Read the book: «Смерть любви»

I. У берега Бхагиратхи.

Нежнейшие красоты Индийского царства представлялись своим необыкновением, словно расплывчатый хитрый мираж, лишь акварельная живопись на дряхлом истончившемся полотне. Новый правитель Сирадж уд-Даула вместе с верной свитой и множественным войском спешил на очередное сражение со злостными чужеземцами.

К вечеру, когда солнце опустилось за горизонт и небо печально потускнело, индийский наваб, усталый, решил на мгновение отлучится от сонма людей и прогуляться в одиночестве, будучи окружённым глухотой и прохладой вечнозелёного пушистого леса. Однако, не успев отойти, Сирадж увидел среди теней кустов и ветвей деревьев подозрительное чёрное пятно, цепляющее взгляд. Пятно неустанно двигалось, и Сираджу мерещился в нём британский шпион.

Подумав, Сирадж крикнул, и его голос отозвался навязчивым эхом:

– Кто здесь?!

В ответ пятно нервно засуетилось и принялось на утёк.

Сирадж двинулся вслед:

– Стой! Стой!

От лагеря, разбитого на берегу реки Бхагиратхи остался лишь узенький, крохотный проблеск огня в мрачном тоннеле полупустынных зарослей.

Наконец, погоня пришла к окончанию: государь застал неизвестного врасплох у подножия древнего храма.

– Теперь тебе некуда бежать, – констатировал Сирадж, – Признавайся: ты шпионил за моим войском?

Тёмный силуэт плавно развернулся к навабу, и рассеянный луч луны озарил лицо незнакомца.

– Нет, – уверенно ответил тот.

Сирадж замер в недоумении.

– Отпустите меня! Я никому ничего не скажу! – бросилась в ноги и залепетала, умываясь слезами, прекрасная дева в пёстрых одеждах.

– Кто ты? – не опуская головы, вопрошал Сирадж.

– Мохини… я простая девушка… я не шпионила… я ничего не видела, не слышала… я ничего не знаю, поверьте! – признавалась незнакомка, в то время как град слёз обрамлял её юное невинное лицо.

– Встань, – приказал наваб.

Девушка повиновалась.

– Я Мансур-уль-Мульк Сирадж-уд-Даула Шахкули-хан Мирза Мохаммад Джанг Бахадур, 5-й наваб Бенгалии, Бихара и Ориссы, – величественно и отчётливо молвил мужчина, – И ты говоришь мне, что ничего не знаешь?