Free

Покемоны и иконы

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

5. Вступил в секту

«…24 июня 2016 года Соколов Р. Г. умышленно, с целью пропаганды информации, направленной на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, разместил на своих страницах пользователя «Соколов» в социальных сетях ВКонтакте и YouTube в сети Интернет видеоизображение под названием «Вступил в секту», которое самостоятельно изготовил, используя техническое устройство с функцией аудиовидеозаписи, то есть совершил преступление, предусмотренное частью 1 статьи 282 УК РФ…»

«Отец был всем для меня, – продолжила свой нелегкий рассказ Полина. – И для матери. Она никогда не работала, наверно, поэтому ей было особенно тяжело пережить его уход».

«А что с отцом случилось?» – осторожно спросил я.

«Рак легких. Он заболел как-то внезапно и очень быстро угас. Пытались лечить, но слишком поздно спохватились», – Полина посмотрела на сигарету и, немного посомневавшись, сделать ли ей ещё затяжку, затушила её в остатках кофе.

«Да, – поддержала её решение Ирка, – так лучше».

Полина в ответ только отмахнулась и продолжила:

«Я когда той ночью домой шла, думала повеситься или таблеток наглотаться – благо, что у отца их много всяких было. Но потом увидела мать и поняла, что ещё и моей смерти она точно не вынесет».

Ирка сидела рядом с Полиной и гладила её руку. Я вспомнил про своего отца. Когда он умер, мы с матерью испытали облегчение. Может, и он что-то подобное испытал, когда делал свой последний выдох, не знаю. Я не успел его убить, он умер сам.

«Первые дни после похорон я приходила домой, а там мать во всём тёмном, шторы плотно закрыты, фотография в чёрной рамке на столе, свечка догорает, и такой запах, будто отца похоронить забыли и гроб в соседней комнате остался стоять, – Полина немного помолчала, а затем снова достала сигарету и закурила. – Мать исправно накрывала шикарные столы на девять и на сорок дней, – продолжила она. – Деньги ещё от отца остались. Заранее начинала ездить по рынкам и магазинам, закупать продукты. Потом в гостиной стол накрывала: скатерть, фужеры, вилки с позолотой, которые только по праздникам доставали, салатики, мясо, рыбка всякая, водочка. В обычные дни даже и не готовила – только кофе да шоколадка, а тут как будто торжество какое. Меня аж подбешивало от этого, но я старалась ей не говорить ничего. Быть может, в этих приготовлениях она какое-то успокоение находила».

Мой отец был татарин. И хоронили его по татарским традициям. Помню, что отца хоронили не в гробу, а на каких-то носилках, обернув плотной тканью. Так и спустили в яму ногами вниз. А потом за столом никто не разговаривал. Молча ели и молились.

«На поминки приходили только родственники и папин приятель, Сергей Михайлович, который всё на мать поглядывал, – продолжала рассказывать Полина. – Я долго в этой компании не могла находиться: они пили водку, ели и начинали под конец даже веселиться, как будто это торжество было какое. Про изнасилование своё я почти забыла, в конце концов, я осталась живой, хоть и внутри меня всё вымерло».

На поминках у отца почти никто не ел и не пил. Всё было скромно: на столах стоял кисель, какие-то печенья, спиртного не было. Мужчины сидели отдельно от женщин, и все молились, сложив руки перед собой так, словно собирали дождевую воду. Его родственники почему-то недолюбливали мою маму. И эта нелюбовь была, кажется, взаимной.

«Я старалась побыстрей ускользнуть из той компании: кисель выпивала и уходила из дома, а они оставались, даже не замечая моего отсутствия, – Полина уже успокоилась, но дым выпускала по-прежнему через напряженные губы. – Однажды я пришла домой раньше обычного и застукала мать с Сергеем Михайловичем, как он из спальни выходил. Я всё поняла, конечно, развернулась и ушла тогда к тетке ночевать. Потом мать стала вечерами куда-то уходить, а взгляд каким-то неродным стал. Я как-то попыталась поговорить с ней, расспросить её, но она в ответ сказала, что скоро всё изменится, и я узнаю. Я боялась, что она хотела руки на себя наложить. Вскоре действительно всё изменилось: я узнала, что деньги, которые отец мне на квартиру собирал, мать отдала в какую-то секту, куда её этот Сергей Михайлович отвел. Очень много денег. Со всеми родственниками мать разругалась из-за этого. Оказалось, что той сектой даже какой-то доктор наук заправляет. Мать к нему на собрания по вечерам ходила, на сеансы с потусторонним миром, якобы с отцом общаться. За это деньги и платила».

«Бедная Полинка», – пожалела её Ирка.

«Мать высохла вся, как наркоманка стала. Может, их там колют чем-то?» – Полина уже не плакала, а лишь исступленно смотрела в пол.

«Но разве можно всё так на тормоза спускать? Преступление за преступлением! Уроды на свободе ходят…»

Тут я хотел сказать: «А ты сама их покрываешь». Но всё же смягчился и добавил:

«Нельзя это так оставлять. Надо, чтобы о них хотя бы узнали».

«Может, ты на своём канале про эту секту расскажешь?» – неожиданно предложила мне Ирка.

«Да, я как раз об этом сейчас подумал», – ответил я.

Потом взял Полину за плечо и спросил:

«А если я у тебя интервью возьму или что-то в этом духе? Тогда ты сможешь всё от своего лица рассказать. Будет правдоподобней».

«Меня же все увидят», – испуганно ответила она.

«Хочешь, мы скроем твое лицо?» – спросил я.

Мы тут же организовали, как смогли, съёмочную площадку: лампу, штатив, микрофон и записали Полину на видеокамеру. Она рассказала, что знала о той секте, а также попросила всех, кто будет её смотреть, не попадаться на удочки мошенников.

На следующий день я без труда отыскал в интернете сайт «Откровения нового века». Столько безумных вещей я ещё нигде не читал. Главный сектант, отец Алексей, называл себя посланником бога, а послания строил на якобы научных знаниях. В гнетущей черноте экрана белым свечением сиял его бред: «…Я, Господь Бог, через Избранного Мною человека в России, Моего Помощника, на современном языке передаю информацию…», «…какой трудный и какой восхитительный период жизни вы проживаете, ибо трансмутация Пространства уже отражается в каждой клеточке вашего организма, сотворенного по замыслу ПервоТворца!», «…Я много раз говорил вам о том, что люди созданы не просто по Моему замыслу, а сотворены как Великое Подобие Творца в Плотном плане, неся в себе основы Мироздания!», «…людям никуда не деться от Осознания того, что они – часть Создателя, ибо в эволюционной цепи Есмь их место, и Есмь разрыв в этом эволюционном Пространстве (в этой цепи), и связан он с тем, что люди уже много тысячелетий так и не смогли создать Единое в Духе человечество, тоже подтверждающее своё Великое Подобие Создателю!»

…Кажется, в какой-то момент меня вырвало.

На центральном месте сайта крупным шрифтом был указан банковский счет, на который можно было отправлять свои пожертвования для улучшения связи с «Творцом», что меня нисколько не удивило. Оказалось, что секта имела успех даже в столице. Говорят, к отцу Алексею ездили и модельер Волков, и оперная певица Козловская, которая в жюри какого-то шоу на телевидении часто красуется.

В моей голове не укладывалось: как люди ведутся на подобный бред? Ладно, может, некоторые из них институты не кончали, но в школе-то разве им не говорили, как мир устроен? Как можно за явный обман отдавать свои последние деньги, продавать квартиры, влезать в долги? Разве у людей, что ведутся на это, всё в порядке с головой, а? Или, может, у них настолько ослабла вера в собственные силы и надежда на лучшее, что они готовы довериться первому встречному, кто пообещает им исцеление и всё такое? Неужели настолько у народа затуманены мозги, что люди не могут осознать и принять, например, случившийся факт смерти близкого человека? На что надеялась мать бедной Полины? На воскрешение мужа?

А к гадалкам когда бабы бегут, чтоб мужиков приворожить, как это называется? Блядь, если твой мужик пошёл гулять налево, посмотри на себя в первую очередь, может, с тобой что не так? Если вы больше не любите друг друга, то никакая гадалка, никакие молитвы вашу любовь не вернут! Получается, что все эти секты, гадалки, шаманы – целая индустрия по «сравнительно честному отъему денег у населения», как говорил Остап Бендер. И в этом они мало отличаются от церквей: и сюда, и туда приходят с бедами и печалями и несут, несут, несут им свои кровные. А эти мошенники продолжают продавать неразумным людишкам несуществующие услуги!

На «Алиэкспрессе» я выбрал и заказал ручку с видеокамерой и решительно запланировал вступить в эту чертову секту, чтобы попытаться сделать целый репортаж, как там наёбывают людей. Жаль, не успел. Ту секту вскоре всё же запретили, но отца Алексея не тронули, даже дело о мошенничестве не возбудили.

6. Суицид мусульман на ЕГЭ

«…26 июня 2016 года Соколов Р. Г. умышленно, с целью пропаганды информации, направленной на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам национальности, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, разместил на своих страницах пользователя «Соколов» в социальных сетях ВКонтакте и YouTube в сети Интернет видеоизображение под названием «Суицид мусульман на ЕГЭ», которое самостоятельно изготовил, используя техническое устройство с функцией аудиовидеозаписи, то есть совершил преступления, предусмотренные частью 1 статьи 148 УК и частью 1 статьи 282 УК…»

Рассуждать о недалекости тех, кто себя называл верующим, и обойтись при этом без нецензурной лексики было просто невозможно. Меня настолько бесило их нежелание мыслить критически, а также агрессия ко всем, кто их веры не разделяет, что я не особо старался подбирать слова. К тому же я был на Ютубе! И за что я его люблю, так это за отсутствие цензуры. Конечно, там не без цензуры вовсе, но на матюги внимания никто не обращает.

 

А как, собственно, без мата? Разве можно без мата передать своё отношение к тому вранью, что на нас выливают с экранов телевизоров? Нам уже который год врут про Крым, про Украину. Скоро никто и не вспомнит про «гуманитарные конвои». А вот почему, кстати, «конвой»? Что же в тех белых «Камазах» с военными номерами такое было, что потребовался конвой? Конвоируют обычно зеков и что-то запрещённое. Разве гречка, тушенка и подгузники нуждались в охране? Или, может, ополченцы вместо гранат из окопов тушенкой кидались? В самом деле, не оружие же в Донбасс завозили? Ведь войск там наших не было. Неясно только, почему оттуда столько гробов в Россию было вывезено? Попы не успевали всех отпевать. Попы в этом плане молодцы, во всём свою выгоду найдут. Сначала ракеты «благословляют», а потом трупы отпевают, которых этими же ракетами и подорвало.

Мы как в зазеркалье: сами серой жизнью живем, а нам через стекло показывают красивую, яркую, сытую. По зомбоящику всё гладко и спокойно: олимпиады, концерты, праздники бесконечные, президент двадцать четыре часа онлайн. А на улицу выглянешь, ужаснешься и снова к телевизору, откуда тебе уже говорят: «Живешь, дурак, и радуйся!» Ты в это зеркало вопросы задаешь, а оттуда – всем довольный гражданин, у которого вопросов нет. Ты плачешь, а из зеркала рожа довольная смеётся. Ты от боли корчишься и сгниваешь на глазах, а там – здоровый, сильный и жизнерадостный бугай. И тебе хочется разобраться, по какую сторону зеркала правда. И ты за него заглядываешь, а за стеклом нет ничего – только себя, идиота, видишь. И вдруг осознаешь, что всё вокруг ненастоящее. А где тогда настоящее? В чем оно? Вот смотрю иногда на это поганое зеркало и от всей души кричу: «Да идите вы все на хуй, к ёбаной матери!» – и тут же с экрана всё исчезает, а тебе получше сразу становится. «Ну вот, – думаю, – нашёл противоядие от этой заразы». И остаюсь в серой реальности. С грязью, болезнями и безысходностью.

У нас в России к мату отношение неоднозначное. Он как бы есть, но где-то он под запретом, а где-то его просто не замечают, но бывает, что даже и поощряют. Вот у нас закон есть о русском языке как о государственном. Применяться он должен в СМИ, рекламе, кино и театрах. И по этому закону употребление слов, не соответствующих нормам современного русского языка, а также нецензурных выражений, недопустимо. То есть запрещено. Благо хоть разрешается использовать иностранные слова, у которых нет аналогов в русском языке. Такие вот у нас законы. Поэтому мы в большинстве своём и не знаем иностранных языков. Государство попросту запрещает на них разговаривать. Косвенно так, исподволь тормозит нашу интеграцию в мировое сообщество. Можно с этим спорить или соглашаться, но язык пока что главный инструмент общения.

Кто-то из классиков сказал, что язык, как живой организм, постоянно развивается и меняется. Тем более в наше время, когда в мире каждый день вместе с новыми открытиями появляются новые слова. Вот, например, в голливудских фильмах направо-налево «факают», и никого это не пугает, фильмы не запрещают. Их fuck давно стал неотъемлемой частью современного языка, на котором говорят и простые американцы, и киногерои. Может, поэтому киногерои получаются у них настоящие, как в жизни. Раньше в русском языке было много заимствованных слов из французского. Сегодня тренд поменялся, и мы стали употреблять слова из английского, на сегодня самого топового во всём мире. Так что помешать этому законы вряд ли смогут. Обратный процесс, кстати, тоже происходит. Прислушайтесь, и вы услышите русский мат не только от русскоговорящих. Чем богаты, как говорится, тем и поделились: горькой водкой и смачным матом. И, заметьте, эффект один и тот же: накатил или выругался – и сразу на душе хорошо. А если то и другое вместе – получи двойную дозу!

Запрет мата как запрет на показ курения. К примеру, если Сталин курил «Герцеговину Флор», ты его разве с карандашом в зубах сможешь показать? Или Шерлока Холмса, грызущего скрипку? Многие исторические или литературные герои плотно вошли в наше сознание в определенном образе. И нам они интересны целиком, включая свои вредные привычки. Без этих мелочей они могут перестать быть узнаваемыми. Пусть кто-то трубку курит, кто-то матом ругается: дайте нам самим определить, нравится нам это или нет. И уж тем более не нам судить, что вредно для другого. Каждый сам себе вправе выбирать: пить, курить или нет. Да, где дети – там не кури, а где тебе подобные – пожалуйста, на здоровье. И крой матом при этом всё, если душа требует. Не хочешь пить, заходи на Ютуб: там и тебя матом покроют, да и ты в долгу не останешься. Всё для тебя, лишь бы только не курил.

Я знал, что за мат можно не только по морде, но и штраф получить, но совсем не предполагал, что за него вполне реально угодить за решётку! И не на пятнадцать суток, как за мелкое хулиганство… Такие ограничения не для всех, разумеется. У нас что ни медийная личность, то обязательно хоть раз засветилась с матом. Многие и не скрывают, матерятся. От этого к ним народная любовь только крепнет. Потому как он не холеный с картинки, а настоящий. Вот взять, к примеру, президента нашего, источник неиссякаемых «крылатых» фраз. Прислушаться если, он, бывает, в конце фразы, как бы проглатывая, запросто может добавить: «…ля». Его, кстати, на прямой линии как-то спросили: «Вы ругаетесь матом?» – «Бывает», – ответил. И добавил: «В России есть такой грех. Отмолим». Мне кажется, что если он когда-нибудь Меркель блядью назовет, то все просто взорвутся аплодисментами!

Вот лично меня оскорбить матом невозможно. Если меня пошлют матом, то в первую очередь оскорбят себя, а не меня. Это же с их языка говно полетит, им и отмываться. По отношению к себе я мат просто не замечаю. Так же рассуждаю, когда сам кого-то матом крою. Мат, он как сопли, выругался – словно сплюнул, и сразу дышится легко.

Но ругательства надо различать на те, что адресные, когда цель – оскорбить, унизить, и те, что, как говорится, для связки слов или для придания словам красок и эмоций. А эмоции разные. Какие будут переполнять эмоции, если по отношению к тебе несправедливо поступят? Вот то-то же! А когда такая несправедливость становится нормой? В моём родном Шадринске есть скульптура, посвященная революционерам 1905 года. Скульптор у нас жил Иван Иванов, он потом фамилию свою на Шадр изменил по названию родного города. Скульптура его называется «Булыжник – оружие пролетариата». В советские времена ещё такая крылатая фраза была. Нынче времена у нас не такие суровые, чтобы свои свободы с булыжником отстаивать, поэтому пока вместо булыжника наше оружие – мат.

7. Идеальный провославный брак?

«…30 июня 2016 года Соколов Р. Г. умышленно, с целью пропаганды информации, направленной на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам национальности, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, разместил на своих страницах пользователя «Соколов» в социальных сетях ВКонтакте и YouTube в сети Интернет видеоизображение под названием «Идеальный православный брак?», которое самостоятельно изготовил, используя техническое устройство с функцией аудиовидеозаписи, то есть совершил преступления, предусмотренные частью 1 статьи 282 УК РФ и частью 1 статьи 148 УК РФ…»

Конец июня выдался жарким, и уже хотелось залечь где-нибудь на пляже. Так себе я и представлял, что лежу на пляже, загораю, трусы только на ветру парусятся, а тут вдруг сзади ко мне подбегают разъярённые, оскорблённые мусульманки с христианками, зажимают голову между ног, руки за спину, трусы прочь – и всё! Больше не девственник я. Шутки шутками, но я реально стал опасаться, что меня вычислят какие-нибудь радикалы и набьют физиономию. На улицах я стал чаще оглядываться, высматривая чёрную «Приору».

Канал тем временем набирал обороты, с рекламой всё шло как нельзя лучше. Плюс к тому я даже попытался издавать тематический журнал. Популярность, одним словом, грела душу, не скрою.

«Я знаю, чего тебе не хватает в твоих роликах, – сказала Ирка с порога, снимая розовые солнцезащитные очки Ray-Ban, – больших сисек и красивых женских ног!»

Сказать, что я был чертовски рад её приходу, значит, ничего не сказать. Она ворвалась в мою квартиру, как шаровая молния, по пути мгновенно оценивая обстановку, прошла на кухню, глотнула из бутылки минералку, заглянула в ванную и, довольная, вернулась ко мне. На ней было легкое шелковое нежно-розовое короткое платье, часы Maurice Lacroix на тонком ремешке и босоножки. Прикид у неё был всегда что надо. Кто были её родители, она не рассказывала, и меня это особенно не волновало. Мне достаточно было общения с ней самой, такой, какая она есть, без груза родительских денег и положения.

«Ладно, а где мы возьмем большие сиськи?» – я был по уши доволен её приходом и решил поддержать заданную тему.

Иркины груди запросто помещались в мои ладони. Неоднократно я уже позволял себе в этом убедиться. Она стояла передо мной, а её соски выпирали из-под тонкой материи, заставляя меня дышать прерывистей. Я провел рукой по спадающим на щеки светлым локонам, большим пальцем расправил на вспухших губах естественные морщинки, заглянул в озорные прищуренные глаза и утонул в бесконечном поцелуе. Не помню, как мы оказались на диване. Мои губы скользили по её шее, плечам. Вот они уже покусывали то один сосок, то другой. Платье медленно съезжало на бёдра, оставляя за собой вздыбленные волоски на молодой нежной коже. Спустя полчаса мы молча лежали, уставившись в серый потолок. Я продолжал ощущать на своих губах вкус её разгоряченных бедер. Наши тела вспотели, кондиционера не было, и следовало бы добраться до душа. Чувствуя, что начинаю засыпать, я нехотя пошёл ополоснуться первым.

Мы сидели за маленьким кухонным столом и ели мороженое, которое Ирка принесла и предусмотрительно закинула в холодильник. Вдруг она вспомнила:

«Ну так как насчет красивых ног?»

«Я не против, – ответил, – но от моих могут разбежаться подписчики».

«Тогда бери телефон», – она прошла к дивану, легла и закинула ноги на спинку.

Шелк соскользнул и полностью оголил её молодые стройные длинные ноги. Она позировала, меняя положение ног, а я всё сбивался и не мог попасть на кнопку, чтобы сделать хоть один снимок. Это были потрясающие минуты: я любовался ею, она соблазняла меня – мы оба раздували огонь, которому угаснуть уже было не суждено. Сделав наконец несколько фотографий, я не смог выдержать мучений и оказался рядом с ней…

С того дня то фотографии, то секундные видеовставки Иркиных прелестных ножек стали украшать мои видеоролики, собирая всё больше и больше подписчиков. Я и представить себе не мог, что их будет столько! Придумывал разные темы, экспериментировал, но всё-таки главной оставалась тема конфликта религии и атеизма. Нет, я не замахивался на серьёзные размышления и анализы, моей целью было зародить сомнение. А дальше, как говорится, пусть каждый сам для себя решает, верить ему или нет, и если верить, то во что.

Для меня между христианской церковью, мусульманской мечетью или еврейской синагогой разницы никакой нет. Разница лишь в форме, размерах и внутреннем убранстве помещений, а также в количестве денег, вытягиваемых у прихожан. Я ничего не имею против храмов как таковых. Во-первых, они могут иметь культурную и историческую ценность. Во-вторых, или, во-первых, это место, где верующие вроде как общаются со своим богом. Если оставить за скобками тот факт, что я не верю в такое общение, можно считать, что общение одностороннее. Пусть так. По крайней мере, некоторым туда приходить нравится, там они находят единомышленников, единоверцев – такой вот клуб по интересам. В чем-то это даже сравнимо с подписчиками на моём канале.

Возмущение моё от другого. Церковь по нашей Конституции отделена от государства. И было бы странным, если бы было предусмотрено обратное, учитывая, что страна наша многонациональная и многоконфессиональная. Вот какого хрена, например, предмет «Основы религиозных культур» включён в школьную программу в качестве обязательного? С чего вдруг ребенок эту хрень должен изучать? Разве изучения истории недостаточно? Отдельно же разбираться в тонкостях замшелых постулатов, уверен, никому не интересно.

И ведь не зря же они со школы начали. Ясное дело, что после падения Союза, когда культ нового бога, Ленина, перестал быть почитаем даже коммунистами, нужно было чем-то объединить обнищавшее народонаселение. В какой-то момент божественным стало бабло. Чем у тебя его больше, тем ты ближе к небожителям. Но денег на всех не хватало, пришлось вспомнить про прежнего бога, которого столетие назад старательно захоронили. Его достали, отряхнули, храмы восстанавливать стали, новые строить, чтобы в каждом районе свой был.

 

Но тут и начались лицемерие и сопутствующая ему пошлость. Бывшие коммунисты и комсомольцы, партбилеты свои спрятавшие на память, стали пачками креститься, да так, что попов на всех хватать не стало. Спрос родил предложение. В семинарию нынче не попасть: конкурс как в приличный университет. А почему и нет? Во-первых, от армии закосишь, а во-вторых, на всю оставшуюся жизнь обеспечишь себя гарантированным высокооплачиваемым рабочим местом и могилкой на ухоженном прицерковном участке после смерти. Мода на веру пришла. Современный человек за модными тенденциями ведь следит: шмотки, прически, часики, крестики. Вот нацепил он крест, а всё равно какой-то внутренний стыд остался. Посмотрите на прихожан в церквях: кто боится ошибиться, в какую сторону рукой махать, кто головой кивнет, будто даму на танец приглашает, другой, напротив, согнется и застынет, будто радикулит прихватил. Есть, конечно, и те, что руками машут, словно мельницы, а кланяются так показушно, что аж головой пол задевают.

У мусульман та же песня, кто бы что ни говорил. Ты только попробуй на Кавказе назваться атеистом – сразу станешь белой вороной. Ненадолго. Ведь там это ещё и на страхе основано. Страхе быть порицаемым старшим поколением, большинством. Страхе быть наказанным, порой даже физически. И такой страх не на пустом месте возник. Ислам довольно молодая религия по сравнению с христианством. И, как любой идеологии, ему надо продвигать свои идеи в массы. А история неумолима: всегда насаждение новой религии сопровождалось сопротивлением и, соответственно, насилием над несогласными. Вероятно, поэтому мусульман считают агрессивными, навязывающими свои правила поведения и морали. А что там в Коране записано, к чему в нём призывают – то не имеет значения. Но это, как говорится, совсем другая история, в Библии тоже не всё так записано, как её пытаются прочитать и интерпретировать.

И вот, за какой-то десяток лет вера в бога превратилась в тренд. Ведь спустя лет двадцать после победы социализма бога только всуе вспоминали, по привычке. Новое поколение уже верило новому богу. А тут обратный процесс надо было запустить. Запустили, но через жопу, как обычно. Церкви стали расти как грибы. В магазинах рядом с каждой кассой непременно копилочка для пожертвований на храм. Бывшие бандиты, а ныне депутаты и бизнесмены для отмаливания грехов тоже стали проявлять щедрость. Своего рода соревнование – чья церковь дороже и у какой куполов больше. И, как водится, хорошим тоном стало на любые мероприятия попов звать. А поводов хоть отбавляй: дом освятить, машину новую, завод, самолет, ракету. На космодроме так вообще штатный поп. Или отпеть, например, в мир иной проводить, тоже без попа никак. А попы на всём этом неплохо зарабатывают, само собой. Бесплатно никто не работает, тем более если с выездом. Чем не бизнес?

В церковь когда заходишь, на что натыкаешься в первую очередь? Правильно, на магазин. «Освященные» книжки, крестики, иконки, свечки – мимо не пройти. Понаблюдайте, как местные церковные работницы свечки ходят собирают, что прогореть не успевают. Не успеешь отвернуться, как её уже свечница с ведром спёрла и воск начисто подскребла – всё пойдёт на производство новых. Вот тебе, кстати, пример бережного отношения к отходам. Каждый попёнок, приходя в семинарию, мечтает построить себе свечной заводик. Как о таком можно не мечтать, когда доходы налогами не облагаются, когда со стороны государства только поддержка и опора, когда кругом почёт и уважение? И уже никто не обращает внимание на то, что церковь превратилась в торгово-развлекательный центр. А что? Тут тебе и торговля, и шоу в лучших традициях этого жанра: во-первых, на регулярной основе, во-вторых, с песнями, декорациями и переодеванием. Но самая главная фишка в таких шоу – эксклюзив: только церковь обещает вечную жизнь!

При царе церковь была сильной, и её боялись. Потом боялись любой связи с церковью, да так, что бабки опасались просто зайти свечку поставить. Колесо истории кружится (крутится) – всё возвращается. Но страх, как мне видится, перед ней остался. Стоишь вот ты на пороге такой церкви, а зайти не решаешься. Нет, не боишься её порог переступить, а страшно церковь к себе запустить.