William Cuthbert Faulkner

густой, косматой тени айланта, заслоняющего угловой фонарь, чей-то низкий голос сокрушался

Смысл жизни, говорил мой отец, - готовиться к тому, чтобы быть мертвым.

– А сколько ему?

– Тридцать три исполнилось, – говорит Ластер. – Ровно тридцать лет и три года.

– Скажи лучше – ровно тридцать лет, как ему три года.

Пожалуй, они правы, помещая любовь в книги. Пожалуй, только там ей и место.

Если уж приходится выбирать между убийцей и человеком, которого только подозреваешь в убийстве, конечно, выберешь убийцу. По крайности, знаешь точно, на что идешь. Будешь глядеть в оба.