Read the book: «Снежный Пепел»
Глава 1
Скромность украшает.
Так говорила моя мама. Будь скромной, будь вежливой, и доброй. Будь как принцесса Аврора, и однажды явится принц на белом коне и спасет тебя. Увезет в волшебные дали, туда, где ты никогда не будешь знать боли, горя и зла. Никогда не испытаешь нужды и будешь тотально счастлива.
Сейчас, сидя в углу роскошного дома родовитой старушки и глядя на свои коленки, я все чаще вспоминала об этих напутствиях.
Держи спину ровно. Всегда следи за собой. Много не ешь. Мужчины любят стройных и красивых. Слишком короткая юбка – значит ты напрашиваешься, что бы тебя изнасиловали. Слишком длинная – ты что, «синий чулок»? Твои волосы такие длинные, зачем? О, слишком коротко, ты что – парень?
Сотни голосов в моей голове наперебой осуждают меня. И мне кажется, что это говорит о комплексах.
На мне серое платье до середины колена. Ни короткое, ни длинное. С белым воротничком. Силуэт немного бабушачий, и моя фигура в нем – совершенно лишена женственных изгибов. Светлые колготки, что подчеркивают бледность кожи на коленках. Волосы убраны в тугой жгут на затылке. Не то, что бы меня сильно волновала моя внешность, но хотелось иногда добавить красок.
Во всю мою жизнь.
Едва мне исполнилось четырнадцать, мама слегла. Инсульт. Отец, который не желал утруждать себя уходом, нанял специальную женщину, что жила у нас. Если учесть, что последняя сделка доблестного папеньки оказалась невероятно провальной, денег хватило ненадолго. Мы продали дом, машины, драгоценности и все те крохи своего самоуважения, что удалось сохранить до этого момента.
Мама все равно умерла. За ней следом и отец. Не вынес бедности и позора. Долги, кредиты. Его сестра, предлагала помощь. Та самая родовитая старушка, у которой я и живу в итоге. Но отец гордо отказался.
Правда, вышибая себе мозги из дореволюционного пистолета ручной работы, он оставил своей старшей сестре рекомендации взять меня к себе. Будто я чемодан без ручки. И вот уже без малого десять лет я служу помощницей, наперсницей, гувернанткой, нянькой и психологом старой несносной бабки, что не дает мне житья.
Все зовут ее «старушка Скво», но она любит, что ее называли герцогиня Мария Федоровна. Смешно даже. Ведь давно все эти титулы не имеют совершеннейшим образом никакого веса.
Впрочем, бесприданницей я себя ощущала и сейчас. В двадцать первом веке.
– О чем задумалась, Лизавета?
Поднимаю глаза, и встречаюсь с пытливым взором тетушки, что исследует меня, сканирует похлеще любого робота.
– Ни о чем, – вяло пожимаю плечами.
Мне двадцать пять лет, а я даже не могу получить образование. Как такое возможно?!
– Это хорошо, это ты молодец. Не зачем, молодой девушке, вроде тебя о чем-то думать. Вот замуж выйдешь, будешь думать о том, как мужу своему угодить.
Едва сдерживаю брезгливую гримасу, но тут же вспоминаю, что мы не одни.
Это был один из тех типичных званых вечеров, что любила устраивать Скво, дабы ощутить себя значимой в обществе, старой грымзой.
Огромное количество подхалимов и прилипал.
Все они, наши гости, знали о том, каким большими средствами владеет Мария Федоровна, и что прямых наследников у нее нет. Есть единственная родственница. Я.
И начинался ежевечерний парад женихов. Уж не знаю, кто ненавидел это все больше – я или тетушка Скво.
Старушка (ей было уже слегка за семьдесят), веселилась, отгоняя от меня потертых жизнью нотариусов и банкиров с дыркой в кармане, со смешливым взмахом пальцев, приговаривая: «Шух! Шух! Шух!». После чего говорила мне, что я глупая, раз мне нравится происходящее.
Мне не нравилось, но кто меня спрашивал?
– Бокал вина? – возле меня возникает мужчина, чуть за пятьдесят.
Ухоженный, аккуратный. Волосы совершенно белые от седины, зачесаны на бок. Лихие усы, в духе Чапаева, бородка.
– Спасибо, я не пью, – отвечаю с вежливой улыбкой.
Это был юрист, что сильно проигрался в казино. Настолько сильно, что пришлось продать свой кабинет в центре Москвы, и вести практику удаленно. Он все надеялся, что Мария Федоровна даст ему в аренду одно из своих помещений. И если удастся заручится моей симпатией, то вероятно и бесплатно. По-родственному.
– Может, тогда, сок?
Старушка Скво окидывает навязчивого ухажера неодобрительным взглядом и говорит хмуро:
– Оставь ее в покое, Филипп. Мне известна твоя репутация. Так что твое присутствие здесь – лишь дань вежливости.
Мария Федоровна могла быть суровой, и за словом в карман не лезла. Всякий раз, когда она общалась с неприятным человеком, ее густо подведенные глаза сужались до размера крошечных щелочек, а губы, подкрашенные красным – вытягивались в тугую линию. Герцогиня давно лишилась каких-либо цветов, и предпочитала раскрашивать себя самым ярким с утра пораньше.
Дерзкие кудряшки цвета снежного пепла украшали ее маленькую, хитрую головку. И каждый, кто считал себя умнее ее – жестоко за это расплачивался.
Филипп Майский спешно ретируется, оставив меня наедине с тетушкой. Она, лихо управляя своей инвалидной коляской, подкатывает ко мне вплотную и усмехается.
– Вот же старый осел! Все туда-же! – громким шепотом замечает старушка, так, что окружающие ее слышат прекрасно.
Я вспыхиваю, и спешно сжимаю руку Скво – своей.
– Тише, тетушка, услышит же.
Мария Федоровна отмахивается и достает свой мундштук, вставляет в него сигарету, что накрутила сама себе из настоящего табака, прикуривает.
Вдыхаю аромат дыма и мысленно уношусь в детство. Туда, где небо голубое, а родители живы.
– Не волнуйся. Выдам тебя хорошо замуж, а потом уж и на покой, – она улыбается, должно быть, считая, что осчастливила своей протекцией.
Но если бы спросили меня, то вероятно я бы предпочла поступить в университет, на филологический. Языки мне давались особенно легко. А потом, стала бы стюардессой. Или переводчиком. Общалась бы с разными людьми. Посмотрела мир.
– Вот выйдешь замуж, нарожаешь детишек. Тогда и расслабишься. И станешь заниматься, чем душе угодно…
Я рассеянно киваю, прекрасно понимая, что спорить просто бесполезно. У нее поднимется давление, или сердце прихватит, не дай бог. Нет, лучше промолчать.
– Мария Федоровна? – возле нас возникает одна из горничных.
Старушка Скво тут же поворачивается к Гале, вопросительно вскинув брови.
– Что там?
– К вам из полиции пришли, – говорит девушка, комкая свой белый, нелепый фартук.
– Скажи, что мне некогда, – отмахивается старушка.
Галя хмурится, но упрямо повторяет:
– Говорит, что срочно. Я, конечно, пыталась, но… – Галя отодвигается чуть в сторону, и мы с тетушкой одновременно подмечаем чужака, что решительно входит в гостиную, и оглядывает помещение с усталой отрешенностью.
Удивительно, как сильно гость отличался от остальных. Не столько внешностью, сколько выправкой, походкой и решительной манерой поведения. Все здесь держались униженно скромно перед Скво, чуть сгорбившись и опустив плечи. Подобострастно заглядывать в глаза надо уметь. Гость же был ровным, твердым и даже, с долей неприличной самоуверенности.
Широкими шагами он проследовал к нам с тётушкой, и Галя спешно отступила с пути его следования.
– Скворцова Мария Федоровна? – зычным голосом спрашивает гость и все в комнате замирают, – Добрый вечер, – сует к носу старушки красное удостоверение открытым.
Но я то знаю, что тётушка ничего не прочтет без очков.
– Майор Меринов, – представляется он, – у меня к вам пара вопросов.
– Давайте не здесь? – вступаюсь я за оторопевшую старушку, и в тот же миг попадаю под взор майора.
Чувство, что меня пригвоздили к стулу, словно букашку иголкой на стенде. Неловкость. Смущение. Недоумение.
Впрочем, майор всего лишь мазнул взглядом, и тут же лениво кивнул.
– Конечно, пройдемте в более спокойное место.
Я поднимаюсь и кладу руки на спинку кресла Скво, та, впрочем, уже взяла управление на себя.
– Я скоро, не скучайте, – кидает она загадочно весело гостям, и мы покидаем гостиную.
Мария Федоровна приводит нас в библиотеку, где тихо и достаточно уединенно. Заезжает в центр комнаты и останавливается на темно-зеленом ковре, сложив руки на коленках.
Майор идет за ней в след, полностью игнорируя окружающую его роскошь.
Полки из массива красного дерева, заставленные первыми изданиями мировых классиков. Стол из кедра восемнадцатого века. Шторы вишневого цвета из настоящего бархата, купленного где-то на востоке.
Я относилась ко всему этому лишь как к красивой обертке того, что мне не принадлежит. Просто временное пристанище, если можно было бы так сказать. Замерла у двери, сложив руки перед собой и сцепив пальцы.
Майор медленно оглянулся на меня и я невольно напряглась. Мне не нравился он. Отталкивающе высокомерный, вызывающе подозрительный, надменный тип.
Впрочем, Меринов возвращает свое внимание на герцогиню.
– Приступим к допросу? – ехидно говорит Скво, – Сесть можете там, – кивает в сторону банкетки на изогнутых ножках, что стояла у стола.
– Это не допрос, – твердо замечает полицейский и остается стоять, – меня интересует ваш знакомый – Дмитрий Васильевич Нагольский.
При упоминании этого имени, я внутренне напряглась. Был промежуток времени, когда Скво просто бредила отдать ему меня в жены. Но не успела. Перспективный жених сам себя обеспечивал женами, а потом и вовсе уехал заграницу.
– Да? – тетушка удивленно вскидывает брови, – И по какому вопросу?
Пока тетушка общается с гостем, я могу позволить себе его как следует разглядеть. Роста среднего, коренастый. Трехдневная небритость, на висках проглядывает седина. Каштановые, коротко остриженные волосы. Рубашка в мелкую клетку, куртка теплая. Но не достаточно для мороза, что стоял на улице. Ботинки на тонкой подошве. И точно не от брендовых дизайнеров. Сразу видно, не смотря на хорошую должность – человек живет не богато.
В блике света подмечаю ободок золотого кольца на левой руке. Женат.
Сейчас, когда майор стоит спиной ко мне, нет этого странного парализующего чувства.
– Когда вы видели его в последний раз? – спрашивает Меринов, спокойно.
Скво задумывается, потом кивает.
– На дне рождения Сашеньки Теряевой, кажется. А нет, его там не было…. – старушка трет сухим, искореженным пальцем подбородок, пока мундштук в ее пальцах тревожно вибрирует от возрастного тремора рук.
От сигаретки исходит сладкий запах табака, и струится дым. Очень скоро, слой пепла на ней становится слишком большим и падает на ковер. Герцогиня не придает этому значения.
– Дай бог памяти! Летом наверное, еще?…
– А по телефону с ним не разговаривали? – не унимается майор.
– Говорила пару дней назад. Он в Израиле… да что, собственно, произошло?! – терпение старушки не было безграничным, и она вспылила.
– В интересах следствия, я имею право вам не говорить, Мария Федоровна.
Меринов снова как бы невзначай оглядывается на меня, и уже мне говорит:
– А вы? Поддерживаете с ним контакт?
– Не говорите глупостей, – встревает Скво, перетягивая строгий взгляд голубых глаз майора на себя, – Лиза не общается с мужчинами. Она слишком юна и неопытна, для этого!
Меринов окидывает меня странным взглядом с макушки до пяток и обратно, и на его лице отражается едкая насмешка.
Господи, какой позор! Чувствую, как неровный жар окрашивает мои щеки алым, и хочется провалиться сквозь землю. Майор немного хмурится и потеряв интерес – отворачивается.
– Если Нагольский выйдет с вами на связь, или попросит помощи, прошу тут же сообщить мне, – Меринов протягивает Скво свою визитку, – этот человек очень опасен. Будьте осторожны.
Герцогиня вскидывает брови-ниточки, и хмыкает.
– Дима – опасен? Он самый порядочный из всех моих знакомых… И Лизоньке нравился. Смотри, какой бред, – говорит старушка уже мне, – товарищ полицейский совсем заработался.
Меринов ничего не говорит, позволяя Скво упражняться в остроумии на свой счет. Едва она смолкает, он строго сообщает:
– За укрывательство подозреваемых в законодательстве РФ предусмотрена статья, Мария Федоровна. Прошу отнестись к моей просьбе серьезно.
Герцогиня демонстративно кладет его визитку на угол стола, на самый край. И та, словно бы случайно – падает в мусорку, едва старушка отнимает руку от поверхности.
Приключенческая классическая история, в основе которой лежит убийство старушки, что за мгновение до смерти открывает своей племяннице некую тайну…
Майор Меринов, скептик, холодный и расчетливый следователь, уверен в том, что девушка сама приложила руку к смерти родственницы, и жаждет справедливого наказания для девушки.
Глава 2
Из глубокого, крепкого сна меня выдергивает странный, подозрительный звук. Даже толком не понимаю, что произошло и почему вдруг, проснулась.
Распахиваю глаза и смотрю в густую темноту, которая обступила мою постель. Что меня разбудило?
В комнате так темно, что какое-то время лежу, пытаясь унять дрожь во всем теле и скачущее в груди сердце. Страх. Вот, что разбудило меня.
Ужас сковал мое тело и разум вытолкнул меня в реальность. Дурной сон? Скорее всего.
Откидываю одеяло и сажусь в постели. Надо выпить теплого молока. Успокоиться.
Моя спальня смежная с комнатой Скво и дверь туда обычно слегка приоткрыта, что бы я могла слышать если тетушке потребуется моя помощь.
Бесшумно, на носочках крадусь к двери, ступая босыми ступнями по теплому ковру, и приоткрыв двери заглядывая в комнату Марии Федоровны.
Старушка спит, укрывшись до самого носа и отвернувшись от двери. На голове у нее маленькие бигуди, что забавно топорщатся в разные стороны. Из комнаты исходит характерный запах лекарств и старости. Но я его почти не ощущаю. Она ведь моя тетушка. Единственная родственница, и как бы Скво не вела себя, я ее любила в глубине души.
Где-то очень глубоко.
Прикрыв двери в спальню герцогини так, что бы щель была едва различима, я накинув халатик поверх своей сорочки в пол, направилась на кухню.
Мой гардероб проходил строгую цензуру вездесущей Скво, но эту рубашку мне удалось купить и пронести контрабандой. Плюс в том, что, уложив тетушку спать, я могла быть уверена, что она уже сама встать не сможет. А значит я могу хотя бы спать в том, что мне нравится. Тонкая, мягкая ткань приятно ласкала тело, а романтические кружева по лифу делали из меня принцессу. Ну, мне во всяком случае хотелось так думать. Правда, все это великолепие пришлось укрыть толстым халатом, ведь в доме Скворцовой достаточно прохладно.
Спускаюсь по ступенькам в кухню, наливаю себе молоко в стакан, добавляю мед и корицу, грею все в микроволновке. Делаю глоток из стакана, и мягкое тепло растекается по организму. Тревожность, что все еще обитает на задворках моего сознания, отступает. Я вспоминаю события минувшего дня, и невольно хмуруюсь. Неужели это все правда, что говорил тот полицейский? После его ухода, к Скво стали подходить люди и рассказывать о майоре разные не очень приятные вещи. Например, что его вот-вот уволят, что он в немилости у генерала Петрова, и судьба майора решается на высшем совете. Все это казалось несколько высосанным из пальца. Но я невольно прислушивалась к этим разговорам. Все же, Дмитрий Васильевич Нагольский был человеком из нашего общества, круга общения. И проблемы с полицией никому не были нужны.
И потом, вся эта история с его несостоявшейся свадьбой и той рыжей аферисткой, делало его скорее жертвой.
Допиваю молоко, раздумывая об этой ситуации, ставлю стакан в мойку и лениво поднимаюсь обратно в свою спальню. Вхожу, снимаю халат и ложусь в постель. Не спится. Кидаю быстрый взгляд на дверь в комнату Скво… Она широко распахнута.
Я в недоумении замираю. Меня словно бьет током от паники, тело на мгновение теряет чувствительность.
Точно помню, что закрывала дверь. Закрывала же?
Еще через миг понимаю, что в комнате довольно светло из-за луны, что прекрасно видна через окно. Штора аккуратно отодвинута. Но когда я уходила – они были плотно закрыты…
В изножье моей кровати замечаю движение, и издаю запоздалый вскрик, когда на меня кто-то бросается и зажимает руками шею. Бью ногами по постели, царапаю руки человека, чье лицо рассмотреть не в силах, но ничего не выходит. Наши силы явно не равны.
Нападающий дергает меня, словно куклу, швыряет с кровати на пол. Я сбиваю рукой книгу, что лежит на прикроватной тумбочке. «Война и Мир» Толстого, и та валится вместе со мной. Хватаю ее, как раз в тот миг, когда в руках нападающего появляется нож, он вскидывает его, наносит удар.
У меня хватает сообразительности, или же действую на инстинктах, но книгу выставляю вперед. Нож застревает в толстом издании, а убийца отшатывается недоуменно. И пятится от меня.
Я спешно хватаюсь за ручку его ножа и выставляю его перед собой, вместе с тяжеленой книгой на нем. Выглядит это, наверное очень комично. Ведь лишь кончик острия торчит из обложки, с другой стороны.
Напавший продолжает пятиться и через мгновение покидает мою комнату.
Меня колотит так, что почти не понимаю, как все это произошло, и откуда у меня силы вступить в схватку с преступником.
– Теть Маш, вы в порядке? – хрипло спрашиваю я в темноте и осторожно пячусь к комнате Скво, поглядывая на дверной проем, где исчез нападавший.
Но там движения не наблюдалось.
Захожу в спальню Марии Федоровны, и воздух застревает в моем горле.
Первое, что я вижу – кровь. Она везде. Ковер, простыни, балдахин кровати и столбики – все вокруг забрызгано. Ее запах наполняет комнату, и раздражает мое обоняние, вызывая тошноту. Роняю нож с книгой на пол и отхожу на пару шагов. Но поздно, я вступила в лужу крови, и та оросила край моей сорочки и просочилась сквозь пальцы ног.
Дышать не могу, больно. Мир шатается перед глазами и кажется еще миг, и я просто упаду в обморок.
– Лиза… – шепот с кровати возвращает меня в реальность и я понимаю – тетушка жива!
Порывисто кидаюсь к Скво, с трудом различаю ее лицо в этом жутком кровавом месиве, и тянусь к старомодному колокольчику над ее кроватью, дергаю. Недра дома наполняются радостным звоном, пробуждая работников. Надо всех позвать. Скорую! Полицию! Кого угодно! Где мой телефон?
Кричать не могу, душитель сжал мое горло так, что сложно говорить. Но как позвать на помощь? Если домоправитель спит… а убийца вернется?
Тянусь к ножу, уже не обращая внимания на кровь, в которой измазалась вся с ног до головы.
– Лиза… – снова скрипит Скво и тянется к моей руке.
– Я тут, теть Маш, все будет хорошо, – хриплю не своим голосом, – я уже позвала Василия Ивановича, он вызовет скорую…
– Мне пора, деточка. Все. Теперь ты – герцогиня Скворцова.
Порывисто киваю, принимая все, что она скажет, лишь бы продолжала говорить не замолкая.
– Кулон… – хрипит герцогиня, – Он твой теперь, слышишь? Береги его…
Не понимаю о чем она, да и это не имеет никакого значения. Я склоняюсь к тете, почти не ощущая горячих слез, что струятся по моим щекам.
– Нет, пожалуйста. Не оставляйте меня.
Герцогиня кладет руку на мою и затихает. Ее смешные кудряшки цвета снежного пепла в бигуди, пропитались кровью.
Спустя пару минут слышу шаги за дверью, входит наш домоправитель – дядя Вася, и замирает в шоке от увиденного. Я распрямляюсь над телом Скворцовой и оборачиваюсь на мужчину, все еще сжимая нож в своей руке.
– Вызовите полицию, и скорую, Василий Иванович. Мою тетю убили, – я поворачиваюсь к еще теплой старушке и мое сердце рвется на части от вида ее омертвевшего лица.
Домоправитель бледнеет, и отступает из комнаты на шаг. Его редкие волосы приходят в движение, как у младенца на ветру. Грузный и очень аккуратный, казалось он просто не умеет быстро двигаться. Но я ошибалась.
Через мгновение дядя Вася скрылся в темноте проема.
Дальше все, словно в дурном кино. Кто-то включает свет, и я наконец, могу оценить в полной мере масштаб произошедшего. Приезжает скорая и полиция. Василий Иванович кружится вокруг меня и всех пришедших, кто-то фотографирует – яркая вспышка фотоаппарата больно режет глаза.
Чьи-то руки отрывают меня от тела Скворцовой, и не смотря на сопротивления – оттесняют в мою спальню, где ходят угрюмые, незнакомые люди. Усаживают на край кровати, толкают стакан с водой к губам. Я почти не участвую в происходящем, потерявшись в суете и ужасе этой ночи.
Внезапная пощечина – словно вспышка света. Включаюсь, моргаю растерянно и уже более осмысленно смотрю на обступивших меня людей.
Мужская рука на моем лице – вот что я понимаю в первое мгновение. Потом медленно осознаю – чья.
Майор Меринов сканирует ледышками своих глаз, слегка поглаживая кожу моей скулы большим пальцем. Слишком близко и внимательно он делает это. Какой хам.
Отпихиваю его лапищу от себя, и тру щеку.
– Вы с ума сошли? – хриплю слабо, почти не слышно.
Полицейский медленно кивает.
– Отлично, я рад видеть, что вы пришли в себя. Итак, Елизавета Алексеевна. Что тут произошло? – мужчина отодвигается от меня и присаживается на табуретку, что подставляет под его филейную часть Василий Иванович.
Старик уже накинул темно-зеленый халат поверх пижамы, в которой явился в первый раз.
Запоздало осознаю, в каком виде нахожусь сейчас, перед всеми этими людьми, и скрещиваю руки на груди. Впрочем, это уже не имеет значения. Судя по сальным взглядом «понятых» из числа соседей и полицейских, что сновали туда-сюда, все всё прекрасно рассмотрели.
– Не знаю, – хриплю растерянно и тревожно возвращаясь к произошедшим событиям.
Брови майора насмешливо вскидываются.
– Я пошла выпить молока, мне не спалось. А когда вернулась… – беспомощно смотрю на двери Скво, что теперь широко распахнуты, и невинность нашей с тетей спальни грубо нарушена чужими грязными ботинками, кровью и кривыми насмешками всех «неравнодушных», что наполнили комнаты.
Истерический ком сдавливает горло, рыдания душат меня и я, словно рыба выброшенная на берег утопаю в охватившем меня отчаянии, хватаю воздух ртом.
Василий Иванович услужливо подсовывает мне под нос нашатырь прежде, чем мент отвесит очередную пощечину. Острая вонь бьет похлеще любой оплеухи и я беру себя в руки.
– Я легла в постель, шторы были раскрыты, и он напал…
– Кто? Вы рассмотрели лицо?
– Нет, было темно.
– Вы же сказали, что шторы были раскрыты.
– Да, но я их закрывала…
– Так по – вашему убийца пришел, открыл ваши шторы и только потом на вас напал?
Это походило очень сильно на некую игру, правил которой я никак не могла понять. Улавливаю в его тоне сарказм. Перевожу взгляд на майора и вглядываюсь в его глаза.
– Да, именно так и было.
Уголок мужских губ вздрагивает. Он усмехается?
Мужчина отвлекается, что –то пишет на бумажке, закреплённой к планшету. Потом вновь обращает на меня свое внимание. И лицо его не выражает совершенно никаких эмоций. Впрочем, от этого не легче.
– И что потом?
– Потом она начал меня душить, я упала с кровати и свалила книгу. Именно она спасла мне жизнь…
Меринов косится на том с воткнутым в него ножом и снова кивает. Кажется, все происходящее вокруг для него является такой рутиной и обыденностью, что мне даже неловко занимать его своими глупостями. Так он отстранен и холоден.
Молча пишет, деловито перелистывает.
– Дальше что? Почему вы в крови?
Улавливаю нотки неприязни, но мне уже все равно. Пусть думает что хочет, мент поганый.
– Я пошла проверить тетю, она была еще жива… – вспоминая те последние мгновения жизни Скво, меня словно прострелило, – Кулон! Отдайте мне его, – встаю спешно с кровати, чем привожу в движение всех присутствующих. Все со мной.
Кто-то отшатывается в недоумении, а кто-то загораживает собой и перехватывает за плечи, останавливая.
– Не положено, – холодно сообщает Меринов, – Это улика. Когда будет можно, вам вернут все вещи герцогини.
Здоровый мент нависает и подавляет меня. Терпкий аромат сигарет и его одеколона ударяет в нос и мне отчаянно хочется прильнуть к его груди и разрыдаться. Наверное, парфюм похож на тот, что использовал отец.
Но вместо этого, яростно ударяю его плечо.
– Пропустите меня! Она сказала, это важно! – уж не знаю, что со мной.
Но дорваться до безделушки на ее шее, стало для меня единственным важным. Шагаю в сторону от мента, он легко двигается в унисон со мной. Пытаюсь вывернуться из рук, но вместо этого оказываюсь в крепкой хватке. Рыдаю в голос, размахиваю руками, кричу…
– Медиков сюда, срыв похоже, – холодно комментирует Меринов где-то в другой реальности, отрывая мое бренное тело от земли и утаскивая в полумрак коридора.
Как же я его ненавижу.
Происходящее словно яркий калейдоскоп. Кроваво-красный сменяется белым с голубым – в тон халатов и костюмов врачей, потом оранжевый квадрат – громоздкий чемодан. Грязно-серый – шприц. Боль – укол и темнота.
Глава 3
Большие часы в главном холле стучат полдень, когда я начинаю различать реальность. Разлепляю тяжелые веки и пытаюсь осознать, где нахожусь.
Комната не моя, но кажется смутно знакомой.
Запоздало осознаю, что это гостевая спальня на первом этаже имения Скворцовой. Я видела эту обстановку всегда под другим углом, поэтому не сразу поняла. Перевожу взгляд на свои руки и вздрагиваю.
Запекшаяся кровь на ладонях и пальцах, немного скаталась, но оставалась багровыми трещинами на коже.
Спешно выбираюсь из под одеяла, и понимаю – что вся белая постель теперь испачкана мной, как и рубашка, и волосы. Брезгливо сдергиваю с себя любимую сорочку и бегу в душ. Включаю воду.
Дрожь пронзает все мое тело, ведь сначала льется холодная вода. Но мне плевать! Хватаю мочалку, гель для душа и принимаюсь с остервенением скоблить свое тело, смывая остатки жуткой ночи. Нет, это не могло произойти вновь!
Сначала родители, теперь тетя. Почему все мои близкие погибают? Чем я это заслужила?
Опустошение заполняет мое сознание. Такое уже было. Скорбная тишина сменяется молчанием, а каждая смерть оставляет рубец в душе навсегда.
Ничто не проходит бесследно.
Когда вода сменяется на теплую, а я намыливаю волосы в третий раз, понимаю – от этого не сбежать. Я осталась совсем одна. Теперь точно.
Но теперь мне не четырнадцать. Взрослый человек. Плевать, что все это время меня держали под колпаком гиперопеки. Я была уверена, что справлюсь.
Ведь другого выхода просто нет.
Сползаю по стене на пол душевой, скукожившись и рыдая в коленки. Страх – вот что сейчас я испытывала. Ужас перед будущим и тем, что это все – моя вина. Я мечтала о свободе. И вот, я ее получила.
Но, разве об этом мечтала?..
– Елизавета Алексеевна? – горничная Галя деликатно зовет меня из-за двери в душевую, – Вы в порядке?
Я затравлено вскидываю заплаканное лицо, и трусливо качаю головой. Но ведь Галя не видит меня вовсе. Пышнотелая, розовощекая горничная всегда была мне верной подругой. И иногда даже делилась подробностями своей интимной жизни, заставляя меня краснеть.
Темноволосая головка девушки, что была моей сверстницей, осторожно показывается в проеме двери, и ощупывает пустые стены.
Замечает меня не сразу, в паре от горячих струй, что лупят мне в спину и голову. А когда подмечает комок в углу ванной, за матовым каленым стеклом, спешит ко мне, прихватив большое мягкое полотенце.
Словно мамочка, тянется к крану, спешно выключает воду, и накидывает на голую и мокрую меня – полотенце.
– Лиза, ну чего же ты… напугала меня! Я уж было подумала…– Галя себя резко прервала, должно быть осознав, что вот-вот надоумит меня наложить на себя руки.
Я вытираю влагу с лица уголком полотенца, и поворачиваюсь к своей наперснице. Долго смотрю на нее, и вдруг – обнимаю.
Ощутив объятия, нормальные, человеческие, мне становится немного легче.
– Мне так страшно… – шепчу я в ухо подруги, – и одиноко.
Горничная спешно кивает, и отодвигаясь от меня, говорит:
– Ну, теперь тебе скучать не придется, Лиза. Там, в гостиной, куча людей. Поверенные Марии Федоровна, ее арендаторы и какие-то друзья и знакомые. Все хотят выразить соболезнования и узнать о похоронах. И майор Меринов сказал, что бы ты приехала в участок, как проснешься.
В ответ лишь фыркаю.
Больше всего на свете, мне сейчас хочется вернуться в постель. Но Галя уже подталкивает меня к куче одежды, что она принесла из моей комнаты. Нехотя натягиваю белье и первое попавшееся черное платье. Горничная включает в розетку фен и твердо усаживает меня на пуфик перед зеркалом, сушит волосы.
Обычно, конечно, я все делаю сама. Но этот акт заботы мне был приятен.
– Не поеду я к нему, – когда Галя отключает фен и начинает расчесывать меня, говорю.
Девушка округляет глаза, попутно заплетая волосы в изящный жгут на затылке.
– Он такой суровый, не боишься?
Я смотрю на подругу в отражении зеркала, она на меня.
– Ему надо, пусть сам и едет, – дерзко говорю, хотя больше чем уверена, что у меня не хватит смелости встретиться с ним взглядом после того, что было.
Галя вскидывает брови в удивлении, но кивает.
– Ладно, хозяин-барин.
Горничная отходит и оглядывает свою работу.
– Вышло не плохо. Эх, не там я работаю…
Мне не интересно, как я выгляжу, но приятельнице киваю, соглашаясь. Она и правда была талантлива во всем. Смотрю на Галю, пытаюсь скрыть трусость.
– А там, в гостиной без меня никак?
Девушка сводит свои темные брови к переносице и строго говорит:
– Ты не сможешь прятаться от мира, Лиза. Тебе придется выйти и организовать похороны своей тетушки. Это последнее, что ты можешь сделать для Марии Федоровны! Как думаешь, справишься?
А вот теперь стало стыдно за свой эгоизм.
Спешно киваю и встаю с пуфика, разглаживая мешковатое платье по бедрам.
– Отлично, герцогиня.
Обращение Галины ударило меня под дых. Я удивленно взглянула на нее, но горничная в этот момент отвернулась, сдергивая грязную постель и собирая с пола оставленные мной вещи. Понаблюдав за девушкой какое-то время, медленно кивнула.
Ну, с ее стороны логично было бы предположить, что теперь титул переходит ко мне…
Размышляю об этом по дороге до гостиной, у самых дверей замедляюсь, не представляя, как мне себя вести и что говорить. Тетя решала все с таким изяществом, что мне никогда не догнать ее в бизнесе.
Конечно, она была не просто носительницей титула. Обладательница ряда строительных компаний, Скво владела примерно тридцатью процентами всех жилых и коммерческих площадей в городе, землей и озерами в пригороде, а также небольшим карьером где-то на периферии. Я, признаться, и сама не знала всего. Да и тетушка никогда не пыталась ввести меня в дела, часто припоминая проступок моего отца и ряд его неудач. Потом окидывала оценивающим взглядом и говорила, что-то типа: «Яблоко от яблоньки», и что самым великим счастьем для меня будет удачно выйти замуж, ведь на большее я просто не гожусь.
Теперь же, стоя у выхода в гостиную к партнерам и подрядчикам, соучредителям Скво, мысленно с ней согласилась. И чего было обижаться все эти годы? Я же не способна с этим справится. Нет, я не решусь…
