Глава тринадцатая, бравый полковник
Звездолёт «Айона», разогрев двигатели, почти бесшумно отправился в путь. Капитан корабля молчаливо следил за траекторией пути и показаниями приборов. Когда судно набрало свою предельную скорость, капитан уведомил пассажиров, что через двое суток они войдут в пылевое облако, а ещё через сутки достигнут самой аномалии.
Министр Содружества Айхан Огоннёров заперся в своей тесной каюте и раскрыл чемоданчик, который так тщательно оберегал. Внутри неприметного и местами потёртого кофра хранились не личные вещи, но миниатюрная установка связи. Огоннёров отправил короткое послание на ближайшую военную базу Содружества вблизи Юпитера. Зашифрованный сигнал, испускаемый переносной станцией, невозможно отследить, и на устройствах слежения «Айоны» он отобразился как незначительный всплеск радиопомех, сравнимый, пожалуй, с микроволновым излучением Вселенной. Во всяком случае, именно так капитан объяснил себе считанный с приёмника шум, и не придал ему особого значения.
Время ползло лениво, отсчитывая тяжёлые минуты ожидания. И хотя министр знал, что сигнал дойдёт до адресата только через двадцать минут, ещё минут семь-десять потребуется для подготовки обратного сообщения, и, когда ответ будет отправлен, уйдёт ещё двадцать минут, чтобы установка приняла его и преобразовала световой сигнал в текст, – министр знал всё это, но продолжал следить за миниатюрным дисплеем, мысленно готовясь к любому ответу.
В дверь постучали. Огоннёров торопливо запер чемоданчик, смахнул его под кровать и открыл дверь. Застывшее на лице полковника презрение к министру вызвало у Огоннёрова лёгкую усмешку.
– Через два дня входим в пылевое облако, господин министр, – сухо доложил Морозов.
– Я слышал, – кивнул министр.
Полковник переступил с ноги на ногу, кашлянул в кулак. Как бы не было велико его презрение к Огоннёрову, робость перед вышестоящим чином была в разы сильнее.
– В столовой накрывают на стол, – гаснущим голосом сказал Морозов, твердость, с которой он изначально предстал перед министром, постепенно улетучивалась. – Нас тоже пригласили.
– Что же, это любезно с их стороны. Но перед тем, как присоединится к ним, – Огоннёров положил руку на плечо подчинённого и провёл его в свою каюту, закрыв дверь, – я бы хотел обсудить с тобой кое-что. Ты садись, садись, – указал министр Морозову на кресло.
Налив себе воды в высокий картонный стакан, Огоннёров остался стоять, поглощая воду маленькими глотками. Он долгое время смотрел куда-то в стену, лицо его бесчувственно обмякло.
Полковнику становилось неуютно с каждой минутой, но нарушить молчание или поторопить своего начальника он никак не мог.
– Мне не доводилось с тобой раньше работать, – начал министр издалека. – Но я слышал лесные отзывы.
Полковник ничего не стал отвечать, только кивнул головой. Огоннёров продолжал.
– Говорят, ты ответственный и исполнительный. А ведь именно это и нужно!
Полковник снова кивнул, сохраняя молчание.
– Меня впечатлил рапорт о твоей воинской службе в период подавления очередного восстания в границах Киргизской области. Ты так просто и естественно описывал события, которые привели к тому, что ты, будучи ещё достаточно юным, в звании всего лишь лейтенанта, вынужден был принять командование на себя.
– Я делал, что должно, – коротко ответил Морозов.
– Верно. Но не у всякого хватит на это мужества. Сколько человек выступало в ту пору на митингах и шествиях?
– По официальным данным две тысячи гражданских, господин министр.
– Кого могут интересовать официальные сведения? – хохотнул Огоннёров и, отставив стакан, уселся в соседнее кресло. – Мы с тобой наедине, и ты можешь озвучить эти цифры.
– Цифры не назову, господин министр. Сосчитать этот людской поток было невозможно. Улицы Бишкека и прочих городов в те недели превратились в русла рек из тысяч людей. Протестующие шли нескончаемой стеной. Они размахивали запрещённой символикой, которую они же называли своими национальными символами.
Министр прыснул и коротко рассмеялся.
– Чушь какая!
– Согласен, – кивнул Морозов. – Приблизительно в те недели на улицы вышло от семисот тысяч до миллиона протестующих.
– Скажите, как вы оказались во главе всей области?
– Я бы хотел опустить эти подробности, чтобы не порочить память губернатора Асланова.
– И всё же? – настаивал Огоннёров.
Полковник кашлянул в кулак. На мгновение он задумался, к чему министру, знакомому с рапортом, расспрашивать о столь давних событиях? С другой стороны, Морозов не был хранителем какого-либо сверхважного секрета. Подробностями тех дней владеют по меньшей мере два десятка государственных лиц.
Морозов ещё раз откашлялся и перешёл к рассказу.
– Асланов был пьяницей. Он лояльно относился к протестантам и позволял им собираться раз в год на день памяти. За одно только это, я считаю, его должны были отстранить от службы. Но это не моё дело. Я прибыл на место, ещё не совсем понимая, с чем предстоит столкнуться. Асланов и начальник нацгвардии пили уже третьи сутки и настаивали, чтобы я присоединился к ним. Я рапортовал им, что меня направили помочь подавить восстания. Губернатор и начальник нацгвардии рассмеялись и продолжили пить. Я дал им ещё сутки. А протестующих становилось только больше. Поговаривали, что зачинщики протестов свозили людей из деревень и соседних районов.
– Скажи, полковник, они были буйные? Повстанцы? – улыбаясь, спросил Огоннёров.
– Трудно сказать. Все по отдельности нет. Но, как нам всем хорошо известно, толпа – это организм, управлять которым невозможно. Мы теряли контроль над ситуацией. И если бы всё пустили на самотёк, то толпа в какой-то момент взяла бы в руки оружие и принялась маршировать по Содружеству. А этого никак нельзя было допустить.
– Сколько тебе было лет, двадцать семь?
– Двадцать шесть. Только не пойму, при чём тут возраст?
– Нет-нет, ни причём. Однако, я бы хотел выразить слова благодарности твоей матери, которая вырастила такого ответственного сына и гражданина нашего великого Содружества. Продолжай, прошу. Что ты делал дальше?
– Спустя сутки, которые я дал губернатору и начальнику нацгвардии на то, чтобы они привели себя в порядок и принялись за работу, изменений в ситуации не последовало. Людские потоки, невзирая на жару, продолжали заполнять магистрали и малые улочки города. На часах было четыре часа пополудни. Я поднялся в кабинет губернатора, в его дворце. Там, в задней комнате этого кабинета был выход на террасу с фонтаном в тени акаций и пальм. Тут-то за столом я обнаружил нетрезвого губернатора и начальника нацгвардии. Охрану я отпустил заблаговременно. На мою очередную просьбу приняться за дело во имя блага всего Содружества, губернатор рассмеялся мне в лицо. Тогда я вынул табельное оружие и застрелил в голову одного и второго.
– Отчаянный и такой смелый поступок!
– Так точно, – ответил полковник Морозов, позволив себе улыбнуться уголками губ. – Я вызвал полицию и рассказал им, что, когда входил, услышал выстрелы и даже успел заметить местного жителя, сбегавшего через окно.
– Умно! – восхитился Огоннёров.
Полковник, утратив холодность суждений, увлёкся повествованием и продолжал, говоря более открыто и непринуждённо.
– Мы объявили о том, что протестанты убили губернатора Киргизской области и что преступники должны быть найдены и наказаны. Вызванная мной армия прибыла быстро. Мы вязли город в осаду, стали разгонять протесты. Я рассчитывал, что хватит несколько отрядов пехоты, которая будет посыпать улицы дымовыми шашками. Но люди, вкусившие свободу, показались мне бесстрашными. Тогда я выставил кордоны в трёх точках города, чтобы перебить поток на части и работать с более меньшими формированиями. На короткое время движение остановилось. Казалось, люди растерялись и не знали, что им делать дальше. Можно было допустить, что они начнут расходиться. Но, как я уже сказал, эти дикари познали свободу, а потому они стали напирать на вооруженный строй солдат национальной армии. И тогда я отдал приказ.
– Ты так легко об этом говоришь, полковник, во всяким случае, теперь, – заметил Огоннёров.
Полковник, словно очнувшись от упоения самим собой, взял себя в руки и ответил сдержанным тоном.
– Я выполнял свою работу, которой меня учило Содружество.
– Верно, верно. Расскажи о результате. Ты отдал приказ и…
– И армия его выполнила.
– Стрелять в безоружных протестующих. Многие ли из солдат противились приказу?
– Ни один, – полковник с гордостью посмотрел Огоннёрову в глаза.
– Хорошая работа с людьми. Они тебя уважали, уже тогда.
– Склонен полагать, что дело было в том, что мы все были наняты служить родине и защищать её интересы.
– И ты заслуженно получил звание майора за свою работу.
Министр поднялся и снова подошёл к кулеру и налил себе воды. Он выждал несколько минут, после чего сказал.
– А что это за история была на станции по добыче каллистинианской руды? Пару лет назад, что там стряслось?
– Разве, этого не было в рапорте? – спросил Морозов, позволив себе таким образом дерзость в отношении министра.
– Я бы хотел услышать всё от первоисточника. Совсем другой эффект, нежели, когда читаешь скучные отчёты, отпечатанные сухим языком.
Полковник покашлял в кулак, поправил воротник униформы.
– Меня отправили на орбитальную станцию спутника Каллисто. Рабочие здесь отказывались выполнять свою работу, ссылаясь на невыносимые условия труда. Стоит отметить, что на этой станции только за последний год было зафиксировано более полутора тысяч смертей.
– Космос дело такое, – улыбнулся министр, оставаясь стоять у кулера.
Он делал непринужденное лицо и попивал воду с деланным наслаждением, в то время как внимательно следил за половником.
– Согласен, – кивнул Морозов. – В бюллетенях, подтверждающих смерть сотрудника встречались формулировки “по неосторожности” и “несчастный случай”. Люди жаловались на некачественные скафандры, которые не отводят тепло достаточно хорошо. Многие, как я понял, просто варились заживо в своих скафандрах, работая на солнечной стороне спутника.
– Ты склонен думать, что это правда?
– Это не моё дело. Если бы скафандры были неисправны, то руководство станции доложило бы об этом. А если ситуация обстояла именно так, и рабочие говорили правду, а руководство доложило обо всём, то наверняка вопрос решался на должно уровне.
Министр вынул носовой платок из кармана униформы и протёр им блестевшее, сальное лицо.
– Мне нравится то, как ты рассуждаешь. Очень здраво! Потому как всякий должен заниматься именно своей работой. Прошу, продолжай, – улыбался Огоннёров, светясь будто от предвкушения.
– Отряд мне был выдан не большой, но все ребята хорошие, опытные. Некоторые из них были со мной в Бишкеке. Поэтому работать вместе нам было легко и удобно. В стачке принимало участие всего около тысячи работяг, это примерно половина рабочего состава. Мне с моими ребятами удалось вычислить главаря и его приспешников. После быстрой расправы, работяги вернулись к работе и больше не помышляли о бунте.
– И по возвращении в Москву вас повысили, так? – уточнил Огоннёров.
Он прекрасно знал все материалы личного дела Морозова, но продолжал задавать вопросы, испытывая какое-то особое удовольствие от прослушивания геройских похождений своего подчиненного. Впрочем, спрашивал он не за этим, а лишь для того, чтобы лично увидеть гордиться ли полковник собой и своими действиями и насколько ему можно доверять.
– Так точно, я был приставлен к званию подполковника.
– А когда же ты получил своё нынешнее звание?
– Одиннадцать месяцев назад, – Морозов кашлянул и выпрямился в кресле, чтобы казаться выше и мужественнее даже в таком неудобном для себя положении.
– И тебе нет ещё сорока лет. Это восхищает. Могу лишь сказать, что перед тобой великое будущее и множество свершений. Потому то я и выбрал тебя в помощники.
Морозов поднялся и, щелкнув каблуками, вытянулся перед министром с привычной военной выправкой.
– Вольно, полковник, – рассмеялся министр. – Мы здесь одни и все эти обычаи можешь опустить.
Огоннёров с вальяжной неспешностью прошёлся по каюте и остановился возле Морозова, который остался стоять. Министр заглянул полковнику в глаза и выдал тираду на одном дыхании.
– Возможно, ты пребываешь в смятении, поскольку не знаешь, почему на Земле тебе дали одно задание, а потом я всё переиграл. Отвечу так. Я выполняю особо секретную задачу высокой важности. Можно сказать, что задача эта номер один из списка государственных приоритетов. Но раскрыть детали я тебе, конечно же не могу. Мы находимся на чужом корабле, и какими бы вежливыми не казались хозяева, нужно помнить, что мы в стане врага. Теперь к делу.
Огоннёров устало и тяжело задышал, и опустился в кресло.
– Со своей стороны я буду пытаться получить то, зачем я отправился к чёрту на рога, скажем так, мирным путём. Но если же мне это не удастся, ты, полковник, будешь должен применить свою уникальную способность к решительным действиям.
Морозов несколько секунд обдумывал слова начальника. Некоторое понимание общей картины у него сложилось в голове. Он отбросил вопросы, ответы на которые ему не требовались или были не интересны, и спросил лишь:
– Как я должен понять, что пришло время действовать?
Огоннёров радостно хлопнул в ладоши.
– Я ни разу не жалею, что выбрал именно тебя! Передо мной истинный образец мужества и преданности! Что же, думаю, нам следует условиться о кодовой фразе. В случае, если в разговоре с нашими неблагонадёжными друзьями я скажу “но я не один”, знайте, полковник, пора действовать.
– Слушаюсь, господин министр, – Морозов щёлкнул каблуками и салютовал Огоннёрову.
– Я присоединюсь к ужину позже, только хочу переодеться и освежиться, – сказал министр, резко переменившись в лице и интонациях.
От былой улыбчивой физиономии, лоснящейся от восторга, не осталось следа. Расслабленное одутловатое лицо даже не глядело на полковника.
Морозов понятливо кивнул головой и, попросив позволения уйти, скрылся за дверью.
Огоннёров переодел костюм, повязал галстук и с нетерпением взглянул на часы. Время истекло. Он решительно раскрыл чемоданчик, запустил устройство и ввёл пароль. Ответ от главнокомандующего ждал его.
“Действия одобряю. Продолжайте. Задействуйте полковника в полной мере”.
Огоннёров жадным взором прочёл несколько коротких предложений и, удовлетворённо улыбнувшись, выключил прибор и запер чемоданчик.
Глава четырнадцатая, презентация под куполом
Яркий голубой свет резал глаза. Лида и Джаред попятились назад, прикрывая руками лица в скафандрах. Привыкнув к освещению, они увидели, что оказались в огромной овальной аудитории под прозрачным куполом. Столы со зрителями, нависая концентрическими кругами над кафедрой, уходили далеко вверх. Сотни, а может даже и тысячи существ в полном молчании внимательно изучали пришельцев, замерших в страхе и нерешительности.
Финниган крутил головой из стороны в сторону, разглядывая чарующее и вместе с тем пугающее зрелище. Мысли Джареда метались в голове, как стая встревоженных голубей. Из глубины души на поверхность просачивалась инстинктивная потребность бежать прочь. Отчего-то вспомнилось прощание с жизнью в «Стрекозе» и первые секунды кислородного голодания. Сознание медленно угасало, и перед мысленным взором всплывали чудаковатые картины. Так может, спрашивал себя в очередной раз Джаред, всё это лишь галлюцинация? Голова закружилась, и Финниган, схватившись за шею, наклонился низко к полу.
Неведомые науке человечества существа, облаченные в синие и серые мантии, с терпеливой недоверчивостью изучали прибывших чужаков своими искусственными огромными глазами. Их озадачило поведение пришельца, и они посчитали необходимым обсудить увиденное. Щёлкающий полушепот разлетелся под куполом.
Лида прислушивалась к странной речи, пытаясь по интонации определить тему беседы. Но щелчки звучали размеренно, бесчувственно и безразлично, и потому даже попытаться, угадать настроение у собравшихся существ, было невозможно.
Тейид с фиолетовыми бугорками подтолкнул Лиду и Джареда к креслам справа от трибуны, к которой уже подошло высокое существо, готовясь, по всей видимости, произнести речь. Пришельцы заняли свои места, в аудитории все притихли, и высокий тейид защёлкал свой доклад, время от времени указывая правой рукой с длинными и заостренными фалангами на притихших чужаков.
Лида сидела в напряжении. Её ужасала обстановка и тысячи искусственных глаз, взирающих на неё. Кого тейиды видели перед собой? Как они воспринимают саму Лиду и её друга? Боятся ли они прибывших издалека инопланетян? И что они собираются делать дальше?
Финниган устало оглядывался на собравшуюся публику, и с течением времени перестал слышать треск высокого существа. Он с тоской вспоминал то время, когда можно было целый день лежать в закрытой камере, в полной изоляции. Сидя теперь под пристальными взглядами диковинных существ, Джареду было неуютно, словно он нагой стоит перед любопытной толпой зевак. Спустя ещё полчаса Финниган сидел, закрыв глаза, и пытался медитировать, как его этому учил когда-то старый добрый друг по имени Беринхарт.
Джаред удивился своим мыслям. Было странно думать о той жизни, которой он жил когда-то. Ему казалось, что межпланетные полёты на корабле в компании лучших друзей происходили так давно, и будто вовсе не с ним. Воспоминания о прошлой жизни блёкли на фоне происходящих событий и сейчас не имели никакого веса. А ведь все эти люди были некогда живыми и не рассчитывали, что так скоро станут полузабытой дымкой в рое хаотичных мыслей Джареда Финнигана.
Чтобы сказали друзья, спрашивал себя Финниган, окажись они все вместе здесь, перед публикой неизвестных науке существ?
Джаред улыбнулся, представив в своём воображении, что в этом странном зале сидит Макс Резник, пытаясь с капитанской серьёзностью оценить степень опасности. Рядом с ним обязательно должна была быть Антарес. Она бы поправляла чуть ли не каждое слово сказанное супругом, но в конечном итоге согласилась бы с ним. Беринхарт слушал бы распри друзей с мудрой молчаливостью, и, возможно, в конце озвучил бы своё предложение. Арджун обязательно бы подшучивал над всеми, сдерживая смех прижатой к губам рукой.
Лида вопросительно глядела на друга, который, как ей показалось, сошёл с ума. Джаред сидел с закрытыми глазами, улыбался во все зубы, а по щекам его текли редкие слёзы. Лида взяла Финнигана за руку, британец встрепенулся и вопросительно посмотрел на подругу.
– Что с тобой? – спросила она.
Джаред пожал плечами и качнул головой. Он не хотел говорить. Образы погибших друзей приятно согрели его душу, и ему не хотелось терять тепло ни к чему не обязывающей фантазии, облекая её в слова. Лида понятливо кивнула головой.
– Я уже устала, – шепнула она. – Поначалу ситуация пугала, но теперь она стала утомительной.
Финниган согласно кивнул.
– По ощущениям, мы здесь часа два или три, – он обернулся на высокое существо у трибуны. – А этот всё говорит и говорит. Что здесь происходит?
– Ты бывал когда-нибудь на научных симпозиумах? – спросила Лида, усмехаясь.
Джаред ответил, что не бывал, и Лида продолжила:
– Это собрание учёных, вероятно, со всей планеты или со всей звёздной системы. Их вниманию представляют инопланетян, абсолютно отличающихся от их самих. Наше появление здесь, – не нас с тобой, но вообще людей, – это сенсация! Живые и разумные существа прилетают из другого мира, и мы с тобой единственные выжившие, функционирующие и реагирующие на общение образчики. Не то чтобы прорыв, но событие мирового масштаба.
Финниган смотрел на существ, пытаясь увидеть в них гениальных учёных. А Лида продолжала:
– Представь, что это всё люди в белых халатах. Представь, что на Землю прилетело судно с представителями иного вида. Чтобы стали делать мы?
– Изучать? – неуверенно спросил Джаред.
– Именно! Нас изучили, учились контактировать с нами. И теперь демонстрируют научному сообществу. С одной стороны, это восхитительно. Но, с другой стороны, если собравшиеся здесь должны будут проголосовать… – Лида медлила, размышляя о той мысли, что пришла ей только что в голову.
– Проголосовать? – удивился Финниган. – Это какие-то выборы? Что они будут выбирать? Лида? – позвал он притихшую подругу.
– Сохранить нам жизнь или нет, – ответила Лида на одном дыхании. – Мы можем представлять для них опасность.
Финниган хотел возразить, что и существа могут угрожать человеческой расе, но Лида его одёрнула.
– Тишина, – прошептала она и оглянулась на ряды тейидов, следящих за чужаками свысока.
Высокий тейид, прервав свою презентацию, с молчаливым интересом наблюдало за беседой пришельцев. Он указал рукой на пленников и прощёлкал несколько рубленых фраз. Публика оживилась, озадаченно кивая коричневыми головами с разноцветными бугорками. Существа перешептывались между собой, перебирая щелчки разной тональности.
Стоя за трибуной, высокое существо выглядело довольным тем впечатлением, какое инопланетяне производили на его сородичей. Тейид поднял руку вверх, и зал затих. Он продолжил свою речь, щёлкая неспешным и вкрадчивым тоном. Обретя уверенность, тейид теперь держался перед многочисленными слушателями с заметным высокомерием.
Вскоре на кафедру поднялось несколько лаборантов. Одни толкали перед собой подобие инвалидного кресла, скользящего по воздуху над полом, в котором сидел старец. Существо это казалось худым и истощенным, на лице его не было искусственных глаз, а бугорки темнели коричнево-черным отливом. Лаборанты зафиксировали кресло старца и подключили к его голове электроды. Другие ассистенты в это время устанавливали восьмидесятидюймовый экран из прозрачного материала.
Когда подготовка была завершена, высокий тейид подошёл к пленникам и жестом пригласил их к просмотру.
Купол над трибунами потемнел. Он всё ещё пропускал лучи холодного Денеба, но те рассеивались и не доходили до низа. Публика затихла и как будто даже исчезла из зала.
Экран ожил, забугрился мелкозернистой рябью. Цивилизации планетян много сотен тысячелетий. Они родились слепцами, но эволюция одарила их уникальным органом для ориентации в густой атмосфере газового гиганта – бугорки на лице и голове. Первые разумные существа долгое время сохраняли примитивный быт, традиции и привычки и не подозревали о том, что выше облаков есть целый бескрайний мир. И только в последние сорок тысяч лет цивилизация освоила пространство вокруг своей родной планеты и даже основала несколько колоний на внутренних планетах системы.
Своего развития тейиды достигли, повысив общий уровень интеллекта. Социальная жизнь и сожитие в единстве и гармонии стало для планетян целью. Они прекратили войны друг с другом за территории и ресурсы, достигли единения и отказались от оружия. Все свои силы и средства существа направили на развитие науки.
Картинка на экране выровнялась, почернела равномерно, но не застыла, а продолжала движение. В кадре возникла планета-гигант, она быстро-быстро уменьшалась. На экране яркими точками высветились прочие планеты звёздной системы, и вот сам Денеб блеснул ослепительной вспышкой и затерялся в миллионе точно таких же. А кадр продолжал движение, отдаляясь от точки своего начала. Звёздная система слилась в едва различимое пятнышко. Межзвездный ветер обозначился на экране тусклыми мазками длиной в десятки тысяч световых лет. В кадре забрезжили сверхновые, гаснущие звёзды и туманности из газа и пыли. В один миг вся галактика Млечный Путь оказалась как на ладони, дрожащая и искрящаяся.
Лида ахнула от восторга. Пусть изображение и было черно-белое, но вид родной галактики восхитил её.
Замерев на мгновение, кадр понесся стремглав к окраинам галактики, чуть не задевая роскошные рукава галактики. Здесь мрак Вселенной пульсировал и дрожал. Частицы чего-то невидимого плыли массивными облаками и от них расходились гравитационные волны. Так тейиды видят тёмную материю.
Лида хлопнула в ладоши, испытывая неудержимую радость и восхищение. Вселенная должна была, думала Лида, породить существ, которые смогли бы наблюдать за теми таинствами, которые недоступны человеку.
Бескрайний мир Вселенной не может существовать, если за ним никто не будет наблюдать. Существа множества столетий бились над вопросом устройства темной материи – структуры, которую нельзя измерить. Великие умы объединялись в группы и штурмовали неприступную тайну. Открытие и формулирование законов, объясняющих структуру тёмной материи, позволило существам построить комплексное сооружение, которое на окраине звёздной системы, черпая мощь и энергию гравитационной аномалии, создало колодец сквозь пространство и время.
Рукотворная червоточина долгое время сохраняла свою невинность, а сами существа не решались отважиться на путешествие в другие миры, хотя и мечтали об этом много сотен лет.
И вот однажды датчики зафиксировали движение, и из воронки вырвался межзвёздный корабль. Существа, смирившиеся с тем, что на другом конце, – куда бы не пролегал путь червоточины, – нет жизни, были чрезвычайно взволнованы неожиданным гостем. Каково же было их разочарование, когда обнаружилось, что гость этот не что иное, как примитивного строения беспилотный зонд.
В течение нескольких лет таких устройств прилетело ещё несколько. Это раззадорило интерес и любопытство существ ещё больше. Среди научных мужей велись оживлённые споры на тему, стоит ли теперь вторгаться на территорию другой цивилизации, раз уж они не сделали этого сразу? Большинство склонялось к тому, что лучше предстать перед незнакомцами в качестве добродушных и приветливых хозяев, чем оказаться вероломными пришельцами, навязывающими на дружбу. Меньшинство же утверждало, что стоит отправиться на другую сторону хотя бы ради того, чтобы принести новые технологии и знания, которыми явно не обладают строители столь примитивных исследовательских аппаратов.
Споры продолжались бы ещё долгое время, если бы в лучах Денеба не оказалось судно с пассажирами на борту. На его корпусе красовалась оптимистичная надпись «Дискавери», недоступная пониманию существ. Радость от долгожданной встречи быстро сменилась болью и разочарованием, когда на борту звездолёта оказались лишь умершие пилоты. Что с ними могло случиться, существа не могли понять. Однако изучение представителей этой неизвестной расы дало им понимание устройства жизни, зародившейся в лучах другой звезды. Тейиды исследовали мозг пилотов и их органы зрения, строение которых привело учёных-биологов в восторг.
На основе новых знаний, существа создали электронный аналог человеческого глаза, состоящий из фоточувствительного элемента и микрокомпьютера, подключенного к зрительной коре головного мозга. Так, чужая цивилизация, сама того не подозревая, подарила существам возможность увидеть окружающий их мир в деталях и красках.
Шло время, с той стороны появился космический корабль – “Аномалия-1”. Переживших переход на борту не было.
Тейиды не оставляли надежды на общение с представителями другого вида. Они продолжали изучать причудливые тела пилотов и обнаружили связь, между их хрупкостью и мощным силовым полем, возникающем в эпицентре червоточины. Существа бились над усовершенствованием своего изобретения, и следующий корабль, “Аномалия-2”, проникший в их звёздную систему нёс в себе крупицы жизни. К горькому сожалению учёных, не все выжили во время полёта, а те, что ещё сохраняли жизненные силы стали быстро угасать в непривычных условиях чужой для них планеты.
Наступила эпоха отчаяния. Многие существа распрощались с мечтой наладить связь с другой стороной галактики. Слишком уж они разные эти два вида, которые, как давно разлученные члены одной семьи, тянуться друг к другу.
Прошло немного времени, когда безмятежную пустошь космоса нарушил рёв реактивного двигателя с исследователями на борту. «Адам» нёс в себе жизнь, неповрежденную чудовищной силой искусственно созданной аномалии. Пришельцы долгое время бороздили просторы окрестностей газового гиганта, сканируя пространство и собирая информацию. Существа терпеливо наблюдали за гостями, не скрываясь, но и не вступая в контакт.
Произошедшее на корабле осталось для тейидов загадкой. «Адам» терпел крушение в верхних слоях атмосферы гиганта, и большая часть пассажиров оказалась мертва. Четверых членов экипажа спасли и поместили в лабораторию для наблюдения. Сильнейшее недоумение охватило существ, когда однажды они обнаружили, что гости убили себя. Чем было спровоцировано такое поведение, учёные объяснить не могли, предполагая лишь, что чувство страха и оторванности от родной цивилизации повергло чужаков в шок, с которым те не сумели справиться.
Очередная встреча с инопланетным кораблём произошла сравнительно быстро после трагедии “Адама”. Судно “Вильгельм” с флагом Королевского космофлота смело проникло на простор звезды Денеба. Тейиды несколько раз отправили запрос на контакт, но корабль молчал. Он кружился в межпланетном пространстве, подлетал к орбитальным станциям и кораблям существ, но не выражал готовности к общению. После серии отправленных видео обращений, корабль Королевства круто развернулся и умчался прочь в аномалию.
Тейиды потратили некоторое время, чтобы найти объяснения происходящему. Наконец, они почти сдались. Проект по поиску контакта уже хотели закрывать, но учёный совет принял решение повременить. Они оставили всё как есть, но построили устройство, способное заглушить радиосигналы, испускаемые цивилизацией. И потому, когда в лучах Денеба появились громоздкий корабль «Циолковский-3» и юркий звездолёт «Лингана», их системы безопасности не обнаружили признаков жизни в звёздной системе.
Тейиды отказывались вмешиваться до последнего, хотя видели разрушения, которые люди привнесли в их систему. И однако, когда Лида парила одна в космосе, а Финниган, сдавшись, пожелал умереть, существа спасли их.
Общение с Лидой и Джаредом стало новым витком в истории цивилизации существ. У них получилось наладить связь и добиться, хоть и сильно ограниченного, взаимопонимания.
Старец снял электроды с головы, и его увели с кафедры. Высокое существо обратилось к публике с парой фраз, после чего заняло место у экрана. Лаборанты помогли тейиду закрепить электроды, и он принялся повествовать публике и пришельцам свою часть истории. Лицо его потемнело, а электронные глаза погасли, будто покрылись бельмом.
Высокий тейид, с особым вниманием к мелочам, показал свои наблюдения за двумя чужаками, которые не были знакомы друг с другом. Существо выдвинуло теорию о том, что цивилизация с другой стороны аномалии масштабна, но не является единой. Помещённые в раздельные отсеки одной лаборатории пришельцы очень скоро продемонстрировали удивительное дружелюбие в отношении друг друга.