Андрей Белый, настоящее имя – Бугаев Борис Николаевич (1880 -1934), один из главных теоретиков русского символизма, ведущий критик, поэт и прозаик.
Роман «Серебряный голубь» (1909) задуман Андреем Белым как первая часть трилогии «Восток и Запад», в которой он хотел раскрыть на современном материале историческую роль как моста между Европой и Азией.
Прекрасный роман, гениальный. Очень жаль, что остаётся в тени «Петербурга», когда по вложенным смыслам и мастерству мог бы стать его «младшим братом». Где-то попроще, посветлее, но в то же время и попонятнее. Озвучка выше всех похвал – слушать одно удовольствие. Признаться думал, что ритмизированную прозу Белого озвучить – крайне непростая задача, но Сергей Михайловский легко превратил её в песню – лебединую ли, голубиную ли…
Очень интересный жанр. Прекрасный слог. Атмосферное чтение. Открыл для себя интереснейшего писателя. рекомендую к прочтению
Но, спрошу я, какая такая разница между богиней и бабой? Богиня ли, баба ли - все одно: кем же, как не бабами, в древности сами богини были. Бабами, и притом пакостного свойства.
А ты знаешь, брат, что есть пролетарий?.. - И, видя, как то место на дьячковском лбу, где должны бы быть брови (бровей дьячок не носил), изобразило дугу, поп присовокупил с изобразительностью: - Так-то, брат: пролетарий и есть тот, кто, значит, пролетит по всем пунктам, тоись вылетел в трубу...
Был весьма скромен товарищ Дарьяльского: носил нерусскую фамилию и проводил дни и ночи за чтением филозофических книг; он хотя отрицал Бога, однако к попу хаживал; и поп это ничего себе; и власти это ничего; и вовсе он православный, только Шмидт ему фамилия да в Бога не верил...
Падает глыба гранита в грозное дно ущелий; если дно это еще и поверхность вод, падает еще ниже глыба гранита, но в склизкой тине паденья нет: тут – предел; и такого предела нет у души человеческой, потому что может быть вечным паденье, и оно восторгает, как над пропастью мира пролетающих звезд след: ты уже проглочен черным мира жерлом, где нет ни верхов, ни низов и где все, что ни есть, цепенение в центре; а ты считай это в мире стоянье паденьем или полетом – все равно…
Когда нет туч, свежо и точно выше подтянуто высокое небо, такое высокое и глубокое; луг обнимает валом этот хрустальный, зеркальный и чистый пруд, и как там плавают грустные уточки - поплавают, выйдут на сушу грезцы пощипать, хвостиками повертят, и чинно, чинно пойдут они развальцем за кряхнувшим селезнем, ведут непонятный свой разговор; и висит над прудом, висит, простирая лохматые руки, дуплистая березонька много десятков лет, а что видывала - не скажет.
Отзывы 2