Quotes from the book «Грех (сборник)»
Я жил один тогда и спал один: иначе какое может быть пьяное лето. Обремененные женщиной пить не умеют: они не пьют, а мучают женщину. Это очень разные занятия.
Мне кажется, у него словарный запас куда больше, чем у многих сверстников девочек этих. Каждый раз, когда возле общежития прохожу, мужские особи курят у входа – и меня подмывает спросить, прервав чьё-нибудь гадкое матерное мычание:
– Тебя не огорчает, что тебе уже двадцать лет, а ты по-прежнему полный дебил?
Старею, наверное, раз такой раздражительный стал. Лет десять назад с подобными им я замечательно много пил спиртных напитков – и ничего, казалось мне тогда, отличные ребята.
У меня есть маленький закидон, еще из ранней юности, — когда вечером ли, ночью кто-то звонит в дверь или по телефону, я всякий раз неистребимо уверен, что это пришла или собирается прийти та, которую я жду. Узнала, что жду, — и вот решилась.
Нежность к миру переполняла меня настолько, что я решил устроиться в иностранный легион, наемником.
-Вова, ты никогда не думал... что каждый год...ты проживаешь день своей смерти?
А птицы по столам ходили
и наше выпили вино.
Я потерял спички, коробок потерял говорю.
Потерял ощущение бренности, гибельности бытия.
Наглый, словно сорняк, стою на мокром ветру.
Счастье, как ты велико. Куда мне спрятать тебя?
Ему нравилось быть немного строгим и чуть-чуть мрачным, когда внутри всё клокотало от радости и безудержно милой жизни. Когда еще быть немного мрачным, как не в семнадцать лет. И еще при виде женщин, да.
Стареешь особенно быстро, когда начинаешь искать перед жизнью оправдания.
звук колокольчика
запах цветов
ты
в одиночестве танцующая вальс
на холме
твои ножки так соблазнительны
самый светлый сон мне приснился
в трясущемся грузовике
где я затерялся среди трупов людей
расстрелянных вместе со мною
Всякий мой грех, всякий мой грех будет терзать меня. А добро, что я сделал, - оно легче пуха. Его унесет любым сквозняком.
