Book duration 5 h. 57 min.
1937 year
12+
Мой Пушкин
About the book
Великая поэтесса говорит не столько о Пушкине, сколько о себе через Пушкина. Этот глубоко личный очерк – попытка понять и раскрыть гений поэта, который сформировал ее мировоззрение и стал духовным ориентиром на всю жизнь.
Очерк «Мой Пушкин» входит в программу углубленного чтения по литературе в 11-м классе.
Марина Ивановна Цветаева (1892—1941) – великая русская поэтесса, прозаик и переводчица.
А. С. Пушкин был для Марины Цветаевой не просто любимым поэтом, а духовным ориентиром и идеалом. Очерк «Мой Пушкин» (1937) – это глубоко личный рассказ о том, как Пушкин вошёл в её жизнь, как формировал её поэтическое мировоззрение и как повлиял на её судьбу. «Мой Пушкин» – это попытка Цветаевой понять и раскрыть гений поэта через призму собственного опыта. Цветаева не столько рассказывает о Пушкине, сколько говорит о себе через Пушкина.
В книгу также вошли очерк «Пушкин и Пугачев», эссе «Искусство при свете совести», поэтический цикл «Стихи к Пушкину» и лирические произведения Марины Цветаевой.
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Other versions of the book
Скамейка, на которой они _не_ сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда - когда
расставались. Никогда не любила - когда садились, всегда - когда расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он _не_ любил (это я
поняла), потому и не сел, любила _она_, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он
говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес - она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому
что стояла она только потому, что _он_ стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно.
Пушкин меня заразил любовью. Словом - любовь. Ведь разное: вещь, которую никак не зовут - и вещь, которую _так_ зовут.
Я вещи и книги, а потом и своих детей, и вообще детей, неизменно любила и люблю - еще и на вес.
. Когда жарко в груди, в самой грудной ямке (всякий знает!) и никому не говоришь - любовь. Мне всегда было жарко в груди, но я не знала, что это любовь.
Ибо Татьяна до меня повлияла еще на мою мать. Когда мой дед, А. Д, Мейн, поставил ее между любимым и собой, она выбрала, отца, а не любимого, и
замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински, ибо "для бедной Тани все были жребии равны" - а моя мать выбрала самый тяжелый жребий - вдвое старшего вдовца с двумя детьми, влюбленного в покойницу, - на детей и на чужую беду вышла замуж, любя и продолжая любить - _того_, с которым потом никогда не искала встречи и которому, впервые и нечаянно встретившись с ним на лекции
мужа, на вопрос о жизни, счастье и т. д., ответила: "Моей дочери год, она очень крупная и умная, я совершенно счастлива..." (Боже, как в эту минуту
она должна была меня, умную и крупную, ненавидеть за то, что я - не _его_ дочь)!
Так, Татьяна не только на всю мою жизнь повлияла, но на самый факт моей жизни: не было бы пушкинской Татьяны - не было бы меня.
Ибо женщины _так_ читают поэтов, а не иначе.