёлтом сарафане, стояла в дверях. На конопатом лице бесновались рыжие глаза.

– Да, да, иду. Отдышусь только.

Вздохнув, прошла в кабинет. На окне застыли мутные разводы.

– Катерина! Да что же это такое?

– Слушаю вас!

– Посмотри на окно! Разве его можно назвать чистым? Сейчас же промой! Если я плачу тебе, изволь выполнять работу!

И увидела, как служанка молча расправила подол, повернулась и пошла к выходу. Хлопнула дверь. Минуту она стояла в оцепенении. Затем надела на себя фартук и принялась за работу. Раздернув портьеру и распахнув рамы, взялась тщательно мыть стекла. Занятие отвлекало от грустных мыслей. Свежий воздух с улицы действовал успокаивающе. Перешла к следующему окну. В тени под аркой заметила двоих. Высокий, худой мужчина и Катерина, рыжие волосы спрятаны под белым платком, завязанном на затылке. «Вот, чертовка! Ну, ничего, мы и сами с усами». Через полтора часа она уже заканчивала. Оставалось протереть пол прихожей.

Зазвенел колокольчик.

– Сонечка! Заходи, милочка! Я тут сегодня сама управляюсь, у служанок забастовка. Кажется, это так называется.

– Ильза Эриховна! Дайте мне, отдохните.

Она подала ей коробку, и, не затворяя дверь, умело вымыла до порога.

Сдвинула коврик за дверью на лестничной площадке, чтобы протереть влажной тряпкой.

– Что это?!

– Что ты там нашла, Сонечка?

– Ильза Эриховна! Идите сюда!

Под дверью, в левом углу, в пыльном прямоугольном отпечатке красовался ромб, начерченный черным грифелем.

Из полицейских сводок Министерства Внутренних Дел. Петербург, год 1914.

Из показаний осведомителей, поступающих из различных участков города, следует, что шайки грабителей подчиняются общему руководству. Отмечены факты предупреждения преступников о полицейской засаде.

Сегодня, 30 июня, в 18 часов 25 минут в доме ювелира Рыжова П. Я. по Аптекарской улице при аресте налётчиков был застрелен Канин И. Ф. полицейский из 12 окружного полицейского участка. Среди доставленных в участок преступников Лаврин К. М. рожд. 1893 г. д. Кулич, Орловской губ. и Гуровский А. Г. рожд. 1891 г. д. Монастыри Пермской губ. – рабочие Обуховского завода, являются членами РСДРП.

Герань и Зоркий

За десять минут до назначенной встречи он стоял на Гороховой, недалеко от подъезда. Софья вышла ровно в 7. Он зажмурился, выглядела она выше всяких похвал. Чёрные волосы и туфельки, нежно-сиреневое платье с белым воротом и такого же цвета рюшками на рукавах, груди и подоле. Перехвачена по талии чёрным узким пояском. Словно статуэтка из фарфора.

– Я восхищён! Вы самое лучшее украшение этого вечера. Разрешите быть вашим лоцманом.

– А что видит лоцман?

Она не сдержала улыбки.

– Прямо по курсу – Английская набережная! Прогулка и ужин. Поспешим насладиться незыблемой почвой под ногами. Мы на днях выходим в море. Ставить минные заграждения. Снова вахты, качка, свинцовая водная гладь и пустынные острова, задёрнутые дымкой.

– Надолго?

– Если погода соблаговолит нам, то за четверо суток управимся.

– Это, вероятно опасно?

– Вы о минировании? Есть определённая доля риска.

Он осторожно, но властно взял её под руку. Заметив лёгкую тень на лице, спросил.

– Что-то случилось?

– Да, но не хочу сейчас говорить о неприятностях. Расскажите о чём нибудь.

Он улыбнулся и, развернув её к себе, сказал.

– Сейчас на вашем лице было что-то детское. Беспомощность и неопределённость с оттенком страха.

И я вспомнил себя в 11 лет. Однажды летом отец попросил меня сходить на станцию встретить мать. Посёлок, где мы жили в те дни, стоял на берегу реки. Дорога вела через густой обширный лес, подковой огибающий дачные домики. Я неспешно миновал две версты, вышел на станционную платформу. Наконец прибыл поезд. Я глядел во все глаза. Мамы среди вышедших пассажиров, не оказалось. За время моего ожидания стемнело, начал накрапывать дождь. И я вдруг понял всю отчаянность своего положения. Мой расчет, что через вечерний лес мы пройдём вдвоём, не оправдался. Пока я раздумывал, что предпринять, сумрак уплотнился, сжимая моё сердце надвинувшимся ужасом. Необходимо было возвращаться, отец мог начать беспокоиться из-за долгого моего отсутствия. Но я не находил в себе мужества шагнуть в лесную темень. И тут я вспомнил одну удивительную историю рассказанною мне отцом.

В апреле 1689 года 24-пушечный французский корабль «Серпан» был атакован голландцами у берегов Франции. Завязался бой, тем более неприятный, что «Серпан» был гружён бочками с порохом и мог взлететь на воздух в любой момент. Двенадцатилетний юнга, находившийся на корабле, в ужасе пытался спрятаться за мачтой, и капитан, заметив это, приказал его к мачте привязать. «Кто не умеет смотреть в глаза смерти, – сказал капитан, – недостоин жизни». Капитана звали Жан Бар, это был знаменитый французский корсар, а двенадцатилетнего юнгу звали Франсуа-Корниль Бар, и это был его сын, впоследствии ставший вице-адмиралом французского флота.

Идя по сырой дороге, оскальзываясь, почти в полной темноте, я шёл и повторял про себя – «тот не достоин жизни, тот не достоин жизни». Путь мой казался бесконечным. Я вздрогнул, услышав тихое ржание лошади, потом различил скрип колес. Блеснул фонарь. Услышал спокойный голос отца.

– Вот и он! Мой сын!

Обнял меня, потом заглянул в глаза.

– Ну, как ты?

И я признался.

– Мне было очень страшно, папа.

И он принялся вытирать носовым платком моё мокрое лицо и капли дождя показались мне чуть солоноватыми.

– Именно поэтому вы стали моряком?

– И поэтому – тоже. В 1904 году при атаке японцев на русские военные корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура погиб отец моего друга. А чуть позже и мой. Судьба флота это судьба России, Софья. Петр сообразил это в раннем возрасте. Кстати мы пришли! Пройдёмся по набережной.

– Немного прохладно.

Он на мгновенье замешкался, перекладывая что-то по карманам, снял пиджак и накинул на её плечи.

– А вы знаете, что первое название она получила в начале 18 века – Береговая нижняя набережная. Затем переименована в Исакиевскую. Затем Галерная и вот – Английская!

– А где же находится ваше таинственное Морское собрание?

– О! Тайна сия, с благословления императора, прячется у Поцелуева моста, на втором этаже Крюковских казарм.

Через час они усаживались за стол в ресторане на Невском. Мягкий свет. Вечерние платья и мундиры. Звуки рояли и скрипки. Нежная позолота потолка и стен.

– Здесь прекрасный повар! Готовит на «бис».

Тыльной стороной ладони пригладил поля шляпы и положил её на соседний стул.

– Вы сегодня немногословны.

– Что-то меня тревожит!

Коснулась пальцами прикрытых глаз.

– Вероятно, есть причины? Расскажите!

И она, разрывая собственный плен, потянувшись к нему, поведала о своей находке у порога квартиры. Секунды две он не сводил с неё глаз. Резко поднялся, надел шляпу.

– Ждите меня здесь! Я скоро! Проследите, пожалуйста, за сервировкой нашего стола. Вечер обещает быть долгим.

И быстрым твёрдым шагом пошел через зал к выходу.