Земля шорохов

– Помет этого года? – удивленно перебила Джеки.– Я думала, им около года.

– Нет, я бы дал им месяца четыре или пять.

– Тогда какие же они бывают при рождении?

– Думаю, вполовину меньше, чем сейчас.

– Господи! – с состраданием сказала Джеки.– Ничего себе, рожать таких громадин.

– Вот тебе доказательство того,– сказал я,– что кому-нибудь всегда приходится хуже, чем тебе.

– Ты собирал животных в Южной Америке и Африке? – спросил он наконец.– Это правда?

– Да.

– И ты занимаешься этим делом уже четырнадцать лет?

– Да.

– И тебе сейчас тридцать три года?

– Да.

Луна покачал головой, словно человек, которому предложили труднейшую загадку.

– И как тебе удалось прожить так долго, один Бог знает,– сказал он.

- Одолжите мне, пожалуйста, пятьдесят центов, - попросил я у Мерседес. - Мне нужно позвонить Марии.

- Зачем?

- Ладно, откроюсь вам... она обещала мне найти местечко, где бы можно было приютить тапира. В гостинице мне не разрешают держать его на крыше.

- А что такое тапир? - поинтересовалась Жозефина.

- Это такое животное, ростом почти с пони и с длинным носом. Оно похоже на маленького слона-уродца.

- Не удивляюсь, что в гостинице вам не разрешают держать его на крыше.

Его бесстрастное лицо казалось плохо сделанной

посмертной маской, а надменный тягучий голос его как бы имел предназначение

доказать миру, что и без мозгов можно быть хорошо воспитанным.

- Я слышал, - снисходительно сказал он, - что вы только что приехали

из Жужуя.

- Да,--коротко ответил я.

- Поездом? -- спросил он. Лицо его слегка исказилось от отвращения.

- Да.

- Ну и как вам ехалось? -- спросил он.

- Очень хорошо... великолепно,--сказал я.

- Вам, наверно, пришлось ехать с самыми обыкновенными неотесанными

мужланами,--сочувственно сказал он. Я посмотрел на него, на его глупую

физиономию, на пустые глаза и вспомнил своих попутчиков: могучих молодых

футболистов, которые помогали мне нести ночные вахты; старика, который читал

мне наизусть "Мартина Фьерро" так самозабвенно, что из самозащиты мне

пришлось съесть дольку чесноку между тринадцатой и четырнадцатой строфами;

милую пожилую женщину, с которой я второпях столкнулся и которая села от

толчка в собственную корзинку с яйцами (я предложил заплатить за ущерб, но

она отказалась принять деньги, заявив, что ей давно уже не приходилось так

смеяться). Я смотрел на этого пресного представителя моего круга и не мог

удержаться, чтобы не сказать ему с сожалением:

- Да, они были самыми обыкновенными неотесанными мужланами. И вы

знаете, почти все они были без галстуков и никто из них не говорил

по-английски.

И я отошел, чтобы выпить еще стаканчик. Я чувствовал, что заслужил его.

- Я надеялся, что мы найдем приличную колонию в окрестностях Десеадо.

- Есть такая, есть такая, - сказал капитан, тасуя карты, как фокусник. - Здесь вот, видите, в этом месте... Это примерно в четырех часах езды от Десеадо... все время вдоль берега залива.

- Это замечательно, - сказал я, воодушевляясь, - самое подходящее расстояние.

- Одно только меня беспокоит, - сказал капитан, обращая на меня озабоченный взор голубых глаз, - будет ли там достаточно птиц для того, что вы хотите... для фотографирования?

- Да, - произнес я с сомнением, - мне хотелось бы побольше. Сколько их там, в колонии?

- Думаю, примерно миллион, - сказал капитан Гири. - Достаточно этого?

Я смотрел на него, раскрыв рот. Но он не шутил. Он был всерьез озабочен, что миллиона пингвинов будет для меня слишком мало.