– Почему не пойду на охоту? – удивился Адам. – Конечно, пойду. Нужно ведь добывать пищу.
– А разве мы не съедим твою козу? – в свою очередь удивилась Ева.
– Нет. Пусть живет, – не тратя время на объяснения, ответил Адам, и Еве показалось, что он что-то недоговаривает. – Вон кругом травы сколько. Глядишь, с голоду не помрет.
В тот день больше ничего нового не произошло. Они съели птицу, потом сходили искупаться и провели остаток дня, нежась в мягких лучах заходящего солнца. Единственное, что портило Евино настроение, была мысль о том, что перед сном Адам, как обычно, ляжет на нее и начнет двигать задом. Теперь это начало ее пугать. А вдруг в этот раз он сделает ей больно. Но, на удивление, Адам не проявил к ней никакого интереса. Повернувшись набок, он сказал, что очень устал, таская козу, и хочет спать.
Утром он, как всегда, ушел на охоту. Ноги сами потащили Еву на ту поляну, где стояло зеркало. Женщина вновь стала разглядывать себя. В этот раз не было зрителей, и она могла вдоволь и спокойно любоваться собой. В конце этого нескучного развлечения она сорвала цветок и вложила себе за ухо. И поняла, что все это время ждала, не появится ли Самаил. Но он не пришел. С нескрываемой досадой женщина набрала немного плодов и пошла в сторону дома. Уже совсем на подходе она увидела Адама. Тот успел вернуться. Он не видел Евы и делал что-то странное. Мужчина ритмично шевелил нижней частью тела, прижав ее к заду козы и крепко удерживая ту руками. Его лицо был странно напряжено. Наконец, он удовлетворенно охнул и отпустил животное. И Ева догадалась, что мужчина проникал в лоно козы.
Она почувствовала, что Адаму будет неприятно, если она потревожит его именно в этот момент, и женщина неслышно отошла на несколько шагов в сторону. А потом, уже нарочно шумя, она вернулась к шалашу. Довольный Адам, как ни в чем не бывало, радостно ее приветствовал. И они занялись своими обычными делами.
Еву обуревали разные мысли. Она понимала, что увиденное, точнее подсмотренное, было актом соития Адама с козой. Но, как помнилось ей, Яхве объяснял, что его совершают для продолжения рода. Так, кто же мог родиться от человека и козы? Ева живо представила мужчину с головой козла, и ее разобрал смех. Адам удивленно и глупо посмотрел на нее, и от этого ей стало только смешнее, хотя она так и не объяснила мужчине, в чем причина ее веселья.
Появление козы непонятным образом изменило отношение Адама к Еве. Он стал намного спокойнее. Куда-то исчезла потребность производить на нее впечатление, из-за чего он, такой же, как она, новичок на Эдеме, часто попадал в нелепые и смешные ситуации. Она же вдруг заметила, что он привлекательный и рассудительный мужчина. И если не обращать внимание на его чрезмерное почтение к Яхве, то был ничуть не хуже ни его самого, ни даже Самаила, по которому Ева скучала.
А в Адаме проснулась творческая жилка, и он устроил для козы подобие загона. Ева, в глубине душе смеясь и немножко ревнуя, предложила ему вообще взять ее жить к ним в шалаш, но мужчина обозвал ее дурой. Он, не желая говорить правду, объяснил ей, что коз не только можно есть, но, если поймать еще несколько, то можно просто кормить их травой, а взамен получать еще и молоко. А ему тогда не нужно будет тратить время на охоту, и, чтобы стать полноценным царем Эдема, он сможет вплотную заняться раскрытием имен-сущностей населяющих его животных.
Он перестал ложиться на Еву перед сном. Точнее, делал это формально, как бы совершая ритуал, и тут же укладывался спать. А Еву продолжало тревожить присутствие рядом мужчины. Ее тело разрывало желание чего-то, что было ей недоступно. Она даже иногда плакала, сожалея, что бог создал ее женщиной, а не какой-нибудь козочкой. И ей очень не хватало Самаила, который куда-то пропал. Давно не появлялся и Саваоф.
Ева привыкла по утрам уходить к зеркалу. По дороге она собирала цветы и плела из них венок. Ей очень хотелось, чтобы он получился, как тот, подаренный Самаилом, и ее человеческая рука научилась делать чудесные украшения из полевых цветков, но все-таки они не могли конкурировать с тем, что было создано божественным волшебством. Она надевала венок на голову и долго смотрела на себя, не подозревая, что любуется на удивительно красивую женщину.
Как-то она стояла вот так, разглядывая себя, и вдруг увидела рядом с собой отражение Самаила. Ева обрадованно обернулась. Это действительно был он.
– Здравствуй, дитя мое, – улыбаясь, сказал Самаил.
– Здравствуй, Самаил, – ответила Ева и почему-то оробела.
– Я вижу, ты научилась плести венок, – продолжал бог, разглядывая ее голову. – Какой он у тебя получился красивый!
Ева еще больше смутилась, хотя похвала была ей приятна.
– Но он не смог бы сравниться с тем, который ты подарил мне тогда, – опустив голову, застенчиво прошептала Ева.
Бог ласково коснулся рукой ее подбородка и мягко поднял ее голову, чтобы видеть ее глаза.
– Ты не права, дитя мое. Мой венок – всего лишь материализованная мысль, – не совсем понятно сказал Самаил, – и он не может сравниться с твоим, рукотворным. Мои пальцы слишком неуклюжи, чтобы создать такое чудо.
Ева глубоко вздохнула. Она хотела что-то сказать, но почувствовала, что от волнения не может произнести ни слова. Бог улыбнулся и мягким, но властным движением притянул ее к себе. И Ева ощутила его всего, и у нее перехватило дыхание. Его губы слились с ее, а язык, раздвинул их… Ева непроизвольно застонала и краешком путающегося сознания припомнила, что нечто подобное происходило и в тот раз, но ничем хорошим это не кончилось. Самаил уложил ее на траву и снял свою повязку. Ева с испугом ожидала продолжения, но, похоже, что и сам бог чувствовал себя неуверенно.
И это было правдой. Он, бог Самаил, был не уверен в себе. У Евы нечаянно мелькнула неожиданная мысль. Может, тогда, в тот раз, дело было в том, что она неправильно лежала? Ведь во всех случаях соития, которые она видела, самец находился сзади. И Ева перевернулась на живот, выжидательно поглядывая на бога. Тот, увидев это невинно-непристойное движение Евы, улыбнулся. Он догадался, даже не пользуясь своей силой всезнания, почему женщина так поступила. Он ласково перевернул ее обратно.
– Не бойся, – сказал он. –Больше не будет больно. Но я хочу видеть твое лицо.
Ева, несмотря на его уверения, зажмурилась, но… испытала вначале лишь легкое неудобство, которое стало сменяться лавиной обрушившегося на нее возбуждения. Она стала постанывать, ритмично двигаясь вместе с богом, а потом ей показалась, что она умерла, потому что ее «я» внезапно исчезло и растворилось в волнах наслаждения.
Она не заметила, как наступил вечер, и не знала, сколько раз они, вновь и вновь лаская друг друга, сливались в соитии. Но, наконец, и их, казалось бы бесконечные, силы иссякли. Ева опомнилась. Вот-вот должно было опуститься солнце. Она поцеловала бога в губы.
– Мне пора, – уже немного нервничая, сказала она. – Адам, наверно, меня ждет.
Самаил, не торопясь, поднялся с земли.
– Хочешь, чтобы я пришел завтра? – улыбаясь, спросил он, заранее зная ответ.
Ева радостно кивнула и побежала в сторону дома.
– Стой, глупышка! – крикнул вдогонку бог. – Ты же ходила за персиками. Что, так и появишься с пустыми руками?
Ева растерянно на него посмотрела, а Самаил рассмеялся.
– На, возьми, – сказал он, и у женщины в руках оказалась груда фруктов.
Адам сидел у догорающего костра.
– Я уже собрался идти тебя искать, – сказал он. – Тебе лучше все-таки не уходить далеко. Ночевать одной в лесу может быть небезопасно.
Ева, испытывая некое чувство вины, кивнула.
– Извини, я не хотела, – сказала она.
Адам безразлично пожал плечами.
– Вон, поешь. Кролик уже совсем остыл.
Ева почувствовала, что очень голодна, и с необычной для нее жадностью вмиг проглотила кусок мяса. Адам рассмеялся.
– Ты же предпочитаешь фрукты.
Но Ева продолжала есть, промычав в ответ что-то невразумительное.
Когда они укладывались спать, Адам по привычке на мгновенье равнодушно лег на Еву, но женщина его не отпустила. Ее руки скользнули вниз, именно туда, откуда во время соития приходило наслаждение, и Адам почувствовал, как его орган куда-то скользнул. А дальше ему объяснять ничего не понадобилось. Мужское тело само начало исполнять этот вечный ритмичный танец без музыки. И все поплыло у Адама, и все поплыло у Евы.
А потом они лежали усталые, обессиленные, но счастливые, и оба вспоминали слова Яхве о том, что соитие хранит свои сладкие тайны. Наконец, Адам собрался уже повернуться на бок, но услышал чуть насмешливый голос Евы:
– Адам! А бедную козу теперь можно отпустить.
Мужчина чрезвычайно смутился. Он понял, что женщина знает, но потом, увидев, что Ева не сердится, рассмеялся.
– Зачем же? – спросил он. – Я поймаю для нее козла, и у нас будут козлята.
– Ягнята, – так же, как раньше Лилит, поправила женщина.
– Нет, козлята, – упрямо ответил мужчина.
– А я сказала «ягнята», – продолжала настаивать Ева.
Адам оглядел ее чудесное тело и вспомнил, как ему было хорошо с ней.
– Хорошо, ягнята, жена моя, – смиренно подтвердил он.
Жизнь Евы круто изменилась. На следующий день Адам не захотел идти ни на какую охоту, а остался с женщиной, не отпуская ее с их пахнущего высохшей травой ложа. С трудом она выкроила момент сбежать на какое-то время, чтобы, как она выразилась, собрать хотя бы капельку фруктов для восстановления растрачиваемых сил. Она встретилась с Самаилом, который тоже большую часть времени продержал ее в лежачем положении. Богу женщины были не в новинку, и он с удовольствием дарил ей свои ласки, а та прилежно училась искусству плотской любви, познавая скрытые от нее ранее возможности их тел. Делала она это не только ради себя, ей очень хотелось поделиться полученным умением с Адамом.
Так прошло несколько дней, и Ева поняла, что устала, и что вести одновременно бурный роман с двумя мужчинами не так уж легко. К счастью, и у Адама тоже утих первый восторг. А главное, ему пришло в голову, что Ева никуда от него не денется. И он почти полностью вернулся к своему обычному образу жизни. Теперь его еще сильнее стал одолевать дух творчества и исследования. В нем забурлила энергия. Он с удивлением понял, что, если раньше ему во что бы то ни стало хотелось женщину покорить, то теперь он жаждал ей служить. Он загорелся идеей переустройства их гнезда и стал надолго уходить в лес, заготавливая наиболее крепкие и прямые ветки для их будущего дома. Он поймал нескольких коз, которых поселил в загоне. У одной их них был козленок, которого она кормила молоком. И Ева, которую животные бысто перестали бояться, рассудила, что коза вполне может поделиться частью своего молока, и не без труда, но научилась ее доить.
День до отказа заполнился заботами. Ева хлопотала по хозяйству, а Адам ходил на охоту и строил.
Однако женщина не забывала бегать и на свидания к Самаилу. Она, не вникая в то, правильно это или нет, искренне любила обоих мужчин, хотя с богом чувствовала себя робкой ученицей, а с Адамом, который был для нее проще и роднее, наставницей. Но она, конечно, никогда ему в этом ни в назидание, ни в укор не созналась бы. Самаил, похоже, понимал, что с ней творится, и всячески нахваливал Адама и его успехи, исподволь внушая женщине мысль, что ее жизнь должна быть связана с человеком, а не с богом. Хотя никогда ее не отвергал. Да и не хотел. Самаил, скрывая от самого себя, испытывал боль из-за неравенства их положений и, особенно, из-за смертности Евы. Но, опираясь на бесконечный опыт бессмертного, ничего предпринимать не стал и продолжал наблюдать, как развивается эксперимент Яхве. Хотя мог сделать Еву бессмертной. Но, ловя себя на этом желании, тут же вспоминал, что вечность убивает чувства, и что скоро, меряя категориями бесконечного, а не человеческого мира, они с Евой охладеют друг к другу, оставив после себя несчастного с разбитым сердцем Адама, который из-за краткости жизни может и не оправиться от такого удара.
А Адам ему нравился. Этот примитивный человечек обладал сильным внутренним стержнем, а совершаемые им глупости были не показателем недоразвитости ума, а лишь результатом отсутствия опыта и знаний.
Так и текли дни на Эдеме, постепенно начиная навевать легкую скуку. Поначалу бурные, полные страсти, взрывные акты любви, утратив новизну, стали больше напоминать не всегда желанный десерт после хорошего ужина, а не слишком обременительные заботы быта, которые с накоплением опыта требовали все меньше усилий, начали усыплять своим однообразием.
В тот день свидание с Самаилом проходило как обычно. Разве что они меньше занимались любовью. В последнее время Ева стала замечать, что ей не столько интересны ласки бога, сколько его забавные рассказы про вечный мир. Вот и сегодня он рассказывал ей простенькую, хотя и выдуманную им историю про вспыльчивого, но боящегося щекотки толстяка – бога Хлопа, которого, чтобы избежать его гнева, достаточно было просто пощекотать, и тот начинал заливаться от смеха и забывал, что сердится.
Самаил, увлекшись собственным рассказом и для убедительности размахивая руками, продолжал:
– Заковырка была в том, что он был воинственен и вечно искал повод, чтобы вызвать кого-нибудь на дуэль. И чтобы всегда быть к ней готовым, таскал на себе рыцарские латы из гибкой стали. А не так уж легко пощекотать кого-то, закованного в броню. Боец он был отменный, и связываться с ним никто не хотел, но, несмотря на это, он часто становился предметом шуток, поскольку был с виду до чертиков смешон.
И бог, надув щеки, изобразил переваливающегося толстяка. Ева весело смеялась. А Самаил рассказывал дальше.
– Хлоп прекрасно это понимал. Он был беспримерно обидчив, в особенности в присутствии прекрасного пола, хотя пользовался у богинь не меньшей, чем я сам, благосклонностью, – Самаил важно поклонился. – В итоге любители подшутить над ним разработали тактику предотвращения поединков. После какой-нибудь невинной шутки, на которую Хлоп обижался и начинал наливаться кровью, кто-то обязательно незаметно подлезал сзади под его колени. Бога толкали и, увлекаемый весом доспехов, Хлоп кулем валился на землю, а его хватали за ноги и начинали щекотать пятки, пока тот, умирая от смеха, не просил пощады. Хлоп был не дурак и, конечно, подыгрывал зрителям в этом представлении. Ему нравилось, когда другим было весело. А просто так никто не рискнул бы повалить и пощекотать бога.
Ева со смехом выслушала байку и сладко потянулась.Скоро надо было возвращаться. Неожиданно она заметила, что в этот раз они с Самаилом расположились недалеко от дерева памяти, о существовании которого они с Адамом и думать-то позабыли. Ева изучающе взглянула на растение. Дерево – как дерево. Плоды – как плоды, хотя и выглядят соблазнительно. Еве захотелось их попробовать, но она сдержала себя. Персики и бананы наверняка ничем не хуже. Но плоды продолжали манить. Чтобы избавиться от наваждения, Ева отвернулась и встретилась глазами с внимательно глядевшим на нее Самаилом.
Не говоря ни слова, он встал и подошел к дереву памяти.
– Приблизься ко мне, дитя мое, – мягко и настойчиво попросил бог.
Ева чуть испуганно подошла к нему. Теперь их обоих скрывала крона запретного дерева, от плодов которого исходил манящий запах. Самаил спокойно протянул руку и сорвал плод. Повертев его в руках, он с хрустом откусил и начал жевать.
– А разве можно? – с завистью спросила Ева.
– Я – бог, и запрет меня не касается, – ответил Самаил.
– Вкусно? – снова спросила Ева, и рот ее наполнился слюной.
– Кому как, – равнодушно ответил бог, продолжая жевать.
Ева снова взглянула на плоды. Какие они аппетитные! Маленькая алая змейка с изумрудными глазками боязливо проползла по дереву. Ей нужно было спуститься на землю. Переползая с верхней ветки на нижнюю, она обвилась вокруг крупного плода. Спелый, налитой плод не выдержал ее тяжести, и она неожиданно вместе с ним свалилась в траву. Змейка тут же юркнула куда-то по своим делам, а плод остался лежать. Ева голодным взглядом посмотрела на него.
– Хочешь попробовать? – с иронией в голосе спросил Самаил.
Ева с испугом на него посмотрела и, поколебавшись, кивнула.
– Но ведь нам запрещено. И я не стану нарушать запрет, – решительно сказала она. – Пойдем отсюда, Самаил. Мне пора домой.
– А ты помнишь, что тогда сказал бог? – мягко удерживая женщину, спросил Самаил.
– Конечно, – удивилась она. – Запрещено есть плоды с этого дерева, иначе мы будем жестоко наказаны.
– Прости меня, дитя мое, – вкрадчиво произнес Самаил. – Но ты ошибаешься. Он сказал, что людям нельзя рвать с него плоды.
Ева недоуменно на него посмотрела.
– Но ведь это одно и то же. Зачем нам рвать, если мы не собираемся есть? – резонно спросила она.
– Дитя мое, – также вкрадчиво продолжал бог. – Ты пока слишком мало знаешь, чтобы судить. Возможно, это покажется чересчур сложным для твоего ума. – Самаил исподтишка бросил взгляд на Еву, ожидая реакции, а та обиженно нахмурилась.
Удовлетворенно кивнув, бог продолжил:
– Я попытаюсь объяснить. Мы пользуемся словами, потому что за каждым из них скрыт определенный смысл, информация, которую мы хотим передать другому человеку. Некоторые слова могут иметь несколько значений или обобщать какие-то понятия. Например, цветы – это все цветы, которые растут на этой лужайке, хотя они все такие разные. Но есть много слов, которые имеют конкретное значение. Ты ведь никогда не подумаешь, что я сижу на дереве, если я скажу, что его вижу.
Ева улыбнулась.
– То же самое касается и слова «рвать». Рвать с дерева и есть с него – вовсе не одно и то же. И вообще зрелые плоды и так падают. Так чем же ты нарушишь запрет Яхве, съев валяющийся плод, даже не прикоснувшись к дереву?
Ева с сомнением покачала головой.
– Я даже не знаю, что подумать. Но знаю точно, что боюсь гнева Саваофа.
Самаил поднял плод и подал женщине. Он молчал, не желая настаивать, а та уже было протянула руку, но тут же ее отдернула. Самаил разочарованно пожал плечами. Ева заметила это и, не касаясь самого плода, взяла бога за руку и поднесла ее ко рту. Запретный плод почти касался ее губ. «А я ведь и вправду не прикасалась к дереву», – сказала себе Ева и, все еще борясь с сомнениями, откусила маленький кусочек. Плод был действительно хорош, хотя и не настолько, чтобы вокруг него устраивать такой сыр-бор. Сладкий сок потек по ее щекам. Самаил с улыбкой глядел на нее.
Неожиданно в голове женщины что-то произошло. Она оказалась в темноте, в которой замелькали какие-то образы людей, точнее богов, бесконечные просторы вечного мира; какие-то странные понятия и неизвестные знания обрушились на нее. И она вдруг поняла, что Эдем – это кроха в необъятном пространстве, созданная прихотью Яхве по особым, отличным от остального мира законам.
Самаил с интересом следил, как меняется лицо женщины. Выражение испуга на нем постепенно сменилось запальчивостью. Оно стало строже и от этого еще красивее, а вокруг глаз наметились незаметные морщинки знания.
– Как это подло, – с негодованием сказала женщина.
– Что подло? – переспросил бог.
– Сделать нас смертными. Я теперь знаю, что такое смерть. Это прекращение существования, исчезновение… А я хочу жить. Хочу видеть солнце, купаться в озере, видеть тебя и Адама, а не гнить, издавая мерзкий запах.
Самаил молчал. Он задумался и не знал, что ответить.
– Я могу лишь предполагать, зачем Яхве придумал смерть, – начал он. – Попробую объяснить тебе, как это понимаю я. Но сначала ты должна попытаться понять, каково быть бессмертным. Мы, боги, не знаем, откуда взялись. Может, кто-то когда-то сотворил и нас, но он, очевидно, был умнее Яхве и стер воспоминание об этом из нашей памяти. Мы устроены так же, как и люди, за исключением одного: наши тела обладают бесконечной способностью к самовосстановлению. Помимо этого, мы можем, по желанию, трансформироваться в любые другие тела, но через какое-то время у нас появляется настойчивая потребность вернуться к состоянию, подобному вам с Адамом, в котором мы и проводим бо̀льшую часть бытия.
Я не знаю, каким образом Яхве ухитрился это сделать, но, сотворив Эдем, он посягнул на краеугольный камень устройства вечного мира, ускользнул от казалось бы незыблемого закона о бессмертии. Придумав это новое мироздание, он заложил в его перпетуум-мобиле единственную и неповторимую программу необратимого разрушения тел, носящих ваши индивидуальности. И если, к примеру, моя душа, трансформируясь в звезду или что-нибудь еще, способна смиренно пережидать восстановление моего разрушенного чем-то или кем-то тела, то вы этой возможности лишены.
Но это палка о двух концах. Мы каждый раз, восстановившись или пройдя трансформацию, возвращаемся к тому же самому моменту существования, на котором остановились до нее, и к тому же грузу опыта и памяти. Они остаются с нами. А вечность – это вечность. Это – то, что происходит всегда и никогда не прекращается. И мы уже видели и испытали все, что существует. У нас нет и не может быть страха, нет и доподлинных чувств, потому что мы всё успели не один раз испытать. Мы не живем. Мы просто существуем, поддерживая видимость того, что можно назвать жизнью. У нас нет мук, которые хотелось бы остановить. Каждый бог может погасить источник боли. Среди богов-мужчин даже существует своего рода развлечение. Они придумывают изуверские пытки и сами на себе их пробуют. Побеждает тот, кто выдерживает дольше других. А люди свою боль контролировать не умеют, – Самаил тяжело вздохнул. – Мы, боги, страдаем от смертельной скуки и вечно ищем, как от нее избавиться.
– Тебе с мной скучно? – обиженно спросила Ева.
Бог рассмеялся и поцеловал женщину. Поцелуй говорил сам за себя, потому что так целует только влюбленный, но Самаил еще и добавил:
– Я клянусь тебе, Ева прекрасная, мне ни секунды не было с тобой скучно. А особенно в тот раз, когда ты дурным голосом заорала и убежала во время нашего первого свидания.
Ева покраснела и тоже засмеялась.
– И вообще, как это не кажется парадоксальным, вы, смертные, – единственные по-настоящему живые среди нас бессмертных, – добавил Самаил и посерьезнел. – И я начинаю понимать замысел неугомонного и пытливого Яхве. Он захотел придать бытию ощущение ненапрасности, остроту чувств и поэтому избавил людей от бессмертия и возможности контролировать боль. – И, вдруг нахохлившись, закончил: – А в результате создал реальный, а не суррогатный, как в вечном мире, страх. И он будет у вас, видимо, основным стимулом выживания. Но, похоже, он недооценил результаты своего изобретения. Он ведь научился уничтожать только материальный носитель личности. И, как я понимаю, сам не знает, что произойдет с вашими душами, которым некуда будет, как нашим, вернуться. Может, Яхве в итоге окажется истинным гением, создавшим племя свободных душ-скитальцев.
– Не очень понятно. И ты, наверно, врешь, – сказала женщина. – Но врешь красиво.
Она ласково погладила его по щеке. А потом встрепенулась.
– А Адам? – с тревогой спросила она. – Как быть с Адамом?
– Что значит «как»? – изображая непонимание, спросил бог. Он знал ответ, но хотел, чтобы женщина сама произнесла нужные слова. – Что ты имеешь в виду?
– Как что? Нельзя же не сказать ему. Это нечестно и несправедливо. Пусть знает, что его обожаемый всемогущий создатель вовсе не самый безупречный. А то я уже устала слушать: великий Саваоф – то, великий Саваоф – сё… А тот сознательно отобрал у своего творения то, чем наделен сам.
Ева со злостью сломала какую-то веточку.
– Беда только, что он никогда не согласится съесть запретный плод. Ни с дерева, ни упавший.
Самаил понимающе посмотрел на нее и протянул раскрытую ладонь. На ней враз возник плод запретного дерева. Он накрыл его другой рукой, а когда ее отнял, там лежал спелый красный персик.
– Смотри. Это видимость персика. Внутри запретный плод. Дай ему, и он будет знать столько же, сколько ты.
Ева потянулась было за лжеперсиком, но тут же убрала руку.
– Нет. Я не могу обмануть, воспользовавшись его наивностью, – решительно произнесла она.
Бог с уважением на нее посмотрел. На душе у него заскребли кошки. Он-то воспользовался наивностью Евы не один раз.
В этот момент кто-то негромко кашлянул рядом. Это был Адам. Легок на помине.
– А, вот куда вы забрались, – вместо приветствия, улыбаясь, сказал он. – А я уж Еву обыскался.
Женщина и Самаил смутились и начали уверять, как они рады его видеть. А простак только обрадовался и позвал Еву домой обедать, а затем, поколебавшись и смущаясь, пригласил и Самаила.
– Я сегодня первый раз поймал рыбу. Это был несложно. Несколько штук по ошибке заплыли на мелководье, – рассказал он. – Я изловил одну, а потом хотел выпустить ее обратно, но заметил, как на другом берегу какой-то мохнатый зверек, я назвал его «выдра», поедает точно такую же рыбеху. И я тоже решил попробовать. Я сделал маленький костер, снял, исколов все руки, с рыбы шкурку и поджарил кусок. Ее мясо изменило не столько цвет, сколько запах, но я все же попробовал. Это вкусно. Пойдемте. Я принес несколько штук домой.
Самаил поблагодарил, но отказался. Он сказал, что боги едят другую пищу, а Ева неожиданно заявила, что тоже не хочет, потому что уже насытилась фруктами. Она показала Адаму на дерево памяти, а затем, подойдя к нему, сорвала запретный плод и захрустела им. Адам побледнел.
– Это же дерево Саваофа, – только и сумел выдавить из себя человек.
– А здесь все Саваофа, – с иронией парировала женщина. – И плоды, и это дерево. Да и вот это, и вон то, и весь Эдем. И мы в том числе. И все это просто забава.
– Как ты можешь так говорить? – ужаснулся Адам.
– Я говорю то, что думаю, – жестко ответила Ева. – Хоть тебя и создал бог, разве ты можешь заставить себя думать так, а не иначе? И почему ты решил, что, создав тебя, бог имеет право командовать тобой?
Самаил, вытаращив свои божественные очи, восхищенно глазел на женщину. А сникший Адам не знал, что ответить. До этого было так просто и хорошо. Был великий бог, была интересная жизнь на Эдеме, была сладкая, хотя иногда и строптивая Ева, и лишь маленький запрет не есть какие-то никому не нужные плоды.
Мир Адама рухнул.
– Может быть, ты и права. Но разве ты была так голодна, что не могла отойти и поесть с другого дерева? – сердито спросил Адам. – Разве небольшая просьба существа, создавшего тебя, не достойна уважения? Разве твои и божественные силы соизмеримы? Подумай сама,– добавил Адам. – Что толку в твоем нарушении запрета, если ты заранее знаешь, что понесешь за это наказание? Неужели вкус этого фрукта стоил того, чтобы рисковать тем, что есть?
Ева не ожидала столь убедительной речи и растерялась. В ожидании поддержки она посмотрела на Самаила. Но тот решил не вмешиваться. Пусть женщина сама отстаивает свое мнение. В конце концов, именно сейчас решался вопрос человеческой самостоятельности. У Евы на глаза навернулись слезы.
– Тебе просто нравится быть игрушкой в чужих руках, – обиженно сказал она. – Великий Саваоф, великий Саваоф, – передразнила она его. – А я хочу, чтобы у меня был великий Адам. И что это за мелочность, если бог грозит наказанием из-за каких-то плодов? Видишь, я их поела, и ничего со мной не случилось. Солнце не свалилось с небес. Ты можешь, конечно, поступать, как знаешь, но запомни, я эти плоды попробовала, и жить с человеком, который отказался это сделать, не собираюсь. Делай, что хочешь. Живи, например, со своими козами.
Самаил не знал, что Ева имела в виду, но заметил, что Адам сконфузился. Мужчина вспомнил, как другая женщина, Лилит, от него уже ушла. И понял, что не хочет, чтобы это случилось вновь. Даже несмотря на страх перед Саваофом. Если великий бог их все-таки накажет, он понесет наказание с ней, с его Евой.
Взгляд Адама посветлел. Время колебаний прошло. Он встал, подошел к дереву памяти и стал его разглядывать, выбирая плод получше. Потом так же спокойно сорвал его и съел.
– Это совсем не так божественно, как я думал, – сказал он и… утонул в потоке захлестнувших его неясных представлений.
– Проклятие, – только и молвил он, придя в себя.
Адам огляделся и как бы все увидел заново. Рядом стояла прекрасная обнаженная женщина с венком цветов на голове. «Интересно, откуда он взялся?» – подумал Адам. Он осмотрел себя и понял, что тоже гол. Чуть в стороне стоял Самаил, закутанный в свою привычную одежду. Адам ощутил укол ранее незнакомой ему ревности. Конечно же, это он подарил ей венок, сама она такое не сумела бы сделать. Адам внезапно почувствовал свою наготу и, стесняясь, заслонил руками причинное место.
– Прикрылась бы чем-нибудь, – просительно, но со скрытым неудовольствием обратился он к Еве.
Та тоже смутилась. Оба мужчины были ей близки, и ей не приходило в голову их стесняться. Но сейчас, похоже, ситуация изменилась. Она попыталась прикрыться руками, но это целомудренное движение оказало обратное действие на мужчин, которые почувствовали, как их начинает охватывать возбуждение.
Самаил, знающий, что такое ревность, опасался не желаемой вспышки злости Адама на Еву или на него самого и сделал некий незамысловатый пасс. Из небытия возникли два куска мягкой серебристой ткани.
– Оберните их вокруг себя. Так вам будет удобнее, – мягко сказал он.
Люди торопливо, и почему-то отвернувшись друг от друга, стали прикрывать свои тела. Самаил откровенно залюбовался увиденным. Адам выглядел как настоящий бог, даже несмотря на неловко накрученную набедренную повязку. А Ева была прекрасней любой богини. Он не понимал, откуда что взялось, она ведь никогда богинь не видела, но, видимо, женщиной руководило какое-то природное чутье, подсказавшее, что надо сделать, чтобы подчеркнуть красоту, оставить обнаженного тела ровно столько, сколько требовалось, чтобы неровно забились мужские сердца.
Ева вдруг побледнела. Удивленно посмотрев и проследив за ее взглядом, оба мужчины оглянулись. Недалеко, чуть вниз по склону на краю валуна сидел Яхве и с любопытством их разглядывал.