Read the book: «К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том II. Первая шеренга!»

Font:

Светлой памяти моего деда-главврача санитарного поезда 1-го Белорусского фронта Якова Николаевича Нерсесова, скончавшегося на боевом посту за год до Великой Победы и моего отца, замначальника Управления охраны памятников и музеев Минкультуры СССР, Заслуженного работника культуры, искусствоведа Николая Яковлевича Нерсесова – романтика и жизнелюба, посвящаю…


Автор выражает благодарность дизайнеру А. Грохотову за создание обложки, своему старинному другу, замечательному русскому художнику-иллюстратору Вячеславу Люлько за иллюстрации в книге и сотруднице Ridero

Ксении Ложкиной за участие в подготовке книги.

Дизайнер обложки Александр Грохотов

Иллюстратор Вячеслав Люлько

© Яков Николаевич Нерсесов, 2024

© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2024

© Вячеслав Люлько, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0064-6064-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Человек растет с детства.

(древнеперсидская поговорка)

…боль, перенесенная в детстве, как

правило, не проходит бесследно.

(житейская мудрость)

Мы живем один раз, но если жить правильно, то одного раза достаточно…

(древнеперсидская поговорка)

Не дай нам/вам бог жить в эпоху перемен.

(древневосточная мудрость)

Все дело в мгновении: оно определяет жизнь.

(Кафка)

Мой долг передать все, что мне известно, но, конечно, верить всему не обязательно…

(Геродот)

Свет показывает тень, а правда – загадку

(древнеперсидская поговорка)

Мысль любит тишину

(сугубо авторское «оценочное» суждение)

…От героев былых времен

Не осталось порой имен.

Те, кто принял смертный бой

Стали просто землей и травой…

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых.

Этот вечный огонь нам завещанный одним,

Мы в груди храним.

Погляди на моих бойцов —

Целый свет помнит их в лицо.

Вот застыл батальон в строю…

Снова старых друзей узнаю:

Хоть им нет двадцати пяти,

Трудный путь им пришлось пройти

Это те, кто в штыки поднимался как один,

Те, кто брал Берлин!

(фрагмент текста краткой версии легендарной военно-патриотической песни Евг. Аграновича – Рафаила Хозака «Вечный огонь/От героев былых времен…» из культового х/ф «Офицеры». )

N.B. В ходе Отечественной войны 1812 года Москва сгорела, но потом – Варшава, Берлин и Париж стали Нашими!!!

Поскольку сегодня «сексуально-раскрепощенно-разнузданная» Европа гламурненько «мельтешит» и мельтешит [особо в лице «раздухарившегося» патентованного ЛГБТешника* (экстремистская организация – запрещенная в РФ!), а по совместительству еще и… президента гонористо-гоношистых французов (и афро-французиков всех «мастей и калибров») – любителей безопасных «сафари-стрелялок» на территории бывшего СССР, пафосно-кичливо рядящегося в потертую шинель бывалого «генералабонапарта» (в одно слово, в кавычках и с маленькой буквы)!] перед еще пока не вставшим на могучие задние лапы и грозно зарычавшим Русским Мишкой, который никогда не спрашивал, не спрашивает и не будет это делать – КАК ЕМУ ЖИТЬ – то явно надо повторить подвиг наших предков!

Вот и проверим: остались ли там еще крутые мужики (до которых так падок слабый пол всех времен и народов!?) или только «будуарные мужчинки» (так величает их противоположный пол, знающий толк в Мужских Достоинствах всех "калибров"!) для взаимных изысканных утех!?.

Не так ли!?.

На войне – как на войне: там сантименты не в цене…

«Сказал А – говори и Б»…

Ну и…


* ЛГБТ – экстремистская организация, запрещенная в РФ!

«За нами Москва, ребята! Умирать всем!! Ни шагу назад!!!», или Дмитрий Сергеевич Дохтуров

…После того, как командующий 2-й армией Багратион был смертельно ранен на Семеновских флешах, руководство левым флангом, сменив там генерала Коновницына, временно заменявшего Багратиона, по распоряжению Кутузова принял на себя Дохтуров. Участник Бородинского сражения Ф. Глинка вспоминал: «В пожар и смятение левого крыла въехал человек на усталой лошадке, в поношенном генеральском мундире, со звездами на груди, росту небольшого, но сложенный плотно, с чисто русскою физиономиею. Он не показывал порывов храбрости блестящей, посреди смертей и ужасов, окруженный семьею своих адъютантов, разъезжал спокойно, как добрый помещик между работающими поселянами; с заботливостью дельного человека он искал толку в кровавой сумятице местного боя. Это был Д. С. Дохтуров».

…Дмитрий Сергеевич действительно внешне не выглядел героем – ни богатырского телосложения, ни яркой бравады, ненужной рисовки – скорее, тучный и отнюдь не крепкого здоровьем, но он отличался невероятной твердостью и былинной мужественностью. В бою он никогда не боялся опасности, равнодушно относился к огню вражеских ружей, говоря: «На каждой пуле и на каждом ядре написано, кому быть раненым или убитым, и они свою жертву найдут. Не лучше ли в таком случае умереть на том месте, которое указывают долг и честь»…

Принято считать, что генерал от инфантерии (19.4.1810 г.) Дмитрий Сергеевич Дохтуров (то ли 1756, то ли 1.9.1759, село Крутое Каширского уезда Тульской губернии – 14 (26).11.1816, Москва) происходил из древнего дворянского рода, известного с XVI в. и ведущего свое начало от выходца из Константинополя во времена Ивана Грозного.

Его отец был мелкопоместным дворянином средней руки, и детство Дмитрия прошло в селе Крутом Каширского уезда Тульской губернии. Родители дали ему хорошее по тем временам домашнее образование, причем, особое внимание уделялось иностранным языкам – немецкому, французскому и итальянскому, которые давались Дмитрию легко и непринужденно.

В семье Дохтуровых чтились военные традиции: отец и дед Дмитрия были офицерами (отец – капитаном) лейб-гвардии Преображенского полка, одного из двух старейших полков русской гвардии, сформированных еще Петром I.

В феврале 1771 г. отец отвез сына в Петербург и, подняв свои полковые связи, устроил его в Пажеский корпус. Причем, ему удалось даже представить своего недоросля императрице-«матушке», всегда привечавшей гвардейцев, которым она во многом была обязана своим троном.

Правда, в дальнейшем Дмитрий Сергеевич вынужден был рассчитывать только на себя любимого и ему приходилось «все брать» прилежанием и старательностью.

С 1777 г. будущий герой Отечественной войны 1812 г. уже камер-паж при дворе Екатерины II.

Выпустился Дохтуров-младший из корпуса 6.4.1781 г. в чине поручика лейб-гвардии и начал службу в Преображенском полку.

Вскоре шефом полка стал знаменитый екатерининский фаворит Григорий Потемкин, у которого был наметанный глаз на толковых людей! Он-то и заметил способного офицера и в 1784 г. назначил его командиром роты егерского батальона.

А с января 1788 г. Дохтуров уже капитан лейб-гвардии Преображенского полка.

В 1788—90 гг. началась русско-шведская война.

В ту пору на юге России шла русско-турецкая война и шведы посчитали, что именно теперь пришла пора рассчитаться за полтавский конфуз их полулегендарного короля-викинга-берсеркерка. Их амбиции простирались на утраченные тогда территории Прибалтики.

В Петербурге отреагировали сообразно ситуации: Россия в ту пору воевала с турками и из гвардейских полков был срочно сформирован сводный отряд для действий на гребной флотилии в прибрежных районах Финского залива. И вскоре Дохтуров – уже капитан – со своей ротой прибыл в Кронштадт, где его гвардейцы обучались ведению морского боя. И уже через месяц из них сделали морскую пехоту, готовую к бою с напористыми шведами.

Во время боевых действий он оказывается под началом известного екатерининского флотоводца принца Нассау-Зигена.

В Роченсальмском морском сражении 1789 г. его рота, посаженная на шлюпки, под огнем противника обеспечивала проход русской эскадры для атаки шведского флота. Гребная флотилия гвардейцев Дохтурова отличилась и в кампании 1790 г. на Выборгском рейде. Сам Дмитрий Сергеевич был дважды ранен (в 1789 г. – в правое плечо и год спустя – в ногу), но из боя не выходил!

Это кстати, станет «фирменным» знаком Дохтурова: даже будучи раненным поле боя не покидать!

Доблесть молодого и бравого капитана-гвардейца стала известна государыне, знавшей толк в гвардейских офицерах и за отличия она награждает его редкой по тем временам наградой: золотой шпагой с надписью «За храбрость».

После окончания войны Дмитрий Сергеевич принял решение перевестись из гвардии в армию.

В 1.1.1795 г. в чине полковника он возглавил Елецкий мушкетерский полк.

Через два года 2.11.1797 за отличную подготовку полка произведен в генерал-майоры и стал шефом Софийского мушкетерского полка.

24.10.1799 Дохтуров получил чин генерал-лейтенанта и вскоре был назначен инспектором пехоты Киевской инспекции.

22.07.1800 его увольняют в отставку и отдают под суд!

Непредсказуемый и порой чудаковатый для обывателя император Павел I нередко «бросал людей в кутузку» с «бухты-барахты». Воля государя была непредсказуема, как, впрочем, и он сам – человек и правитель, с повадками бенгальского тигра, весьма неоднозначно оцененный историками. Хотя, не все современные исследователи согласны с такой оценкой деятельности этого русского самодержца…

Кстати сказать, из 550 русских генералов-участников войн России с Наполеоном в 1812—1815 гг. – 117 стали генералами именно при императоре Павле Петровиче. Среди них такие безусловные знаменитости, как Барклай-де-Толли, Багратион, Милорадович, Витгенштейн, Дохтуров, Коновницын, Остерман-Толстой и др. В тоже время, те же Дохтуров и Коновницын, а также, такие выдающиеся военачальники, как Ермолов, Багговут и Тормасов исключались из армии по надуманным причинам…

Но 08.11. того года Дмитрия Сергеевича снова принимают на службу с назначением состоять по армии.

Одновременно с 1801 г. он был шефом Олонецкого мушкетерского, а с 1803 г. уже при новом императоре Александре I Московского пехотного полка.

Именно с этим полком в составе армии М. Кутузова он принял участие в русско-австро-французской войне 1805 г.

Кутузов, узнав о капитуляции союзников-австрийцев под Ульмом, начал отход.

Русская армия была лишена помощи. Ни подвод, ни снарядов, ни провианта, ни одежды – ничего, что обещали союзники, Кутузов не получил. Русские солдаты шли в осеннюю непогоду по размытым дорогам раздетые и голодные. «…Мы идем по ночам, мы почернели… офицеры и солдаты босиком, без хлеба, – писал Дохтуров жене. – Какое несчастье быть в союзе с такими негодяями, но что делать!..»

Русские отступали по правому берегу Дуная, шириной метров в 200—300, ограниченному лесистыми горами.

Наполеон направил на левый берег 16-тысячный корпус Мортье, чтобы воспрепятствовать переправе русской армии через реку в районе Кремса (Дюрренштайна). Но Кутузов успел-таки перейти на левый берег и теперь уже Мортье оказался в руках у многоопытного, гораздого на разнообразные военные хитрости Кутузова!

Естественно, что Михаил Илларионович не преминул воспользоваться внезапно возникшим шансом нанести оторвавшемуся от Великой армии французскому корпусу поражение. От своих информаторов, разведчиков и попавших в плен французских солдат он уже знал «состояние дел» в мортьевском корпусе.

Первая из трех дивизий – Газана – вырвалась вперед и находилась очень близко от русских. Следующая (Дюпона) – лишь в 12 км от неё. И наконец, еще дальше маршировала голландская дивизия генерала Дюмонсо.

Уже 10 ноября вечером был разработан план разгрома французов.

Местность, на которой разыгралось сражение у Кремса (порой, его не без оснований называют в исторической литературе сражением у Дюрренштайна), представляет собой теснину между Дунаем и невысокими, но крутыми отрогами Богемских гор. Отроги подходят во многих местах столь близко к реке, что дорога к Кремсу превращается в узкую выемку (4—4,5 м шириной) в скалах. В ряд по ней могли пройти не более семи человек. В самом узком месте долину перегораживал небольшой городок Дюрренштайн.

Развернуться полностью, чтобы использовать свое численное превосходство, русские не могли никак и было решено прибегнуть к глубокому обходному маневру через горы. Мортье знал, что перед ним находятся русские, но посчитал, что это всего-навсего небольшой «заслонный отряд» и не был готов к серьезному бою с превосходящим врагом.

Кстати сказать, в отечественной литературе яростный бой под Кремсом долгое время в основном представлялся как бесспорная победа русского оружия. Тогда как во французской военно-исторической литературе это жаркое дело принято рассматривать как безусловный героизм сводного корпуса Мортье, сражавшегося с превосходящими русскими силами и достойно вышедшего из опасного положения. Только в одной отечественной монографии, печально известного российского исследователя наполеоновского наследия, к.и.н., Олега Валерьевича Соколова, посвященной ходу войны 1805 г., очень подробно, по источникам, описан сам ход военного столкновения и сделаны выводы, которые, по авторитетному мнению ряда не ангажированных отечественных исследователей наполеоновских войн, безусловно, следует принимать во внимание

План операции был плодом творчества австрийского «кабинетного» генерала-квартимейстера, фельдмаршал-лейтенанта Г. Шмидта, только-только прибывшего в армию союзников из Вены. Австрийский император рекомендовал его – уроженца города… Кремса (!) – как наилучшего специалиста по разработке военных операций именно в этой местности!

И вот рано утром 11 ноября три русские колонны генералов Милорадовича, Дохтурова и Федора Борисовича Штрика (? – 1808) получают задание разбить самонадеянно выдвинувшуюся головную дивизию генерала Газана из корпуса Мортье, которая продвигалась от Дюрренштайна вперед на Кремс, даже не удосужившись выслать дозоры в окрестные горы.

На Дохтурова (у последнего было 21 батальон пехоты, 2 эскадрона гусар и пушки) была возложена главная задача – обойти Мортье и нанести ему удар с тыла. Завести войско в тыл Газановой дивизии взялся сам генерал Шмидт.

Штрику, у которого была небольшая часть сил Дохтурова (3 батальона Бутырских мушкетеров и 2 батальона егерей) поручалось нанести фланговый удар, «просочившись» сквозь горы у с. Эгельзе.

Удар с фронта осуществляли всего-навсего 5 батальонов пехоты и 2 эскадрона гусар при 4 орудиях Милорадовича.

При этом 5 батальонов и 5 эскадронов гусар оставлялись под началом генерала-лейтенанта А. А. Эссена 2-го в городках Штейне и Кремсе.

Имея большое численное превосходство, русские не смогли правильно его распределить и обрушить всю свою мощь на немногочисленного врага.

В результате, пехота Милорадовича будет брошена в лобовую атаку на вдвое превосходившую ее дивизию Газана! К тому же, она, будучи в непосредственной близости от французов, пойдет на них в 7 утра, а обходные войска двинутся по маршруту лишь в 9-ом часу утра!

Кстати, до сих пор остается неясно, почему многоопытный Кутузов, допустил принятие такого схоластического плана, в котором совсем не учитывались важнейшие нюансы: возможные сбои на марше, особенности маршрута, качество дорог и прочие привходящие обстоятельства!?.

Атаковав у деревни Унтер-Лойбен Газана с фронта, солдаты Милорадовича, оказались втянуты в тяжелый бой: враг планомерно вводил в дело все новые и новые батальоны, а обходная колонна Дохтурова, куда-то запропастилась!

Бой уже шел 3 часа, а 90% русских сил застряли в горах!

В конце концов, Милорадовичу пришлось оставить деревеньку и начать медленно пятиться назад – под прикрытие сил Эссена 2-го.

Наконец с гор «свалился» Штрик со своими солдатами, но и его сил хватило лишь на то, чтобы отсрочить отход Милорадовича назад к Штейну. Только тут им пришла на помощь часть сил Эссена 2-го и Мортье наконец остановили. Силы обеих сторон истощились, перестрелка ослабевала, и около 16 часов бой прекратился вовсе. Вскоре должно было начать темнеть и противники стали думать об обустройстве биваков. Результат боя был явно ничейным, что, впрочем, определялось и примерно равной численностью сражавшихся сторон.

Дохтуров со своими силами участия в том бою так и не принял!

Еще в самом начале боя Мортье отправил ординарца к дивизии Дюпона, чтобы поторопить их на помощь Газану. Но Дюпон не приходил, и маршал лично помчался назад выяснять причины задержки.

По пути выяснилось, что Газана отрезали русские: это наконец спустилась с гор часть обходной колонны Дохтурова!

Мало того, что колонна Дохтурова ушла на задание с огромным опозданием – вместо 2 часов ночи только в девятом часу утра, когда Милорадович уже давно истекал кровью в речной долине Дуная, так она еще и двигалась словно черепаха – 1 км/час! А ведь ей полагалось пройти всего лишь 9—10 км, чтобы оказаться в тылу у Газана. Правда, так было по карте, а на самом деле «дорога», по которой шли русские, оказалась… тропой – узкой и крутой и чуть ли не по колено в грязево-снежном месиве. Кроме того, пошел сильный дождь.

В немалой степени это позволило авангардной дивизии наполеоновского военачальника избежать полного разгрома, а ему самому – позорного плена.

Солдатам Дохтурова пришлось идти по двое в ряд, а кавалерию с пушками и вовсе пришлось бросить на полпути. Видя, что скоро наступят сумерки, Дохтуров, действуя по обстановке, срезал путь. Он пошел не в направлении предписанной ему деревеньки Вайсенкирхен, а на – Вадштейн, да еще оставил в горах часть замешкавшейся пехоты.

Только к 16 часам по полудни, т.е. когда бой между Газаном и Милорадовичем окончательно затух, передовые силы Дохтурова в составе всего лишь 9 батальонов смогли выйти в тылы Газана.

Именно в этот момент на них и налетел Мортье со своим драгунским эскортом, несшийся к Дюпону за помощью для Газана, увязшего в жарком бою с Милорадовичем и Эссеном 2-м.

Пришлось маршалу Франции стремительно развернуться и столь же прытко скакать назад к солдатам Газана, которые уже собирались обустраивать после тяжелого боя бивак и готовиться к ночи.

Свои небольшие силы Дохтуров разделил: два батальона Вятского полка под началом подполковника Гвоздева он послал на запада вдоль берега Дуная в качестве заслона от Дюпона, а остальные семь бросил в тыл Газану. Из этих семи батальонов три с генерал-майором Уланиусом пошли на врага вдоль горных склонов, а остальные под руководством самого Дохтурова двинулись параллельно, по речной долине.

Около 17 часов Уланиус обрушился на Дюрренштейн, в котором на тот момент была лишь пара сотен французов и без промедления взял его: враг не ожидал внезапного удара с тыла. Мортье тут же попытался было отбить его назад, но у него ничего не получилось: пехота и драгуны, изрядно «помятые» в предыдущей схватке с Милорадовичем, быстро отхлынули назад. Ситуация усугублялась еще и тем, что услышав звуки разгоравшегося боя, Милорадович со своей стороны мог предпринять нападение и тогда потрепанная дивизия Газана вынуждена была бы вести бой в окружении.

Так или иначе, но она оказалась в… клещах и на этот раз русские были настроены весьма агрессивно!

Рассчитывать Газану и его начальнику маршалу Мортье приходилось лишь на свои силы и на… сгущающиеся сумерки! Ночь давала им шанс более или менее благополучно выскочить из ловушки, которую русские хоть и с грехом пополам, но, все же, захлопнули!

Мортье принял единственно верное решение: попытался под покровом темноты прорваться назад к Дюпону. Наиболее боеспособные части были выстроены в колонну на дороге и под началом самого маршала штыковой атакой проложили себе путь. Около четверти часа в быстро сгущающихся сумерках шла страшная резня: противники яростно наматывали друг другу кишки на штыки!

В конце концов, якобы Дохтуров приказал своим солдатам расступиться, дав французам «золотой мост» в сторону Дюпона.

Тем временем, сам Дюпон, еще в районе 16 часов пополудни услышал, что звуки напряженного боя на востоке от него окончательно затихли (это Газан с Милорадовичем завершили свой дневной бой!) и перестал торопиться, полагая, что «брат по оружию» сам справился с русскими и ему нет необходимость спешить тому на помощь. Солдаты Дюпона остановились и стали разбивать бивак.

Как вдруг гусарские разъезды принесли тревожную весть: впереди русские и они идут на французов!

Это были те самые два батальона Гвоздева, которые Дохтуров бросил на заслон против дивизии Дюпона. Французский генерал первым кинулся в атаку, на острие удара оказался прославленный еще со времен Маренго 9-й легкий пехотный полк. Но на этот раз ему не удалось отличиться: два батальона Вятского полка дали французам такой отпор, что они покатились в тыл, теряя убитых и раненных. Тогда вперед выдвинулся 32-й линейный полк – еще более знаменитый своей доблестью! Его солдаты покрыли себя славой еще в начале знаменитой Итальянской кампании Бонапарта в 1796—1797 гг. Они дружно ударили в штыки!

Уже в сгущавшихся сумерках завязалась такая кровавая потеха, что как потом писал Дюпон «твердость русских равнялась мужеству французов».

Почти час противники беспощадно резались!!!

И все же, силы были не равны – пара батальонов русских не смогла остановить порыва французов и дивизия Дюпона проложила дорогу навстречу отступавшим силам Мортье и Газана. (Правда, кое-кто из сугубо патриотически настроенных отечественных историков – не будем всуе перечислять их имена – склонен интерпретировать этот бой по-другому: не имея артиллерийской и кавалерийской поддержки, потеряв целый батальон вятчан, 50 пленных и два знамен, пехота Дохтурова вынуждена была пропустить остатки отступавшей головной дивизии Газана.)

Так или иначе, но потрепанные французы отошли назад, а рано утром следующего дня принялись переправляться на различных лодках и плавсредствах на другой берег Дуная под защиту главных сил Великой армии.

Между прочим, рассказывали, что идя во главе прорывавшейся назад дивизии, Мортье, которому услужливые адъютанты предлагали бросить корпус и спастись, переплыв Дунай на лодке в одиночку, обложил их отборной руганью и собственноручно саблей прокладывал себе кровавый путь, преследуемый гренадерами Милорадовича. Видя большое личное мужество Мортье, и зная, что им отступать некуда, окружавшие его французы отчаянно бились врукопашную. Не без помощи дивизии Дюпона, но Мортье, все же, прорвался…

Оценивать результаты Кремского боя отнюдь непросто.

С одной стороны, русские смогли нанести французам сильный удар и заставили их ретироваться на противоположный берег реки, но в тоже время им так и не удалось реализовать свое численное превосходство.

Вступая в бой по частям (у Милорадовича набралось не более 5—6 тыс.; у Дохтурова – едва-едва насчитывалось 3,5—4 тыс., а у Гвоздева – меньше 2 тыс.), они не смогли разгромить французов, у которых приняло участие в бою не более 10 тыс. человек.

Французы потеряли (по их данным) – от 2.500 до 3.000 чел., пять пушек и даже три орла (знамени), тогда как русские (опять-таки по их сведениям) примерно столько же – 2.500—3.500 чел. (Любопытно, но, как это водится испокон веков, противники по-разному оценивают не только свои, но и чужие потери. Так вот, по русским данным – французы потеряли более 5 с половиной тысяч убитых, раненых и пленных; по французским – русские, естественно, больше – 4 тысячи.)

Если у французов попал в плен по собственной то ли трусости, то ли нерасторопности генерал Грендорж, которого потом судил военный трибунал, то у союзников – … автора обходного маневра Дохтурова, доверенное лицо австрийского императора, генерал-квартирмейстера Шмидта первый же вражеский выстрел уложил наповал.

Нельзя не признать, что с тактической точки зрения русской стороной бой был организован крайне неудачно, а ход сражения свидетельствовал, что французские генералы очень умело использовали особенности местности, создавали численный перевес (в целом имея намного меньше войск) на главных участках боя, проявляли большую инициативу. Несмотря на свойственную русским солдатам отвагу, результаты боя нельзя признать действительно удовлетворительными. Русское командование в минимальной степени смогло использовать открывавшийся шанс для полного разгрома отдельного французского корпуса, что и дало возможность противнику уйти от полного поражения.

Русские генералы и сам Кутузов в рапортах представляли Кремскую баталию как победу, и это действительно можно назвать успехом. Правда, достигнутые результаты, все же, явно половинчаты, а ведь могли бы быть гораздо внушительнее – все-таки русским противостоял не самый лучший наполеоновский маршал и, тем более, не он сам, да добыть их следовало бы не со столь большими жертвами.

Впрочем, так бывает или jedem das seine…

Так или иначе, но в отечественной литературе принято считать «побоище» под Кремсом большой удачей и первой победой русских над наполеоновской армией, правда, под началом маршала Мортье.

Пора дешевых побед Бонапарта, как это порой пишут отечественные историки, прошла.

Кстати, за вклад в победу под Кремсом Дохтуров получил орден Св. Георгия сразу III-го, минуя IV-й, класса – явление по тем временам весьма редкое, особенно если учитывать, что в начале своего правления Александр I очень привередливо присматривался к военным-гвардейцам: помнил кому обязан «смертью от апоплексического удара своего батюшки»! К тому же, по положению об этом самом престижном военном ордене Российской империи это не полагалось…

Потом было неудачное Аустерлицкое сражение, в котором Дмитрий Сергеевич командовал 1-й колонной (сведения о его силах сильно разнятся: 7.752—13.600-13.800 чел. с 64 орудиями) левого (ударного) крыла русско-австрийской армии под началом печально известного своей нерасторопностью генерала от инфантерии и графа (все – милостью императора Павла I), прибалтийского немца Федора Федоровича (Фридриха Вильгельма) Буксгевдена (1750 – 1811), начинавшего военную службу еще при Екатерине II.

Дохтурову и двум другим левофланговым колоннам союзников генералов А. Ф. Ланжерона и И. Я. Пржибышевского полагалось нанести главный удар по правому флангу противника. Затем, продолжая действовать в духе «косой атаки» легендарного Фридриха II Великого, им всем следовало пересечь Гольдбахский ручей между Тельницем и Кобельницем, повернуть на север, выйти Наполеону в тыл и отрезать его от сообщения с Веной и дальними тылами. При этом 1-й колонне Дохтурова следовало взять Тельниц, податься вправо, поравняться со второй колонной Ланжерона, которая перейдет ручей между Тельницем и Сокольницем, и – с третьей Пржибышевского у Сокольницкого замка. Затем авангардным частям всех трех колонн надлежало продолжить движение в сторону прудов у Кобельница.

После 8.30 «дохтуровцы» появились на поле брани. Они сходу вступили в бой, но их 7-й егерский и Новоингерманландский мушкетерский полки встретили плотным огнем вражеские стрелки-егеря, залегшие на покрытых виноградниками склонах деревни. И все же, неприятеля выбили из Тельница.

Французские конные егеря Маргарона оказались не в силах вернуть деревню назад, о чем их командир немедленно сообщил отвечавшему за правый фланг Наполеона маршалу Даву. Тот мгновенно среагировал на эту тревожную новость, и выслал на Тельниц-Сокольниц 108-й линейный полк Эдле (не более 800 чел.), вольтижеров 15-го легкого (ок. сотни) и 1-й драгунский полк Менара (120 всад.) из дивизии Клейна. В густом, темном от пороховой гари тумане они кинулись в штыки на союзнические части – австрийцев из Секлерского полка, русских из 7-го егерского и Новоингерманландского полков…

Французы бились отчаянно и умело. Это была настоящая резня: все вокруг было завалено окровавленными трупами!

После того как обе деревни окончательно оказались в руках союзников, показалось, что за этой их первой победой последует и планируемый обход правого фланга французов, и прорыв в их тыл!

Но так легкомысленно прогнозируемой австрийским штабистом Вейротером «увеселительной» прогулки по вражеским тылам – через Тельниц и Сокольниц – у союзников не получилось!

Враг очень умело оказал им такой отпор, что первые три колоны союзников принялись топтаться на месте, не решаясь продолжить свой «грандиозный» обходной маневр. Тем более, что 4-я колонна Коловрата-Милорадовича, которой предписывалось наступать справа от 2-й и 3-й колонн, все еще не обозначила своего участия в сражении!?

Более того, в тылу первых трех колонн послышался… орудийный гул!

Это Бонапарт начал контрудар на прорыв центра австро-русских войск и союзникам уже было не до захода в тыл к Даву.

Согласно приказу Буксгевден все же выбил неприятеля из местечка Тельниц и Сокольницкого замка, но после катастрофы в центре остановил наступление и вместо того, чтобы ударить со всей своей немалой силой во фланг корпусу Сульта, рвавшемуся на Праценские высоты, стал топтаться на месте… до полудня.

И дождался, когда покончив в центре на Праценских высотах с австрийцами Коловрата и русскими Милорадовича, французский маршал Сульт, быстро установил там 42 пушки и при их поддержке ударил во фланг и тыл, все еще топтавшемуся перед умело оборонявшимся Даву, Буксгевдену. Особенно пострадали колонны Пржибышевского и Ланжерона.

В общем, Буксгевден, проявил инертность и оказался не готов к принятию кардинальных решений, но благополучно покинуть поле боя, все же, успел.

Пока французы громили и пленяли остатки 3-й колонны Пржибышевского и «топили» в мелком пруду (а вовсе не глубоководном озере!) Заачан остатки «ланжероновцев», 1-я колонна Дохтурова и австрийский авангард Кинмайера, оставив сдерживать в заслоне от драгун Бурсье и подоспевших гвардейских конных егерей Жюно с Дальманем (вместо погибшего Морлана) Брянский, Московский и Вятский мушкетерские полки под началом генерал-майора (11.3.1799) Фед. Фед. (Фридриха) Левиза (6.9.1767, Гаспаль Эстляндской губ. – 16.4.1824, пом. Зелен Вольмарского у. Лифляндской губ.), поспешно покинули Тельниц и пошли на север.

Отчаянно прикрывая отход своих «братьев по оружию», русские «300 спартанцев» возглавляемые выходцем из Шотландии выполнили свой воинский долг до конца, но и им из-за угрозы окружения и плена пришлось отступить вслед за уже ушедшим вперед Дохтуровым.

Решительный и хладнокровный Дмитрий Сергеевич – после «благополучной» ретирады своего начальника Буксгевдена именно он остался старшим командиром на левом фланге русских – уводил свои войска на юго-восток к очень узкой дамбе-плотине (одновременно могли пройти по ней лишь два человека и, к тому же, половина ее находилась подо льдом!) между Сачанским (Саганским, Заачанским) и Меницким озерами, которая уже находилась в руках французов.

Прикрывать отход со стороны Ауэзда от «вандаммовцев» (24-го легкого Шинера, 4-го и 28-го линейных Фере, 46-го и 57-го линейных Кандра) он выделил гессен-гомбургских гусар генерал-майора графа фон Ностица-Ринека и донских казаков Мелентьева 3-го и Сысоева 1-го.