От его рисунков веяло одиночеством и тоской по нормальности.
надежду когда-нибудь стать великим художником. Надежда – это ведь такое красивое имя.
Ночь, улица, фонарь… Все элементы декора были на месте. И будто не прошло этих ста бунташных лет революций и людских разочарований.
Все мы видим мир лишь из узкого оконца собственной колокольни.
Щенок был плодом залетной любви добермана и дворняги, нечто пятнистое, гладкошерстное и невразумительное.
– Пошли возьмем собаку. Мне кофе нельзя смешивать с таблетками. – А собаку что, можно?
пялясь куда-то в пространство между его раскрытыми настежь, словно окна пустой квартиры, глазами.
Чужие омуты у вас в размере бюста выражаются?
– Ты еще поешь, – напомнил Антон. – И играешь на гитаре. – Это побочки любви к драме, – Лада махнула рукой и зевнула. – Когда мир катится к чертям, хочется орать. Вот я и ору периодически. А кто-то называет это музыкой.
– Иди нахрен, Антон, – злобно пробормотал голос и затих в ожидании реакции.