По аллеям души

А Сергей сверху видел себя, чёрта-врача, медсестру, которая глядела на его тело глазами, полными слёз, и даже своего ангела-хранителя!

Дальше этот чёрт достал из стеклянной коробочки щипцы и, ловко орудуя ими, вырвал зуб у сидящего в кресле Сергея, чем очень удивил того хозяина зуба, который ещё парил вверху под потолком. И всё было тихо и спокойно, а, главное, небольно!

Демон поднял зуб над собой, глянул на потолок и пригласил парящего к себе, указывая на безжизненное тело. Он, представьте, наверху видел Сергея!

Ко лбу лежащего без движения больного врач приставил медный стержень.

Оч-ч-ень трудно было Сергею принять приглашение на возврат в тело. И потом при таком раскладе он понял, что его точно нет сейчас среди живых. А это значит, что он просто умер. Он, и вдруг умер! Да так нелепо!

Но нет! Он резко спланировал к стержню и коснулся его своей невесомой рукой! Эффект оказался поразительным: он снова внутри себя самого. Как же трудно было заставить себя сделать это!

От боли не осталось и следа, если не считать мокрого кресла (то ли от страха, то ли оттого, что он же умер!).

Врач, однако, остался доволен происходящим, когда увидел, что Сергей стал дышать, пощупал пульс и, наверное, испытал настоящий дьявольский оргазм.

Ещё через минут пять наш больной открыл глаза, пошевелился, молча показал врачу на потолок и на себя, но тот отвернулся, а потом совсем исчез. Правда, обернувшись перед дверью, он приставил два указательных пальца обеих рук к голове, изображая рогатого чёрта, а потом быстро закрыл за собой дверь.

Сергей окончательно очнулся. Он обалдело сжимал зубами большой тампон из салфетки. В небольшой эмалированной ванночке, как бы подтверждая реальность всего произошедшего, лежал его зуб…

«Следующий!» – опять раздалось в коридоре.

«Однако, оригинальная методика», – подумал он и двинул в кассу.

Ангел-хранитель еле поспевал за ним…

Короткая проза. По аллеям души

Начало

В конце тёплого летнего августа начинаешь ловить себя на мысли, что всё больше и больше думается о скором приходе осени. А она, находясь сначала далеко, за горами и лесами, на втором плане всех твоих летних событий, вдруг норовит напомнить о себе. Она делает это сначала робко, а потом уже наверняка, усиливая свое неизбежное влияние на природу и одновременно на тебя.

Приход осени обычно отмечен моросящим дождём и уже чувствующейся прохладой, которые и являются её визитной карточкой.

Наступает период, когда зелень ещё не тронута заморозками, а воздействие на неё прохладных дождей и уменьшение солнечного света делают её серой и уже почти осенней. Деревья и кусты стоят тогда тёмно-зелёные и мокрые, на них уже начинают действовать первые холода. Их вид становится даже каким-то жалким и удручающим…

Люди по-разному чувствуют приход осени. Кому-то хорошо в эти первые осенние дни сидеть где-нибудь в тепле и пить горячий чай, положив в него, например, листики мяты, которые как-то будут напоминать уже прошедшее лето. Привкус мяты делает картину мира, в котором происходит ваше чаепитие, запоминающимся и приятным. Чайный парок взлетает над чашкой, а влажный холод сразу же проглотит и растворит его в себе без следа, оставив в воздухе аромат мяты. Чай, наверно, придаст какие-то новые мироощущения и, может, будет служить началом меланхолических воспоминаний о прошедшем лете или даже любви…

Чаепитие может происходить в открытой беседке, обвитой зелёными лианами винограда или вьюна, или на террасе, примыкающей к дому, крыша которой надёжно закрывает от дождя и атмосферной мороси.

И эта сырая реальность начинающейся осени, конечно, заставит вас закутаться теплее в уютную одежду, и тогда вам будет казаться, что не будет конца этому приятному действу.

Может быть, вам захочется или промурлыкать любимую песню, или почитать книгу, например, со стихами про любовь и разлуку, надежду и веру…

Вы снова посмотрите на зелень, которая стоит, хотя и мокрая, но пока не убитая заморозками. На ней ещё нет вкраплений жёлтых листьев. Это всё будет впереди и, к сожалению, неизбежно.

И, допив свой очаровательный напиток, вы с сожалением вернётесь из этого мира в дом, где забыли… фотоаппарат.

А потом уже трескучей зимой с удовольствием будете рассматривать фото пустой чашки с увядшими листьями мяты на фоне тени мокрой зеленой листвы, которая заплакана дождём в ожидании своего пожелтения. Грустно от этой неизбежности осени…

И это её начало…

Маскарад осени

Было начало осени. Первые холода, первые заморозки. Они прилетели к нам с севера, уперлись в деревья и давай их обрабатывать, дружить с ними.

Деревья оказались не против этого, вот только они совсем не учли, что первые холода будут плачевны для их листьев. Листья же стали желтеть. Сначала таких было не много. Но они, листья, стали собираться в гроздья, прикрепляться и группироваться в красивые жёлтые пряди. Потом по мере воздействия холодов пряди слились в однородный ярко-жёлтый ансамбль, который привлекал внимание, резал глаза, зачаровывал. Листья мёрзли и очень гордились, что подружились с холодами, легко шуршали, словно говоря, что «вот мы какие исключительные, мы те, кто поменял краски у всего леса, и это в наших силах, когда мы вместе делаем и поём и трясёмся сообща. Да мы отдались всецело холодам, но теперь лес-то уже другой!»

От эмоций, перенапряжения некоторые листья, особенно на абрисах деревьев, стали отрываться от веток и тихонько падать вниз, кружась, цепляясь за ветки и друг за друга, вправо, влево. Они пели, пели свою осеннюю мелодию, с вариациями, шурша и меняя направления полёта. Внизу, на земле, они не сразу очнутся, поймут, что полёт-то последний, что жизни на дереве уже никогда не будет. По мере своего снижения каждый лист видел массивный ствол дерева, высокую траву вокруг, шляпки торчащих опят, ещё зелёные кустики шиповника с красными ягодами. Так постепенно листья устилали собой всю землю в лесу. И верх, и низ стали кричаще жёлтыми. Если находиться внутри этого пространства, то всё режет глаза, даже ослепляет своей желтизной. И только ели, подобрав свои лапы, остались верны лету, своим воспоминаниям о весне и летней жаре. Большими зелёными конусами они стояли в лесу, не меняясь, и горделиво возвышались над муравьиной кучей.

Переодевание природы шло к зиме. По утрам обильные росы, иней первых морозцев добавляли влаги и давали возможность росту семьям грибов, и те пользовались этим, росли тут и там. К ним-то вниз точно и стремились некоторые падающие листья, чтобы посмотреть одним глазком на заповедные, редкие для них быстрорастущие создания природы и устроиться где-нибудь неподалёку, а может даже на шляпки, явно украшая всё грибное семейство.

Шёл неповторимый маскарад осени.

Яблоня

Яблоня росла в углу сада давно, даже никто не помнит, когда она появилась здесь. Она была хороша. Раскидистые ветки, как руки, высоко ушли в ярко голубое небо и, как по заказу художника, покрылись настолько частыми восхитительными белыми цветами, источающими весенний, пьянящий аромат, что оказались в них совсем не видимыми. Её ещё крепкий ствол кряхтел под тяжестью веток и листьев и иногда скрипел от ветра.

Яблоня умудрялась издавать нежные ноты уюта и согласия жизни у любого, кто смотрел на неё и слышал звуки шорохи и роста, такие нежные мелодии души. Мысли и слова тогда соединялись в красоте, а сердце замирало.

Пчёлы от запахов совсем теряли головы и сновали вокруг множественными черными точками в белом море яблоневого цвета. Они ведь добывали нектар самим богам! Эти труженики натыкались на мешающие им ветки, а те чуть вздрагивали в ответ, ещё и ещё подставляя себя неугомонному пчелиному гуду и суете.

Но вот прошло немного времени, и уже новая реальность неотвратимо наступила здесь повсюду: яблоня отцвела, и её лепестки стали с сожалением отлетать и стелиться рядом в небольшие мягкие, белые весенние сугробы.

Постепенно яблоню перестала тревожить жужжащая пчелиная команда, и поменялись ценности, ведь у неё взамен бутонов на ветках появились маленькие зелёные ещё яблочки, которые принялись тут же расти прямо на глазах с каждым днём, наливаясь здоровьем и силой. Наша кормилица только успевала их заботливо колыбельно покачивать и радоваться обилию народившихся плодов.

Совсем быстро пришёл август и стал отрывать от календаря свои дни. Он давал яблокам расти, наливаться солнцем и утренними, пока тёплыми росами.

Ветки яблони потяжелели, наклонились к земле. Изогнулись дугой, терпеливо и с благодарностью легли на подпоры. Ей было сейчас, как матери, хорошо, и она была благодарна тем, кто понимал её, поливал и ухаживал за ней и её детками.

И вот однажды эти же руки коснулись больших, заветных, налитых солнцем её плодов. Яблоня поняла, что пришло время отлучить их от себя, с грустью расстаться.

Их было много, они загружались в сумки, вёдра, ящики, мешки и пакеты, а потом исчезали куда-то в неизвестность, но это была не беда для неё, а радость!

На самом верху, на макушке, куда невозможно дотянуться никому, созрели самые красивые, самые сочные и самые сладкие яблоки, те, которые достанутся только птицам, потому что недоступны с земли, сколько не тряси ветки.

Потом первый утренний заморозок застал её врасплох, и она откупилась от него и изменила цвет листьев на жёлтый. Но холоду этого мало. Он перешёл к решительным действиям, заставил её расстаться и с листьями. Как же она не хотела этого, но пришлось….

Тут и снег подоспел на подмогу холоду. Так от сожаления и обиды яблоня впала в спячку. Лишь обильный иней в утешение обелил вместо цветов её ветки. Он всю округу окрасил, а противный мороз скрипел тогда повсюду.

Сквозь сон она чувствовала, как трещали от него ветки, пропитываясь печным дымом из домов. А в них-то, глянь, интересно, на столе стоят её детки в компотах и вареньях.

Потом март с апрелем, взявшись за руки, отогнали холода, позвали солнце.

Наша яблоня проснулась или от прилёта скворцов, или ещё от чего.

Забурлило всё внутри, заклокотало и выстрелило сначала почками, а потом новыми листьями и белыми бутонами с неповторимым ароматом.

Она снова решила надеть на себя свадебное платье, спрятав в нём, как раньше, свои ветки. Это и была её тайна. Ведь снова ей так захотелось жить!

Мечты у окна

Быстро мелькают ставшие уже короткими дни. Нет в них тепла. Совсем похолодало, но природа ведь знает, когда и что.

В тепле, пристроившись у окна, в тишине, сижу вот, смотрю туда, в осенний сумрак. Знаю, что сейчас моими глазами смотрит на мир зимняя мысль. И куда бы ни упал взгляд, всё делается зимним, одетым в белые пушистые одежды.

Волшебница вовсю резвится за стеклом. Я лишь перевожу глаза с тротуаров на дороги, и они, как корыта для будущей воды, вмиг наполняются пушистым снегом.

Я же перевожу взгляд дальше и дальше, то на деревья – они у меня становятся в белом инее, то на соседские козырьки на подъездах, вдруг шапками встречающими мой взгляд. И они тоже мгновенно раскрашиваются в белое.

Сейчас в осенний вечер, конечно, нет снега, и бьёт колючая крупа – быстро замёрзший дождь, но мысль уже всё успела: закружила сколько надо снежинок, крупинок, льдинок, навалила сюда сугробов, добавила морозов, непривычного пара изо рта и хруста под ногами.

Сумрак начинается после обеда часа в три-четыре. Он потом сгущается, больше и больше, пока не превращается в явный вечер, а там и до ночи рукой подать. Но образный, мною представленный снег, тогда становится настоящим событием, потому что с его появлением… светлеет! И небо начинает слабо мерцать, переливаться и, наконец, видится настоящее чудо.

Ба, да это же северное сияние! Его подсветка под зимний пейзаж становится сказочной и прекрасной!

А мысль не унимается, летит дальше через горы, через годы, уже становясь весенней!

Она опытная волшебница, я перевожу свой взгляд на эти же деревья – они начинают зеленеть, зацветают на глазах, и скольжу дальше: на крыши с осязаемой, слышимой капелью.

О тёплый мир моих надежд, где всходит по утрам ласковое солнце, а душе открыт целый мир! А я хочу – ещё дальше: до звёзд! Ввысь!

Над половодьем весенних рек в чистом пьянящем воздухе с цветочными ароматами. Мне легко в райском, сплошном восторге!

Но… Сижу у окна, сейчас холодный предзимок, всё сковало первым крепким морозом…

На изогнувшихся ветках деревьев, с бородами прозрачных сосулек от недавнего дождя и спряталась-таки моя надежда на счастливое будущее…

Дай Бог!

Встаю и пешком ухожу туда, в осень, открыв скрипучую дверь, вдохнув и ощутив настоящий зимний холод…

Поединок

Тополя хмуро стоят в посадке, что вдоль железной дороги. Кудри их веток мирно зеленеют барашками вблизи, и чем дальше проводишь их мысленно взглядом, тем больше они начинают сливаться, превращаться сначала в рыхлую линию, а потом, по мере удаления взгляда, в более чёткую, убегающую куда-то за горизонт прямо внутрь нависшей туче.

Туча была грозовой, огромной и чёрной. Вот она уже проглотила оконцовку вашего взгляда своим дождевым туманом и, казалось, почти стояла на месте, будто демонстрируя свое величие и принадлежность к высшим силам добра и зла.

Если присмотреться, то всё же можно заметить медленное приближение этого монстра к вам, потому что вместе с ним наступала пелена сплошного, сильного дождя. Она быстро поглощала тополя в посадке и саму железную дорогу да и всё вокруг, норовила совсем скоро оказаться здесь, показать свои пугающие внутренности, состоящие из дождя, грома и молний. Явление близости к катаклизму зачаровывало, приводило к оцепенению и заставляло смотреть и смотреть на смену природных декораций и настроения.

Как обычно бывает в таких случаях, сначала должен наблюдаться полный штиль (и он наблюдался), а потом понесётся… Жёстко, громко, мокро. Будет трудно дышать. Будет жутко и страшно. Удары молний. Мысли о песчинке и величии. Страх. Будет вода за шиворотом и насквозь промокшая одежда. Будет купание в чём-то необъятном и необъяснимом. Будет мысль: «Хочу жить!»

А исполин тем временем продвигался всё ближе и ближе, тихо подкрадывался, пожирая расстояния. Он был уже совсем рядом.

Вдруг вся местность сверкнула ярким, быстрым, зловещим светом. Это явилась близкая молния. И через короткую паузу… Громыхнуло! Залп тысячи орудий мог только сравниться по силе с этим звуком.

Но что это? Ещё один звук и движение в посадке? Точно. Пассажирский. Курс – туча. У поезда нет страха! Вперёд!

Она летит…

Он летит…

И туча ответила. Да так, будто решила проглотить этого забияку и наглеца, выпустила вдруг из себя на свободу огромные тяжёлые капли. Ветер задул порывами, почти горизонтально, распылял и мельчил эти капли.

Через мгновение видимость исчезла, а вместе с ней и поезд, который посмел бросить вызов природе. Тополя качались, пригибались и снова вставали, хотя это было очень трудно. Порывы ветра отрывали на них ветки, и те легко подхватывались шквалом.

Вот так льёт! Вот так бушует ветер! Вот так вам! Вот так всем! Громом ещё и ещё! И чтобы от молний урон! И чтобы залило!

Ага, страшно? Песчинки!

Дождь как-то неожиданно прекратился, только редкие капли били по лужам, оставляя крупные пузыри в ручьях и канавах.

Слава Богу, живы! Посадка осталась стоять, маня вдаль. А одежда потом высохнет…

Отражение

Смотрю в зеркало. Увидел тебя. Вспомнил, как всё у нас было. Утро моложавое там увидел.

Небо уже светлое, звёзды исчезли, а солнца ещё нет – рановато!

Силуэты домов обрисовались и своими контурами заполнили весь задний план картинки.

А ты сегодня печальная, глаза выдают. Помнишь, как ты доказывала, что утро – это моя территория, а вечер – твоя. Про жаворонка и сову, помнишь?

Знаешь, я ищу в зеркале чего-то, что успокаивает душу, зная, что любовь успокаивает. Но разве можно её, эту любовь, увидеть, потрогать? Это только в миру этого нельзя, но в зеркале – можно!

Вон как всё обернулось. Пришёл домой, а тебя нет – исчезла куда-то вместе с этой самой любовью. Дала мне предметный урок выживания.

А зеркало какое-то тусклое, и краски в нём неяркие. Утренний туман по углам съедает реальность, делает тебя расплывчатой.

Запела птичка: «Кьюи! Кьюи!». Это, наверно, ты прилетела обратно. Узнал по интонации, по голосу.

Сегодня, сейчас жизнь сделала маленький шажок, добавила кому-то и тебе морщин, забот, тревог, утренних слёз, а вечернюю реальность перевела сюда в зазеркалье.

Только здесь, в зазеркалье, можно связать события разной давности в один миг. Там смотрю на тебя, улыбаюсь. Глаза только выдают – пустое это всё.

Абрисы домов, деревья то голые, то покрыты листвой: это как посмотреть, как повернуть чуть зеркало. Эх, погрустить бы сейчас нам вместе, поокать, поакать, поплакать, наконец!

Сейчас у нас лето, а в зеркале, наверно, осень с прожилками инея на окнах тамошних домов.

Скорая заорала сиреной – это здесь, а птичье «Кьюи, кьюи!» –это там. Самой грани сегодня и вчера сейчас нет!

В зеркале проступили большие глаза, которые выдают свою Надежду. Обрисовался и мой силуэт с лучом солнечным: обросший, пришибленный разлукой.

Вот так зеркало всё переменило, приблизило. Меня лицом к реальности. Тебя – к мудрости. Окунулись мы с тобой в этот мир с головой. Всё сходится: и то, и это, и что надо не позабыть.

Кофе? Утро же. Кофе в зеркале уже точно есть. Интересно, что он там появился немного раньше, чем здесь на столе. Стоит, дымится.

Так бежит моя жизнь. Успевай подстраиваться. Живи красиво, только мозоли выводи.

Добро утра

Я проснулся неожиданно от шума. Шёл утренний дождь. Он громко бил своими каплями по подоконнику, монотонно, призывно, как бы хотел сказать мне, что пора просыпаться. А, может быть, он хотел мне сказать что-то другое, открыть какую-то свою тайну. Мне захотелось распахнуть окно, чтобы быть рядом с этим неожиданным чудом.

Тучи были очень необычные, рваные и многослойные. Это они посылали дождь к земле, чтобы он вершил своё дело: стучал по подоконнику, будил меня, мочил и чернил асфальт во дворе, грибки на детской площадке, весело шумел. Его крупные капли падали на листья, и те отвечали ему своим приятным шорохом.

Но вот небо начало постепенно светлеть, и теперь уже стали видны барашки на тучах, и становилось понятно, что дождь скоро закончится. Но тот продолжал пока также мерно стучать по подоконнику.

Я стоял у открытого окна. Капли дождя били по подоконнику, разбивались об него и брызгами слегка попадали на моё лицо, окончательно будили меня, гнали сон.

На востоке в тучах окончательно просветлело, тут и там стали появляться разрывы, а барашки уже были везде. Через рваные края туч, их многослойные построения начало сначала угадываться положение солнца, а потом и его первый луч долетел до земли, попал в моё открытое окно.

Эта яркая, пока ещё размытая облаками точка осветила уже двор, становилась всё больше и больше. Чёрные рваные тучи нижнего слоя – это остатки огромных грозных дневных, их в народе называют рваниной, быстро перемещались по небосклону. Стайка птиц пролетела чуть ниже и их не заметила, сразу скрывшись за крышей соседнего дома.

Постепенно дождь перестал сильно барабанить, стих шум падающих капель, и как-то сразу наступила тишина. Солнце через большие уже прорехи вовсю терзало остатки туч и приятно освещало двор.

Дождь прекратился. Если он до обеда, значит, жди тёплого летнего дня. Это-то, наверно, и хотел сказать утренний дождик, разбудивший меня.

Это чувство трансформировалось во мне и вылилось на белый лист бумаги. А потом я уже стал читать тебе этот утренний этюд.

Купание в феврале

Вот и февраль, словно каток, наехал своими барханами-сугробами в чётком соответствии с календарём. День заметно прибавился по сравнению с декабрём и январём, открыв для себя, что уже может запросто конкурировать с ночью. Очень скоро весна.

Как же коротышка-февраль нам может быть интересен? Да так, что весну очень ждёшь! Начало, конечно, может быть морозным и трескучим, зато конец его – это настоящее чудо. Снег на солнце везде покрывается ледяными корочками, под которыми солнце собирается в одну точку, начинает действовать на искрящиеся снежинки. Если проникнуть внутрь этих камер солнечного тепла, то можно увидеть, как белые снежинки, нежные создания зимы, превращаются в маленькие капельки, которые в свою очередь ещё больше начинают усиливать действие светила.

Повсюду слышится тихий треск: то обвалилась, чтобы растаять, очередная ледяная бляшка одной из камер, образуя на поверхности сугроба углубление от таяния. Сам же сугроб на поверхности, куда не может попасть пока солнце, остаётся с теневой стороны белым, а с другой стороны становится весь в талых солнечных бороздах.

Конечно, ещё дни коротки, и действие лучей пока мало, но по морозным ночам всё растаявшее затвердевает, превращаясь в рыхлую рассыпающуюся на хрупкие льдинки массу. Здесь уже не снег, это, скорее, лёд.

Утром можно даже пройтись без лыж прямо по хрустящему месиву льдинок по поверхности сугроба, не проваливаясь. Но горе тебе, если наступишь на белую проплешину. Тогда точно провалишься вниз в глубину сугроба по колено или по пояс. Там снег зыбучий, плывёт из-под ног. Немного даже становится жутковато. Он легко тогда набивается за голенище к вашим тёплым ногам, жжёт их, превращается в сырость. Вы непроизвольно начинаете переступать с одной ноги на другую, ища опору. И, о чудо! С каждым новым движением вы начинаете больше и больше возвышаться над дном этого снежного водоёма.

Секрет тут прост. Снег уплотняется. Наконец, после продолжительного топтания вы оказываетесь на поверхности. Осторожно вытаскиваете одну ногу из ловушки и ставите её возможно дальше от себя на твёрдую корку шуршащего наста. Потом переносите на неё весь свой вес. Раз! Выдёргиваете и вторую застрявшую ногу! Ура! Свобода!

Конечно, чтобы потом не оказаться снова в зыбучем плену на дне, вы прокладываете свой путь по насту намного осторожнее, но всё равно рискуя.

– Господи, помоги, – вырывается из ваших уст, и он… помогает пройти ещё считанные метры. Но вы опять угодили на самый низ, потом топчете изо всех сил снег и.… выбираетесь! Вы ложитесь на живот и начинаете ползти к виднеющемуся краю предательского сугроба. Встав сначала на четвереньки, а потом уже в полный рост, оглядываетесь назад и там замечаете в насте дырки – следы от ваших ног и ныряний в снежное море.

Птицы увидели вас, смешного, в сугробе и подумали, что весна уже пришла. И давай они петь, славя нашу русскую природу!

На даче

Поздняя осень. Уже все соседи по даче приготовили свои участки к зиме, снегу, морозу и ветру. Философски чернеют перекопанные грядки, заставляя думать о настоящем, будущем и прошедшем. Крупные вывернутые комья земли на них призваны задерживать снег и влагу, делая любой зимний снегопад или метель полезными. Эти колоритные грядки замерли в ожидании весеннего прикосновения людских рук. Сюда упадут семена, а потом из них вырастут плоды для банок, сковородок, кастрюль и соусниц.

Но остался, пожалуй, последний штрих, который необходим и который мне навевает разные мысли. Это заготовка на зиму капусты.

Кочаны похожи на людские головы и стоят обычно обособленно от других растений, кажется, даже секретничают между собой. Они на даче долгожители. Для них давно остались в прошлом полёты белых бабочек с пульсирующими от ветра крыльями, трава, лейки, шланги. На них смотрят, когда они будут готовы, и по ним сверяют быстротечное летнее время. Они исключительны каждый сам по себе и очень важны. Это белая каста, сборище неприкасаемых, уверенных, плотных и богатых. Они стоят на одеревеневших кочерыжках, и потребуются огромные усилия, чтобы вырвать их из земли. Приходится нагибаться, отдавая каждой голове последние почести, и срезать-таки кочан с хрустом и какой-то жалостью. Он ухает, трещит от напряжения и, наконец, сдается, отделяясь от родного стволика.

Потом, проводя ножом у основания, заставим лишние верхние листья расстаться с кочаном. Сначала упадут самые зелёные, их цвет будет почти белым, они такие сочные, хочется срезать ещё, но стоп, достаточно.

Так и человек надевает на себя уйму одежды за всю свою жизнь, ведь ему нравится красиво одеваться. Он, как кочан, также хочет пожить подольше, быть крепким на ногах, быть исключительным, центром всего, находиться в гуще таких же неприкасаемых, уверенных и богатых. Он любит многократно сверять и тратить своё время. Ему хочется жить ещё и ещё.

Но наступает-таки и для него время «стоп». И оно скажет ему, как кочану: всё, приехали. И голова его, как кочан, полетит куда подальше.

А чёрные вывернутые земельные комья задержат для него метельную зимнюю влагу.

Кошка

Нагромождение дачных домиков. Тихие, опустевшие аллеи. Пришла осень. Нет, не та осень, когда ещё свежи воспоминания о лете, а осень первых нетающих снегов. Всё вокруг стало белым-бело, и нет пока сугробного сопротивления топающим здесь по припорошенным дорогам людям, которые оставляют за собой вереницу запутанных, последних перед стужей следов. А туда, куда попадает солнце днём, давайте будем правдивы, даже минусовой-то нет! Оазис! А, значит, всё хорошо, глянь, даже мухи здесь оттаивают и радостно летают.

Кошка осталась после скоротечного лета. Все уехали, а она нет, хотя маленький человек звал её с собой в город, плакал, снова и снова звал, но она не отзывалась, хотя была рядом в зарослях малины. Его маленькие руки любили её и гладили нежно. Разноцветные, так пока и не облетевшие осенние листья малины спрятали её тогда. Он хотел взять её в свои маленькие руки и перенести в машину, чтобы потом быть вместе в его городском каменном жилье. Он был настоящим другом для нее, понимал и видел так же, как и она, окружающий мир во всём его многообразии и глубине.

Кошка точно знала, что там ей будет хорошо. Там она будет сыта, там ей будет тепло. Она вспомнила, как весной на этой же машине приехала сюда после такой скучной квартирной надоевшей жизни. Воспоминания о высоком каменном мешке, противном корме в шуршащих пакетиках, неудобствах во всём низко прижали её там, в кустах малины, заставили молчать.

Маленькие руки держали призывно пахнущий кусочек мяса. И слышалось:

– Кис, кис!

А потом маленький человек горько плакал от своего бессилия, жалобно спрашивал у взрослых про неё, звал её опять и опять. Отчаянно, долго. Потом медленно сел в урчащую, ожидавшую его машину. Та взревела и виновато растворилась в сизом облаке, которое сама же противно натарахтела.

Её же чуть не одолела слабость, и она почти уже поддалась ей, но потом, выйдя из своего убежища, понюхала оставленное маленьким человеком мясо и виновато, медленно пошла к закрытым на зиму воротам.

Если пойти с ней дальше, то обнаружишь, что в укромном уголке ждали её котята, про которых маленький человек не знал. Она принялась ласково их облизывать.

Как же так? Вот так.

В парке

Осенний парк развлечений сегодня пустое, унылое место. Который день шуршит дождь, продолжая поливать слетевшие повсюду жёлтые листья. Они наполняются от него запахами грусти, посылая сюда своё безысходное настроение.

Дождь монотонно трудится, выливаясь из низких туч, которые нависают и не собираются никуда уходить. Они сверху маячат серыми образованиями, не пропуская никакого намёка на солнце.

В небольшом кафе с мокрыми столиками и несуразно перевёрнутыми на них стульями, стоят в ожидании тепла и солнца намокшие и давно обвисшие матерчатые купола грибков.

Фотограф, привыкший к людской разноголосице, ежедневной работе в гуще страстей и суеты, оказался без работы и решил запечатлеть для себя этот унылый пейзаж, когда листья прилипли к оказавшимся вдруг вверху ножкам стульев. Они сразу напомнили, как совсем недавно здесь всё было вверх ногами по-другому: играла музыка, звучала гитара. Люди наслаждались шашлыками, танцевали, и тогда солнце жгло и светило, только изредка прячась за тучи. Подумаешь, пустяковые грозовые тучи-пятиминутки, они же мимолётны, как и само жаркое лето. Ну и что, что они изливались мощным потоком дождика, весёлого проказника, который умывал зелень, громыхал себе салютным громом, прибивал пыль, наполнял воздух свежестью, был желанный и сказочный. Лишь первые дождливые капли дробно застучали, как детвора, гремевшая колёсами машинок и лошадок, сразу спряталась под навесы и тенты. Заботливые руки взрослых постарались спасти от дождя этот весёлый мелкий народ. Там, под навесом, укрывались все вместе: и мороженщицы, и покупатели, и танцоры, и музыканты. Всем было весело, все шутили и ждали появления солнца.

И оно, хотя и невидимое, в ответ вдруг всем подарило радугу. Радугу необычайной красоты. По ней на небо сразу же захотели пройтись самые маленькие, кого за руку привели сюда родители, спрятав их здесь от дождя. Да и те, кто постарше, тоже этого очень захотели. Все стали закрывать собой от капель малышей, поэтому у них ничего не получилось с путешествием туда, а жаль.

Под навес случайно попал и наш фотограф с висящим на груди фотоаппаратом, который до этого снимал желающих и был вынужден здесь укрыться.

Вот стайка девчонок, мокрых, счастливых, шумных, босиком с дружным смехом прошла мимо. Малыши с любопытством смотрели на них, ведь девчонки уже большие, а шли под дождём, прямо на перспективное разноцветье. Крупные капли разбивались вокруг о лужи, образуя в них пузыри – диковинные образования, которые говорили, что дождь ещё будет и всем хватит его летних прелестей. И все, кто был под навесом, завидовал проходящей мимо юности. Возникло необыкновенное чувство прекрасного, такого, как та спелая радуга, полная солнечного тепла.

И фотограф не выдержал, выскочил тогда из-под тента на дождь и начал тогда снимать, снимать, снимать, щёлкая фотоаппаратом, улавливая особенные блиц-моменты счастья и красоты. На снимках будут глаза: голубые и карие, серые и зелёные – необыкновенные! И до мечты рукой подать…

Но вот дождь стал тише, и на аллею вышла компания пожилых мужчин и женщин. Наверное, была встреча одноклассников, они увиделись здесь, в парке, и решили тоже пройтись по радуге, невзирая на капли. Все вдруг оказались в далёком детстве: и фотограф, и одноклассники. Радуга объединила их в одном мгновении.

А зимой здесь треснет устоявшаяся тишина многократными звуками петард и хлопушек. Нарядятся новогодние ёлки, которым будет радоваться детвора, и опять будет многолюдно. Солнце будет сиять в морозном, радужном, разноцветном круге, сравнимом с летней радугой и её красотой. Захочется всем счастья и любви.

И фотограф сделает очередной снимок.

Окно

Длина светового дня в ноябре стремительно уменьшается, так, как будто пьёшь в жару воду из стакана. Солнце утром даже в восемь не выглядывает из-за дальней девятиэтажки, хотя ещё совсем недавно будило меня своими красноватыми, весёлыми лучами, било по голове, проникало в глаза, говорило: «Вставайте, Ваше величество, Господин лентяй! Поднимайся!»