Николай Любимов

я, уже помужски малодушный, поступал так, как все мы, взрослые, поступаем при виде несправедливостей и обид: я от них отворачивался; я шел поплакать наверх, под самую крышу, в комнатку рядом с классной, где пахло ирисом и куда вливалось благоухание дикой черной смородины, росшей среди камней ограды и протягивавшей цветущую ветку в растворенное окно

Мужчина, по крайней мере, свободен: ему доступны все страсти, все чужие края, он волен преодолевать препятствия, вкушать от наиболее трудно достижимых наслаждений. А женщине всюду помехи. Косная и вместе с тем гибкая по натуре, женщина находится между двух огней: между слабостью своей плоти и бременем закона. Ее воля, точно вуаль ее шляпки, держащаяся на шнурке, трепещет при малейшем дуновении ветра; ее вечно увлекает какая-нибудь прихоть, вечно сдерживает какая-нибудь условность.

О, мы, женщины, если чего-нибудь и не знаем, то почти всегда догадываемся.

Недробимо истинное чувство и нельзя любить по принужденью.

Иль сидеть хотя бы рядом, В голове искать любимой, Подлых вшей уничтожая!

Кто слишком много такает, тому птичка в ротик какает.

под музыку хорошо молчать, вместе мечтать, смотреть друг на друга, браться за руки.

Правда и жизнь трудны, я их так и не разгадал, и в конце концов у меня осталось от всего этого впечатление, в котором душевная усталость, быть может, брала верх над горем.

И если верно, что величайшее из всех безумств женитьба, то высшая, на мой взгляд, нелепость – совершать подобные безумства как раз в ту пору, когда от нас можно требовать большей рассудительности.

###

Вы были бы величайшим чудаком на свете, когда бы решились променять свободу, которою вы сейчас пользуетесь, на самую тяжелую из всех цепей.

Совершенная подлость есть тоже своего рода совершенство…