Взгляд прямо

– Сразу видно, что ты долгое время прибывала в Японии, – Грета мягко рассмеялась.

– Они кланяться везде и при любой возможности, хочешь ли ты или нет, сам начнёшь так делать, но я очень скучала по Риму и, знаешь, за всё время пребывания там, точно скажу, что никогда не променяю пиццу и оперу на икебану и кимоно, однако я успела со многими посотрудничать, как с журналами, так и с отдельными личностями, поэтому возвращаюсь назад с щедрым вознаграждением.

– Я отвезу тебя домой, смогу приехать к тебе завтра после работы.

– Если устанешь, то можем встретиться и на выходных.

– Нет уж, мы слишком долго не виделись.

– Удалось что-то узнать о Гэвине? – Молла видела этого мужчину всего лишь пару раз, но благодаря маме, она много о нём слышала, считала Гэвина весьма интересным человеком, у которого была безупречна структурированная речь, и что уж там было скрывать, однажды она и сама хотела с ним познакомиться, жаль, что тогда её останавливало замужество, а не возраст, хотя разница в пять лет для неё весьма велика.

– Нет, вероятно, отец моей сестры в этом замешан.

– Ты виделась с сестрой? – голос Габи поник.

– Да, сегодня должны пообедать.

– Скажу тебе, что звучит это невероятно, – Грета была с ней согласна.

Привычный и безупречный, а-ля мужской, образ юриста играет с контрастами и создаёт гармонию тёмного и светлого, ночного и ясного, белого и чёрного, благородного и чистого. Белый и тонкий платок, усыпанный тёмными полосами, украшает тонкую шею мисс Конте, его узелки сдвинуты в сторону, на ногах обута любимая композиция комфорта и стиля – чёрные кеды с белой подошвой, которая придаёт образу современности, правда, светлые и ворчливые шнурки правого ботинка постоянно развязываются, словно невидимое существо им помогает, это детская шалость порой выводит Грету из себя. Постоянная маленькая провокация, так скажем, бунт против стремления к порядку, с каждым разом всё сильнее и сильнее превращается в чувство надоедливого раздражения. Синьора Морритт, одетая в нежное платья бежевого оттенка теплоты, которое позволяет его обладательнице ощутить себя королевой, горловина оформлена в виде стоячего воротника, рыжие пряди волн женственности слева аккуратно убраны за ухо, полностью открывая вид на часть лица, в руке Аньезы покоится телефон. Сёстры окинули взглядом всё вокруг и с сожалением обнаружили, что ни один стол на веранде не свободен, Аньеза предложила зайти внутрь – снова всё было занято. Порхающая суета, душевный смех, разговоры на итальянском, приятное журчание разливаемого вина. За огромным столом собралась многодетная семья, официант ставит перед каждым из них по целой пицце, они наслаждались вкусом и компанией друг друга, отец, облачённый в белую рубашку и вместе с ним, как одно единство, трое сыновей в такой же одежде только меньшего размера, дочь сидела в нежности облака розового свитера, а «мамма» – в сиреневом, и, разговаривая между собой, они улыбались, когда Грета уже подумывала пойти в другое место, то её неожиданно окликнул мужчина, в его лице она узнала уважаемого друга отца профессора Мартина, мужчина предложил присесть к ним за стол, как раз было два свободных стула, он подозвал официанта и попросил принести две порции форели.

– Вино? – обратился он к дамам.

– Бокал белого сухого, – отозвалась Аньеза.

– Гретта?

– Я откажусь, – она смотрела в глаза профессора, а потом перевела взгляд на официанта, – мне принесите стакан колы. И со льдом!

– Позвольте представить вам своего друга, Риккардо Тотти, и его племянник, Адриан, – непринуждённо все друг другу улыбнулись.

Аньеза, в отличие от Греты, не стала дожидаться основного блюда, её пальцы обвили бокал, наполненный бледно-золотистой жидкостью, и она пригубила вино – лёгкий ветерок принёс с собой ароматы лугов и цветов, восходящие нотки цитрусовой цедры и зелёной груши смешались с нежным миндалём и чарующим жасмином, первый же глоток, насыщенный с продолжительным бодрящим послевкусием. Их разговор был обо всём и одновременно ни о чём, он был лишён конкретики и глубокого смысла, свободно и быстро менялись темы, Мартин рассказал, что семья Тотти приехала ненадолго из жаркого юга Италии, слово за слово он вспомнил – их дружбе с Риккардо уже пятнадцать лет, и это непременно когда-то надо будет отметить, а познакомились они на одной выставке иллюстратора Энрика У., до самой смерти художник проживал в Англии, однако родился в Италии, вдохновлённый колоритом родных краёв он создавал творчество, которое считалось лучшим среди всей плеяды, его картины были наполнены яркостью и романтичностью, творец изображал пары, Мартин приобрёл один холст, на котором мужчина и женщина беззаветно смотрели вперёд, в глазах расстилался мир любви, способный исцелить самые печальные мгновения, вечернее платье женщины дополнил кулон на шеи, её облик с изысканной причёской и мастерски подобранным макияжем с алыми губами и незаметным розовым румянцем, олицетворяющий неповторимую красоту, а он был одет в великолепный смокинг, их сапфировые наряды для особого случая, подобного атмосфере роскошного королевского театра, в небе, приглушённо-голубом, словно оно не пыталось забрать на себя устремлённые взоры, парили белые голуби, вдалеке прорисовывая контуры непостижимых высот, они – посланцы воздушной благодати. Именно это полотно художника хотела купить синьорина Грано. Мартин избегал всех этих выставок, честно говоря, что ничего не смыслит в искусстве, в тот день оказался там совершенно случайно, получив приглашение, переданное лично художником, решив поддержать его, купил одну из работ. Мартин отдал с удовольствием молодой паре своё приобретение, притом совершенно бесплатно, в знак щедрого жеста они отблагодарили его, угостив ужином.

– И где сейчас картина? – Адриан никогда не слышал эту историю и не припоминал, что видел нечто похожее, хоть и внутри особняка дяди художественных полотен располагается достаточно много.

– Там, где и была повешена первоначально, в доме родителей моей супруги, преданно украшает её комнату, – ответ Риккардо не заставил себя долго ждать.

И хоть желание пообщаться наедине было у каждой из сестёр, но в то же время боялись, что их сердечная беседа может обернуться молчанием или робостью голосов, по этой причине компания им была куда угоднее. Аньеза перебирала в уме различные варианты, искала связи и события, откуда она помнит фамилию Тотти, было что-то знакомое в ней, пока она не посмотрела в глаза Адриана и Риккардо – они хранили ответ, именно в голубизне небесной лазури она увидела ту связь, когда несколько лет назад к её мужу приходил синьор Тотти, она не ведала точных деталей о чём они разговаривали в кабинете супруга, но чашечкой кофе приятного гостя тогда напоила, синьор Гвидо после его ухода обмолвился парой слов – господин разыскивал кого-то, Жерардо небрежно махнул рукой: сущность скудной беседы не заслуживала внимания жены, она и не стала больше ничего расспрашивать.

– Вы знаете, – начала говорить Аньеза, – однажды к нам в дом пришёл неизвестный мужчина, Маттео Тотти, помню муж, говорил, что они когда-то вместе учились. Адриан, он ваш отец?

Дядя и племянник, охваченные глубоким удивлением, лица их замерли, они перестали жевать. Адриан посмотрел на Риккардо, словно он ожидал, когда, наконец, старший родственник заговорит, молчание было недолгим.

– Вы супруга Жерардо Гвидо?

– Верно, – уточнять, что они разводятся, она не стала.

– Как давно Маттео к вам приходил? – они вслушивались и запоминали каждое произнесённое слово синьоры.

– Может года четыре назад, может чуть меньше или больше, точно не помню.

– А случаем не знаете, что он хотел?

– Разыскивал кого-то, если я не ошибаюсь, то женщину, – последнее слово вызвало странное и озадачивающее чувство.

– Вы случаем не знаете её имени?

– Нет, мне неизвестно, они разговаривали наедине.

– Есть ли возможность поговорить с вашем мужем?

– Мне этого и самой хочется… К сожалению, он сейчас в отъезде.

– И как скоро вернётся? – уточнил Риккардо.

– Надеюсь, что очень, – было замечательно, если бы это произошло в ближайшие дни.

Риккардо выразил огромную и важную для него и Адриана просьбу, протянув копию фотографии, уточнить у мужа, кому принадлежит данный почерк, и, по возможности, позволить связаться им с Жерардо, когда он будет дома. Случайное стечение обстоятельств привело этих людей к встрече.

Предвкушение

 
Как сладостное чувство, переполнило сердце. Мелодия флейты по венам пробежалась, обещая что-то неизведанное. Прислушиваться, восхищаться – но разве можно ли на самом деле предугадать, куда приведёт оно? Главное – не поддаться разочарованиям.
 

Когда до господина Морритт дошли слухи, что кто-то тщательно собирает информацию о скверном деле его незаконной деятельности, то он не смог оставить этот факт без внимания. Его помощник встретился с Фалько, предложив ему достойную сумму, не сопровождая их разговор угрозами или жестами превосходства, великодушно представил пачку купюр на стол, однако, к его изумлению, журналист, оставив деньги на столе, бесшумно покинул помещение. Через несколько дней к Гэвину подъехал автомобиль, его пригласили в салон, но он отказался, тогда пассажир вышел сам.

– Лучше вам услышать меня, – Амадео, мужчина средних лет, он высокий и худой, владеет непостижимой чертой, которая одновременно и притягивает и отпугивает, используя свою харизму и твёрдость, он добивается целей, манипулируя мыслями и эмоциями окружающих, но седые волосы напоминали о времени, что рано или поздно наступит неизбежный конец, а пока он серебристый игрок на шахматной доске, для которого жизнь – всего лишь пешка, а он взирает на своих собеседников с высоты, его сердце сжатое в стальной холод, он сохраняет хладнокровие и безразличие в стойких и сложных ситуация, его голос спокойный и беспощадный, в нём заложена верность самому себе, высокомерный смех – оружие которым он безупречно владеет, Гэвин для него тень, которая пытается вылезти из мрак. Синьор Морритт медленно снял тёмно-бирюзовый пиджак, цвет которого оживал на фоне загорелой кожи, гладкая ткань одежды легла на руку, – Гэвин, иногда лучше пройти мимо, чем жалеть потом, я могу предложить больше, но завтра уже будет поздно.

– Не стоит, – Гэвин Фалько не понимал, зачем он здесь. Свою позицию уже выразил, журналист посмотрел в глаза собеседнику: в них совершенно отсутствует чувство вины или раскаяния. – Иногда лучше пройти мимо – ваши слова точно говорят о том, что вам следует сделать сейчас.

– Ваше право, но ещё раз подумайте и дочери моей скажите, что не стоит глупостью страдать, – Амадео воспитывал её с ранних лет, и фамилию она носит его, жаль, что характер падчерицы в деда, с огнём сочувствия и потоком негодования в случае несправедливости.

– И почему же сами не скажите? – в ответ он повёл себя так же, как это делает Аньеза, когда видит его – с пренебрежением проигнорировал, словно присутствие Гэвина невидимо, словно между ними вечная вражда.

– У вас нет ни одного доказательства, кроме слов Алонзо, который наверняка что-то перепутал. Неужели с ним ничего не может произойти?

– Не думаете, что такими словами, делаете хуже себе.

– Это всего лишь предупреждение. Оставлю вас.

Гэвин устало потёр глаза и положил руку на голову, задумчиво вздохнул. Как же быть в такой ситуации? Слова и вправду сейчас пустой звук, бумаги, необходимые для подтверждения их правоты отсутствовали. Сколько времени необходимо синьоре Морритт, чтобы выяснить, где они – неизвестно, а пока стоило подумать об Алонзо. Но всё вышло не по плану.

В течение нескольких недель Сильвио усердно искал друга и начальника в одном лице, применяя свои собственные методы и сопоставляя доступную информацию в своей голове, он был готов сделать всё возможное, и, наконец, держал в руках спутниковый снимок, твёрдо верил, что это оно, в его душе заиграл огонёк радости, сметавший тьму, и будь в этот момент ночь, она стала бы высшей сценой драматичности, где звёзды сыграли бы особую роль величия ночного пейзажа. Восторженный, он отправился к Кьяре Риццо. Небо было окутано бледно-серебряными вуалями густых облаков, безупречное золотое отражение на горизонте, вдребезги разбитым стеклом роскошного мозаичного окна, словно драгоценное произведение искусства, оно настойчиво привлекало взгляды наблюдателей. Как долго они смотрят на него? Очарование золотого островка усиливалось прорывающими из него длинными лучами, они, словно мерцающие, проникали сквозь море облачного тумана, озаряя даль, – небо восхищало, а его творение поражало. Синьора Риццо уже вернулась в свой домой, во второй раз она сидела за одним столом вместе с сёстрами, Аьеза испытывала чувство вины, боялась, что её отец мог иметь отношение к исчезновению сына синьоры, однако его поведение свидетельствовало об обратном. Он был весьма искренне обеспокоен и безутешен, пытаясь отыскать нужные ему документы и свидетеля. Лицо Кьяры не выражало такой глубокой печали, как при первой их встречи, сегодня она даже преобразилась, отказавшись от бесформенной кофты и спортивных брюк, словно заранее зная о надвигающей перемене, утром, внимательно ощупывая ткань ярко-жёлтого сарафана, она ощутила пульсацию чего-то приближающегося, непонятное предчувствие заставило её повернуть голову и беглым взглядом скользнуть по движущимся облакам за окном. На обеденном столе лежала кружевная салфетка, на которой стояла тонкая, невысокая ваза с расцветающим рукотворным цветком похожим то ли на астру, то ли на лейю изящную.

– Я ничего такого не вспоминаю, – мисс Конте спрашивала про место, о котором мог бы подумать Гэвин, или, оно имело смысла для него – но синьора не знала, они были готовы ухватиться за любую зацепку. Здесь она бессильна. Кьяра заметила, что к воротам кто-то подъехал, только калитку успела открыть, как сразу же, неожиданно для неё, в просторы дома ворвался Сильвио, сердце его билось с неутомимой силой, в одно мгновение он потянул прекрасную женщину за руку, уверенно удерживая её за плечи и, вглядываясь ей в глаза, воскликнул слова:

– Нашёл! Я знаю, где они.

– Правда? – спросила она голосом полного недоверия, пока она собиралась с мыслями – это не сон, который она видит каждую ночь, она крепко обняла Сильвио, и дрожащим голос прошептала: – Мне нужно присесть. Кьяра залпом осушила стакан воды. – А что дальше? Где он? – синьора посмотрела на мужчину, уголки губ Сильвио невольно приподнялись, ибо в сердце его зародилась мысль, улыбка исключительно подходит к её облику, особенно если она исходит из глаз.

– Я поеду за ним, но мне стоит с собой взять врача.

– Что-то серьёзное?

– Не думаю, – мисс Конте любезно предложила свою помощь, она позвонила отцу.

 
· · • • • ✤ • • • · ·
 

В тишине спокойного выходного дня, когда отголоски ночной смены ещё окутывали его мысли, раздался звонок, нехотя, но ответил, чуть позже пришло сообщение с адресом, поднявшись с недовольной пыткой, пошёл собираться, уставшие ноги отказывались нести его куда-либо, а разум желал поспать, но был ли выбор? Донато Ривьево врач, он вступает в бой с недугами и страданиями и надеется, что все его усилия, отдача и преданность призванию приведут к великому финалу, который ещё впереди. Твёрдая решимость стала затмевать тяжёлые мысли, поэтому он сел за руль уже в более расслабленном состоянии. Примерно год назад, когда, покинув больничную палату, он остановился у окна, впервые серьёзно посмотрел на свою жизнь, привыкший к безумному ритму жизни, он не мог не задуматься, что ему почти сорок – а семьи нет, у других уже дети. Шум и суматоха врачебной рутины отнимали много времени, не оставляя его совсем на личную жизнь, но это так, отговорка, которой он себя успокаивал, в самом же деле независимый и самодостаточный мужчина боялся потерять свободу – слишком уж он любит делать то, что хочется ему, а создав семью, это бы прибавило больше обязательств, к которым он не готов, и всё же, согласившись с самим собой, Донато решил рискнуть и открыть своё сердце. А знакомство началось-то с падения.

В своих прогулках синьора Морритт не удаляет особого внимания прохожим, её взгляд не останавливается на них с любопытством, она стремится углубиться в свой внутренней мир, настолько может быть сосредоточена на мыслях, что вокруг всё будет казаться ей туманным размытием, в такие моменты она похожа на человека с плохим зрением, который снял свои очки и видит только смутные очертания. Тем не менее существует одно исключение, которое заинтересовывает Аньезу – декоративные фигурки на витрине. Мир предметов манит её, они, выставленные, превращаются в магические творения, каждая из них оживает, будто пробуждаясь из векового сна, чтобы показать свою уникальность и пленительность, и будь то позади выставочного окна мерцающая статуэтка из муранского стекла – произведение, рождённое в огне, красота которого раскрывается в каждом изгибе, череде подробностей и в живых красках, или скульптура из прочной бронзы – воплощение мощи и непреходящей стойкости, она призывает остановиться перед величественной таинственностью, для синьоры эти эстетические предметы становятся источником визуального вдохновения. Тот день не был исключением, она шла, не торопясь, последовательно ударяя каблуками своих чёрных туфель по асфальту, на подошве которых пламя, красное пламя – танец на грани, неземное слияние; этот интенсивный ритм отражал уверенность в себе, голову она держала прямо, впрочем, как и всегда, взглядом, впереди, зацепилась за композицию из двух фигурок. Шерсть добермана вызывала трепет у тех, кто смел взглянуть в её глубины – поразительная гладкость и блеск создавали мираж оживления, он размахивал своими огромными крыльями, в любой момент готовый укрыть в объятиях девочку, в платье, цвет которого белился, её корпус легко и плавно был наклонён вперёд, а пряди золотистых волос волнистой длинной спускались по спине, между ними соприкасалось доверие, оба, девочка и собака, заглядывали в душу друг друга через зеркало безмолвия, где отражался бескрайний мир, сокрытый от нас, людей. Анеьза без колебаний решила, что эта статуэтка должна стать её. Но внезапно, не успев дойти пару шагов до магазинчика, она чуть не столкнулась с велосипедистом, вопреки своим инстинктам увернуться, потеряла равновесие и с неуклюжей попыткой удержаться, подвернув ногу, упала, отдавая шоку уголок своего сознания, почувствовала тихий стон, который вырвался из груди, а на руке открылась маленькая ранка. Синьор Ривьеве шёл позади, он-то и оказал помощь, осторожно помог подняться ей с земли, предложив переместиться на ближайшую лавочку, внимательно обработал рану и заклеил пластырем, а когда решил проверить состояние её ноги, чтобы убедиться, что ничего серьёзного, то Аньеза резко вскочила, зажмурившись от боли, потому что наступить на ногу оказалось настоящим испытанием, но она смело подавила мучительные стоны и настойчиво произнесла:

– Я вам благодарна за помощь, дальше я сама, – Донато был в лёгком недоумении.

– Мне стоит надеть белый халат, если вам так будет спокойнее? – голос у него был приятный, не отталкивающий, не был грубым или настораживающим, что разнилось с его брутальным обликом, его чёрные волосы зачёсаны назад, короткие бакенбарды, лёгкая щетина, несколько морщинок на лбу, а каждая вена на мускулистых руках как отпечаток его страстного характера, свидетельство его упорства и неустрашимости, однако она слышала, что если нет отчётливой мочки уха, то это может говорить о том, что у человека заботливая душа и любящее сердце.

– Не стоит, с ногой всё в порядке, – в надежде, что после её слов, он уйдёт, всё же мужчина продолжал сидеть.

– Почему вы не уходите?

– Мне интересно, что вы будете делать дальше.

– Вы же понимаете, что так ставите меня в неловкое положение?

– Я? А может вы сами?

– Хорошо, – Аньеза вернулась на лавочку, она освободила ступни от обуви, позволив им разжаться, отбросив смутные натяжения, которые сопровождали её, синьора увидела, что щиколотка слегка опухла. – Теперь можете посмотреть, – доктор вынес вердикт, что растяжение, и даже купил в аптеке напротив мазь и бандаж.

– Вам помочь добраться до дома?

– Только до такси.

Во второй раз судьба их свела на благотворительном ужине, организованный женой министра Манчини Де Лука, заметно, на протяжении долгого времени эта женщина собирала денежные средства для больниц; стройности она была немного лишена, окутавшись в объятие пышноватых форм, взгляд, украшенный вдумчиво подобранным макияжем, оживлял её лицо, даря приятное обаяние, её остроумие и интеллект компенсировали любую нехватку эстетического ощущения полного совершенства. Величественно открывая свои двери, мероприятие привлекало внимание богатых и влиятельных людей, которые готовы открыть свои кошельки для благотворительности, при входе каждому гостю предлагалось пожертвовать сумму. Синьора Морритт изредка пропускала званые вечера, что нельзя было сказать про её мужа – он вообще на них не появлялся, потому что приверженец уединения, отдалялся от мира раздолья и пустого показушничества, переубеждать его в чём-либо Аньеза не пыталась, хоть и иногда, рядом с ней, ей не хватало его присутствия, но теперь это уже было неважно. Интерьер окутывал гостей теплом, благодаря коричневой тональности, от стен до мебели, всё было пропитано уютом, за каждым столиком, расставленным по залу, возвышалась белая ваза с живыми цветами, кремово-розовые цветки наполняли воздух сладким ароматом, а на фоне играла итальянская классика. В чёрном платье, облегающем фигуру до пола, Аньеза собирала взгляды, волосы были заколоты крабиком, выделяя утончённость облика, в ушах висели серьги с блестящими бриллиантами, играя в свою игру на свету, за несколько часов до выхода, она стояла в гардеробной около комода, пристально смотрела на лежащее на нём колье, оно было создано для подобных вечеров, каждый кристалл, каждая жемчужина отражали магию роскоши, однако, в последней момент, она решила, что не наденет его сегодня, закрыла коробку и приступила к завивке чёлки, пряди становились похожими на спиральки макарошек, только длинной отличались: с боку – по длиннее, по центру – покороче, и последним мазком завершила свой образ, когда нанесла на губы лёгкий блеск, отказавшись от яркой помады, осталась верна своей естественности, в конце не стала вытирать губы друг о друга, лишь улыбнулась отражению в зеркале. Атмосфера в ресторане пульсировала жизнью и энергией, в каждом уголке помещения звучали тихие шёпоты разговоров и сплетен, взгляды людей переплетались. Посреди зала стоял мужчина, окружённый людьми, красноречивостью умел завлечь слушателей, он развлекал их своими весёлыми историями, порой выдуманными, но кого это беспокоило, каждый от рассказанного получал свою порцию удовольствия, чуть позже внимание было обращено на старую миссис Крокси, поглощенную прикрасами: на каждой руке по несколько браслетов – исключительно золотые, – на голове сверкала заколка с зелёными камнями, пальцы, увенчанные кольцами то с камушками красного или синего цвета, то с изящным одиноким ободком, на шеи висел переливающейся сиреневыми оттенками кулон, всё чересчур цветисто, роскошь была – вкуса не было, её партнёр, сильно моложе, не отставал от неё ни на шаг, стильно одетый, наверняка за счёт госпожи, робким не был, говорил смело и уверенно, хотя именно так и должно быть: тюфяков она около себя не держала, однажды, попробовав новое и запретное, почувствовала как биение сердца участилось.

– Вы разводитесь? – выразив удивление слишком громко, что было весьма предсказуемо, синьора Крокси в принципе не умела тихо разговаривать, ей нравилось своим пронзительным, высоким, с целым океаном эмоций, оживлённым голосом привлекать публику – её должен услышать весь город, если не весь мир, с осуждением никто уже не смотрел, только с неким смешком, который пробегал на лицах гостей.

Аньеза устроилась за стол, где уже сидел отец с любовницей, между прочем, это был последний раз, когда она смотрела на него с такого близкого расстояния, потом их отношения превратились в некую непримиримую вражду, женщина рядом, Алисия Луцци, однажды отправившись в Италию учиться, так здесь и обосновалась, в свои сорок пять женщина выглядела не старше тридцати, внешность у неё была живописной, идеальная кожа с заметным розовым румянцем на щеках, бархатные глаза блестели глубокими коричневыми оттенками, чёрные волосы, густые и гладкие, струились по её плечам в мягких волнах, помада на губах придавала им невероятный цвет спелой моркови, коктейльное платье было до середины бедра, она любит когда мужчину смотрят на неё с похотью, но, в то время как Луцци могла казаться послушной кошечкой, её не стоило недооценивать, она скрывала за своей обворожительно-милой внешностью тайны, по левую сторону от Алисии сидели супруги, основатели шоколадной империи, они гармонично смотрелись вместе, женщина поправила рукой длинную косу, переместив её набок, чуть позже к ним присоединился молодой человек, он непрестанно говорил, рассказывая обо всё, что касалось его жизни, их ранее бедное состояние сменилось богатством после смерти дальнего родственника, теперь во владении у него просторная оливковая плантация, не так давно его сестра вышла замуж, ещё не забыл упомянуть о своей неприязни к животным, когда к столу подошёл официант, бесконечный балабол выхватил бутылку шампанского со словами:

– Я сам, а вы принесите мне ещё две, а лучше три бутылки! Хочу напиться!

Он принялся наполнять пустые бокалы, синьора Морритт, охваченная отвращением к его поведению, решила пройтись. Она направлялась к барной стойке, когда неожиданно прозвучал голос – знакомый, мужественный. Это был доктор, который помог ей пару недель назад. Он врач в той больнице, куда предназначались пожертвования. Аньеза, словно удерживаемая невидимой силой, остановилась, развернулась к нему лицом, они стояли на расстоянии, далёкие друг от друга, ему, возможно, и не удалось разглядеть её, она же внимательно наблюдала за ним, ощутила непривычный, но приятный трепет к незнакомому мужчине, что было весьма для неё, по крайне мере, странно, его присутствие влияло на её сердце, и даже в прошлый раз, когда он коснулся её ноги, усилий было предпринято вдвойне, чтобы лицо не покраснело. Аньеза отвлеклась всего на мгновение, когда вновь посмотрела вперёд, мужчина уже исчез, почувствовав лёгкое разочарование, приметив официанта, несущего поднос с единственным оставшимся бокалом шампанского, она хотела бы его взять, но её опередила Алисия Луцци, ухватив бокал, устремилась в глаза синьоре, а затем подошла к ней поближе.

– Вы сегодня снова без мужа?

– Как видите, – у Морритт не было поводов ненавидеть эту женщину, хоть и с кончины матери прошло четыре года, и только последний год Амадео стал появляться на публике с Луцци, он не позволял никогда и никому осквернять память ушедшей супруги, синьор Морритт проявлял уважение к ней, в некоторой степени благодаря покойной жене, он оказался на таких высотах, а их гражданский брак продлился более двадцати пяти лет, любовь была далека от романтических излияний и розовых соплей, но отношения были прочными, они всегда смотрели в одном направлении. Разговор между синьорами не продолжался, Алисия взглянула вперёд: губы скрылись под ухмылочкой, а глаза её прищурились, буквально через несколько секунд, совершенно беззвучно, она прикоснулась губами к бокалу шампанского и выпила до последней капли, вернула его на серебряный поднос, и с таким же изящным и непреложным жестом поправила бордовую бабочку официанта, затем с непоколебимостью вернулась за стол. Аньеза покинула это мероприятие совсем скоро и вместо того, чтобы прибегнуть к удобству, например, взять такси или попросить приехать водителя, она решила прогуляться по вечернему городу, перед этим прочитав сообщение от няни, что дочь спит. С досадой, но, ощутив усталость в ногах, сняла туфли и взяла их в руки, почувствовала, как твёрдая земля прикоснулась к её ступням. Синьора шла сквозь улочки, тело обдувал прохладный ветерок вечернего часа, мимо неё пролетали светящиеся вывески, сияющие окна, звучал вечерний Рим ароматами и музыкальными аккордами, в городе витала романтика, в конце концов она дошла до места, где её всегда любезно ждут.

В жизни Ривьеве присутствовало неписаное правило – остерегаться встреч с рыжими дамами, по его мнению, у них скрытые странности, которые могут с лёгкостью вывести самого стойкого мужчину. Убеждённый в этом, он был настороженным с ними, однако в этот раз правило было нарушено. По окончанию своей речи, он бы уехал домой, только, случайно заприметил женщину, когда та снимала обувь, обладала она особым очарование, которое привлекало его взгляд, не размышляя, он последовал за ней, осторожно крался за ней на своём автомобиле, за весь путь она ни разу не обернулась назад, проходила мимо прохожих, иногда посматривала в свой телефон, он ехал за ней до самого момента, пока её руки не прикоснулись к длинной ручке деревянной двери и она не вошла внутрь.

– Кабаре? – вслух воскликнул он, а его брови удивлённо поднялись вверх. Донато вышел из машины. Заведение открывалось позже, в 21:00, и сейчас для него это было нечто похожее на гадание на ромашки, всё зависело от прихоти судьбы: пустят ли его или оставят за пределами.

С самого детства маленькая девочка влюбилась в игру на пианино, эта любовь неустанно горит, и благодарна матери, что однажды к ним в дом привела учителя, со временем уроки закончились, а общение с преподавателем осталось, не так давно синьора Нери ушла на заслуженный отдых со словами: «Добро пожаловать путешествия, море, завтраки с подругами и Соаве». В стенах заведения своего сына редко встречалась с Морритт, Аньеза утопала в разговоре с ней, внимательно прислушиваясь к советам женщины, порой, под настроение, она садилась за рояль, скользя по клавишам, создавала мелодии – тихие и в то же время столь красивые.

 
Хочу увидеть я звезду необыкновенную –
Летящую.
И сразу ведь она исчезнет,
Но я успею загадать желание моё,
Пусть исполнится скорей.
Ночь, ты волшебная.
В твоей таинственности я нахожу свободу.
Ты позволяешь верить в сказку мне.
 

С завершением мелодии последние ноты растворились в воздухе, когда звуки затихли, Аньеза убрала свои руки с пианино, встав из-за инструмента, едва только повернулась, как взгляд упал на Нери, на фоне мягкого сумеречного света женщина переливала из стеклянной бутылки в бокал минеральную воду, одновременно улыбаясь мужчине, который что-то говорил, синьора узнала его сразу же, без стеснения и с любопытством подошла к пожилой женщине, тихо спросив: