Read the book: «Железная леди»

Не гляди на ее запястья

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел…

С. А. Есенин

Дотянувшись до бокала, услужливо размещенного предо мной улыбчивым барменом, я поднесла его к губам и сделала небольшой глоток. Еще порция легкости в копилку хронической усталости была опущена незамедлительно. Желание расслабиться было настолько сильным и влиятельным, что я не в силах была бороться с ним.

–– Нет, ну ты что, издеваешься? – где-то справа прошипел голос, принадлежащий Нику.

Нацепив на лицо маску недовольства, я повернулась к нему. Никита заметно нервничал, поглядывая на черный циферблат наручных часов.

–– Еще пять минут, – произнесла я, тяжело вздыхая.

–– Какие пять минут? – опешил он, продолжая нервничать. – Сашка, ты хочешь, чтобы меня Сабуров закопал живьем? Скоро приземлится его самолет… – начал ныть Ник, словно сопливый мальчишка.

–– Замолчи! – перебила я его, повысив голос, а затем пробурчала по-старчески: – Иду я, иду. Сейчас только расплачусь и выхожу, – сказала раздраженно я, ища в карманах толстовки пластиковую карту, и приказала, раздраженная его присутствием: – Иди в машину!

Никита недовольно фыркнул и направился к выходу. Проводив его взглядом и убедившись в том, что он действительно покинул бар, я повернулась к бармену и, довольно улыбнувшись, воскликнула торжественным голосом:

–– Уважаемый! еще бокальчик полусладкого, пожалуйста!

Бокал очень быстро и как-то незаметно опустел, и мне пришлось-таки отправиться восвояси. Сунув карту, возвращенную барменом, в карман, я натянула на голову капюшон для маскировки и понуро поплелась к выходу. Оказавшись на улице, я осмотрела темноту, хмуря лоб: еще пару часов назад над входом в бар светил яркий фонарь, а сейчас его лампа, иногда судорожно вздрагивая, вновь погружала прилегающую территорию во тьму. Я пыталась в этой самой тьме отыскать глазами авто Никиты, но это было абсолютно нереально: черный кузов кроссовера наверняка утонул в такой же черной темноте.

–– Бестолковый Ник, хоть бы фары догадался включить, – пробубнила я себе под нос, недовольно всматриваясь в черную ночь, – мне тебя что, по запаху искать, что ли, как ищейка?

Сделав несколько шагов вперед, отдаляясь от входа, я увидела движущийся автомобиль. Он негромко порыкивал в уличной тишине, приближаясь стремительно ко мне. Я даже успела вздохнуть с облегчением, будучи уверенной в том, что это Никита на своем мерине, но прямо передо мной резко затормозил чужой седан, скрипнув тормозами. Я отпрянула назад, в страхе, что его колеса окажутся на моих белых кроссовках, и уже готова была прокомментировать навыки вождения этого горе-водителя, как задняя дверца настежь распахнулась, а оттуда высунулась длинная большая рука. Она ухватила мое оцепеневшее тело за толстовку и мгновенно втянула в салон. Дверь тут же закрылась, отрезав путь к отступлению; щелкнул центральный замок и автомобиль, взвизгнув колесами, сорвался с места.

Повернув лицо, на котором застыл испуг, я взглянула на мужчину, сидящего рядом. Он тоже соизволил повернуть свою каменную безэмоциональную физиономию, и одарить меня холодным взглядом безразличия. Я ощущала, как мое скованное страхом сердце пытается биться из последних сил, поддерживая жизненные показатели тела в пределах нормы; ощущала, как пульсирует боль в затылке, напоминая ритмичные удары барабанных палочек по мембране. Мужчина все с тем же безразличием отвернулся, уставившись в боковое окно, а я все так же пристально смотрела на его физиономию, вернее, на его короткостриженый затылок, периодически освещаемый горбатыми уличными фонарями.

Когда тело привыкло к страху, как к ледяной воде, я смогла задать мучающий меня вопрос и поинтересоваться у каменнолицего, что же происходит. Нет, ну конечно же, я понимала, что происходит, но хотелось бы услышать версию со стороны, так сказать. Вот только мужчина, повернув свою мрачную физиономию, одарил меня таким жутчайшим взглядом, что я, подобно виноградной улитке, втянула шею в плечи, желая стать менее заметной в глазах сильного плотоядного существа с длинным мощным клювом. Больше я не проронила ни слова, продолжая испытывать липкий мерзкий страх, не желающий отпускать дрожащие мышцы.

Вскоре автомобиль замер у высоких металлических ворот, больше напоминающих листы жести. Водитель седана покинул салон и, подойдя к ним, сунул ключ в амбарный замок, болтающийся на мощной цепи. Распахнув створки, он вернулся за руль и, сдвинув своего железного коня, въехал на территорию долгостроя, хрустя рассыпанным по площадке гравием. Машина остановилась вблизи черной дыры в стене, которая могла бы когда-то стать входом в подъезд, например. Каменнолицый выбрался наружу и, обойдя кузов, распахнул дверцу с моей стороны.

–– Выходи, – приказал он с холодным спокойствием, которое пугало больше, нежели яростный оглушающий крик.

Не желая оказывать сопротивление, я подчинилась приказу и поспешила покинуть салон, дабы не раздражать своего конвоира. Страх все еще владел телом, сокращая мышцы и вызывая дрожь. Я подняла лицо вверх, пытаясь рассмотреть недостроенный дом в темноте: высокое серое здание, с плитами вместо балконов и дырами вместо окон, пряталось за темным занавесом ночи. Рядом стоял высокий желтый кран с длинной стрелой, напоминая цаплю с клювом, на конце которой не спеша покачивался увесистый крюк.

Мужчина неожиданно схватил меня за руку, увлекая за собой, и двинулся в сторону строения. Иногда спотыкаясь о куски кирпичей и арматуру, я шла следом, стараясь не отставать, так как любое промедление причиняло боль руке и оканчивалось резким рывком. Мы поднялись по лестнице на седьмой этаж и вошли в серую бетонную коробку с квадратной дырой вместо окна, справа от которой стояла наполовину разобранная кирпичная упаковка. Мужчина отпустил мою руку и повернулся к следующему за нами водителю седана, а тот, изъяв из кармана наручники, протянул ему. С испугом глядя на металлические браслеты, я отступила назад. Сердце опять стало колотиться как можно быстрее, будто торопилось исчерпать лимит ударов. Каменнолицый сделал два широких шага и, оказавшись рядом со мной, схватил за правую руку, защелкнув на запястье браслет. Второй браслет защелкнулся на ржавой трубе стояка, пронизывающей потолок и бетонный пол комнаты насквозь. Мужчины направились к выходу и вскоре скрылись из виду, а я так и осталась стоять недвижимо у незастекленного окна.

Я еще долго ждала, что они вернутся, но время шло, а высотка тонула в тишине и ночной тьме, будто субмарина, погружающаяся все глубже и глубже. Обреченно вздохнув, я опустилась на кирпичи и, прижавшись плечом к трубе, закрыла глаза. В голове что-то неприятно гудело, напоминая шум завода, а я думала о том, что во всех моих бедах виноват муженек (черт бы его побрал!). Я уже тринадцать лет являюсь средством манипуляций Дамиром.

Мой муж – муниципальный депутат, хотя эта должность всего-навсего занавес, скрывающий истинное положение вещей: Дамир Сабуров по уши погряз в криминале, называя его бизнесом, который, согласно запрещающему закону заниматься предпринимательской деятельностью, зарегистрирован, само собой, на подставные лица. Его многие ненавидят, величая себя гордым званием «враг». Вот такие враги, периодически возникающие в моей и без того паршивой жизни, и доставляют неудобства.

Невеселые мысли помогли пережить промозглую ночь. На улице небо приобрело голубой оттенок, а восходящее солнце наполнило мою коробку солнечными зайчиками. Невыносимая боль в затылке причиняла неудобство, спина ныла от боли и напряжения, а руки замерзли до такой степени, что пальцы не подчинялись мышцам. Где-то вдалеке послышались голоса. Сначала я приняла их за галлюцинацию, но чем громче они становились, тем все больше я верила в их реальное существование. Конечно же, я надеялась на то, что это мой благоверный пришел освободить меня из каменного плена, но разочарование напомнило о его нерасторопности.

В бетонной коробке появились уже знакомые мне мужские фигуры, замерев в солнечном свете. Сердце снова с волнением ударило в грудь азбукой Морзе, сообщая об опасности. Неожиданно в помещении возникла еще одна незнакомая мне фигура. Она мгновенно оказалась в ярких утренних лучах, представ предо мной. Я по-прежнему сидела неподвижно, глядя на высокого мужчину лет тридцати пяти, в свою очередь смотрящего на меня. Его черная футболка плотно обтягивала накаченную грудь, которая периодически раздувалась, выдавая вдох, а рукава темно-синего джемпера стягивали бицепсы, словно эластичные бинты. Такие же синие спортивные брюки и черные кроссовки дополняли образ человека, увлекающегося спортом. Мужчина с интересом рассматривал меня, отчего-то хмуря лоб, а я остановила свой взгляд на его монохромных глазах. Серый оттенок был холодным и глубоким, а при попадании солнечного луча на радужку, цвет глаз, словно растворялся, становясь прозрачным. Этот мужчина внушал больший страх, нежели те двое, что стояли чуть позади, за его спиной. В его взгляде читался статус, власть и сила. Небогатая мимика делала его лицо хмурым и каким-то жестоким. Он посмотрел на мужчин поочередно, неспешно поворачивая корпус то вправо, то влево, а затем снова перевел взгляд на меня.

–– Вы кого мне привезли? – спросил он леденящим душу тембром, нахмурившись.

–– Кого ты и просил… – начал говорить водитель седана, но под его злобным взглядом, резко притих.

–– Ты, – обратился мужчина ко мне, – жена Сабурова?

–– Нет, – соврала я, усмотрев в этом самом «нет» спасение.

Он нахмурился еще сильнее, глядя на меня исподлобья. Я старалась не дышать, ощущая себя слабой и беззащитной. Эти инстинкты заложены природой: дабы сохранить свою жизнь, нужно просто показать свою смерть сильному жаждущему крови хищнику, и он обязательно отступит, если, конечно, не питается падалью.

–– Так кого вы мне привезли? – шипя, спросил мужчина моих похитителей.

–– Жену Сабурова, – в один голос произнесли они, как двое из ларца, и синхронно пожали плечами.

–– Жене Сабурова лет пятьдесят, а этой – вполовину меньше, – недовольно скривился он, глядя на меня.

–– Так это бывшей жене пятьдесят, а это, – указал на меня кивком каменнолицый, – нынешняя.

Мужчина еще несколько секунд рассматривал смуглое каменное лицо моего мучителя, наверное, пытаясь рассмотреть признаки лжи на нем, а после перевел взгляд на меня.

–– Ты кто? – прошипел он так зловеще, что я словно под гипнозом машинально произнесла:

–– Жена Сабурова…

Его физиономию перекосило от гнева. Он раздул ноздри, раза два-три шумно вдохнул, всматриваясь в мой перепуганный взгляд, а позже сказал:

–– И на будущее: у меня хреновое чувство юмора.

Пауза вползла в окно вместе с солнечным лучом и зависла в воздухе, левитируя у нас над головами. Мужчина все пристальнее всматривался в мое лицо, а из его глаз медленно испарялась злость. Я тоже наблюдала за ним, а мне с каждой минутой все больше казалось, что в эти монохромные глаза я уже смотрела когда-то.

–– Почему твое лицо мне так знакомо? – первым нарушил он пыльную тишину.

–– Откуда же мне знать? – как можно тише сказала я, с опасением пожимая плечами.

–– Отстегните ее, – приказал мужчина, продолжая пялиться на меня, не моргая.

Каменнолицый мгновенно оказался подле и, сунув маленький ключик в такой же маленький замочек браслета, освободил мою руку из оков. Схватившись за ноющее от боли запястье с алой отметиной, я подняла взгляд затравленного волчонка на мужчину, внимательно наблюдающего за мной. Продолжая шнырять глазами по моему, несомненно, бледному лицу, он иногда щурился и хмурился, не оставляя попыток отыскать в памяти знакомые черты. Я с трудом поднялась с полуразобранной кирпичной упаковки и попыталась сделать шаг вперед, проверяя работоспособность ног.

–– Сбежавшая невеста! – неожиданно воскликнул мужчина, а я вздрогнула от этой восклицательной неожиданности и замерла на месте, с трудом удерживая тело в вертикальном положении.

Во теперь и я вспомнила, где видела этого человека.

Пытаясь расслабиться на «похоронах» своей свободы, я прибегла к помощи алкоголя – самого доступного средства, находящегося на праздничном столе. Естественно, Сабурову это не понравилось (впрочем, как и все, что делала я) и он не поленился выяснить со мной отношения. Наедине мой новоявленный муженек сказал все, что думал и обо мне, и обо всей этой ситуации: Дамир доходчиво объяснил кто я, откуда я и почему я здесь. Не поленился он описать и мое ближайшее будущее в ярких красках. Сабуров сделал все, чтобы причинить боль моральную, а затем и физическую, дабы привести меня в чувство, как он выразился. Когда этот изувер вернулся в зал к гостям, я исчезла с собственной свадьбы, оказавшись на пляже.

Я помню, как брела вдоль береговой линии по мокрому от дождя песку босиком; помню, как приподнимала подол намокшей тяжеленной юбки ненавистного свадебного платья; помню, как, периодически поглядывая на сильные волны, мечтала оказаться под одной из них, только бы больше никогда не видеть сабуровскую физиономию; помню, как слезы стекали по щекам и, смешиваясь с каплями дождя и тушью, рисовали на них боль и отчаянье; помню, как стянула с безымянного пальца обручальное кольцо, испытывая приторное отвращение, и с ненавистью швырнула его в соленую морскую воду, будто бы это могло вернуть то, что утрачено мною навсегда – свободу.

Вот тут-то и появился этот молодой сероглазый и красивый мужчина. Вот только тринадцать лет тому назад его лицо не было таким жестоким и безэмоциональным. Он смотрел на меня с жалостью, а его улыбка дарила надежду. Его забота и участие в тот день спасли меня от суицида, о котором я думала вполне серьезно, подбирая способ оказаться в котле ада. Я помню его сильные руки, прижимающие дрожащее не от холода тело к широкой груди. Помню, как его пальцы путались в мокрых прядях моих волос, пытаясь успокоить.

–– Так это ты от Сабурова тогда сбежала?

Я не стала отвечать, вновь вспомнив о своем заветном желании: поквитаться с собственным ничтожным существованием.

Мужчина оказался рядом и аккуратно взял меня за руку, увлекая за собой. Так как он вызывал у меня доверие еще с незапамятных времен, я покорно последовала за ним.

Напротив входа в дом стоял тупомордый новенький джип, в теплом салоне которого мы и оказались спустя несколько секунд. Я потерла заледенелые пальцы, мельком глянув на грубый мужской профиль. Машина зарычала и покатилась назад. Гравий захрустел под покрышками, заполняя тишину салона. Оказавшись за воротами долгостроя, джип выкатился на дорогу, агрессивно рыкнул, развернулся и рванул вперед, в противоположную городу сторону. Он несся по абсолютно пустынной трассе, стремясь к лысому горизонту, над которым весело ярко-оранжевое утреннее солнце. Я пристально всматривалась в палящий диск, чувствуя, как гудит уставшее, промерзшее насквозь тело. Мне было все равно куда меня везут и для чего именно везут именно туда. Я мечтала о мягкой кровати, пышной подушке, теплом одеяле и глубоком многочасовом сне.

–– Как тебя зовут? – нарушил относительную тишину мужчина, повернув ко мне свое красивое до безобразия лицо.

–– Александра, – оторвав взгляд от дорожного полотна, ответила я, взглянув в его монохромные глаза.

–– А меня – Кирилл… И что такая красивая молодая девушка делает рядом с господином Сабуровым? – поинтересовался он спустя короткую паузу, окрашивая слово «господин» в оттенки фамильярности.

Отвернувшись к боковому окну, я тяжело вздохнула, даже и не собираясь отвечать на провокационный вопрос, так как он был мне неприятен, впрочем, как и неозвученный мною ответ.

–– Ты не ответишь?

–– Нет, – буркнула недовольно я, не поворачивая к нему лица.

–– М-да, – протянул он многозначительно, – у богатых папиков – всегда шикарные молодые жены.

Я таки повернулась и, взглянув в серые глаза, надменно улыбнулась. Тринадцать лет подряд я слышу нечто подобное. За моей спиной всегда завистливо шипят немолодые дамочки, ведь для них я всего-навсего продажная девка, разрушившая многолетнюю «счастливую» семейную жизнь депутата Сабурова, но все с точностью до наоборот: это он разрушил мою поистине счастливую жизнь. «Пришел, увидел, победил», – сказал великий Цезарь, вот только не в моем случае. Увидел, захотел, получил – мой случай. Дамир просто захотел меня, а у меня, как оказалось, выбора нет. А всему виной – юношеская глупость и максимализм. Я так мечтала освободиться от тотального контроля отца, что решила уйти с головой в спорт, позарившись на постоянные сборы и разъезды. Но ни в одном из выбранных мною видов у меня ничего не получалось. Все твердили в один голос, что я поздно спохватилась и мой поезд давно ушел. Мечтать о спортивной карьере было бессмысленно, поэтому ни сборы, ни соревнования мне не светили. Рассчитывать я могла лишь на любительские тренировки «для здоровья», которые не смогли бы меня оградить от чрезмерной бдительности папочки. Наверное, от безвыходности я отправилась в тренажерный зал. Там не было возрастных ограничений и занудных тренеров, только вежливые, заинтересованные в тебе (в твоих деньгах) инструкторы. Меня увлек бодибилдинг, да так, что я, участвуя в различных соревнованиях, брала награду за наградой. Благодаря своему увлечению я получила известность в узких кругах, лучшего именитого тренера, а самое главное, заветную и желанную свободу. Многочисленные соревнования и поездки за границу для совместных тренировок с лучшими бодибилдерами мира освободили меня от обрыдлого контроля отца. Окончательно одурев от свободы, я слетела с катушек: алкоголь, наркотики, неразборчивый секс, влиятельные и богатые мужчины, жаждущие соблазнительное рельефное тело и готовые осыпать меня бриллиантами, дабы прикоснуться к нему. Одним из них был Сабуров. Являясь спонсором престижных государственных соревнований, он возжелал моей победы, а после – и меня. Судейское жюри, естественно, возражать депутату не стало. Дамир самолично вручил мне золотой кубок, в виде накаченной девушки со штангой, и сертификат на круглую сумму, а затем пригласил отметить победу. Ну а дальше все банально до безобразия: он просто напоил меня до беспамятства и получил мое тело во временное пользование. Спустя два месяца, лишившись сознания в зале, мне поставили «диагноз» – беременность. Я до сих пор не знаю, откуда Сабуров узнал об этом недоразумении. Затем события развивались, как в самом паршивом сериале длиною сродни «Санта-Барбаре»: разочарованные взгляды родителей, свадьба и адская нескончаемая жизнь в «золотой клетке». В свои семнадцать лет я стала женой тридцати пятилетнего депутата гордумы Дамира Сабурова, вовсе того не желая. Смешно, но под психологическим давлением отца, я дала свое согласие на брак. Вот с того дня и началась адская жизнь в чистилище изуверского отродья, коим и являлся мой муженек. Для начала он лишил меня увлечения, затем отрезал от внешнего мира, заперев в доме. Покинуть «золотую клетку» я могла лишь в сопровождении Никиты, который стал моим личным телохранителем, затем получил статус «друг», а позже – «любовник»: довольствоваться сексом с немолодым Сабуровым, который больше напоминал дикое животное, желающее получить удовлетворение, было невыносимо. Беременность моя благополучно, а главное, досрочно завершилась. Лишив меня возможности посещать спортклуб, Дамир обустроил домашний тренажерный зал с бассейном, сауной, кучей тренажеров и любимого мною до беспамятства «железа». А я в знак безграничной признательности убила его ребенка при помощи этого самого «железа», ведь было это несложно, как оказалось. Я попросту провела изнуряющую трехчасовую тренировку, предварительно накачав тело крепким кофе и энергетическими напитками, а затем помогла мышцам расслабиться с помощью сауны. Через час меня нашел Ник без сознания, но зато с кровотечением. Диагноз – выкидыш, меня устроил куда больше, нежели поставленный ранее. Жаль, что от мужа нельзя было избавиться таким же незамысловатым способом.

–– Могу я узнать, с какой целью ты лишил меня свободы? – утомившись от воспоминаний, подала я голос.

–– Да, конечно, – произнес Кирилл и уставился на дорожное полотно, прыгающее под колеса джипа, словно Анна Каренина – под движущийся состав.

Пауза затянулась, а я поняла, что он и не собирается отвечать, наверняка решив поглумиться надо мной. Это не могло не разозлить.

–– Ты очередной стервятник, жаждущий оторвать кусок от добычи моего мужа?

Кирилл скорчил такую физиономию, как будто мои слова вызвали отвращение и брезгливость, но на колкость отвечать не стал, продолжая всматриваться вдаль.

–– Значит, посадишь меня на цепь и будешь держать в подвале своего дома?

–– Если не будешь фильтровать базар, обязательно посажу, – отчего-то разозлился он, а я вздохнула и, натянув на голову капюшон и опустив ее на мягкий подголовник, закрыла глаза, больше не желая говорить с ним. Кирилл тоже не произносил слов, позволяя реву двигателя циркулировать в воздухе.

Открыла я глаза, когда джип замер у высоких черных ворот, не спеша расползающихся в стороны и обнажающих большой дом из красного кирпича с многоскатной черепичной крышей. Автомобиль неспешно вкатился на территорию и остановился прямо напротив гаражных ворот. Кирилл без промедления покинул салон и, обойдя кузов, распахнул пассажирскую дверь. Выпрыгнув на вымощенную плиткой площадку, я жадно вдохнула влажный воздух с ароматом хвои и осмотрелась.

–– Пойдем, – тихо позвал он, направившись в сторону входа.

Мы вошли в просторный белоснежный холл, обставленный черной мебелью. Я сразу же обратила внимание на холодное оружие, украшающее стены. Его было немного, но каждый экземпляр, казалось, дорог хозяину. В принципе, ничего вычурного внутри не было, обычный для мужчины интерьер. Никакого пафоса, лишь функциональные предметы, облегчающие жизнь и делающие ее комфортнее. Кирилл остановился в центре гостиной. Я подошла к нему ближе. Внимательно осмотрев лицо, он сжал мое запястье в пальцах и повел вверх по лестнице. Распахнув первую же дверь, Кирилл завел меня в небольшую комнату и, отпуская руку, тихо сказал:

–– Твоя временная тюрьма.

Уставившись на невысокий подиум с круглой алой кроватью, я брезгливо скривилась. Над подиумом нависал зеркальный потолок, по периметру которого располагались длинные светодиодные лампы, окрашивающие комнату в разнообразные оттенки. Все это напоминало порно-студию, не хватало лишь камеры на штативе и осветительных приборов. Непонимающе взглянув на Кирилла, я нарочито хмыкнула.

–– Что это? – скорчилась я от отвращения.

–– Комната моей сестры, – с каким-то равнодушием повел он плечами, окидывая взглядом интерьер. – Не обращай внимания, она назло мне устроила это безобразие.

–– У тебя есть сестра? – недоверчиво сощурилась я, рассматривая смуглое лицо Кирилла, вернувшего на меня свои монохромные глаза. – И где она?

–– В Турине, – как-то нехотя ответил он и опять принялся осматривать комнату, а мне показалось, что Кирилл попросту прячет от меня взгляд.

Я снова хмыкнула, всем своим видом давая понять, что совершенно не верю ему. В этой комнате жить было попросту невозможно, она годилась только для кратковременных встреч с проститутками, причем с бюджетными. Мне вовсе не хотелось здесь находиться, а тем более проводить ночи, но разве заключенный вправе выбирать «камеру для отсидки»?

Кирилл подошел к окну и, сдвинув легкий полупрозрачный тюль, обнажил французские окна в пол, занимающие всю противоположную кровати стену.

–– Взгляни на вид из окна, – повернувшись ко мне, предложил он.

Сделав пару шагов вперед, я уставилась на горы, плотно покрытые темно зелеными соснами. Солнце аккуратно касалось их острых макушек, заливая вершины белым светом, как сдобные булки – сахарной глазурью. Кирилл подошел ближе и замер рядом. Я повернула к нему лицо. Этот его соблазнительно хитрый прищур не мог не привлечь внимания. Я стояла неподвижно, рассматривая светло-серую радужку глаз. Его зрачки, медленно расширяясь, словно ластиком стирали серый грифельный оттенок. Он неожиданно вздрогнул, словно избавившись от гипноза, и поспешно направился к выходу.

–– Запрешь меня на ключ? – спросила я только потому, что уж очень не хотелось оставаться в этой ужасной комнате одной.

–– Нет, – остановившись у двери, Кирилл обернулся. – Мне незачем тебя запирать.

–– А если я сбегу?

–– Не сбежишь.

–– Ну да, в доме полно охраны… – начала я, но замолчала, заметив насмешливую улыбку.

–– Не в охране дело, – вздохнул он. – Это твоя временная тюрьма, а она не так страшна, как каземат, в котором ты проведешь остаток своей жизни.

Глядя в его глаза с ужасом, я перестала дышать. Понимая, что он прав, я не могла укротить боль, внезапно очнувшуюся ото сна. Она закопошилась в груди, недовольная ранним пробуждением, и стала ворочаться, выбирая позу поудобнее. Кирилл еле заметно кивнул и вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Ощущая, как слезы скатываются по щекам, я подошла к окну и, раздвинув его створки, еще раз осмотрела зеленые глазированные солнечным светом горы.

Я сидела на кровати, рассматривая пушистые горные вершины, отражающие лунный свет. Сосны, подобно серебристым наконечникам пик, блестели в сиянии земного спутника. Сверчок сообщал миру о наступившей ночи, периодически нарушая тишину своим приятным стрекотанием. Утомившись от собственной нудной неподвижности, я поднялась с кровати и отправилась на поиски приключений. Выглянув в коридор, прислушиваясь к тишине, я еще немного постояла у порога, пытаясь оценить обстановку вне «камеры», и наконец-то покинула временное пристанище.

На втором этаже располагались всего три комнаты (не считая моей), поэтому выбор оказался невелик. Дверь в самом конце коридора была почему-то заперта на ключ, да еще и отличалась ото всех своей громоздкостью. Две оставшиеся были одинаковы и располагались друг напротив друга. Выбрав одну из них наобум, я беззвучно опустила ручку. Дверь бесшумно приоткрылась. Я просочилась в узкую щель, оказавшись в просторной комнате. На тумбе, примыкающей к широкой кровати, горел тусклый ночник, а на самой кровати лежал спящий Кирилл. Я, стараясь не издавать звуков, подошла к тумбе и уставилась на смартфон, лежащий под абажуром ночника. Было неимоверно сильное желание покопаться в телефоне, но лежащие сверху наручные часы с золотым браслетом не позволили бы завладеть им, не нарушая тишины. Кирилл пошевелился, а я замерла на месте, испуганно уставившись на него. Он неожиданно открыл глаза и непонимающе посмотрел на меня.

–– Ты чего? – шепнул он, приподнимаясь на локтях.

–– Бессонница… – шепнула я в ответ и прибавила: – Замучила сволочь.

Кирилл сел на кровати и потер лицо ладонями, пытаясь проснуться. Он снова взглянул на меня.

–– Дать снотворное?

–– Налей выпить, – попросила я, мельком взглянув на его телефон.

Кирилл машинально приподнял брови от удивления, но ничего не сказал. Поднявшись, он натянул спортивные брюки и в который раз посмотрел на меня с еле заметным подозрением.

–– Хм, ну пойдем, налью выпить, – с насмешкой сказал он и направился к выходу. Я поспешила за ним.

Мы спустились вниз и, преодолев расстояние от лестницы до раздвижных дверей из мутного стекла, вошли в кухню. Черный глянцевый гарнитур на фоне белых стен, потолка и пола смотрелся изыскано и строго и вторил интерьеру холла. Я уселась на кресло и опустила руки на стол перед собой, напоминая смущенную первоклассницу. Кирилл тем временем достал из стеклянного буфета бутылку рома и два невысоких стакана. Разместив их на столе и наполнив янтарной жидкостью, он опустился напротив меня, придвинув один из стаканов ко мне ближе. Я залпом осушила его и, скривившись от крепости напитка, подняла взгляд на Кирилла.

–– Ну что, полегчало? – спросил он, предварительно озвучив насмешливое «хм».

–– Угу, почти, – ответила я, придвинув стакан к бутылке, тем самым намекнув на необходимость его повторного наполнения. Кирилл не заставил себя ждать.

Опрокинув очередной стакан в себя, я неспешно выдохнула пары спирта.

–– И что, Сабуров позволяет тебе пить? – спросил неожиданно он, наблюдая за моей славной попойкой.

–– А я не спрашиваю у него позволения, – холодно сообщила я и, ухватив бутылку за короткое горлышко, наполнила стакан до самых краев, подавая пример щедрости хозяину дома.

–– Так и спиться недолго.

Недовольно фыркнув в ответ, я опустошила стакан, наконец-то ощутив желанную легкость.

–– Так что тебе нужно от моего мужа?

–– Твой муж многое на себя берет, – вздохнул Кирилл. – Невозможно усидеть на нескольких стульях одновременно…

–– Это все – вода, а я хочу конкретики.

–– Это мужские дела и тебя они не касаются.

–– Если они меня не касаются, почему бы тебе вместо меня не похитить моего муженька? – раздраженно спросила я, поглядывая то на Кирилла, то на бутылку.

–– К сожалению, Сабуров не так красив, как ты, – расплылся он в лукавой улыбке.

–– Я не нуждаюсь в лести, – холодно произнесла я, придвигая бутылку ближе к себе (надоело мне из раза в раз тянуться за ней, а Кирилл не отличался щедростью и не торопился наполнять мой стакан). – Я знаю себе цену. Знаю, что я красива, но это не означает, что я глупа.

–– Я ничего такого и не имел в виду… – растерялся он.

–– Тогда, будь добр, посвяти меня в ваши дела, которые непосредственно коснулись меня и нарушили мои планы, – перебила я Кирилла.

Он помолчал несколько минут, вращая свой нетронутый стакан, а затем вздохнул и пристально посмотрел в мои глаза.

–– Твой благоверный совсем недавно на фальшивых торгах приобрел ликеро-водочный завод, на который я имел виды.

–– На «фальшивых торгах»?

–– Да. Всех участников кинули, так как Сабуров, пользуясь своим служебным положением, приобрел завод еще до официального начала торгов. Я считаю это, по меньшей мере, несправедливо и непорядочно. Да дело даже не в порядочности и справедливости, – качнул он головой, – а в том, что эта мразь вконец оборзела. Этот беспредел уже достал меня. Когда-нибудь он отправится на нары, я все для этого сделаю.

Я пристально смотрела на злое лицо Кирилла, не веря собственным ушам. Неужели у меня есть шанс обрести свободу вновь, избавившись от мужа? Об этом можно лишь мечтать, даже не надеясь на исполнение этой самой заветной мечты. Нары уж точно не светят Сабурову, избавиться от него, похоже, возможно лишь с помощью осинового кола, вбив его в грудь этого дьявола. Но благодаря сказанным Кириллом словам, я поняла, что готова на многое, дабы помочь ему исполнить мечту одну на двоих.

–– Значит, моя цена – какой-то там заводишка?