Прием простой, – но для кого он? Единочувственникам Ильина и это не нужно, а кто хочет размышлять – того ускоренные способы подготовки к борьбе с ильинским злом все равно не удовлетворит.
О подлинной же борьбе с подлинным злом, – какая может быть речь без твердого, ясного распознавания зла, без понимания того зла, с каким сейчас хочешь бороться? Ведь самая форма борьбы, ее орудия, средства, избираются в соответствии с природой и данной реальной формой этого зла. Даже болезнь нельзя победить, борясь с ней вслепую и не выбирая именно для нее годных средств.
Это слишком очевидно, и жаль, что говоря о книге Ильина, мне приходится повторять такие общие места.
* * *
А самое очевидное – роковая безысходность борьбы Ильичев с коммунистами.
Противники – обратноподобные во всем: в духе, в центральных своих идеях, – религиозной и политической («один над всеми» = «все над одним») – и уже не обратно, а прямо подобные в выборе орудий и средств для «победы»… Это – как если бы две руки, одному и тому же телу принадлежащие, вступили друг с другом в смертный бой.
Не всякую борьбу со злом коммунизма можно назвать борьбой со злом. Если она ведется с политической и религиозной позиции Ильина и единственные плоды ее – дела, которые Соловьев непереступимой чертой отрезал от человеческой совести, то для «духа нового» такая борьба есть сама – злое дело.
* * *
Я пишу это не ради обвинения в чем-нибудь автора книги о силе-насилии. Виноват ли человек, сам не знающий, какого он духа?
Вопрос в том, насколько Ильин уже замкнулся в самоуверенности. А если не вполне? Если, временами, и сам он подозревает неладное в своем христианстве? Тогда ему можно было бы дать немало добрых советов.
Вл. Соловьев для Ильина, в его теперешнем состоянии, бесполезен. Нет, ему надо начинать издалека, – вот, хотя бы, с маленькой, недавно вышедшей книжки П. Иванова – «Смирение во Христе».
Трудно представить себе что-нибудь более далекое книге Ильина. Ни барабанных призывов к мечу-молитве, ни высокоторжественных лирических отступлений, – ничего этого нет в немудрящих, действительно смиренных, сентенциях Иванова. А, главное, есть в них начаток духа, противоположного ильинскому.
Не скрою: это – приготовительный класс. Не всем Петр Иванов нужен, не всем даже полезен. По Ильину, который добрался до последних словесных высот христианства и не ощутил первого веяния его духа, – что осталось, как не сойти с голых вершин, не совлечься своей праздной мудрости, не начать с самого начала – со смирения во Христе?
Долог, тяжел, извилист путь от Петра Иванова до Владимира Соловьева, даже до понимания трагического узла «нельзя – и надо». Можно и совсем не дойти, так и утонуть в «смиренности». Но, во-первых, лучше утонуть в ней, чем засохнуть в гордыне Ильина, а во-вторых, все-таки, если есть путь – есть и надежда дойти.
Вступи Ильин на этот путь, «отвергнись себя», – была бы и для него, хоть малая, надежда достичь иных «видений»: уразуметь, какого «духа» был убийца, молившийся на кресте в небе: понять, во имя чего положил он душу, и что значит «положить душу – жизнь»; и увидеть, наконец, в собственной совести, черту, отделяющую насилие «честное» – от «бесчестного».