Наталья Лакота

Девушка сразу прекратила вырываться, и монахини впихнули-таки её в кабинет. – А-а… опекун?.. – переспросила она, с ужасом глядя на Чезаре. – Он самый, – нарочито ласково произнёс Чезаре. – Приятно познакомиться мадемуазель… то есть леди Блаунт, конечно. Прошу на выход. Чемоданчик свой не забудьте.

свет только-только проникал через небольшое окошко под потолком. Я села на краешек кровати, посмотрела на подушку с коричневой

– Говорите, будто я больная. – Волшебный дар может обернуться и проклятьем, – она склонила голову к плечу, испытующе глядя на меня. – Если не изучить его, не познать, не научиться управлять им. Ты не больная, Василиса. Ты просто не такая, как все.

– Мне кажется, у тебя не очень

вдруг приговоренный к казни заговорил. Голос у него был низкий, раскатистый, сильный и звучал очень недовольно: – Постойте-ка, дон судья! Вы хотите помиловать меня, чтобы я взял в жены вот эту донью? Ну нет! Я не собираюсь выкупать себе жизнь бабской милостью. Вешайте меня, и покончим с этим!

– Что значат богатства по сравнению с любовью, ваше величество? Но я верю, что вы богаче нас. Ведь королевская любовь – самая огромная, она охватывает всех подданных – начиная от её величества и заканчивая последним вилланом. – Вы правы, – согласился он. – Иногда я чувствую себя невыносимым транжирой.

успокоила я его. – В столице я частенько встречала

Король сидел в красных санях, глядя перед собой, и даже не соизволил помахать рукой или улыбнуться. – Похоже, он не рад, что женится! – хихикнула госпожа Любелин. – Говорят, у него отвратительный характер! – Будет отвратительным, когда собственные родственники пытались убить тебя раз двадцать, – заметил господин Штосс.

спинку кресла, заложив руки за голову, и спросил с привычной ленцой в голосе: – Мы?

камни были прозрачными и темно-красными