Николай Лейкин

- Батюшки! Да это совсѣмъ по-русски! Съ хорошей закуской...-- умилялся Николай Ивановичъ.-- Даже и водка московская. Ужъ какъ хочешь, Глаша, а и ты должна рюмочку водки выпить.

- Ну, вотъ, съ какой это стати, если я ее никогда не пью! -- отвѣчала Глафира Семеновна.

- Чтобы заграницей честь русской водкѣ отдать. Какая-же иначе ты послѣ этого патріотка будешь!

- Нѣтъ, нѣтъ. Пей ужъ ты одинъ.

- Да я-то ужъ, конечно, выпью. Наша родная, русская, православная,-- говорилъ Николай Ивановичъ, улыбаясь на бутылку, даже погладилъ рукой бутылку, налилъ изъ нея себѣ водки въ рюмку и выпилъ съ полнѣйшимъ умиленіемъ.

Да и я то же самое. Только чуть-чуть червяка заморил. Ведь с утра не ели, а теперь седьмой час. Придется часа через два переобедывать. Вот допьем вино да пойдем искать другой ресторан. Индейки какой спросим, что ли, гуся поедим…

Самая лучшая баба – это чухонка. Из неё хоть лучину щепи. Пригляделись уж мы, знаем. Чухонку можно завсегда и на французинку переделать, и на немку, и на англичанку. Надел рыжий парик, обучил «жоли», «мерси», «бонжур» – вот-те и французинка. Прицепи ей хвост в аршин, надень розовые голоногие чулки, и завсегда за французинку уйдет, ей-Богу! Уж сколько я знаю.

ли мне в актеры? Житье легкое. Отчего же мне не идти, коли я читать и писать

Револьвер и ножик Проехали Геную. Стемнело. Конурин и Николай Иванович спали крепким сном. Сна их не могли

С водкой Смирнова номер 21 мы привыкли, душечка, обедать, а не с розами.