Age of Madness: Утраченная истина

4. Священный праздник войн

С самого утра мы в работе. День Святого Орландо настал. Шум праздника слышно даже далеко за городом. Еще с вечера прошедшего дня земля дрожала от марша приближающихся рыцарей. До полудня еще пара часов, а солнце обрушивает каскад своих лучей на священный город белого мрамора. Прохладный ветерок освежает и на пару с теплыми лучами солнца создает приятную атмосферу. Мы за городом, среди шатров и знамен. Воздух здесь пронизан запахом горячих блюд. Хочется сорваться с места и побежать пробовать одну закуску за другой. Такое желание, я знаю, живет сейчас в душе каждого война.

Там, где есть еще свободное место, располагаются купцы со всех окраин Империи. Они выбрали наиболее удачное время прибыть сюда, им даже не нужно платить за охрану: прибились к армии и идут спокойно.

– Отпустишь меня ненадолго? – спрашивает Слейтер, – Я тут присмотрел замечательную шаль у торговца из Уотерфилда. Подарю своей особе.

Киваю ему, он уходит. С небольшого возвышения оглядываю поле. Дух захватывает от размера армии, собравшейся здесь сегодня. Её бы хватило, чтобы одолеть любую армию мира. Рядом снами гордо развеваются черно-оранжевые знамена Кузнецов войны, на которых виднеется изображение наковальни с крестом Элеоса. Мы как раз между ними и инквизицией. Кстати о них. Навстречу мне идет Эрнст Эммануил. Приветствую его. Он спрашивает, не здесь ли Адель.

– Я просто хочу сообщить, – Говорит он, услышав отрицательный ответ, – что Искатели Истины, формально все еще находятся под подозрением. Будьте осторожны. Есть новости от Эпсилона?

– Никаких. Но думаю, переживать не о чем. На этого мага я могу положиться как на себя самого.

– Не сомневаюсь. Вы, кажется, росли вместе, так? Ага, в вас обоих есть что-то от Аделя. Один даже взгляд: уверенный, свободный. В вас много сил и устремлений. Вместе с этим следует быть осторожнее. Кто знает, куда они могут завести вас, эти силы, эти амбиции. Нет, не правда, – вдруг заявляет он, – я не читаю нотации и не пытаюсь тебя запугать, Йота.

Как он понял, что я чувствую? Правду про него говорят, он самый наблюдательный инквизитор.

– Так вот, – продолжает он, – я просто хочу дать дружеский совет. Нам всем скоро придется нелегко. Я надеюсь, что в погоне за истиной мы не увязнем во лжи.

– Здравствуйте, Эммануил, – Слейтер вернулся, – а тебе, Йота, спасибо, что прикрыл меня. Появились желающие показать свои навыки и вступить в орден?

– Парочка человек ждет тебя.

– Вот и хорошо, посмотрим, что они из себя представляют.

– Я пожалуй пойду, – говорит Эрнст, – Не волнуйтесь, мы восстановим честь ордена. Главное, не сомневайтесь в трех вещах: В Элеосе, в Императоре и в себе. Хм, если я понадоблюсь, я буду у Гордона Сетегора. Давно пора навестить старого друга.

Гордон Сетегор – человек, сделавший себе неплохую карьеру. Пятнадцать лет назад он был главой стражи города. Теперь он стал великим магистром ордена Капелланы. Заслуги его перед Империей, говорят, очень велики. Оглядываю местность и вижу, что великий магистр прибыл без ордена. Немудрено, земли Капелланов, Аргенский перевал, находятся на границе с Фениксией. Разум не позволил ему взять с собой войска, но закон обязал прибыть самому. Говорят, будто Сетегор – человек закона, он никогда не нарушит даже самое незначительное правило, если оно было установлено. Его шатер бело-золотого цвета расположился аккурат между лагерями Дланей Императора и Красной стражи.

Подхожу к Саватуму Брукку, одному из наших магистров. Он является генералом нашего ордена, ответственен за ведение боя и подготовку солдат.

– Как поживает наш славный генерал? – спрашиваю его я, подходя ближе.

– Я вот думаю, Йота, у нас тут почти вся армия Империи собралась, да? Так вот, что, если кто-то захочет сейчас напасть на одну из наших дальних границ, ну скажем на Нардиф?

– Никто не осмелится. Решение напасть было бы равносильно смертному приговору самому себе.

– А если бы? Мы бы, наверное, сели бы на корабли и поплыли спасать родину. Я понимаю, что сейчас святой праздник, но мы подставляем себя под удар. Язычники “Вольных народов” вряд ли станут чтить наши традиции. Смотри, Адель идет.

И правда. В полном боевом облачении, держа в руках свой посох, в нашу сторону направляется Адель Мастарна. Вид у него немного усталый, а взгляд уж совсем измученный. Неудивительно, с ним рядом идет человек в красной ризе. Приглядевшись, я понимаю, что ничего хорошего ждать нам сейчас не стоит. Человек атлетичного телосложения с монашеской стрижкой есть ни кто иной, как брат Бенедикт, печально известный инквизитор.

– Есть ли в чем покаяться тебе, Адель, сколько на твоей душе грехов? Молчишь. Ничего, огонь очистит любую душу, даже твою.

– Я чист перед Элеосом и Императором.

– Чувствуешь отдаленный запах гари? Пятнадцать еретиков сегодня расстались с жизнью. Один перед смертью покаялся, это маленькая, но все же победа. Он горел так же, как и остальные, ведь грехи на том лишь свете отпускаются.

Магистр вздыхает. Ему все это невероятно надоело. Он, как и мы все, с радостью бы сейчас отправился в экспедицию. Жалко, что даже там к нам приставят инквизиторов. Магистр подходит к нам.

– Йота, держи, – он подает мне свиток, – постановление инквизиции о запрете на применение ряда заклинаний.

Пробегаю глазами по списку. Волосы встают дыбом. С каждым разом все больше и больше полезных заклинаний и ритуалов запрещаются. Так скоро и нас самих окончательно запретят.

– Белиайз, – обращается Адель к своему денщику, – извести об этом остальных магистров. Йота, тебя вызывают в инквизицию на допрос друзей Трувэя. Удачи. Меня же ждет разговор с Императором.

– Идем, – рявкает мне Бенедикт.

Снова идти в залы инквизиции. Удовольствие еще то, в этот раз я один, без товарищей. Страшновато. Но, думается мне, арестованным студентам сейчас еще страшнее. Спускаемся, Бенедикт открывает дверь и совершенно бесцеремонно подталкивает меня внутрь.

– Бишоп! К тебе колдун.

Захожу в зал и вижу инквизитора небольшого роста, который опирается на трость. Рядом с ним на трех стульях сидят: толстый мелкий парень, тощий высокий парень и девушка. Вот так сочетание.

– Здравствуйте, – обращаюсь я к инквизитору, детям сочувствующе киваю.

– Йота Омикрон, я так полагаю. Наконец-то мы с вами познакомились. Меня звать Рэндольф Бишоп. Извините брата Бенедикта, в своей истинной вере он иногда забывает о правилах хорошего тона.

Еще один порядочный инквизитор, удивительно. А насчет Бенедикта, знаем мы, насколько чиста его вера, и как он стал инквизитором. Задушил свою жену, застав её в постели с другим мужчиной, мужика задушил тоже, а потом ушел в монахи.

– Мы вас вот зачем позвали, – продолжал Рэндольф, указывая на подростков, – надо допросить их, а после решить еще один вопрос. Да, допрашивать мы умеем, но вы больше нашего ознакомлены с делом.

– Эх, – вздыхаю я, обращаюсь к подросткам, – вы знаете Джозефа Трувэя?

– Нет, – заявляет толстяк.

– Да, – возражает девушка.

Парень посередине молчит, выглядит он угрюмо. Я бы тоже был угрюмым, если бы меня схватила инквизиция.

– Как вас зовут хоть?

– Кайн.

– Конрад.

– Кейла, – проговорили они по очереди.

Господи Элеос! Допрос был долгий и бесполезный. Ничего они не знали. Подружились с Трувэем в первый учебный день. Погуляли и всё. А теперь попали в залы инквизиции. Мне их жалко. Я бы взрослому человеку не пожелал здесь оказаться, а уже ребёнку…

– Что насчет наставника Азарии, Фениста? – спрашиваю после этого у Бишопа.

– Инквизиция приговорила его к сожжению.

– А еще что-нибудь инквизиция умеет, кроме как сжигать своих же людей? Как ловить студентов, так вы мастера, а когда в священном городе свободно разгуливают, – тут я осекся. Нельзя позволять себе эмоции находясь в окружении инквизиторов.

– Разгуливают кто?

– Враги. Вспомнить Трувэя, его вы упустили.

– Что досадно, но никто не уйдет от правосудия. И он тоже. Ладно, со студентами разобрались. Почти. Слуги, завяжите глаза этим двоим и увидите, – он указал на Каина и Кейлу.

– А с этим что не так? – спрашивают про Конрада. На парне лица нет, такое чувство, будто он собирается умереть на месте. Остальных уводят.

– Он был взят при весьма необычных обстоятельствах лично мной. Он снимает комнату в таверне, где подрабатывает уборщиком. И вот нам сообщают, что, когда он сидел за столом и разговаривал с неким мужчиной, случилось следующее: собеседник Конрада внезапно умер.

– Что в этом необычного? Смерть случается.

– Необычно то, что покойный был в совершенно нормальном состоянии, когда пришел в заведение. Однако, во время разговора лицо его резко перекосило, он потерял возможность говорить внятно и в итоге умер.

– И что это значит, думаете, подросток каким-то образом спровоцировал смерть?

– Да, и сейчас вы узнаете, каким именно. Скажи, Конрад, ведь это ты его убил?

– Нет, нет! Я не убивал его, я уже говорил вам, – умоляющим голосом твердил подросток.

– Врешь, вы все врете. Давай покажи нам себя!

– Я не убивал!

Нервы бедного студента, судя по всему, сдали. Он вскакивает и выкрикивает эти слова. Вместе с этим его глаза загораются фиолетовым пламенем, а голову его окружает такого же цвета сияющие ореол. Тоже происходит и с Бишопом.

– Не пытайся совладать со мной, Конрад Вайл. Ты вступил в ментальную дуэль, которую не сможешь выиграть. Скольких ты побеждал, одного, двух? Этого недостаточно, чтобы справиться со мной.

Рэндольф Бишоп одним движением мускула лица сбил студента с ног и прижал к полу. Из носа Конрада на пол побежал ручеек крови.

– Видели мы таких, многих видели. Псионник. Смешно, что ты даже не осознаешь этого. Заключил контакт разума с тем мужчиной, даже не заметив этого, и вызвал у него кровоизлияние в мозг. Я дам тебе шанс, слушай: не развивай этот дар, похорони его, закопай в глубине своего разума. Иначе все для тебя закончится очень плохо.

Ореолы погасли. Студент лежит и задыхается на полу.

– Ради чего вы устроили это представление? – спрашиваю я, – могли бы сказать сразу, что он псионник.

– В первую очередь, это предназначалось для него самого.

Псионник. Встречал я таких людей. Вернее такого. Dominus Aether Искателей истины, Слейтер, сам является псионником. И хотя он скрывает свой дар, я смог разоблачить его, когда случайно обнаружил его присутствие в своем разуме. Он получил тогда от меня оплеуху. Псионные способности редкость: один человек на тысячу имеет зачатки таких сил. К тому же, большая часть людей, кому достался дар контакта разумов, проживают всю жизнь, так и не узнав о нем. Судя по всему, на весь Солистеррас сейчас только три псионника: Слейтер, Бишоп и Конрад. Псионники – предел вынужденного зла, с которым мы можем мириться. С другой стороны, страшно осознавать, что рядом с тобой есть люди, способные залезть в твой разум, узнать самое сокровенное, что есть у человека.

– Ладно, а я вам зачем понадобился? – спрашиваю инквизитора после короткой паузы.

– Вы, мистер Омикрон, говорят, хороши в магических механизмах.

– Разбираюсь. Чем могу помочь?

– По закону, псионника, за исключением редкого случая, нужно умертвить скорейшим образом. Мне не совсем нравится идея губить людей с потенциалом, однако, нельзя допустить, чтобы они причиняли вред кому-то еще. Мы, инквизиторы, хоть и с трудом, но пришли к консенсусу. Необходим карательный механизм, что заблокирует его способности и не даст читать заклинания.

Карательная механика! Рэндольф Бишоп не только описал требования к механизму, но и предоставил мне инструменты с материалами. Сделать то, что требовалось, было просто, но это отнюдь мне не нравилось. Используя принцип духовно-магической индукции*, я создаю ошейник, реагирующий на магию. Если носитель захочет войти в контакт разумов, ошейник вопьется ему в горло, сбивая концентрацию. Ну, а если жертва еще и прочитает заклинание, то её ждет быстрая и мучительная смерть. Мерзость.

Ошейник установлен, и я вместе с Конрадом, у которого завязаны глаза, возвращаюсь. Мне немного неловко перед ним. Пытаюсь подбодрить:

– Послушай, тебя с этой штукой не убьют, но, скажу честно, любить тоже особо не будут. Прикрой её чем-нибудь. И продолжай учиться, может быть, к нам в орден потом пойдешь.

– Нет, этого не будет.

– Дай угадаю, тебе только что нанесли смертельное оскорбление?

– Нет, я переживу, хорошо, что хоть живым ушел. Дело в другом. Я презираю военных.

– Вот как!

– Отнимать чужие жизни – это ужасно. Неправильно.

– Говоришь, словно у нас есть выбор.

– А разве нет?

– Скажу тебе следующее: солдаты редко любят убивать. И не всегда делают это сознательно. Когда ты остаешься один на одни с противником, личность твоя исчезает. Остается только зверь, единственная цель которого – выжить. Убить или быть убитым. Я хорошо помню свой первый бой и человека, которого я убил. На Викториацкой войне это была моя первая и последняя жертва. Мы бились в горах. Парень чуть старше тебя выпрыгнул передо мной с мечом в руке. Мы оба были испуганы друг другом одинаково. Мир перестал существовать. Уже не я, кто-то другой прокричал в панике слова заклинания. Ему в живот вонзился ледяной шип. Он умирал медленно и мучительно, а я не мог даже уйти: вокруг грохотали взрывы. В начале он еще стонал, потом затих, но все еще находился в сознании. Взгляд его был замутнен и обращен куда-то далеко, за пределы моего понимания. В тоже время он машинально хватался рукой за выпавшие внутренности. Он начал звать кого-то, тихо-тихо, в начале со страхом, а потом с покоем в голосе. Это было женское имя. Я заметил медальон, что выпал у него из кармана и упал на камни. Внутри был его портрет, соседствующий с портретом молодой миловидной девушки. Долгие часы провел я рядом с умирающим, от шока я даже не додумался окончить его страдания, добить. Я стоил рядом с ним на коленях и умолял простить меня. Ты думаешь, мы получаем удовольствие или выгоду от войны? Не знаю, кто-то получает, я нет. Я хотел познавать мир, создавать магические устройства, а вместо этого распорол живот юношу.

Как думаешь, скольких в том бою убил Адель Мастарна, наш магистр? Ни одного! Создавая серию иллюзий обвалов, оползней, взрывов и прочего, он загонял врагов в ловушки, где им ничего не оставалось, кроме как сдаться. Мы потеряли десятерых бойцов в том бою. В это же время Кузнецы войны в пятнадцати километрах от нас потеряли тысячу. Звучит, будто я хвастаюсь? Возможно, так и есть.

Прошло несколько часов с тех пор, как я спустился в залы инквизиции. Уже за полдень. Праздник в самом разгаре. Надеюсь успеть на речь Императора. Влетаю в Bellumturris, где встречаю нашего магистра. Я, как его правая рука, буду присутствовать на нижнем балконе, когда Измаил III Аквил будет выступать на верхнем. С нами будут и остальные великие магистры с самыми верными слугами.

Мы стоим на балконе, а перед нами – бесчисленные армии Империи Ваала в поле близ Солистеррас. Дух захватывает. По правую руку от нас стоят Длани Императора: великий магистр Алекс Хайлигберг и мастер клинка Юлий. Киваю Юлию в знак приветствия. Мы с ним служили в одной части во время войны в Викториации. Слева стоит в полном боевом облачении и с ростовым щитом Аэрон Лайтбрингер, великий магистр красной стражи. Остальные магистры тоже здесь. На левом краю нашей шеренги магистров своим взглядом окидывает толпу Гордон Сетегор из Капелланов. Выражение лица у него уверенное и спокойное, но в левой руке он нервно перебирал четки.

На верхний балкон выходит Император Измаил III Аквил в черно-золотых одеждах и с золоченым стальным нагрудником с гравюрами религиозного характера: в низу, у основания нагрудника изображалось пламя, из которого ангелы спасали души. В месте, что закрывало сердце виднелся еще один крест Элеоса. Наплечники его сделаны в стиле крыльев орла. За головой у Императора находится украшение в виде золотого нимба Элеоса. При виде Измаила III толпа взревела: люди узрели любимого всеми Императора, который принес нашей стране величие и процветание. Когда пятнадцать лет назад юный Император только-только пришел к власти, он сразу провел ряд реформ, Возвысивших Империю над всеми народами.

В это время на балкон буквально влетает человек в порванной одежде и приземляется на колени перед Сетегором. Он иступлено, можно сказать, безумно, твердит:

– Милорд, молю, простите за вторжение, не велите казнить! Ужасная беда, ужасная! – он плачет, а мы все смотрим на него: кто с недовольством, кто с интересом.

– Что у тебя, гонец?

Мужчина дрожащей рукой подает великому магистру Капелланов запечатанный свиток. Гордон раскрывает его и пробегается взглядом.

– Свободен, – Командует гонцу Сетегор, после чего быстрым шагом покинул балкон.

И вот, буквально через минуту мы видим его на верхнем балконе. Гордон Сетегор подошел к Императору и что-то докладывает ему. Тот хмурится в ответ; благо, людям внизу этого не видно. Сетегор же в это время уходит. Измаил III обращается к присутствующим. Его хорошо поставленный голос звучал хорошо и ясно.

– Верные магистры, я должен прервать речь. Вас всех я жду у себя для срочного собрания. Дело срочное и не стерпит отлагательств. Прикажите орденам прийти в состояние готовности, – на этих словах он разворачивается и уходит прочь.

– Что случилось? – спрашиваю я, повернувшись к Аделю. Его взгляд, кажется, направлен куда-то вдаль. Он полон печали.

– Боюсь, Йота, случилось то, чего никто не ждал, но что должно было произойти. Мир вот-вот переломится, я чувствую это.

***

«Настал роковой день. Воспользовавшись тем, что большая часть нашей армии находилась в пути к Столице, войска Фениксии перешли границу с Империей, напав на крепость Каструмигнис с целью захватить спорную территорию близ Нортауэра. Предательская атака их была внезапна и безжалостная. Были разграблены и уничтожены ближайшие деревни. От полного разгрома Империю спасла предусмотрительность великого магистра Гордона Сетегора, оставившего войска своего ордена там. Прямо сейчас наши соотечественники держат там оборону. Война началась. У наших врагов хватило дерзости напасть на нас, но вот ума им недостает. Шансов у фениксийцев нет, удар возмездия приближается. Завтра войска Империи выдвинутся в путь. Но вечерний бал все же состоится, вы все приглашены» – проговорил Адель речь, которую ему приказал произнести Император. Мы сидим в зале Дворца знаний, вбитые в кресла такими известиями.

5. Бал у Императора

Слухи расползлись с бешеной скоростью, не известно, кто проболтался. В городе поднялась невообразимая возня. Повсюду слышны крики, плач матерей, которые не хотели расставаться со своими сыновьями, пускай даже на короткое время. В целом настроение оптимистичное, большинство считает, что мы за считанные дни покончим с армией Фениксии. Люди активно обсуждают внезапное исчезновение барда Людвига. Заходивший к нам Эммануил рассказал, что к нему за один день пришло около ста доносов на «изменников», которые поддерживали Фениксию. В одном из таких сообщений говорилось, что барда Людвига съел зверолюд. Расследование инквизиции показало, что отправил донос сам Людвиг, так как почерк его известен.

Нам же конфликт с Фениксией не сулит ничего, кроме отмены экспедиции. Но война будет завтра, а сегодня у нас бал. Не понимаю, как можно спокойно танцевать, веселиться, заливать себя алкоголем, когда где-то на границах умирают наши братья? Сейчас скорее титул обязывает меня идти, других, возможно, тоже. Во время всей этой суматохи я решил не менять одежду, так и пошел на бал в своем темно-синем сюртуке.

Вечер пройдет в одном из залов Императорского дворца. Огромное помещения с высокими потолками. Все тут было позолочено и блестит. Потолок украшает исполинских размеров хрустальная люстра. Места хватает и для множества небольших лож, где удобно располагаться небольшими компаниями. Наша команда магистров Искателей истины нашла себе приют в ложе на самом краю зала, подальше от всех. Пока что здесь только я, Слейтер со своей подругой, Викторией, Дастернис и Брукк. Остальные подтянутся позже.

Начинают объявлять важных гостей. Первым является Измаил III Аквил. На сей раз он в белоснежной парадной форме, что украшена золотой вышивкой, изображающей пламя. На лице Императора ни тени сомнений или обеспокоенности о грядущей войне. Он машет всем рукой и улыбается. Уверенность наполняет наши сердца при виде Императора, который сам является её воплощением.

За Императором появляются два магистра: молодой Алекс из Дланей Императора и великий магистр Кузнецов войны, Гаусс, а за ним – Ауксилиан, магистр Пылающих сердец. Они, напротив, задумчивые и немного обеспокоенные.

К нашей ложе подходит человек высокого роста в черном фраке, на лице у него пенсне. У него светлые волосы, аккуратно уложенные. Я не сразу узнаю его.

– О Элеос! – восклицаю я, – Тебя совсем не узнать без начищенных доспехов и меча, Юлий. Присаживайся.

– Здоровья вам, друзья-искатели. Кажется, сто лет вас не видал. Я был заинтригован, когда узнал, что наши ордена отправляются в экспедицию. Но, боюсь, что теперь все отменяется.

– Я думал, что вам не терпится показать себя в бою, – говорит ему Брукк, – я был лучшего мнения о Дланях Императора.

– Думаю, мы не успеем, учитывая, как рвутся туда Кузнецы войны и Капелланы. Уже представляю, как Сетегор вместе с подкреплением наносит ответный удар Фениксийцам! Да и тем более, я не вижу смысла стремиться к войне только для того, чтобы показать себя.

– Наш смысл жизни в войне Юлий, – отвечает ему Брукк, – если ты этого не понимаешь, то какой из тебя воин?

– Давайте не будет сориться, – говорю я этим двоим. Они всё время норовят устроить драку или вцепиться друг в друга. Лишь повод подай.

– Нам повезло, – рассуждает Вердергел, – почти все войска Империи сейчас здесь, в столице. До Фениксии не так далеко, и мы можем относительно быстро перебросить наши войска туда.

В это время уже объявили последних подошедших магистров, в том числе и Аделя. Он вместе со своей женой, Изабеллой Мастарна, направляется к нам. Слейтер сразу вскакивает, берет и целует руку Изабеллы.

– Фрау Мастарна, – говорит он.

– Оу, так вы тоже из Истеррайха? – удивляется она. В каждом слове её слышен северный акцент далекой Истриии, которую она и назвала “Истеррайхом”.

– Нет, но это слово, фрау, лучше всего передает мое уважение к вам.

Она засмущалась. Изабелла Мастарна, маленькая, хрупкая на вид женщина, намного младше Аделя. Оба они садятся к нам в ложу.

– Ну-с, дети мои, вы готовы? Признаться, Феникския далеко не самая приятная страна: местность болотистая, а хороших дорог там днем с огнем не сыщешь. Сырость там ужасная. Неудивительно, что главный предмет всей их культуры – огонь. Феникс, иными словами. Мифическая птица украшает флаг Фениксии, статую этого создания можно найти в каждом крупном городе этой страны. Если подумать, я никогда не видел феникса, удивительное существо, способное к перерождению. Ну-ка, вспомните уроки? Кто у нас феникс?

– Элементаль*, – отвечаем мы все разом, причем жена Аделя тоже.

Какое-то время сидим и обсуждаем самые разнообразные темы, начиная с войны и заканчивая природой. Потом Аделя вынуждают покинуть нас неотложные дела, его призвал к себе сам Император. Окидываю взором зал. Взгляд мой приковывает одна красавица в черном платье, украшенном перьями грифона. Голову её украшает корона из светлых кудрявых волос. Она совершенно не слушает, что ей рассказывает её напыщенный собеседник. Взгляды наши на секунду пересекаются. Она улыбается. Идет к нам.

– Господа, – спрашивает она уверенным голосом, – можно к вам?

– Конечно, будем вам рады, -отвечаю я.

Она оглядывает взглядом нашу ложу:

– Слейтер?!

– Вы?! – Он вскакивает, – достопочтенные дамы и господа, хочу представить вам свою знакомую, великолепную графиню Элиш Меридиям.

«Всех-то он знает, каждую мадам» – с улыбкой думаю я. Леди Элиш села рядом со мной. В присутствии такой элегантной женщины мне становится неловко, что я в простой одежде и даже слегка растрепанный. Но она на это, кажется, не обращает никакого внимания.

– Скажите мне, Элиш, – вдруг спрашивает у неё Слейтер, – вы все так же берете под свое крыло всяких авантюристов или уже остепенились и выбрали себе одного единственного в мужья?

– Нет, друг мой, все так же. Не могу удержаться, чтобы не приютить у себя какую-нибудь подающею надежды персону.       Не могу смотреть, как таланты умирают в нужде или нищете.

– И кто же в этот раз под вашим попечительством?

– Личность интересная. Он называет себя доктором. А зовут его Ирвин Мор, мы познакомились с ним в Викториации, откуда я сейчас и приехала, кстати.

– Вы приехали к нам на праздник? – интересуюсь я.

– Нет, я здесь проездом. Через пару дней отправляюсь на север, в Арген. Мне давно пора сменить моё место проживание. С каждым годом моё поместье в Викториации приходит всё в больший упадок, а я не настолько предприимчивая как мой покойный отец, чтобы восстановить его. Да и не нужно оно мне. Небольшой дом в городской черте привлекает меня сейчас куда больше. Кстати, я смотрю, в этой ложе собрались все самые любознательные и интересные люди на балу, это просто впечатление, хотя некоторых я уже знаю. Знаете что, приходите как-нибудь вечером ко мне: посидим, поговорим, я познакомлю вас с доктором.

– С превеликим удовольствием, – начал Слейтер.

– Слейтер! – оговорила его явно ревнующая подруга.

– Но, Вики, это же просто вежливость и дружелюбие!

– Но скажите, – сменила тему леди Элиш, – Все эти слухи, это правда?

– Боюсь, что так, – отвечаю ей, – И поэтому нам, увы, не получится зайти к вам: завтра мы уходим на войну.

– Это ужасно. Нет вещи хуже, чем война. Ненужная резня.

– На нашей стороне правда. Империя не хотела этой войны, – говорит Брукк, – Фениксия сама на нас напала, а это значит, что мы должны ответить ей как следует.

– Единственное, что успокаивает меня, – вдруг заговорила скромная жена Аделя, – что мой муж будет в окружении порядочных и верных людей.

– А так вы жена Аделя, – удивилась леди Элиш, – Я знала вашего мужа, он, бывало, навешал моего отца, когда тот был еще жив.

– Раз уж речь зашла о многоуважаемом великом магистре, удовлетворите любопытство, – спрашивает у Изабеллы Юлий, – правда ли, что Адель даже во сне рассказывает о науке?

– Хи-хи, правда, – покраснев ответила Изабелла Мастарна, – недавно он вещал во сне о преобразовании металлов, а именно, как железная пластинка покрывается слоем меди, если опустить её в раствор халькантита*.

– Прирожденный наставник, – заключаем мы. В нас всех назрел очередной вопрос, – А как вы познакомились?

– Он был тогда у моих родителей в гостях, куда мы его позвали. Адель увлекся разговорами об астрономии: о звездах и небесных телах. Родителям это наскучило, но меня заворожило. Я хотела узнать от него еще и еще о созвездиях и лунах. Так и увязалась за ним. Расспрашивала. Но однажды, спустя множество встреч, проведенных в приятном общении, он опустился на колено и сделал мне предложение руки и сердца. Вот так совершенно спонтанно. Счастливейший день в наших жизнях. Как Адель оказался необходим мне, так и я необходима ему. Он такой человек, простите за откровенность, который не должен оставаться один. В моменты одиночество, он начинает, пожалуй, слишком много думать. А это вредно и опасно для и без того великого мыслителя.

Весь этот рассказ умилил меня. И всех тоже. Как же Аделю повезло: мало, кто находит себе родственную душу. Бросаю взгляд на Элиш Меридиям. Приглашу на танец, обязательно приглашу.

– Мадам, вы не откажите мне в танце, – так! Это не я сказал.

Поднимаю глаза и вижу его, великого магистра Гордона Сетегора во всем его великолепии. Его взгляд сияет, у него идеальная осанка, он представляет собой воплощение элегантности. У меня нет шансов.

– Простите, Гордон, – отвечает ему Элиш, – но меня уже вызвали.

Тут она берет меня за руку и бросает многозначительный взгляд.

– Ничего, – говорит Сетегор, совершенно спокойный, кажется, он был готов к такому повороту событий.

Мы встаем. Оглядываю нашу ложу, люди в ней реагируют совершенно различным образом. Слейтер, хихикая, подает мне одобрительные знаки, хихикая. Юлий подавился вином и сейчас пытается сдержать смех. Дамы с интересом наблюдают, что будет дальше. Тем временем мы с барышней танцуем.

– Прости меня, друг мой, если я напугала или ошарашила вас своим поведением, – шепчет мне во время танца леди Элиш.

– Признаться, – отвечаю я, – мне и самому хотелось пригласить вас.

– О, как это мило! Простите меня, но я совсем забыла спросить ваше имя.

– Йота.

– Приятно познакомиться, Йота. За Сетегора все же извини, но я должна была показать ему, что между нами ничего больше нет, что ему я просто так не достанусь вновь.

– Так вы?

– Давно это было…

Не сказать, что очень приятно быть инструментом в мщении её прошлому кавалеру, но, с другой стороны, какое мне до этого дело? Мы танцуем. Отвожу на секунду взгляд, чтобы оглядеть зал. Столько людей! Тут мой взгляд приковывает одна компания на другом краю зала. «О Элеос!» – шепотом восклицаю я. В черном цилиндре, в черном фраке и черных очках на краю зала стоит не кто иной, как Силий. И куда делась вся стража?

– Я вынужден прервать наш танец, простите, – говорю я, останавливаясь и выпуская руки Элиш из своих рук.

– Что? почему? – шепчет она мне.

– Дело государственной важности.

Отхожу в свою ложу. Силий пока меня не заметил. Сажусь в ложу, подманиваю всех к себе, подаю знаки, что говорить надо тише и шепчу:

– Дело важное, вопросов не задавайте. Дамы, – обращаюсь я к жене Аделя и Виктории, – немедленно под любым предлогом покиньте зал и позовите инквизицию (черт бы их побрал, в самый важный момент их и нету).

Они кивают. Все слушают с беспокойством в глазах.

– Братья, – говорю я остальным, – приготовьтесь к возможному бою, в зале потенциальный враг.

Тем временем Император собирается говорить речь. Люди собираются в центре зала, все смотрят на великого лидера. Я же делаю вид, что смотрю: на деле я краем глаза смотрю на него, оставшегося с краю зала врага. Он достает предмет, конструкцией напоминающий кремневый пистолет. Очевидно, на кого он его направляет. Все происходит почти мгновенно. Я выкрикиваю заклинание, и оружие заклинивает почти в тот же момент, когда Силий спускает крючок. Пистолет лопается у того в руках со страшным хлопком. Все в зале оборачиваются.

– Простите господа, – говорит ассасин, раскланявшись, – я хотел все сделать тихо и со вкусом, но мне помешали. Придется по старинке.

Он вскидывает руки и перед ним появляется, по меньшей мере, два десятка зазубренных кристаллов. Они хаотично устремляются в толпу. Тут в бой вступает Адель, создавая барьер вокруг присутствующих. Ударившись об барьер, кристаллы взрываются синим пламенем. Великолепная люстра, задетая взрывами, падает и разбивается, осыпая все помещение хрустальными осколками. Повсюду дым и запах серы и звон стекла.