1. ГЕОГРАФИЯ
1.1 Нога. Лондонские заметки
Однажды, в 22-05,
к исходу четверга
по Ватерлоо-бридж гулять
отправилась НОГА.
И кто ее увидел вдруг
не верил, как и Вы:
НОГА пошла гулять без рук,
без плеч, без головы.
Взлетали брызги у моста,
висел над Темзой смог.
НОГА гуляла без зонта!
Без шляпки!! Без сапог!!!
Высокий джентльмен с цветком
сказал, повысив тон:
"Нога гуляет босиком,
а это – "моветон".
Констебль сунул в рот свисток,
но тут же опустил:
закон вечерний выгул ног
пока не запретил.
Для всех Британцев испокон
законность дорога:
пока не запретил закон,
гуляй – хоть ты нога.
А старый герцог Как-Его
цедил сквозь сжатый рот:
О, демократы! До чего
вы довели народ!
Ах, если б знал об этом Том,
ленивый Том О-Нил!
Вторую ногу перед сном
он, верно бы, помыл.
Но он мытье ноги отверг,
отправился в кровать,
и, после дождичка в четверг,
она пошла гулять.
А ветер песню пел свою,
по Темзе волны гнал…
Назавтра "Таймс" дала статью
и вот ее финал:
"Мы чтим традиции веков.
И да хранит нас Бог,
и от ленивых дураков,
и от немытых ног!"
1.2 Песенка об летней Одессе. 1975
Был день невыразимо обаятельным
И рыжий кот, не выспавшись с утра,
Дискантом сиплым звал подруг старательно
На свежесть крыш из душного двора.
У Дюка негр невыясненной нации
Бренчал себе на банджо целый день,
А празднично умытые акации
Как изумруды рассыпали тень.
Была как будто пьяная Одесса
От солнца, от любви и от жары.
Скажите, неужели это признаки прогресса,
Что кончились те самые дворы?
Там не бывало СПИДа или стресса,
И были в моде шляпы и белые штаны,
Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,
Конечно, в мире не было б войны.
Кудряшки в папильотках и в халатике
Глядели будто на экран в кино,
И лузгали подсолнух из листочка математики,
Выплевывая шелуху в окно.
А во дворе, присевший на скамеечке,
В футболке полосатой, как спортсмен,
И в белой (ну конечно же!) фуражечке-копеечке,
слюнявил папироску джентльмен.
Была как будто пьяная Одесса
От солнца, от любви и от жары.
Скажите, неужели это признаки прогресса,
Что кончились те самые дворы?
Там просто деньги не имели веса,
И добрым людям снились лишь цветные сны,
Ах, если б все могли хоть год пожить в Одессе,
Конечно, в мире не было б войны.
Любовь бродила вдоль прибоя парами
И весело визжала детвора.
Поэзия витала над бульварами,
Как будто Пушкин здесь прошел вчера.
На школьницах как флаги вились бантики
И смех звучал как гром или стрельба.
Ах, в целом мире нету столько в воздухе романтики,
Какая здесь у каждого столба.
Была как будто пьяная Одесса
От солнца, от любви и от жары.
Скажите, неужели это признаки прогресса,
Что кончились те самые дворы?
В них спросят просто так, из интереса:
«А шо, в Нью-Йорке, много ли шпаны?»
Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,
Конечно, в мире не было б войны.
Вдали сверкали паруса на лодочках
Арбузы шли пятак за килограмм,
И жарились бычки на сковородочках,
А запах разносился по дворам.
Давно ушли те пятьдесят советские
И только в ностальгии иногда
Вдруг оживают в памяти те дворики одесские
Те неправдоподобные года.
Была как будто пьяная Одесса
От солнца, от любви и от жары.
Скажите, неужели это признаки прогресса,
Что кончились те самые дворы?
Одесса до Парижа стоит мессы,
И счастливы те люди, что в Одессе рождены.
Ах, если б все могли тогда хоть год пожить в Одессе,
Конечно, в мире не было б войны.
1.3 Чешский Крумлов
Как будто время строит глазки,
А Провиденье чистит карму.
Страна средневековой сказки
Наполнена неясным шармом,
где в прошлое зовут ступени
и камни ратуши старинной,
И романтические тени
Плывут за лодкой Лоэнгрина
1.4 Старая Прага
Черепичные крыши,
шпили Тынского храма.
Осенённая свыше
Влтавских струй амальгама,
звоны Чешской Лоретты,
Плески волн под мостами…
Старой Праги секреты
тихо тронешь перстами.
И уйдешь, чуть смущенный,
и влюбленный до жути.
Вроде и посвященный,
но не понявший сути.
1.5 Португалия Сabo da roca
Мыс Рока – самый западный мыс Евразийского континента.
Португальский поэт Луис Камоэнс писал:
«Это место, где земля кончается и начинается море»
Флегматично шкурой шевеля
словно пес, извечный лежебока,
море лижет ступни мыса Рока,
"Места, где кончается земля"
Вздыблен указующим перстом,
точкой, разрешеньем в древнем споре
(небо – камни, человек и море),
обелиск, увенчанный крестом,
словно твердь небесную вспоров
на глазах зевак незнамой нации.
Вот тебе и точа бифуркации,
точка сопряжения миров,
главная для всех материков.
Где судьба – совсем не то, что кажется,
где сплетенный узел не развяжется
ныне, присно, до конца веков
1.6 Мурмáнская ночь
Старое название Мурманска «Мурмáн», а Баренцево море называли когда-то МурмАнским, Студёным, а вплоть до 19 века Русским.
Из Мурманска в Архангельск я плыл (то есть «шел») на очень чистенькой и ухоженной двухмачтовой парусно-моторной шхуне с женским именем, позабыл каким.
В Мурманске полярный день заканчивается в июле, но и в сентябре ночь, хоть и темная, но короткая. И при этом небо кажется даже более близким и звёздным, чем в Крыму.
Возможно потому, что воздух очень чист.
Неспешные волны ласкались о борт
как будто в прибрежной лагуне.
Мы шли из МурмАна в Архангельский порт
на пахнущей деревом шхуне.
Урчал, как котяра под лаской, мотор,
на мачтах огни засветили.
Пах солью и свежестью темный простор,
расслабленный в неге и штиле.
Я в разных морях ночевал на воде:
Аральском, Каспийском и Черном.
Но так ощущать не случилось нигде:
уютно и очень покойно.
На вантах плескались живинки огня
святого защитника Эльма.
И звёздная зыбка качала меня,
и сказки мурлыкала нельма.
А месяц шатало как пьяный баркас,
и падали звёзды на воды.
Нисходит, наверное, в жизни лишь раз
Такое единство с природой.
И был я так счастлив, что просто невмочь,
и чувства утихли не вскоре.
Спасибо за эту волшебную ночь,
Студёное Русское море!
1.7 Сны в пустыне о Таиланде
Коан: «Ты можешь услышать хлопок двух ладоней, когда они ударяются друг о друга, – сказал Мокурай. – Теперь покажи мне хлопок одной ладони»
Круглолицая луна
улыбнётся над лагуной
словно Будда дум полна.
И уйдет походкой лунной
по дорожке полной сна.
На дорожке полной грёз
бьёт послушника даос
по щеке ладошкой бойкой.
Ученик внимает стойко,
тем хлопкам одной рукой*,
демонстрируя покой.
И буддийские монахи,
с повтореньем слов и поз,
под смешки и охи-ахи
признают, что прав даос.
На аллее вернисаж:
голосочком нежно-звонким
в школьных формочках девчонки
(плоский, как доска корсаж)
предлагают вам массаж.
Здесь все просто: баш на баш.
Ночь певуча и пахуча.
Запах рыбы дразнит нос.
Тай прекрасен и непрост.
Экзистенция научит
всякий шанс ловить за хвост.
Гаснут угли. Кофе стынет.
Мягкий ветер. Тишина.
Я опять в своей пустыне.
Надо мной молчит луна.
Мимолетная, как чудо,
вдруг, на диске неземном,
промелькнёт улыбка Будды
каплей масла над блином.
Эфемерный призрак сна.
То ли было, то ли будет…
Тай, – волшебная страна
1.8 Пирамиды и песнь вечности
Я получил египетскую визу.
Потом пришел русскоязычный гид,
и вот мы едем на машине в Гизу,
чтоб ощутить величье пирамид.
Они стоят, огромные до дрожи.
Величье с нищетою на виду.
Я ощутил, как все это похоже
на наш развал в двухтысячном году.
Побитый сфинкс и треснутые своды,
щербатость пирамидовых хребтов,
как трупы наших строек и заводов,
которых кто-то сбросил со счетов.
С верблюдом в пестрой упряжи, с кистями,
Бредет, прикинут словно бедуин,
проталкиваясь резво меж гостями
знакомый по Одессе армянин.
В галабие, и кýфие с агáлем*.
Верблюд бредет за ним, как верный пёс
– Здоров, Сурен! Тебя-то в эти дали
в таком прикиде как шайтан занёс?
– Здорово, Пиня! Ты ли в самом деле?
Ты что полегче у меня спроси.
А мы с верблюдом тут фотомодели,
ну и, помалу, детское такси.
Такой вот бизнес с бедуинским кланом…
Мы закурили. Молча, не спеша.
Сурен служил на флоте капитаном,
да флота не осталось ни шиша.
Верблюд, похожий на артиста Гафта
поверх голов смотрел с презреньем вдаль.
Мы были для него деталь ландшафта.
Причем, весьма вонючая деталь.
Сурен сказал: "А время нас не красит.
Ты постарел."
"Ты тоже. Без обид.
Ведь мы с тобой не виделись лет двадцать,
короткий миг для этих пирамид."
А солнце сверху пялилось бесстыже
на пятитысяч лет щербатый след.
Я отстранённо думал: а ведь мы же
хоть как – живём. А пирамиды – нет.
Уйдут туристы, я, Сурен с верблюдом,
и на пути извилистом, крутом
при жизни каждый день нам будет чудом.
И даже (очень может быть) потом.
А здесь торчать под солнцем будут тупо,
не ощущая счастья или мук,
Труп Сфинкса, три больших ребристых трупа
и куча мелких трупиков вокруг.
*в одежду бедуинов входит длинная рубаха галабея, на которую набрасывается раскрытый спереди халат абу, большой головной платок кýфия – закрепляется на голове кольцом агáлем.
1.9 Новогвинейские припевки
ОНИ АНТИПОДЫ?
Скажите, а правда ли что антиподы
едят кверху хлебом свои бутерброды?
***
ПРОФИЛАКТИКА
К папуасу папуаска
ходит в гости только в маске.
Может, не из-за Ковида,
а чтоб повышать либидо.
***
ПОРЯДОЧНОСТЬ
Одна папуаска, чтоб сделать наколку
на день занялА у ехидны иголку,
набив же татушку всего в два присеста
иголку воткнула на старое место.
***
О КОМФОРТЕ
В хижине у папуаса
нету места для матраса.
В гамаке-то, может стать,
крокодилу не достать.
***
КАЗУАР
Птиц туристов закошмарил
и чуть что – стаёт на прю:
– Казуарил, казуарю
Пикнешь – заказуарЮ
1.10 Грустная австралийская легенда
В Австралии веселой
у моря, поутру
открыта серфинг-школа
хвостатых кенгуру
и дети-кенгурята
резвятся на песке
и с гребней волн лохматых
съезжают на доске.
Там из одной тарелки
(не удивляйся впредь)
ест сумчатая белка,
опоссум и медведь.
А в дебрях леса – буша
лохмат, начесан, хмур
висит на дикой груше
задумчивый лемур.
Недавно он объелся
зеленых груш, и вот
ужасно разболелся
к утру его живот.
И кенгуру лемура
как Айболит лечил,
он хвост его в микстуре
и день и ночь мочил.
А белочка-подружка
на старый липкий мёд
приклеила лягушку
бедняжке на живот,
и вымыв с мылом шкуру
опоссум, сев на сук,
закапал в нос лемуру
прозрачную росу.
Ужасней нет рассказа,
чем тот, как он болел.
Зеленых груш ни разу
лемур с тех пор не ел.
И помнят превосходно
приморье, степь и буш:
пусть даже ты голодный, -
не ешь зеленых груш!
В Австралии счастливой,
где эвкалипт высок,
едят квадронг и сливу,
пьют самый разный сок,
и молоко с пеленок,
пока не надоест,
но ни один ребенок,
и ни один зверенок
зеленых груш не ест!
1.11 Память о Катастрофе
День памяти жертв Холокоста и героев сопротивления (на иврите "Йом А-Шоа") является в Израиле днем национального траура. В этом году 20 и 21 апреля.
В этот день Еврейское государство чтит память шести миллионов евреев, уничтоженных германскими нацистами и их пособниками во время Холокоста (Шоа) в ходе Второй мировой войны.
В 10 часов утра звучит двухминутная сирена, которая слышна по всей стране.
Как только раздается сирена, жизнь в Израиле замирает: прекращается работа на всех предприятиях, люди останавливаются на улицах, водители паркуют автомобили на обочинах дорог и выходят из машин – все вспоминают евреев – жертв Шоа.
В Израиле свято блюдут ритуал.
Нам память сжирает улыбки гангреной
Сегодня стоял я и слушал сирену.
И так весь Израиль стоял.
И стала Земля как единый погост.
Не в фильмах. Не в библиотеке.
Мы помним. Он с нами всегда – Холокост
заложенный в гены навеки
1.12 Йерухамский вальс
В небе плывут облака бело-розовым пухом.
Жемчугом капли росы украшают траву.
Солнце взошло и от сна пробудился Ерухам,
маленький город в пустыне, в котором живу.
Старые горы и хаос изломанных линий,
Камень,верблюжья колючка – унылейший вид.
Гонят Субару овечьей тропой бедуины,
и у дороги верблюд одинокий стоит.
Кактус цветет, это вдруг, улыбнувшись, пустыня,
хочет казаться немного нежней и добрей.
Небо над нами полно столь пронзительной сини
словно вобрало ее с трех окрестных морей.
Внутренним светом горят наши грешные лица
видно до Бога и впрямь дотянуться рукой.
Я тишине у пустыни пытаюсь учиться,
вечные горы мне дарят душевный покой.
Может кому-то нужна суета Тель-Авива
пляжи Эйлата, где вечно кутит молодежь.
Только поверь, что действительно будешь счастливой
если покой в своем собственном сердце найдешь.
Днем раскалится пустыня, как адская печка.
Лето в Ерухаме – жарких хамсинов сезон.
Может у озера сыщешь в тенечке местечко:
Бегать по солнцу в такую жару не резон.
К вечеру горы дохнут ароматной прохладой
вечер у нас называют чудесным не зря.
Не сожалей об ушедшем, об этом не надо.
Просто доверься судьбе, никого не коря.
Жизнь пробегает. И бег не откупишь деньгами.
Так сбереги то что можно и нужно сберечь.
Цапля-малютка над озером режет кругами
как обещанье волнующих будущих встреч.
Солнце, цепляясь за пальмы устало садится
листья стучат – так и хочется дверь отворить,
И понимаешь значение слова "молиться"-
но не просить, а всего лишь поблагодарить.
Лента заката трепещет как алое знамя
над крепостицей – осколком прошедших веков.
Кто-то с небес с добротой наблюдает за нами
пряча улыбку в седой бороде облаков.
1.13 Мужичок с ноготок в Негеве
Однажды, в горячую зимнюю пору
я вышел с собачкой на ближний большак.
Вдруг вижу – буксирует Ладу Приору
тяжелой походкою серый ишак.
И шествуя важно, в спокойствии чинном
вдоль нового парка и древних руин
в бейсболке, кроссовках, костюме спортивном
ведет ишачонка пацан-бедуин.
– Шалом, манишма, что хорошего, мотек? *
– Шалом, все в порядке. Не стой на пути.
– Откуда дровишки? Ну, этот экзотик?
Что, в Негеве лучше машин не найти?
– Со Скорпио ночью попутал батяня:
Похожая морда, похожая дверь.
А ехать – так сильно рычит, но не тянет.
РусИ, не подскажешь, что делать теперь?
Мы с батей охотились, скажем, на волка, -
Обычай такой бедуинской земли,-
Ну зверя то взяли, да только без толку.
Батяню поймали, а мы утекли.
Тут с воем примчалась шотэра** машина.
Шотэр реготал: "Не встречал я дурней!"
Прогнал из машины отца-бедуина:
– Ну, сами угнали – и мучайтесь с ней!
* Шалом, ма нишма, мотек (ивр)– Привет, как жизнь, дорогуша
** шотэр полицейский
1.14 Древний Акко
Пепел времени -пыль да порох
в порах трещин в твоих стенах.
Акко, Акра, – преданий ворох!
Чем ты бредишь в полночных снах?
Видишь ты египтян колесницы,
ассирийских копий леса?
Может, звон монет тебе снится,
финикийские паруса?
Богател на торговле перцем
в разноречии толп людских.
Помнишь Ричарда с львиным сердцем?
Крестоносцы, ты помнишь их?
Был твой порт всем народам базаром
и весь мир в ладони держал.
И тебя ценили не даром
как в подбрюшье Востока кинжал.
Ах, как славно здесь бились турки,
прикрывая Иерусалим.
Видел ты Бонапарта фигурку?
Как он рвался к стенам твоим!
А потом и турков не стало.
Стал ты, Акко, вонючий хлев.
Лишь мослами покачивал вяло
переевший Британский лев.
Но свалил он к своей бленнорее,
от бессилия и стыда.
И освоили Акко евреи.
Окончательно. Навсегда.
Не суетно здесь, дышится сладко
Камни. Вечность. На камнях – мхи.
Рифмы сами ложатся в тетрадку.
Ну хотя бы эти стихи.
1.15 Иерусалим
Упала тьма на город трех религий,
И люди прятались в ущельях старых стен.
И каждый на себе тащил вериги
Из грязных дел, обманов и измен.
А тот, кто мог, хотя бы на мгновенье,
Взглянуть на этот город с облаков,
Во тьме узрел бы призраки и тени,
Слетавшиеся из глубин веков.
Как в муке доносились пенья звуки
Теплились свечи в храме на горе*
И блики, пав на лики и на руки
Дрожали, отражаясь в серебре.
Там, в вечном споре злата и булата
Над тенью крестоносцев, ставших в круг*,
Витала тень наместника* Пилата:
Язычник не хотел испачкать рук*.
В лампадном свете пролетали тени
То золота касаясь, то холста.
И в каждом нищем, павшем на колени,
Я видел и Иуду и Христа.
И видел я толпу людей смятенных.
Я крест тащил и на кресте страдал.
Я с римлянами рушил эти стены*,
В руинах с иудеями рыдал.
Я шел на смерть средь десяти* за веру
И Страшный Суд я видел в страшном сне.
Стрелял из катапульты в тамплиеров
Под жарким солнцем я стоял в броне*.
И, чувствуя, как боль мне сердце сушит,
За каждого убитого скорбя,
Я, горько плача и очистив душу
Всю тяжесть мира принял на себя.
* Храм Гроба Господня на Святой Горе, в Восточном Иерусалиме
*Тайный ритуал Храмовников: Прошедший предварительные испытания прозелит заключенный в круг рыцарей должен был плюнуть на распятие. Впоследствии рыцарю, попавшему в плен сарацинам, позволялось ложно перейти в ислам, чтобы, избегнув рабства, сбежать и вновь биться с сарацинами.
*В 70м г. н. э. Храм, и заодно почти весь Иерусалим были разрушены римлянами при подавлении Иудейского восстания
*Десять еврейских мудрецов, преданных мученической смерти в 135 г. н. э.
Ричард 1 совершил паломничество к Гробу Господню и целый день простоял на Святой горе в латах под солнцем.
1.20 Негев. Январь
Я иду по Палестине.
Скалы, склоны и пустыня.
сверху небо синим-сине, -
чайных стран старинный зонт,
Зимний ветер лапой львиной
треплет с нежностью седины
Древний Негев, чуть картинно,
опрокинул горизонт.
Щедры влагой были тучки.
Чуть зеленые колючки
тянут ветки, словно ручки
в пьяном танце к небу вверх.
Где водой прорыта балка
преет пряная фиалка.
И прожитых лет не жалко
после дождичка в четверг.
1.22 Падение. 18 ноября 2012 г
Летят перелетные птицы
летят они в дальнюю даль.
хотят они там выводиться,
и это их птичья мораль
И тянутся с севера стаи,
без сна и сиесты почти.
И падают с неба, бывает,
они, обессилев в пути.
А осень янтарною кистью
рисует свой автопортрэт.
Но только в Израиле листья
с деревьев не падают, нет.
И в пору печальную года
вовсю раскрутив циферблат
над нами смеется природа
на свой, оскорбительный лад.
Знакомые очень сюжеты
израильский наш феномен:
срываются с неба ракеты
И листьев и птичек взамен
1.23 Зимняя буря в Израиле. 16 января 2019 года
Как непорочно чист покров
наброшенной на землю ваты
добром, как светом заклеймён.
Лишь цепь следов
уже бежит куда-то
в чертоги будущих времён
1.24 Негев. Вечер пятницы
Ржа заката блекнет понемножку,
веет воздух прелью и тоской.
Сумерки крадутся серой кошкой.
Тишина. Расслабленность. Покой.
Благодати шаль легла на плечи,
сея просветления пыльцу.
И горят, шаббат встречая, свечи -
Псалмом благодарности Творцу.
Над домами колесом телеги
катится луна на небосвод.
Пятница закончилась, и в неге
Негев отдыхает от забот.
1.25 Вади кельт. иудейская пустыня
Вади Кельт – высохшее русло (ручей), тянется с запада на восток, через Иудейскую пустыню, от Иерусалима до Иерихона. Сюда направляли козла отпущения за грехи всего народа "к Азазелю"
В пещеры Вади Кельт удалялись отшельники, чтобы быть ближе к Богу.
По преданию на горе Каранталь постился 40 дней, а затем подвергся искушению Иисус Христос.
Голы лунные пейзажи.
Гор голодных вернисажи:
охра, сепия и даже
терракот и карамель.
Как обпоен белладонной
Разум, жаром исступленный.
Жжется воздух раскаленный
Это, детка, Вади Кельт!
Иудейская пустыня.
Камень, щебень, пыль и глина.
Как морщины исполина
вади режут гор кисель.
Никого. Лишь в тенях резких
то ли оживают фрески
То-ли искуситель в феске,
то ли крошка Азазель.
В логах, балках и распадках
серый вьюн ползет украдкой
змей да ящериц укладки.
Жизнь и скаредна и зла.
Грозному Творцу внимая
Плачет здесь душа немая.
И грехи с себя снимает
отпущением козла.
1.26 Негев. первая ночь 5779 года
Бледный отсвет от заката
как змея ползет куда-то.
Мозаичные вершины
оплывают синевой.
Месяц пялит, будто кобра,
зрак презрительно-недобро
на костер наш, на машину,
чуть качая головой.
Горы сыплют прах горстями
обрываясь в море прямо.
Берег как на пилораме
режет мертвая вода.
И как в старой доброй драме
вдаль бредут волхвы с дарами,
а над древними горами
разгорается звезда…
Мы сидим на толстой слеге.
Тлеют у'гли красно-пеги,
зреет кофе в томной неге
(в пол-пустыни аромат)
Море, горы, звёзд побеги,
Над макушкой капля Веги…
Это Негев, древний Негев
поднебесный стилобат.
Через два часа пустыня
окончательно остынет
Скорпионы и фаланги
к нам ползут из нор и дыр.
Над осевшей серой пылью
распластав в пол неба крылья
то ли сокол то ли ангел
охраняет этот мир.
Ничего, что жизнь убога.
Здесь, у звёздного чертога
благодати слишком много.
Воздух пьётся как вода.
Без сомнений, без предлога
Здесь душа в ладонях Бога.
И ведет тебя дорога
прямо в вечность. Навсегда.
стилобат – в древних храмах верхняя ступень, на которую опирались колонны храма.
1.27 Реквием
для Иерусалима
Полдень давит оголтело,
воздух душит, как Отелло.
Щели улиц тлеют прело
как обугленный шашлык.
Только камень раскаленный
да клочки олив на склонах.
Колокольня Елеона
тянет в небо желтый клык.
Старый город евусеев.
Бродят толпы ротозеев,
в обалдении глазея
и внимая без мозгов.
Как шуршанье тараканье
стен старинных трепыханье
и зловонное дыханье
древних проклятых богов.
Даже днем в теней сплетеньи,
бродят призраки в смятеньи,
и садятся на ступени
в ад сошедшие давно.
Сверху небо синепенно,
но внизу шипит геенна,
и безумье бьется в венах
как бродящее вино.
Камни кровь впитали в поры.
Крики, стоны, слезы, споры.
Лицемеры, хамы, воры.
Ярость, ненависть и зло.
Тяжко дышит этот город
как скрипучий старый ворот,
как нахохлившийся ворон
чье столетье истекло.
К Храму спряталась дорога,
Вера стала выше Бога.
Лицемеры у порога,
нищим в сердце места нет.
Много слов, но смысла малость,
Правда где-то затерялась.
На закате солнца алость
красит Храм в багровый цвет.
Здесь проклятья, здесь проказа.
Столько горя вместе сразу!
От миазмов и до сглаза
черных пятен стробоскоп.
Он ужасен. Он заразен.
Чтоб отмыть его от грязи
ливня мало. Может, сразу
у Творца просить потоп?
1.28 Израиль день независимости. Йом а ацмаут
Жили были дед да баба
в стародавние года.
Не евреи, не арабы.
Их и не было тогда.
Без налогов, без обмана
люди жили легче птиц
На просторах Ханаана,
ибо не было границ.
Без болезни нет лекарства.
Появились государства,
и интриги, и коварство,
и налоги и цари.
И потомки Авраама
дрались, с братом брат, упрямо,
и росли обиды-шрамы,
Черт их гордость подери!
Тыща лет до новой эры:
Ханаан расцвел без меры.
Дети иудейской веры
подняли свою страну.
И, еврейскими трудами,
весь Израиль цвел садами,
был богат людьми, стадами.
Вот как было в старину.
Меж Египтом и Востоком
по долинам нешироким
зацепив Израиль боком
шли торговые пути.
Место стрёмное такое.
Жить здесь в мире и в покое
и неможется почти.
То халдеи, то мидяне,
ассирийцы-северяне
(смерть летучая в колчане),
разоряли, били, жгли.
Греки, римляне, ромеи,
Крестоносцы-лиходеи,
Мамелюков злобных беи
пили кровь Святой Земли.
Палестина опустела,
словно хата обгорела.
Не найти в ее пределах
процветания следов.
Всюду пусто и пустынно,
лишь кочевья бедуинов
да болот густая тина
и десяток городов.
Пять веков еще Османы
не добры, хотя гуманны,
здесь алкали каши манной,
соблюдая свой адат.
И Британия в финале
лихо туркам наваляла.
Палестиной управляла,
получив на то мандат.
В подмандатной Палестине,
как на старенькой холстине,
дни, погрязшие в рутине,
тридцать с хвостиком годов
были горы и пустыни,
и болота и пустыни,
англичане, бедуины,
и евреи и… пустыни
и немножко городов.
О правах людей радея,
и, устав гонять злодеев,
выдали в ООН идею,
что возникнуть здесь должны
для арабов и евреев,
мусульман и иудеев,
суверенных две страны.
Для евреев, если честно,
эта мысль была чудесна:
статус был необходим.
Но арабы стран окрестных
в соблюденье нравов местных
закричали: "Не дадим!
Это вредная затея.
Сила есть, – права имеем.
Всех убьем, не сожалея.
Пусть умрут дитя и мать.
Всё порушим, всё развеем!
Пусть потом хоть пожалеем,
Не позволим здесь евреям
государство возрождать!"
И навис над Палестиной
беспощадной гильотиной,
мерзкой, липкой паутиной
в дни прекрасные весны,
лютый, варварский, холодный
подколодный и бесплодный
призрак будущей войны.
Было: Пятого иЯра
возгласил Бен-Гурион
воплощенье веры старой
в правду будущих времен.
И надежда всех евреев
бедных, средних, богатеев,
словно знамя в небо взреев,-
"Жить на лучшей из земель"
Вознесла нас вверх, как крылья
Стала явью, стала былью,
"Государством ИсраЭль".
Споро строились заводы
и сады и огороды.
Потекли по трубам воды.
Вновь цвела страна моя.
Как вода сквозь створы шлюза,
из Европы, из Союза
кто-то с грузом, кто без груза
прибывала алиЯ*
Семь десятков лет промчало.
Мутных вод своих немало
вынес в море Иордан.
Вольнолюбцы, демократы,
генералы и солдаты
мы Святой Земли фанаты.
Исраэль нам Богом дан.
Были войны, боль без меры,
и интриги и аферы,
И любовь была, и вера.
Труд с утра и до утра.
Глупость, мудрость, свет идеи,
и герои, и злодеи.
Расцветали орхидеи
и Земля была щедра.
Были бодрость и усталость.
Жизнь стремительно менялась.
Только главное осталось:
Вера в нас, и в мир и в труд.
Свежих ветров дуновенье
пусть приносит обновленье!
Божье ждем благословенье
в славный Йом а ацмаУт !
*алия́ (ивр.– буквально «подъём», «восхождение», ) – репатриация евреев в Государство Израиль, а до основания Государства Израиль – в Палестину
1.29 Каранталь. Монастырь искушения в Иерихоне
В туч хиджаб свой лик стыдливо
прячет бледный ночи спутник.
Зашуршит листвой олива,
вопрошая "Кто ты, путник?"
Согнут весом тяжкой клади
как добычей тать порочный,
Ты каких иллюзий ради
в час крадешься неурочный?
Мрачны гор ночных теснины
ветер стылый посвист мечет.
Звуки глухи, тени длинны.
Вдох на чет а выдох- нечет.
Лезут щупальца тумана
Как драконы из урочищ
Ты бредешь походкой пьяной.
Странный путник, что ты хочешь?
Шкандыбаешь тропкой тёмной
меж утесами и бездной.
На плечах,– валун огромный,
грубый, тяжкий, бесполезный.
Больно давит плечи камень,
щиплет едкий пот глазницы.
Каждый тяжкий шаг – экзамен:
Не свалиться! Не свалиться!
А усилья все бесплодней,
и ползет из теней плена
Словно дух из Преисподней
фетор затхлости и тлена.
Стекленеет, исчезая
тень в предчувствии рассвета.
Ветер рыскнет, как борзая:
Путник! Путник! Где ты? Где ты?
Смоет пеленой сырою
старых гор ночную повесть.
День не скажет. Ночь сокроет
Кто тот путник: Демон? Совесть?
1.30 Хамсин. Разговор с собакой
А гулять я с тобой не пойду, извини.
Снова в воздухе пыль и за сорок в тени
Рыжий пот заливает и режет глаза
нам, собакам, гулять в это время нельзя.
Этот ветер с песком африканских пустынь
меж собой мы зовем с уваженьем "хамсин"
закаливший свой дух в левантийской золе
он издревле прописан на этой земле
Старобытный зверюга, горячий дракон
с длинным пыльным хвостом, не считает препон.
В нем жестоких берберов горячая кровь
Злоба проданных черными черных рабов.
Здесь, на ближневосточном своём рубеже
Мы к горячим соседям привыкли уже
Притерпелись, проблемы и беды деля.
Что поделаешь? Это ведь наша земля!
1.31 И даже в пустыне. Негев. Март 2018
Разлита Предвечным с небес долгожданная влага.
Сегодня пустыня проснулась от дремы, как будто.
Колючка бесстрашно бежит на холмы из оврагов
рассеяв по склонам щебенчатым серые путы.
Без солнца безрадостно- серою стала природа.
Не жарко, не пыльно. Но горького запаха волны
почти наваждением смутные чувства тревожат,
как будто бы призраки тех, виноватых невольно,
в пустынях далеких обретших последнее ложе,
кто верил и шел, но не видел финала Исхода.
Присяду на камень и землю поглажу рукою.
Так было извечно и все повторяется ныне.
Как нам не хватает опять тишины и покоя,
и даже в великой спокойной и тихой пустыне.
Ну, может быть скоро. Ну, может быть с Нового года…
1.32 Негев. Поиски истины. Октябрь 2019
Ты бейсболку под солнцем сними и свой торс оголи,