Read the book: «Гуранская завалинка. Рассказы и стихи»

Александр Кириллович Савин, Ирина Кушнир, Валентина Гуляева, Галина Шарипова

Font:

ISBN 978-5-4490-6850-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дорогой наш друг читатель!

Открыв этот сборник ты познакомишься с нашей творческой группой – Савин А. К., Гуляева В. А., Кушнир Ирина, Шарипова Г. А., – с нашими рассказами.

Попадешь в мир удивительного, босоногого детства, жизненных ситуаций, почувствуешь любовь и переживание героев. Рассказы наши наполнены то веселым юмором, то грустными сюжетами жизненных неурядиц. Они как правило заставляют читателя задуматься о смысле жизни и печальной любви молодой девушки. Почти трагическая, жизнь наших героев в конце рассказа заканчивается хорошо. Читатель вместе с героями переживает, страдает, радуется и любит. Все истории взяты из жизни. Гуляева В. познакомит вас с творчеством первого поэта Забайкалья Федора Бальдауфа, а также о том как русские люди осваивали Забайкальский край.. Некоторые ее произведения были помещены в газете» Даурская Новь» в 1996 году.

Савин А К – поэт и писатель, В этом ты дорогой наш читатель убедишься сам, когда прочтешь его. несколько стихов, которые внесены в этот сборник. Они наполнены любовью и душевной теплотой.

А Ирина Кушнир сама говорит о своем творчестве так:

«Сюжеты для моих рассказов приходят как гости – один нежданно, среди ночи встаю и едва успеваю записывать, другие вьются надо мной, словно мотыльки – пока не запишу, они везде и всюду со мной, третьи – загадочные и немногословные, стоит немалых трудов, чтобы соединить воедино сюжетные линии. Бывает, что-то намечается, а я сомневаюсь – смогу ли, получится ли…

Когда всё готово – тоже думаю, интересно ли будет читать…

Иногда героями моих рассказов становятся реальные люди – случайные попутчики, знакомые моих друзей. И чем больше я стала писать, тем больше сюжетов стала находить в самых обычных вещах-то фикус в окне за кружевной занавеской, то лоскуток ткани возле лап моей собаки, то строчка из песни. Много раз перечитываю готовый рассказ, как рассматриваю сшитую мной игрушку – так ли, как хотела, что скажут другие, понравится ли?..

Уверена в одном – каждому сюжету – мыслеобразу надо дать шанс, облечь его в слово и принести людям.»

Рассказы

Ирина Кушнир

Ирина Александровна Кушнир родилась в 1970 году в Киргизии, село Калининское (ныне город Кара-Балта). Детство и юность прошли в забайкальском Краснокаменске, в настоящее время живет в Чите. В школьные годы занималась в «Школе юных корреспондентов» при районной газете «Слава труду», где в разное время были напечатаны три статьи. Вдохновением к творчеству считает год работы в городской библиотеке 1 г. Краснокаменска. Дебютный рассказ опубликован в «Слове Забайкалья» в 2017 году.

Васильки в пшеничном поле

«Вот эта квартира… Как же бьется сердце!..Надо глубоко вздохнуть… и медленно выдохнуть… Зайду такая смелая, уверенная, представляю их растерянные физиономии… Валера, конечно, смутится, он не любит сцен… А как он со мной поступил?..» Извини, Вика, ты мне дорога, но я ее люблю. Давно. Но тебе не изменял с ней… Я ухожу. Сегодня. Прости, давно хотел, но не решался…» Я что-то орала ему вслед – по-детски обидные слова, размазывая по щекам горячие злые слезы… Выла долго, в подушку, чтоб не пугать соседей. Думаласердце остановится… Ничего, успокоилась, живу. Хочу посмотреть на эту разлучницу, на кого он меня променял… И на него… Любить не перестала, думала, что возненавижу, а сама по-прежнему люблю, до исступления. С Богородицей разговаривала, как с мамой, колени дрожат, слезы ручьем, и тут ответ пришел-не голос, просто ответ: " Любишь-люби, любовь не должна прекращаться…» Раньше не было таких мыслей, это Она, Пречистая, услышала меня… Что-то долго стою перед дверью. Так, без сцен, с достоинством, посмотрю на них и уйду…»

Вика решительно давит пальцем на кнопку звонка и отступает на шаг назад, губы мгновенно пересохли. Никого… Вот в глубине квартиры слышны быстрые шаги босых ног. Дверь широко раскрывается, по ту сторону – невысокая девушка, светлые русые волосы слегка заплетены в косу, и локоны ниспадают на плечи, спину. Глаза-бледно-голубые, как предрассветное небо. Щеки, короткая футболка и шорты измазаны разноцветной краской… Глаза на пару секунд встретились, девушка спросила: «Вы из галереи? Проходите, пожалуйста!» Через секунду милая смущенная улыбка: «Здравствуйте! Я тороплюсь, почти все готово. Не разувайтесь!»

Вика шагнула через порог, и, закрывая дверь, прошла, завороженная широким приглашающим жестом. Маленькая квартирка-студия, на стенах развешены как готовые в рамах картины, так и на кнопках эскизы. Вика глубоко вдохнула-запах краски, растворителя, засушенные букеты в вазах источали тонкий аромат. Через тонкую тюлевую занавесь проглядывали солнечные лучики и легкий ветерок играл бахромой.

«Гостья из галереи» опустилась на предложенный стул и в упор разглядывала художницу. «Да, моложе… Худооожница… Моль бледная ….Сколько ей лет?» Но девушка не замечала этого взгляда, она что-то щебетала, показывала эскизы, приносила картины в подрамниках, какие-то ставила на мольберт и выгодно поворачивала к свету. Вика молчала, очень внимательно, демонстративно вглядывалась в «эту мазню», потирала пальцем кончик носа, играя сосредоточенность, и вдумчиво щурила глаза… – Хотите чая? У меня есть с мятой и сушеной малиной…

Не ожидая ответа, прошлепала босиком в кухню. Вика расслабилась и лениво скользила взглядом по стенам. Боком откинулась на спинку стула, глубоко вдохнула и закрыла глаза… Обдувал прохладный ветерок, за окном-гвалт воробьев, детские голоса на площадке и звоночки трамвая неподалеку…

«Как же хорошо!..» Вот опять шаги – и резко стихли. Девушка держала чашки и удивленно смотрела на гостью и почти прошептала: «Вам плохо?» Вика разозлилась на себя, что ее застигли врасплох, криво ухмыльнулась, мол, нет, ничего. Молча, бесшумно пили чай. Девушка вдруг встрепенулась, устыдившись: «Пойду переоденусь…» Но Вика резко встала: «Ну хватит!..» Девушка удивленно округлила глаза, а Вика снова отметила про себя: «Ну моль же… моль и есть…» Тут мелодично пропел звонок и девушка нерешительно пошла к двери. Через пару секунд услышала: «Тонечка, доброе утро! Я из галереи, я вам звонила, Наталья Александровна. Мне очень приятно!» Тонечка всё так же непонимающе таращила глаза и спросила Вику: «А вы?..» «До свидания! – громко отчеканила Вика и быстро вышла за дверь. «Что он в ней нашел? Моль бледная…»

Шла по улице, глядя себе под ноги и бурчала что-то под нос, то глубоко вздыхая, то громко ухмыляясь, не замечая взгляда прохожих… Уже несколько дней находилась она в легкой задумчивости, вспоминала каждый взгляд, каждый шаг этой простодушной Тони, постепенно в памяти всплывали яркими пятнами наброски тыквы и кувшина, голубая прозрачность вазы и небрежные складки драпировки, туман над рекой. А однажды ей приснился сон, как будто Тоня ставит на мольберт акварельный рисунок васильков среди пшеничного поля, и говорит: «Это моя любимая, и маме очень нравилась… Она не продается…»

Вику дергала эта ситуация, но ни о чем другом думать она не могла, и только время спустя призналась чистосердечно самой себе, что никакая не разлучница эта Тоня, и ей очень понравилась квартира-мастерская – и картины, и множество эскизов —куда ни глянь, и запах масляных красок, и даже пыльные гербарии в вазах… И в другой ситуации они наверняка бы подружились, хоть она такая невзрачная-Тоня… И что Валера в ней нашел?.. «А вот нашел,» – вдруг возразила самой себе Вика. Она настоящая, другая, пусть моль, пусть бледная, а ты-то?.. Только и знаешь-рецепты в интернете искать, торчишь на кухне, блюда новые готовишь, а Валере мало этого было …ведь не хлебом единым… И опять подушка вбирала в себя горячие слезы и сдавленные рыдания…

Проснувшись утром, вдруг почувствовала что-то знакомое-ветерок едва колыхал шторкой, и тот же птичий гомон, и ей так захотелось снова туда, в Тонину квартиру, чтоб та снова показала ей свои картины и угостила чаем-с мятой и сушеной малиной… А тут другая Вика ей в ответ: «Давай! По Валере соскучилась? Тебя бросили, а ты таскаться теперь будешь в ту квартиру? Типа картинки интересные?..»

Вот и лето прошло, и осень пролетела, дожди сменились легкими заморозками. Вика успокоилась душой и сердцем, а во снах нет-нет да и всплывут Тонины картинки, особенно васильки в густой спелой пшенице, да так ясно, как будто только вчера видела.

Не зная как, привели ее ноги к дверям той квартиры, и не особо сопротивлялась Вика, захотелось снова взглянуть в Тонины глаза, окончательно понять – насколько хороша она для Валеры и действительно ли всё было так плохо в их жизни, что он решил уйти…

Дверь открыл Валера и удивленно вскинул глаза, ожидая бурной реакции бывшей жены. «Нельзя, что ли? – спросила Вика и вошла. «Валерочка, кто это?» – спросила Тоня и сразу вышла навстречу гостье. Через секунду ее глаза спросили: «Вы?» А вслух сказала:

– Здравствуйте! Проходите.

– Тонечка!.. Это Вика…

Тоня не подала виду, что узнала, и пригласила к столу:

– Хотите чая? С мятой и сушеной малиной?..

Хозяюшка мягко улыбалась и ласково смотрела на гостью. И только теперь заметила Вика Тонин округлившийся животик. Валерий перехватил ее взгляд и сказал:

– Мы ждем ребенка.

А бывшая жена, сумев подавить смятение, спокойно выпила чашечку травяного чая, так уместного в осенние холода, и встала из-за стола. Валерий взял Вику под локоть и у двери спросил: «Ты зачем приходила? Как ты узнала, что я здесь? Давай не будем волновать Тонечку…» «Мы не будем волновать Тонечку!» —ответила Вика, развернувшись, быстро вышла.

«Конечно, она моложе и родит…» И опять шла по набережной и бурчала, не замечая, что размазывает по лицу горячие соленые слезы…

А ночью-как будто для успокоения ей опять приснилась акварель-синие васильки среди спелых колосьев пшеницы.

Ближе к Новому Году, позвонил вдруг Валера-впервые, как расстались, и сказал:

– Вика, я в больнице, в хирургии… Да подожди, речь не обо мне, да послушай! Сходи, пожалуйста, к Тоне. Она плохо себя чувствует, скоро рожать. Бодрится, но нисколько не умеет врать..

Может, ей что нужно?.У нас больше и нет никого-Тониной мамы давно нет… Сходишь? Я так благодарен тебе!

Благо, был выходной. И шла, торопилась Вика по знакомому адресу, и никто, ни одна живая душа не знает, никому не призналась она, как выследила своего Валеру. Как сыщик, шла по пятам любимого мужа, прячась за углами домов, презирая себя и оправдывая. «Довела» его до подъезда, а как квартиру узнать? Мальчуган рядом чинил велосипед, Вика уговорила его сходить узнать номер квартиры, потом, довольная, одарила его шоколадом…

Оказалось, простыла Тонечка, и побежала Вика в аптеку и за продуктами. Потом, уже в сумерках, вдвоем пили чай, Вика поглядывала на Тонин живот и уже не испытывала смятения, ей-то никогда не стать матерью, а Тонечка-словно младшая сестренка-больная, беззащитная, и….такая родная… С удовольствием приняла приглашение переночевать-в той самой комнате – с множеством картин на стенах, а приснилась ей одна-та самая – нежная акварель – васильки среди спелых золотых колосьев пшеницы…

Утром Вика хотела попросить показать ее, но в хлопотах подзабыла. Приготовила завтрак для себя и Тонечки, потом обед и отвезла Валере в больницу. И в таком ритме прошло две недели – работа, Тонечка и Валера.

Новый Год отмечали втроем, было по-семейному тепло и уютно не только в той самой квартире с картинами, но и в душе и на сердце. Когда обменивались подарочками, Тоня смущенно улыбаясь, сказала Вике:

– Вика, простите, не знаю, что вам подарить?

– А подари мне те васильки – в пшеничном поле! Они мне постоянно снятся.

Округлились Тонины бледно-голубые глазки, в изумлении ответила:

– Откуда вы знаете? Я ее никому не показывала …Это мамина любимая…

Заочница

До станции оставалось несколько минут, Аня быстро накинула белую шаль, застегнула шубейку, через ручки сумки перекинула варежки. Сумка была тяжелой и пальцы быстро опухали. В тамбуре Аня спросила у проводницы, есть ли комнаты отдыха на вокзале. «А вас что, не встретят?» «Нет,» – ответила Аня. Проводница сказала, что не знает и посоветовала быть осторожней, мало ли преступников. «К одному из них я и приехала,» – хотела ответить ей, но не стала. Сойдя с поезда, еще не зная, куда ей идти, Аня заметила милицейскую машину, обитую железом с боковой раскрытой дверью. Машина явно ожидала пассажиров с наручниками за спиной…

Третий час ночи, морозный воздух заполнял измученные от вагонной духоты легкие. Немного потоптавшись, со вздохом поднимая тяжелую, словно уснувшую сумку, Аня пошла к зданию вокзала. Комнат отдыха там не оказалось, только касса и комната для сотрудников милиции с «клеткой» для нарушителей.

Было холодно, двери постоянно открывались, мужчины в потертой промасленной одежде покупали билеты до ближайшей станции. Где и кем они работают, ее не интересовало, она думала о предстоящей встрече с Виктором…

Громко, четко отмеряли секунды настенные часы, хоть и отставали, и так же громко и резко сообщалось о прибытии и отправлении поездов. Аня подхватила всё еще спавшую сумку и вышла на перрон, донышком сумки отсчитывая ступеньки. Набравшись смелости, спросила у мужчины, оказавшимся печником или истопником, как добраться до зоны, сказала, что к мужу едет в первый раз. Немного поговорили, затем он заметил кассиршу, и до комнаты отдыха, вернее, гостиницы, которую вызвались показать по пути, шли вместе. Аня постоянно отставала, и мужчина помог, только спросил: «Что там, кирпичи?» А они уже знали, куда она ехала, и кассирша за Аню ответила: «Харч.»

Гостиница находилась в большом деревянном доме, с порога дохнуло теплом и вареной в мундире картошкой. В комнате на несколько мест она оказалась одна. Вытянув ноги в постели, с наслаждением потянулась и уснула под шебуршание мышки под половицей.

Утром ей показали, где останавливается автобус, следовавший до зоны.

Вышла намного раньше времени:" Лучше я подожду, меня-то ждать не будут…» Кое-как перед собой протиснула сумку в узкие двери, в автобусе все места были заняты работниками ИТК. Со смущением, стараясь не смотреть по сторонам, ей все думалось, что высадят с таким багажом…

Ожидая краткосрочного свидания, Аня часто выходила и смотрела на заснеженный поселок, было холодно, мела поземка. Наконец-то всходило солнце, легко касаясь розовым светом сопки и крыши домов. Парнишка-дворник всё поглядывал на нее, потом подошел, поинтересовался, к кому она приехала. Фамилия для него была незнакомой, и он спросил: «А как он выглядит?» «Не знаю…» – пожала плечами Аня.«Заочница, что-ли?» – спросил как-то обрадованно. Кивнула ему устало: «Да.»

В ожидании своем Аня не раз пережила разочарование, сначала принимали передачи у тех, кто приехал на долгосрочное свидание, а не у нее, первой приехавшей…

Наконец, она зашла в небольшую комнату. У Ани вид был такой, что сжалившись, ей принесли чашку горячего чая, как же она была благодарна!..

И вот-привели его-приятный молодой человек, чуть младше ее, с бледной кожей и глаза-бледно-голубые, но взгляд-полный надежды и нечаянной радости, глазами осмотрел ее всю-но не нахально, и ей было приятно…

Когда Аня коснулась его ладонью, его руки трепетно задрожали, пряча синие татуировки на фалангах пальцев.

Она тайком сняла с пальца тоненькое серебряное колечко и передала ему. Она уже знала, что будет ждать его, что, похоже, влюбилась в этого робкого юношу…

Потом Аня не раз приезжала к Виктору, и однажды приехала с сыном, мамой и отцом своего любимого-на регистрацию брака. Родные уехали домой, а она осталась со своим мужем на целых три дня!

Возвращаясь домой в общем вагоне, она не думала только об отце, который изначально был против. «Что она-хуже всех, не могла мужика найти в городе? Что вы творите???» – гремел он. Но сдался, смирился с решением дочери и поддержкой жены.

Полтора года пролетели, как сон, Аня жила ожиданием и его письмами… Счастья хватило на один месяц после его приезда. Виктор стал обижать ее сына, грубо хватал мальчугана за вихры, а тот, обиженный, прижимался к нему же… И Аня, как тигрица, налетала на мужа, и очень удивила его тем, что так же схватила его за еще не отросшие после зоны волосы и трепала, не давая сына в обиду. И Виктор однажды отыгрался над ней, раскидав по комнате ее же письма к нему, их было столько, что они как опавшие с дерева листья ковром в беспорядке лежали на полу. Он что-то кричал, размахивая руками, пинал письма, расхаживая по комнате. У Ани подкосились колени, она опустилась на пол и медленно стала собирать их, гулко стучала кровь в висках. «Это всё!» – мелькнула мысль. Когда она собрала их все, Виктор толкал ее, вырывая из рук те самые письма, которые так ждал в заключении, и снова и снова они огромными снежинками падали на пол. Аня не сопротивлялась, позволяла обращаться с собой, как с тряпичной куклой.«Это всё!!!» – окончательно решила она. Дальше так жить невозможно, как изменился ее любимый! «Да он и всегда оставался таким!» – думала она бессонными ночами, прокручивая все события. Как же были правы работницы ИТК, принимавшие передачи, когда каждый раз говорили Ане: «Зачем вам это надо? Вы такая красивая женщина…«Мысленно тогда она отвечала им:" А вы-то хоть любили в своей жизни?» Как прав был отец, тысячу раз был прав!!!

Стыдно было перед родителями и соседями по даче, которых обворовал Виктор, принеся домой украденные ночью из теплицы помидоры, зелень с грядок: «Тебе нужны витамины!» А Аня уже ждала их ребенка…» Я ворованное есть не буду!» – кричала она…

Для нее было шокирующим открытием, что Виктор учит сына подворовывать. Начал пропадать сутками, она говорила, что если он уйдет, то может не возвращаться, но он уходил. Сколького же не знали ее родители, коллеги, подруга… Аня решила развестись, но отец не принял бы ее с двумя детьми, уже говорил, что если выбрала такого мужа-живи!..А как возвращаться в отчий дом, глядя побитой собакой?.. И так отец скрипя сердце терпел ее, когда после первого развода они вернулись с сыном домой, было отказано в комнате в общежитии…

Беременность протекала так замечательно, она обнимала свой живот руками и говорила ребенку, что никому его не отдаст!.. В силу обстоятельств мама предложила прерывание беременности…

Сколько было пролито слез, Аня то вставала на учет, то сдавала кровь на аборт; наконец черный день настал, ни от кого не найдя поддержки, она отдала своего ребенка, нерожденного… Ушел из ее жизни каждодневный кошмар, она развелась с мужем, но то, что она сама отдала своего ребенка безжалостной вакуумной машине-это сжигало ее сердце, ее душу и ее жизнь каждую прожитую минуту. Это пламя ненасытно и теперь, спустя столько времени…

Я сидела потрясенная, слушая свою попутчицу, жадно ловила каждое ее слово и смотрела на ее лицо в тусклом свете вагона поезда, забыв о спящих пассажирах. Наверное, она почувствовала во мне благодарного слушателя, что поведала случайному человеку то сокровенное, что уже не вмещало ее сердце, возможно, некому было излить душу?..Она как знала, что я не стану осуждать ее, а у меня в глазах заблестели слезы, я погладила ее по руке… Тут слова были лишними. Я прожила с ней боль ее жизни в ту ночь. Проводила ее до тамбура подав со ступенек сумку и долго смотрела из окна вагона ей вслед…

Будем жить!

Митрич проснулся, и, не открывая глаз, вслушивался, по привычке ожидая, что готовится завтрак, не звякнут ли негромко блюдца, не шумит ли чайник… Не шумит… Не пахнет оладьями… И тишина-звенящая, напряженная…

В окна, с вечера не закрытые ставнями, уже светило щедрое сентябрьское солнце-бабье лето, золотые деньки, гвалт воробьев на ветках черемухи, да за калиткой глухо лаял соседский пес-для порядка, чтоб прохожие и не вздумали зайти во двор… Тихо-очень тихо… Повернувшись на бок, вдохнул со стоном-распухшее колено потревожил, нехотя Митрич открыл глаза… Что лежать, пора вставать… Не подаст больше завтрак Лидушка…

Лидушка… Заныло, заплакало сердце… Схоронил Митрич Лидушку – уж неделя как… Всё прошло, как будто не с ним-кладбище, похороны. Словно со стороны себя видел… Ел, как подведут-посадят к столу, ложился спать, когда говорили-поспи, Митрич, отдохни, надо, надо… Зачем надо, кому надо… Так и сидел бы, вслушиваясь и не слыша-ни себя и никого вокруг…

Митрич потянулся за палочкой, встал с постели, прошел на кухню, не сгибая, щадя больное колено… Восемь утра, сейчас прибежит Верочка-сноха, принесет горячий завтрак. Худенькая, живая-всё спорится в ее руках, поможет одеться, накормит, говорит как будто сама с собой, не ожидая от старика ответа. А он смотрит на нее, слушает и сердце успокаевается. Уговаривали его переехать к сыну-в семью, и Верочке легче-тут же на месте, и народу больше… Но куда там, отказался Митрич-привык к своему дому, своему жесткому матрацу, говорил-«я как пес, буду спать в своей будке»…Не мог, не мог он уйти-даже на время из их с Лидушкой дома, где всё еще дышало ее присутствием-алоэ и гераньки она поливала в последний раз, заготовки на зиму-в холодильнике-она делала, вышивку начала-подсолнухи, и игла там же-всем не до того было, не убрали… Астры уж без нее расцвели, хоть и дожди были, а они квёлые какие-то, бледные,, тоже хозяйку потеряли, она ж с ними разговаривала как с малятами-тихо, нежно…

В том году всё так же, а цветы пышней были… Оно и понятно-без Лидушкиной ласки… Вот и я, думал Митрич, так же захирею без моей Лидушки… Сел на завалинку Митрич, помял потихоньку больное колено, вдохнул полной грудью, оглядывая всё вокруг, как внове, будто после долгой болезни увидел он-голубое небо, золотятся тополя, еще цветут посаженные руками жены красно-оранжевые циннии, календула уж загибает коготочки, космея, вербена и еще много разных-всех не упомнить… И тут заметил он Белку-она лежала возле будки, исхудавшая, бока ввалились, и глаза ее смотрели скорбно.«Белка, Белка,» – позвал Митрич. Всё это время он совершенно забыл о ней. Не знал старик того, что собака отказывалась от еды, напрасно приносили ей лакомые кусочки и косточки-ничего не тронула Белка, лакала только воду изредка.«Белка, Белуся!» – опять позвал Митрич и сам пошел к ней, собака глянула снизу вверх, едва качнув хвостом, но не встала. Жалели ее старики, не сажали на цепь, в жуткие морозы спала в теплых сенях, соседи говорили, мол, уж очень вы очеловечиваете собаку, еще в дом заберите…

Пусть говорят! Сами бы вырастили двухнедельного подкинутого щеночка, кормили с пипетки-по ночам вставали, посмотрел бы тогда Митрич-стоит ли сажать такую красавицу – бежево-желтую, добродушную, ласковую-на цепь… Наклонился он, погладил по голове, по морде, тронув пальцем сухой черный нос..Исхудала Белуся, что же ты?..Лапки вон какие, тонкие стали…

Глянул Митрич-меж передних лап Белки тряпица голубая, расцветка знакомая. Потянул, а это косынка Лидушкина! Всегда надевала, когда огородными делами занималась… Нашла Белка косыночку, при себе держала, хозяйкин запах вдыхала… Брызнули слезы нежданно, присел Митрич, и про больное колено не вспомнил, приобняв голову собаки, судорожно хватая воздух, гладил ее:» Белка, Белочка, Белуся… одни мы… без Лидушки…»

Долго еще сидел возле собаки Митрич, а она, положив голову на то самое больное колено хозяина, смотрела на него глазами, полными горя… – Как-то надо жить, Белуся… И есть надо, а ты ешь, не отказывайся, поняла?..Мне тоже плохо, не хочу жить без Лидушки, а живу… Надо жить… Будем жить, Белуся, поняла? Будем!

The free excerpt has ended.