Библиотека. Повести

Это был первый раз, когда я мог сказать, что холодок в моих взаимоотношениях с Мариной стал немножко таять.

Мы стали чаще перезваниваться и встречаться, но она предпочитала ресторанчик Рашида. Не хочу врать, но это не могло не вызвать у меня некоторой ревности.

Я узнал, что она живёт с мамой и работает от заказа до заказа в дизайнерской фирме, и что мама даёт уроки английского языка на дому. Тут я немного удивился. Образ преподавателя английского плохо ассоциировался у меня с образом деревенской грузинской мамаши, который возник у меня после полёта из Сочи, но, в принципе, всякое бывает. Она рассказала, что её брат хорошо зарабатывает и вовсе не настаивает, чтобы они с мамой работали.

Один раз она меня спросила:

– Я знаю двух твоих друзей, и они совершенно на тебя не похожи. Они такие эмоциональные, импульсивные, а ты спокойный и рассудительный. Как вы уживаетесь?

– Кусок мыла? – с усмешкой спросил я, но тему развивать не стал.

Как-то она пригласила меня домой. Я не очень жаждал, но неудобно было отказываться. Памятуя её рассказ в самолёте, я с ужасом представлял толстую, с усиками грузинку, одетую в какие-нибудь дурацкие юбки, которая наверняка встретит в штыки русского мальчика, родившегося в Курске, где у него до сих пор и живут родители.

Нам открыла стройная красивая женщина лет тридцати пяти, очень элегантно одетая и похожая на Марину. Я подумал, что это её старшая сестра, про которую она мне не говорила. Но Марина сказала:

– Мама, познакомься, это – Сергей.

У меня от удивления глаза чуть не выскочили из орбит, и я промямлил что-то невольно, хотя в результате получился комплимент:

– А я подумал, вы её сестра.

Мама, которую звали Тамара Давидовна, рассмеялась.

– Рада познакомиться. Проходите. Стол уже накрыт.

А потом меня с грузинским гостеприимством начали угощать. Я не обжора, но просто не мог остановиться. Я вообще люблю кавказскую кухню, а тут она была представлена в прекрасном домашнем варианте. Это было даже лучше, чем у Рашида. Тамара Давидовна была интересной и интеллигентной собеседницей, и вскоре мне не составило большого труда уяснить, что Марина в чём-то её недопонимает. Та вовсе не собиралась восстанавливать старинные традиции брака. Идея о замужестве дочери с грузином была только пожеланием, а не требованием. Сама-то она вышла за русского. Она просто хотела, чтобы дочь не осталась старой девой и была счастлива, чтобы у той была своя семья, а у неё внуки.

Через какое-то время появился брат Марины Ашот, похожий на неё, а значит, тоже красивый. Я думал, что после истории в Сочи между ним и Мариной должны быть холодные отношения, но ошибся, они искренне любили друг друга. Ведь брат лично того человека не знал. По поведению и характеру Ашот напомнил мне моего Базилио. Вскоре моя голова начала пухнуть от его анекдотов и смеха. В один из моментов он обратился к Марине:

– Знаешь, такая беда, такая беда. Слышала, что произошло с Гошей?

Марина резко вскинула голову.

– А кто такой Гоша? – из любопытства спросил я.

Марина брезгливо дёрнула плечами.

– Это тот, у кого я была в Сочи.

В принципе, у Ашота была очень чистая и правильная русская речь, а тут он заговорил с преувеличенным кавказским акцентом:

– Такое несчастье. Совсем больной. С крыши упал. Ноги поломал. Позвоночник поломал. На колясочке возят, из ложечки кормят. Бизнес – швах.

Марина понимающе и благодарно кивнула.

«Эге-ге», – подумал я.

Это был один из самых приятных вечеров в моей жизни.

Теперь наши свидания в кафе, ресторанах, театрах и на всяких презентациях разнообразились тихими и весёлыми вечерами с её мамой и Ашотом. Но никаких близких отношений у нас не было. При прощании я легонько целовал её в губы. Она не отворачивалась, но и не отвечала. Я мог бы попытаться продвинуться и пригласить её к себе, но ужасно боялся, что она скажет про меня, что я веду себя по-свински.

Но как-то она сама спросила меня:

– Серёжа, а почему ты никогда не приглашаешь меня к себе? Скрываешь, что женат?

Марина чуть криво улыбнулась, а я рассмеялся.

– Мадемуазель, я буду счастлив, если вы посетите мой дом. Поехали?

На моё удивление, она кивнула.

Мы приехали. Какое-то время она придирчиво рассматривала моё холостяцкое жильё, которое, с моей точки зрения, было вполне на уровне, постояла около стеллажей с книгами. А потом мы выпили по бокалу вина, и я сел рядом с ней на диванчик. Я нежно, но чуть настойчивей, чем обычно, поцеловал её в губы и начал потихоньку распускать руки.

Боясь испугать, я старался делать это очень аккуратно и, если так можно выразиться, просто крался за ней, как кот за мышкой. Но она вдруг сердито сказала:

– Что ты ведёшь себя со мной, как с девочкой, которую собираешься лишить невинности? Я взрослая женщина.

Я засмеялся, и испытываемое мною напряжение тут же спало, и я отпустил тормоза.

Она была нежной, раскованой, податливой, а когда надо, агрессивной. У меня в жизни не было такого красивого секса. Я хотел, чтобы она осталась на ночь, но Марина, улыбнувшись, сказала, что порядочная девушка должна к 11 часам вечера возвращаться домой.

С тех пор она, как кошка, когда хотела, приходила, когда хотела, уходила, но ни разу не осталась у меня ночевать. У меня раньше было достаточно женщин, которые приходили ко мне домой, а часть и жила какое-то время, и все они пытались внести по своему вкусу улучшения в мою квартиру. То сделать перестановку, то принести из дома каких-нибудь плюшевых мишек или кукол, которых потом раскладывали на диване и т. п. Марина ни к чему не притрагивалась. Она вольно или невольно подчёркивала, что только гостья.

Я человек небедный. У меня, конечно, есть достаточно дорогие вещи, но они нужны мне по работе для всякого рода тусовок, куда ты должен приехать на соответствующей статусу машине, быть соответствующе одет, носить часы нужной фирмы. Но, в принципе, мне самому было всё равно. Я так и не присоединился к этой снобистской гонке «у кого что круче». Мне по духу был ближе один мой знакомый. Правда, он явно был ненормальным. Ходил в дешёвой одежде. Ездил на стареньком «москвиче». Жил в хрущёвской двухкомнатной квартире с фанерной дверью. И мало кто знал, что жилая комната только одна, а в другую он складывает деньги. Представляете, целая комната денег. Я ему как-то говорю:

– Володя! Хоть машину поменял бы.

А он мне:

– А зачем? Эта ведь бегает пока.

– Ну, хоть в отпуск съезди.

– Так не умею я отдыхать. Привык работать и работаю.

При этом он не был жадиной.

Поэтому, когда появилась Маринка, я с удовольствием потратил бы на неё часть денег.

Но не тут-то было. Как-то, когда я попытался уговорить её зайти в ювелирный магазин, она сказала, что, если я вздумаю ей что-нибудь купить, то больше её не увижу. Но от цветов не отказывалась, и я буквально заваливал Марину ими.

Так продолжалось несколько месяцев. Иногда мы ссорились, и она исчезала из поля моего зрения, а потом я, кляня себя за слабохарактерность, набирал её номер, и всё возвращалось на круги своя. А однажды я подумал… «Сергей! – мысленно сказал, обращаясь к самому себе. – У тебя никогда не было и не будет такой женщины. Женись». Эта идея, с одной стороны, показалась мне заманчивой, а с другой, в восторг не привела. Я привык жить один и контролировать ситуацию. Я ничего, естественно, не говорил Марине, но всё время находился в раздумьях.

Жениться или не жениться.

Как-то она долго ко мне не приходила, хотя мы и не были в ссоре. А потом вдруг появилась. Я очень по ней соскучился. И, видимо, она тоже. Мы нежно и долго любили друг друга, а потом расслабленно лежали на кровати. Я снова подумал о женитьбе. Но неожиданно как будто что-то стукнуло меня по голове. А с чего это я решил, что она с её своенравным характером согласится? Я привык думать за других, но это не касалось Маринки. Она запросто могла подумать и за меня.

Эта мысль оказала на меня парадоксальное действие. Я решил сделать Марине предложение. Но, вспомнив про грузинскую маму, решил, что лучше вначале переговорить с ней. Я направилася в цветочный салон, где мне составили какую-то необычно красивую икебану, и поехал к Тамаре Давидовне.

– А, Серёжа! Рада тебя видеть. Заходи. Но Мариночки нет, – сказала она и воскликнула, увидев цветы: – Ой, какая прелесть! Хочешь, чтобы я ей передала?

Я отрицательно покачал головой.

– Эти цветы – вам, Тамара Давидовна. И я пришёл именно для разговора с вами.

У той округлились глаза.

– Со мной?

– Да, Тамара Давидовна. Я здесь для того, чтобы просить руки вашей дочери, – чувствуя себя полным идиотом, сказал я.

А та расхохоталась.

– Я не знаю, что тебе моя дочь наговорила про свою грузинскую маму, но, по мне, будь ты даже чёрт рогатый, если она тебя любит и будет с тобой счастлива, я готова вытерпеть и чёрта. Иди проси руки у неё самой. Там получить согласие будет сложнее, чем у меня, – она продолжала смеяться. – А теперь проваливай. Я не хочу, чтобы ты видел, как я умираю от смеха. Кстати, спасибо за букет.

И вытолкала меня из кваритиры.

Вот так комично, но удачно прошло моё сватовство.

Я пошёл в ювелирный магазин, и, так скажем, не поскупившись, купил обручальное кольцо с бриллиантом. Все следующие дни я находился в напряжении, но не торопил события. Я не искал встречи, а ждал, когда она появится сама.

Наконец, как всегда неожиданно, раздался телефонный звонок, и вскоре она позвонила мне в дверь.

Я загородил дверной проём, не давая пройти.

– Марина, – сказал я, – я знаю, что рискую тебя больше не увидеть, но я хочу, чтобы ты стала моей женой.

И протянул ей коробочку с кольцом.

Она задумчиво посмотрела на меня. Видно было, что она колеблется. Моё сердце затрепыхалось. А потом взяла коробочку, обняла меня за шею и поцеловала.

Тут можно было бы закончить это как святочный рассказ, но было одно маленькое «но».

Я Марину не любил.

* * *

Я восхищался ей как женщиной, ценил как прекрасного человека, но никаких глубоких чувств у меня к ней не было. Иногда я про себя думал, что являюсь каким-то нравственным уродом и не способен любить.

И, тем не менее, я хотел видеть Марину своей женой. Я мог бы привести много достойных и убедительных доводов, почему это решение правильно, но… как всегда, старался избегать лицемерия. Я уже упоминал, что не участвую в соревнованиях типа «у кого что круче». Но в глубине сознания чётко разглядел не самую достойную мысль, что вряд ли многие могут похвастаться такой женщиной.

Дальше началась суматоха подготовки к свадьбе. Мы хотели бы сделать её скромной, только с членами семьи, но начались грузинские «примочки». А как же мы не позовём того или этого? У них, оказывается, было немало родственников в Москве. Приглашения полетели и в Грузию, была приглашена вся доступная родня со стороны покойного отца. Я же пригласил только родителей и Базилио, который, кроме того, был моим свидетелем. Да ещё прилетели из Челябинска мой двоюродный брат с женой. В итоге была «скромненькая» свадьба на 200 человек.

Ашот был тамадой. Красиво, по-кавказски, он произносил тосты за молодых, за родителей, за процветание в нашем доме и т. п. Наконец, все наорались «горько», а мы нацеловались с Мариной. И, как это всегда бывает на больших застольях, гости стали кучковаться группами и праздновать свою свадьбу. Я как-то отвлёкся и не заметил, что Маринка куда-то пропала, и пошёл её искать. Но не нашёл. Решил, что она застряла в туалете и наводит там марафет. Я вышел на улицу и подставил разгорячённое лицо прохладному ветерку. Я не заметил, как незаметно ко мне присоединился Базилио. Видимо, тоже притомился от застолья.

– Ну, как самочувствие, молодожён?

– Зря я всё это затеял, – неожиданно для себя брякнул я.

Тот оторопел.

– Как зря?

– Да вот так, – и меня понесло. – Не надо было мне делать Маринке предложение. Не надо было ей соглашаться. Не надо было устраивать эту чёртову свадьбу. Не надо было себя впихивать в рамки, говоря языком контрактов, долгосрочных обязательств.

Базилио смотрел на меня как на больного.

– Серёга, опомнись. Я бы на твоём месте пел бы ей шлягер пионерского детства наших родителей «Я готов целовать песок, по которому ты ходила».

– Так пойди и спой, – со злостью ответил я.

Тот снова посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– Ты всерьёз предлагаешь, чтобы я отбил у тебя молодую жену? Ты ведь бегал за ней, как пацан. Вся фирма над тобой тайком посмеивалась.

Я раздражённо дёрнул плечами.

– Дурак ты, Васька. Бегать за женщиной – ещё не значит её любить. Она намеренно или случайно пробудила во мне, нехорошо так говорить, но, если хочешь, охотничий инстинкт. Знаешь, как охотники говорят? Если у тебя нет оружия и попался опасный зверь, ни в коем случае не беги. Замри и отведи от него глаза. А побежишь, – он погонится за тобой. Вот она и побежала, а я за ней.

Базилио замолчал, а затем спросил:

– А что ж ты вовремя не остановился?

Я тяжело вздохнул.

– Не поверишь. Не хватило духу. Она ведь замечательная. Побоялся причинить ей боль. Это всё равно что обидеть ребёнка.

В этот момент у меня на поясе запел свою песенку мобильник. Это была Марина.

– Маринка, куда ты пропала? Гости без тебя скучают.

Она ответила, и в её голосе чувствовалась напряжённость и, по-моему, слёзы.

– Серёжа, извини. Я уехала из ресторана. Не обижайся.

Она какое-то время помолчала.

– Вся эта наша свадьба – ошибка, и, подумав, я поняла, что не могу быть твоей женой. Ещё раз прости. Ты очень хороший человек.

Что-то больно кольнуло меня в сердце. «А ведь она оказалась храбрее меня», – подумал я. И всё передал Базилио. Тот сокрушённо помотал головой и грустно усмехнулся.

– Нет, вы были бы замечательной парочкой. Оба ненормальные.

А затем с иронией оглядел меня.

– Серёга, хоть ты и прикидываешься тихоней, но я-то знаю, что на самом деле ты самолюбивый пижон. – И продолжил с некоторой издёвкой: – Серёга, а ведь тебя баба бросила, а не наоборот.

Я начал медленно, но верно заводиться.

– Васька! Ты когда в последний раз был у стоматолога?

Тот притворно удивился.

– А зачем? У меня замечательные зубы. Спасибо «Блендамеду».

– Я просто подумал, что скоро тебе могут понадобиться серьёзные стоматологические услуги, – сердито сказал я.

Базилио засмеялся.

– Не злись. Это я так, дружески… Ты ведь ещё секунду назад выглядел как больной в ступоре.

Я махнул рукой.

– Ладно. Женщина не хочет, так и не надо. Пойдём расхлёбывать эту историю.

Я пошёл и заплатил в ресторане, оставив щедрые чаевые. Мы с Ашотом договорились заплатить пополам, но после случившегося я чувствовал себя виноватым и не хотел брать у него деньги. Зайдя в зал, где уже всем было всё «до фонаря», отозвал Ашота. Тот, услышав мой рассказ, заржал.

– Вот сестрёнка даёт. Не волнуйся, поехали, мигом привезём её обратно.

Но, увидев моё лицо, протрезвел.

– Что, действительно так серьёзно?

– А ты действительно не знаешь свою сестру? – в ответ спросил я. – Её можно силой заставить что-то сделать?

Я зло стукнул себя кулаком по ноге.

– Давай, Ашот. Помоги мне. Незачем портить людям праздник, пусть веселятся. За стол я заплатил. Просто скажи, ты ведь тамада, что молодые уехали догуливать свадьбу наедине.

Я помрачнел и продолжил по ходу своих мыслей.

– С моими родителями будет несложно объясниться. Они ни невесту, ни вас практически не знают. А вот Тамару Давидовну жалко. Не мне тебя учить, но ты уж с ней осторожнее.

Ашот хлопнул меня по плечу.

– Не волнуйся. Всё будет как надо. И вообще думаю, что в течение ближайших дней Маринка одумается и позвонит. Вернётся твоя брыкливая молодая жена.

Она действительно позвонила через три дня. Я не переставал думать о ней и медленно сходил с ума. Но это не было состояние влюблённого, который мечется и причитает, что не переживёт разлуки. Я сходил с ума по всем правилам. У меня в голове поселились три голоса.

Один, вредный, говорил, мысленно обращаясь к Марине:

– Позвонишь, милая, позвонишь. Да ещё как. Куда ты денешься. А я тебя так пошлю, что мало не покажется.

Второй, добрый, говорил:

– Позвони, Маринка, и возвращайся. Может, между нами и нет любви, но мы нравимся и уважаем друг друга. Нам ведь было хорошо. А любви, может, и вообще нет.

Третий, рассудительный, обращался непосредственно ко мне:

– А что ты дёргаешься, Серёга? Ты же и сам знаешь, что её не любишь. Плюнь ты на своё обиженное самолюбие!

Такое вот заседание Государственной Думы творилось, в моей голове не переставая…

* * *

– Здравствуй, Серёжа, – холодно произнесла Марина в трубку телефона. – Я не хочу тебя долго задерживать. Хотела только сказать, что подала на развод.

– Как на развод? – опешил я.

– А что ты предполагал от меня услышать? – ещё более холодно сказала Марина. – Развод, Сергей, – это гражданский акт по расторжению брака. Мы с тобой такого-то числа должны явиться в загс.

Я попытался как-то вяло возразить.

– Ты не поторопилась? Может, стоит ещё немного подумать?

– Мне не о чем думать, – отрезала она и положила трубку.

Настаивать я ни на чём не стал и в положенный срок явился в загс, а через какое-то время нас без скандалов развели. Она хотела было ехать после этой малоприятной процедуры на метро, потому что Ашот был снова в отъезде, но я сказал, что это глупо, и с удовольствием отвезу её домой. Она было заупрямилась, но, видя, что действительно ведёт себя неразумно, согласилась. Она села в машину, как в такси, на заднее сиденье за моей спиной. Мы ехали по городу и не разговаривали. Внезапно она спросила:

– Будешь иногда позванивать?

– Конечно, Марина, – преувеличенно бодрым тоном ответил я и посмотрел в зеркальце. Её тёмные глаза сердито на меня смотрели.

– Вот ты весь в этом, – сварливо сказала она. – Рассудительный, невозмутимый зануда. Я бы тебя больше зауважала, если б ты сказал: «Сука! Да я к тебе на километр теперь не приближусь». Ты не человек. Ты машина. Вон, смотри, автосервис. Притормози.

Я не понял, но автоматически стал тормозить.

– Зачем? Машина в порядке.

Марина ещё сильнее рассердилась.

– Дурак! При чём здесь машина? Тебя пусть посмотрят, все ли шестерёнки смазаны.

Я зло надавил на газ.

Вернувшись, домой, я в очередной раз решил выкинуть Марину из головы. Это было нелегко, и я ощущал какую-то внутреннюю пустоту. И снова по самую макушку загрузил себя работой. Как-то, возвращаясь со службы, я заглянул в почтовый ящик. Там лежал маленький пакетик без адреса с чем-то твёрдым внутри. Поднявшись к себе, я его открыл. В нём лежало обручальное кольцо Марины.

Я ужасно рассердился. Но мысли вдруг вильнули в сторону. Она ведь однажды сказала мне, что, если я куплю ей что-нибудь в ювелирном магазине, то больше никогда её не увижу. Так оно в итоге и получилось.

Я хотел выбросить кольцо в окно на счастье какому-нибудь бомжу. Но передумал. И положил его на полку. Пусть останется мне, дураку, напоминанием и уроком.

Марина ушла из моей жизни. Я не звонил ей, а она ничем не напоминала о своём существовании. Мне на работе говорили, что я стал раздражителен, но я спокойно к этому относился. Всё закономерно. Я ведь не машина, как предположила Марина, а человек, и человеческие слабости мне не чужды. Просто я более скрытен, чем другие. А рана уязвлённого самолюбия брошенного мужчины со временем должна затянуться.

Прошло почти полгода. И однажды мне приснился кошмар.

Я оказался на каком-то странном скалистом острове. Его окружало жёлто-бурое море с мутной водой, и в нём вовсе не хотелось искупаться. С каждой волной на берег выбрасывалась отратительно пахнущая слизь, похожая на раздавленных медуз. Ни неба, ни солнца. Казалось, прямо над головой зависли тёмные тучи, по которым угрожающе пробегали какие-то искорки. Маленькие криволапые кустики без листьев напоминали застывшие клубки змей. Я шёл по берегу. Мне навстречу двигалась маленькая фигурка. Это было некое существо, издали напоминавшее суслика, но у него была человеческая голова с грустным лицом. Существо шло, опираясь на палочку, на голове у него была потрёпанная шляпа.

– А-а, – протянуло существо, – ещё один.

И вдруг я оказался у входа в пещеру. Будь это наяву, я бы, конечно, не полез внутрь. Но у кошмаров свои законы. И я вошёл. В нос ударила вонь, исходящая от странных растений на стенах. В отдалении можно было увидеть какое-то мерцание. Я двинулся в его сторону. Это был вход в другую, кажущуюся бесконечной пещеру. Неизвестно откуда исходил неяркий, багровый, вызывающий ощущение безысходности свет. И…раздавался непрерывный многоголосый крик страдания. Теряясь далеко в глубине, в пещере стояли столбы, к которым были прикованы люди. И какие-то тёмные бесформенные тени, не делая ни секунды перерыва, били их плетьми. Крики прикованных разрывали сердце. Я сделал шаг вперёд и получил сильнейший удар в живот.

Я в ужасе проснулся. Живот продолжал сильно болеть. Чувствуя себя дураком, я осмотрел место удара. Всё было цело. Я встал и согнулся от боли. Дотащившись до кухни, выпил стакан холодной воды в надежде, что полегчает. Меня вырвало, а потом ещё и ещё.

Я, в принципе, здоровый человек и не держу лекарства дома, даже обезболивающие. А тут так скрутило, что хотел уже вызвать «скорую», но боль вроде поутихла, и мне удалось задремать.

Утром, когда проснулся, чувствовал себя лучше, хотя ноющая боль под ложечкой осталась. На работе я как-то от неё отвлёкся, но когда мы, как обычно, в обед пошли перекусить в кафе напротив и я съел какой-то салат, меня скрутило снова.

– Боже мой, – сказала секретарша моего шефа Лена, – Серёжа, вы ужасно бледный и потный.

Я через силу улыбнулся и вышел из-за стола.

Ночью мне приснился тот же кошмар.

– А, снова пришёл, – вяло поприветствовал меня суслик.

– Что это за остров? – спросил я.

– А сам не догадался? – безразлично ответил суслик. – Это ворота смерти.

И пошёл своим путём.

Я его окликнул, но он не обернулся, а я снова оказался у входа в пещеру, и ноги сами понесли меня к мерцающему багровому свету.

И я вновь получил удар в живот.

Меня продолжали мучить боли. Я почти не мог есть. С трудом глотал бульоны. На работу продолжал ходить, потому что она хоть немного отвлекала от боли. Наконец, я не выдержал и обратился к врачу. Тот долго щупал мой живот, а потом с важным видом произнёс:

– Острого хирургического заболевания я у вас не нахожу.

«И на том спасибо», – не без иронии подумал я.

– Но вполне вероятно, что ваши жалобы – это первые симптомы язвенной болезни. Вам нужно пройти УЗИ и гастроскопию. Но имейте в виду, эти процедуры платные.

Доктор оценивающе посмотрел на меня.

– Вы, извините, чем занимаетесь?

– Бизнесмен, – буркнул я. После того, как он намял мне брюхо, оно болело ещё сильнее.

– Вот видите, – оживился доктор, – у людей, работающих в сфере бизнеса, язвенная болезнь очень распространена. А пока я вам выпишу таблетки.

И он выдал мне кучу рецептов.

Таблетки полностью боль не сняли, но стало лучше. Я прошёл эту гадкую процедуру гастроскопии. Проглотил их клистирную трубку, но никакой язвы у меня не нашли. Как выразился медик, было лёгкое катаральное воспаление слизистой. УЗИ тоже ничего не показало.

Постепенно я привык, что у меня время от времени схватывает живот, и я почти полностью вернулся к обычному образу жизни, разве что при болях глотал таблетки. Положительным моментом было то, что за этими заморочками образ Марины почти совсем стёрся. Но только почти.

Как-то позвонил Ашот и предложил встретиться. Он мне нравился, после истории с разводом мы расстались друзьями, хотя больше не виделись и не созванивались.

* * *

Мы встретились в маленьком баре и заказали по коньяку.

Какое-то время разговор был ни о чём, но было видно, что у Ашота есть ко мне какое-то дело.

Наконец, он решился.

– Слушай, Сергей, – печально проговорил он, – Маринка наша заболела.

– Что случилось?

Тот помолчал.

– Да это уже длится пару месяцев. Перестала есть, почти не пьёт. Похудела на пять килограммов. Мы уговаривали её пойти к врачу. Но ты ж её знаешь. Упёрлась рогом. Не пойду и всё. Но, слава богу, в конце концов, согласилась. У кого мы только не были, какие только анализы не делали, все методы диагностики попробовали. Никто ничего не находит. Повели её даже к психиатру. Тот хотел было прилепить ей этот диагноз… Ну, как его… Анорексия невроза. Это когда молодые девчонки не жрут, потому что им кажется, что они толстые. Так этого у неё нет. Наплевать ей, толстая она или худая. Но ведь продолжает таять на глазах. Может, заедешь, навестишь?

Я удивлённо развёл руками.

– Какой вопрос. С удовольствием, в любое время дня и ночи. Но загвоздка не во мне, а в Маринке. Я вовсе не уверен, что она рада будет меня видеть.

Ашот закивал.

– Это точно. Она сильно на тебя обижается.

Я поперхнулся коньяком.

– Она? Она-то почему? Не я сбежал со свадьбы. Мне надо обижаться.

Ашот состроил какую-то гримасу и философски заметил:

– Сбегают не только от нелюбимого, но и от нелюбящего.

Я попытался что-то возвразить, но он остановил меня жестом.

– Знаю, знаю. Ты всё для неё делал и делал бы и дальше. Ты красиво ухаживал. Вам было хорошо. Только Маринка однажды сказала мне такую фразу: есть картина, подлинник, и есть её копия, иногда почти неотличимая от оригинала, есть бриллиант, а есть и страз, тоже очень похожие. Так вот, твои чувства к ней она назвала стразом.

Я грустно усмехнулся.

– Сергей, ты мужик смышлёный, но дурак. Ты её не обижал.

И после паузы:

– Но и не любил.

Он встал и, расплатившись, вышел.

Через день я позвонил Марине. Ответила Тамара Давидовна. Я думал, она будет разговаривать со мной сквозь зубы, но, похоже, она, наоборот, обрадовалась. Я спросил, как Марина, и неожиданно услышал, как она плачет в трубку. Я попросил разрешения приехать.

Я накупил, как это принято при визите к больным, целую сумку фруктов, коробку конфет, запасся букетом цветов. Тамара Давидовна и Ашот проводили меня в комнату к Марине. Она была бледна и исхудала. Я не успел ещё ничего сказать, когда она просто прошипела:

– Уходи! Я не хочу тебя видеть.

И отвернулась к стене.

Я попытался что-то сказать, но она, не поворачиваясь, повторила:

– Пожалуйста, уходи.

Я пожал плечами.

Я отдал подарки Тамаре Давидовне, которая с извинением на меня посмотрела. Я сказал, что буду позванивать.

* * *

Той же ночью я оказался на острове ворот смерти.

Мимо меня прошёл суслик. Я снова его окликнул. В этот раз он обернулся.

– Я не знаю, как мне тебя называть… – начал было я.

– Называй меня Тот-кто-предупреждает, – гордо произнёс суслик с человеческой головой.

– Предупреждает о чём? – удивился я.

Теперь удивился суслик.

– Как о чём? О смерти. Это ведь ворота смерти. По всему этому океану, являющемуся крышей её царства, разбросаны острова, почти такие же ворота, как эти.

– А зачем предупреждать? – непонимающе спросил я. – Все же и так знают, что рано или поздно умрут.

Суслик тяжело вздохнул.

– Иногда я проклинаю себя за то, что взялся за эту работу.

И он заковылял обратно ко мне.

– Садись, поговорим.

Я уселся на какой-то обломок скалы, вытертая поверхность которого указывала, что на нём сидели не один раз.

– Слушай, – начал суслик. – Все люди разные. Но, если ты заметил, количество способов умереть далеко не бесконечно. Поэтому для тех, кто завершил жизнь сходным путём, смерть создала отдельные ворота. Например, есть те, кто с миром закончили свой путь и отдали все долги. Их ворота – лёгкие и безболезненные. Есть самоубийцы – у них свои. Есть погибшие от катастроф. Есть от болезней. А эти ворота – твои. Но смерть гуманна.

Я удивился.

– Смерть гуманна?

Суслик рассердился.

– Конечно, гуманна. Она ведь только инструмент в руках Бога. Иначе зачем бы она стала предостерегать дважды таких, как ты, торопящихся к смерти?

– Дважды? – тупо переспросил я.

– Да, – подтвердил суслик. – Первое предостережение – это я, который зря тратит на тебя время. Второе – это то, что ты испытываешь, пытаясь войти в пещеру. Удар.

– И всех – в живот? – поинтересовался я.

– Почему же? – ответил суслик. – Кого в грудь, кого в почки, кого в голову. Но, в конце концов, терпение у смерти кончается, и она пропускает человека внутрь. И он оказывается прикованным к столбу.

Я возмутился.

– В чём же её гуманность, если людей так забивают?

Суслик равнодушно пожал плечами.

– Это наказание для бестолковых, вроде тебя. Смерть не стремится, чтобы вы умирали. У неё достаточно работы и так. И потом, наказываются не люди, а их образы. И когда такой образ умирает здесь, умирает и человек в реальном мире.

Меня пробрал холодок.

– И что? Кто-то прислушался к этим предупреждениям?

– Меньшая часть, – сказал суслик. – Большинство возвращается до тех пор, пока не попадает в пещеру.

– Почему?

– Они все хотят умереть, но не способны совершить самоубийство.

Я изумился.

– Выходит, я тоже хочу умереть?

– Да, – спокойно ответил суслик. – Только ты это не осознаёшь.

– Зачем мне умирать? – заорал я. – У меня всё в порядке.

– Ты, как и остальные, хочешь умереть потому, что тебе не хватает чего-то, без чего ты не можешь и не хочешь жить.

– Чёрт возьми! Чего же мне не хватает? – снова заорал я.

– Это ты должен понять сам, – безо всякого гнева произнёс суслик.

Я чуть успокоился.

– И что, из пещеры уже нельзя выбраться?

– Такие случаи редки.

– А что для этого нужно сделать? – с нетерпением спросил я.

– Это возможно тогда, когда человек успевает получить то, чего ему не хватает. А теперь тебе пора в пещеру.

И я снова оказался у входа и увидел прикованных к столбам и избиваемых плетьми людей. Теперь я смотрел на них по-другому. Возможно, это вскоре ждёт и меня.

И получил удар в живот.

Я снова проснулся испуганный, со страшными болями, и меня вырвало. В последующие дни болезнь обострилась. Боль почти не отпускала. Но я упорно ходил на работу, чтобы прогнать приснившееся, – что я подсознательно хочу умереть, потому что мне чего-то не хватает. Время от времени я звонил Марине и говорил с Тамарой Давидовной. Состояние Марины продолжало ухудшаться. Они повторили ещё ряд обследований, сделали компьютерную томографию, ядерно-магнитный резонанс, но и в этот раз ничего найдено не было. Ашот подыскивал для неё диагностическую клинику в Германии.

Я почти каждую ночь проводил на своём жутком острове. И, несмотря на мой ужас и сопротивление, ноги сами тащили к входу в пещеру.

В одном из таких снов я неожиданно увидел прикованную к столбу женщину. Её жестоко били, и она жутко кричала. Это была Марина. Я изо всех сил рванулся к ней и получил страшнейший удар.

Я проснулся, воя от боли. В тот день я не смог пойти на работу.

В один из перерывов между приступами я позвонил Тамаре Давидовне. Она говорила сквозь слёзы. Состояние Марины резко ухудшилось, её пришлось госпитализировать.

На следующее утро, несмотря на боль, я помчался в больницу.