Read the book: «Маски богов»

День первый

Мал снова оказался внутри чужой кожи. Но на этот раз он был беззащитен как младенец. Изнемогая под солнечными лучами, Мал пытался спрятаться в тени деревьев, но тщетно. Лучи проникали сквозь листву и жалили в незащищенные места. Пот струился ручьями. Малу казалось, что он истекает кровью. Ему хотелось содрать сорочку и избавиться от нее. Льняная ткань была словно утыкана иглами. Они впивались в кожу, пронзая ее насквозь. Заново обретенная человеческая плоть заставила Мала потерять покой. Шум от повсюду снующих насекомых сводил с ума. Трава преграждала путь, а кусты цеплялись за одежду шипами и тянули назад. Лес как будто хотел высосать из него жизненные соки.

Мал остановился, сорвал стебель тростника, откусил самую сочную часть и принялся ее жевать. Он вдруг вообразил, что под каждым из множества окружавших его холмов лежит истлевшее тело. На него навалилась невыносимая тяжесть, как будто небо опрокинулось на плечи и заставило провалиться в мир мертвых. Новая кожа не сделала его быстрее ветра, проворнее шакала, опаснее дикого быка. Теперь он был всего лишь человеком.

Перед глазами возник образ Маргариты. Мал попытался его удержать, но не смог. Ее место заняла Лия. Амазонка смотрела на него, ничему не удивляясь. Она была сдержана и молчалива. Мал улыбнулся. Едва ли найдется кто-нибудь в мире живых, кто знал бы его лучше, чем Лия. За время путешествия в Мемфис он успел доверить ей самые сокровенные тайны. Амазонка ждала, что Мал что-то скажет. Но пока он подыскивал подходящие слова, в глубине ее голубых глаз вспыхнула яркая вспышка, и Мал внезапно почувствовал себя вылупившемся из яйца птенцом, жаждущим познать мир в новом обличье.

Теперь Мал осознавал, насколько счастлив быть человеком. Он словно бы опять вырвался из владений Акера и устремился к людям. Мемфис ждал его, как когда-то Нибур. В этот раз ему предстояло предупредить город о надвигающихся полчищах Сетха. Вот только армию он не возглавит. Это чужая война. Да и та, прежняя, во славу первых богов, в которой он пролил столько крови, была ему чужда. Каждое сражение для него было лишь препятствием на пути к обители Христа, и он переступал через него, как через дерево на лесной тропе.

Жара ослабела. Лес расступился, открыв белые, выщербленные ветрами стены Мемфиса. Они обходили город по извилистой линии, отделяя его от пустыни и развалин, в которых с трудом угадывались остатки зданий, когда-то призванные поражать величием. Город, к которому Мал так стремительно приближался, был менее всего похож на обитель богов. Скорее, это был город, заброшенный богами. Мал всматривался в стены, о предназначении которых он даже не догадывался. Разве они могли от кого-то защитить? Если они не в силах противостоять ветру, что будет, если на них обрушатся камни, запущенные катапультами. Стены всего лишь обозначали границу Мемфиса, но никак не защищали его. Они не могли удержать даже собственный цвет, который то и дело менялся под солнечными лучами. Но, чем меньше Мал верил в то, что это город богов, тем сильнее желал его спасти. Пусть даже ценой жизни.

Мал прибавил шаг. Ему следовало надеть маску неприкосновенного, но скрывать лицо не хотелось. Он плотнее закутался в плащ, пытаясь спрятать от посторонних глаз рваную сорочку. Изодранные рукава напоминали ему о вчерашнем поединке.

Навстречу Малу вышли люди в птичьих масках с короткими мечами и выстроились в вытянутую линию. Голубь поднял руку в знак приветствия и снял маску. Малу открылось сияющее лицо Лии. Ибис сначала сорвался с места, побежал к нему, но затем остановился и попятился назад. Это был Гор. Невозмутимый Капитан Аузахет осмотрел Мала с головы до ног.

– Принц, клянусь всеми демонами моря, вас не узнать. Издалека мы приняли вас за вражеского лазутчика.

– Мятежный Сетх и его орды приближаются к Мемфису, – объявил Мал.

В ответ птицы шумно загалдели. В Мемфисе уже все знали. Мал возблагодарил бога за то, что ему не придется ни в чем убеждать Матару и Гатару.

– Ваша осведомленность нас удивляет, – сказал Аузахет.

– Откуда вам известно о планах противника? – спросил ястреб, – Вы были в его лагере?

– Нет. Я встретил врагов нашего врага и говорил с ними.

– Это хорошо, – одобрил ястреб и обратился к человеку в маске петуха. – Нкуку, преподнеси Его Высочеству маску неприкосновенного и проводи к царице.

Ястреб снова обернулся к Малу.

– Принц, прошу вас в сопровождении Нкуку отправиться во дворец.

– Господин, возьмите меня с собой!

Мал узнал голос Паоло. Но в этот раз в нем отчетливо звучали интонации, которые были так свойственны Гору. Лицо юного генуэзца скрывалось под маской птицы с пестрым оперением.

– А как же я и Лия? – растерянно произнес Гор.

Он явно расстроился оттого, что Паоло опередил его.

– Капитан Гор, наше место на корабле, – вмешался Аузахет. – Или ты позабыл о своих обязанностях?

Гор не ответил. Кусая губы, он бросал взгляды поочередно то на Мала, то на Аузахета. Принц даже не догадывался о том, что больше мучило Гора: желание быть рядом с ним или ревность к Паоло? Вместе с избавлением от змея он лишился способности проникать в умы людей. Мал отвел юношу в сторону.

– Гор, поверь, я признателен тебе как никому другому. И сейчас я прошу тебя: ни о чем не сожалей. Мы должны сделать для защиты Мемфиса всё, что в наших силах. А как только разобьем орды Сетха, сразу отправимся в Артемидос.

– В город амазонок! – вспыхнул Гор.

– Как освободишься, найди нас.

Мал потрепал волосы Гора и обернулся к провожатому в маске петуха:

– Я готов. Паоло, Лия, идите за мной!

Те облачились в птичьи маски. Мал надел маску неприкосновенного.

– Отойдите от него, чужеземцы, – потребовал Нкуку. – И не забывайте, вам запрещено говорить с ним, пока он сам не снимет маску. Таковы законы Мемфиса.

В городе шли приготовления к отражению штурма. К удивлению Мала, на лицах горожан не было и тени печали, тем более страха. Мемфис по-прежнему походил на муравейник. Игры не прекращались ни на мгновение. Горожане расставляли бочонки со стрелами, собирали метательные машины и доставляли к ним снаряды и дротики. Они создавали из балок причудливые конструкции, успевая попутно раскрасить новые маски, и примерить их на себя. Некоторые скрепляли тонкие бревна друг с другом, создавая передвижные щиты на колесах, и перемещали их к центральным воротам. «Укрытия на колесах скорее пригодились бы атакующим, нежели защитникам города», – подумал принц.

К воротам на ослах свозили неизвестно чем набитые тюки. На одной из стен местные мастера изображали реку с берегами, поросшими камышами, и плывущую по ней огромную зубастую рыбу. На площади в несколько рядов выстроились колесницы. Там играли дети и резвились жонглеры, подбрасывая тряпичные шарики. Маски с деревянным оружием разыгрывали поединок между Гором и Сетхом. Победителем выходил Гор, и зрители его прославляли. Мала вышел из себя: «Жители Мемфиса все еще не могут наиграться. У города двенадцать врат, и каждое из них – слабое место в обороне города. Некоторые из них никогда не открываются. Почему нельзя ограничиться четырьмя воротами с каждой из сторон? Их вполне достаточно для любого города. И зачем Мемфису подъемный мост, если у него нет рва? Особенно уязвимы четверо южных врат – там, где пустырь переходит в лес. Здесь идеальное место для военного лагеря. С севера и запада город омывает Нил, а с восточной стороны руины старого города не позволяют нападающим вести штурм в полную силу. К тому же на этой стороне – самые высокие стены».

По обеим сторонам ворот стояли мощные, сужающиеся от основания к вершине башни с трапециевидными зубцами. Они в несколько раз превосходили стены высотой и выделялись на фоне невзрачной городской архитектуры. Но даже они не могли защитить Мемфис. Для его захвата хватило бы внезапной атаки небольшой кучки храбрецов, от которых требовалось лишь перебить защитников ворот. Оборонительная линия Мемфиса была слишком растянутой: «Штурмующим не потребуется много сил и времени, чтобы ее сокрушить. Им достаточно атаковать все ворота южной стены и какие-нибудь из них да не выдержат удара».

Мал вспомнил дона Мигеля, руководившего обороной Нибура. Вот кто бы разочаровался положением, в котором оказались жители города масок. Трудно было поверить, что когда-то на этом месте стояла мощная крепость. Сейчас во всем Египте не было беззащитнее города, чем Мемфис: «А ведь это главный город египетских богов! Каким чудом до сих пор его не взяли крестоносцы или мусульмане?»

Поток его мрачных мыслей прервал Нкуку. К нему-то и дело подходили с расспросами прохожие. Поначалу Мал не обращал на них внимание, но они домогались Нкуку все чаще. Пришлось перейти с быстрого шага на медленный. Прислушавшись, Мал был озадачен тем, что Нкуку дает на один тот же вопрос разные ответы. Жители Мемфиса спрашивали его:

– Не показались ли захватчики?

Поначалу Нкуку пускался в продолжительные объяснения, из которых следовало, что враг появится не раньше завтрашнего дня. Но его ответ еще одному встречному вступил в откровенное противоречие с предыдущим:

– Враг может показаться в любой момент. Нужно быть настороже.

Затем:

– Сегодня вам еще удастся выспаться как следует, а вот завтра будет не до сна.

Иногда Нкуку отказывался отвечать что-то определенное:

– Откуда я знаю? Вы думаете, Сетх меня лично известил о своем прибытии?

И тут же:

– Даже не сомневаюсь, что орды захватчиков подступят к городу на закате.

Когда Нкуку наскучивали короткие ответы, он импровизировал:

– Прибыв на закате, захватчики начнут штурм сразу или уже после того, как переночуют? Я бы на их месте начал штурм немедленно. В противном случае этой же ночью мы им перережем глотки.

Еще один вариант:

– Завтра мы все умрем, так что спешите наслаждаться жизнью.

Слова мудреца звучали так:

– Нам всем грозит смерть. Но в этом есть своя выгода. Сегодня у меня болит зуб, у тебя – живот. А в царстве Осириса нам не придется об этом беспокоиться. Так что не печалься, приятель.

Иногда Нкуку храбрился:

– Эти глупцы и не подозревают, что завтра их ждет гибель. Им надо бы одуматься и повернуть назад, но у них нет разума. Это стадо животных, погоняемых сумасшедшим пастухом.

Нкуку мог и пошутить:

– Нелегко нам будет после штурма. Сколько забот выпадет на нашу долю. Ведь это мы, а не кто-нибудь еще, будем перевозить вражеские трупы на другой берег и там рыть для них могилы в раскаленном песке. Но мы должны быть милосердны к их душам.

Внезапно боевой задор Нкуку исчезал, и он переходил на шепот:

– Я боюсь. Надо бежать. Но куда? Повсюду поджидает смерть: или от голода, или от зубов диких зверей.

Это длилось недолго, и Нкуку вскоре громогласно провозглашал:

– Боги уготовили нам достойный удел! Наш враг силен! Тем ярче сияние славы, что достанется нам вместе с победой!

Нкуку удавалось сказать каждому, что тот ожидал. Когда Нкуку пришлось говорить в ту сторону, где стоял Мал, его ответ был таков:

– Враг близко. Город обречен. Я не раз предупреждал царей Мемфиса, что его стены слишком низкие. Вражеские наездники легко перепрыгнут их на своих скакунах.

Нкуку преувеличивал опасность, почти дословно пересказывая мысли Мала. Но чем ближе они подходили ко дворцу, тем чаще на вопрос о захватчиках он отвечал одним словом:

– Нет.

А потом и вовсе принялся мотать головой в маске петуха. Было странно, что шедших позади Лию и Паоло никто ни о чем не спрашивал. Мемфисцы угадывали в петухе предводителя отряда и предпочитали разговаривать с ним.

Так они добрались до дворца. Нкуку дал знак Лии и Паоло идти в один зал, а сам пошел в другой, не обращая внимания на Мала. Принц шел за ним, не сворачивая. Вспомнив, что на нем маска неприкосновенного, он поспешил ее снять.

– Нкуку, теперь ты можешь со мной говорить.

Мал достал из сумы бурдюк с водой и сделал пару глотков. Его провожатый тоже снял маску. Мал узнал в нем капитана «Диониса» – грека Крития. Последний раз он видел его, когда они только прибыли в город.

– Не удивляйтесь, принц. Мы уже много раз встречались, но вы почему-то не узнавали меня.

От жары и усталости Мал не сдержался и повысил голос:

– А ты сам не догадываешься почему? Ты же был в маске!

– Ваше Высочество, проживи вы здесь подольше, вы бы научились узнавать любого, под какой бы маской он ни прятался.

Про себя Мал согласился: «Маска – всего лишь часть ритуала. Ведь, кроме лица, есть походка, жесты, голос. Они выдадут любого, как бы он ни пытался остаться неузнанным».

Принц опустил руку на плечо Критию.

– Что, если враги воспользуются масками неприкосновенных, чтобы проникнуть в Мемфис?

– Такая мысль может прийти в голову только арабам или франкам, но никак не египтянину, и уж тем более не рыцарям Сетха.

– Неужели они настолько глупы?

– Вовсе нет, – едва заметно улыбнулся грек, – дело в том, что, надев маску, они предадут своего господина.

Критий провел Мала в тот зал, где они недавно пировали по приглашению цариц Мемфиса. Гатара сидела на троне. Сейт-Акх стоял рядом и смотрел в окно. Мал приветствовал их поклоном. Гатара велела слуге в маске собаки принести еду и напитки. Тот бросился выполнять ее указание. И только когда к обеду все было готово, она расположилась на одной из подушек и пригласила Мала присоединиться к ней.

Слуга наполнил сосуды красным вином. Гатара первой осушила кубок. Жрец наблюдал за ними, ни о чем не спрашивая. Мал быстро захмелел и перестал смущаться неряшливого вида. Гатара заговорила после того, как гости утолили голод и жажду.

– Какие вести ты принес нам, рыцарь?

«Вместо вести о мире тот, кто вошел в обитель, несет весть о войне» – с горечью подумал принц. Вслух он произнес:

– Упуат и Кебхут, вступившие в союз с Осирисом, предупредили меня о том, о чем вы уже осведомлены. Сетх и его дикие орды идут на Мемфис. Они собираются разрушить город до основания.

Мал рассказал, как дети Анубиса просили заключить союз с Осирисом против Сетха, что они не в силах продлить перемирие между богами и не возглавят оборону Мемфиса, и о том, как стая приспешников Сетха пыталась переманить его на свою сторону.

Гатара слушала с обычным для нее спокойствием. Жрец также не выказывал ни любопытства, ни удивления. Мал догадывался, что тот не задает лишних вопросов, будучи убежден, что человек входит в пирамиды не иначе как по воле богов. Принц попытался объяснить ему и Гатаре, что раздоры между Сетхом и Осирисом есть не что иное, как непримиримая борьба рассудочного начала с животным, и ведется она не только между богами, но и в людских душах. Сетх стремится разрушить Мемфис, потому что человек пренебрегает простой жизнью в угоду собственному рассудку. А тот хоть и высвобождается из-под влияния животного начала, но взамен превращается в раба. Человек сосредотачивается лишь на себе самом и пускается в бесконечную погоню за славой и богатством. Он купается в роскоши, окружая себя ненужными вещами, рядясь в дорогие одежды и наслаждаясь изысканными блюдами. Когда его душу начинает разъедать лень, животное начало восстает. Оно отрекается от всего, что чрезмерно, впускает в жизнь только то, что необходимо, и следует естеству. Две силы вступают в распрю, чтобы выжить и поработить одна другую. Этого можно избежать. Человек должен стать мудрее. Ему нельзя отвергать ни одну из сил. Пока он не объединит их, боги будут разрывать человека на части. Сейчас, чтобы спастись, человек вынужден принять покровительство Осириса. Но если бы раньше он принимал в расчет и силу Сетха, все бы сложилось иначе.

– Мемфис предназначен для всех богов, принц-рыцарь, – отвечала Гатара. – Его жители воздают почести всем без исключения.

– Сетх ненавидит ритуалы, Ваше Величество. Он не из тех богов, в чью честь надлежит петь гимны в городских храмах.

– Нам это известно. С незапамятных времен мы почитаем Сетха в священном лесу за южными пределами Мемфиса.

– Я ничего не знал об этом, – подумал принц, – но ведь именно через этот лес я шел к пирамидам.

– Если мы в угоду одному из богов уничтожим все городские храмы, это будет несправедливо, – продолжала Гатара. – Богов великое множество и мы не должны забывать ни имена, ни деяния никого из них. Нельзя выбирать между огнем, рождающим тепло, и водой, утоляющей жажду, воздухом, наполняющим жизненные каналы, и землей, одаривающей плодами. Разве не глупо думать, что правая рука лучше и полезнее левой? Разве в том случае, если между ними возникнет вражда, человек может без забот легко избавиться от левой руки в угоду правой? Нет ничего более нелепого, когда царь любит одного из сыновей больше другого! Тем самым он сеет рознь между ними, и однажды она приведет к братоубийственной войне. Даже вы, принц-рыцарь, не знающий наших традиций, но имеющий суждение о мудрости богов и людей, не вняли призыву ни Осириса, ни Сетха. Вы так и не встали на сторону ни одного из них, – в голосе Гатары появилась легкая ирония. – Мы обязаны служить всем богам. Даже когда они вспоминают старые обиды и возобновляют распрю. Таков наш долг перед теми, кого мы почитаем как отца и мать.

Обо всем этом Малу однажды уже рассказывал Сейт-Акх:

– Так зачем же боги пытаются склонить человека на свою сторону? Разве они не понимают, что, возвысив одного бога, он тем самым унизит всех остальных?

– Боги искушают нас своей благосклонностью. В общении с ними человек должен проявлять смирение. И если боги наделяют его мудростью и силой, не стоит отвергать их дары.

Гатара искала способ спасти Мемфис. Ей была нужна сила змеиных богов. Мал доказал, что может побеждать: «Кому, как ни ему, следует возглавить оборону города?»

– Ваше Величество, – отвечал Мал. – Я чужеземец. Мне неведомы правила игры ваших богов. Прошу простить, но я не дорожу змеиным даром, что сулит победу на полях сражений и славу героя. Я вернул себе силу, исходящую от самого Творца. Я верю, что она вызволит мою душу из тюрьмы неведения и обмана и воссоединит ее расколотые половины. Если пытаешься угодить множеству богов, внутренних раздоров не избежать. Тем более ввязываясь в противостояние непримиримых сил. Разве так можно угодить богам? Здесь нет мирного пути. Сетх и Осирис не просто поссорились, они ведут бесконечную войну. Мир им нужен, чтобы набраться сил для новой схватки. Она начинается тогда, когда один чувствует превосходство над другим. Этим войнам не будет конца! Почему вы не хотите предаться божественной силе, что исцеляет сердце человека, а не разрывает его на части. Она не заставляет выбирать между правой и левой рукой и разрешает все противоречия.

Чем более страстно говорил Мал, тем меньше он производил впечатление на Гатару. Она не хотела даже задумываться о том, какая из сил стоит за каждым из богов, и до какой степени она подчиняет себе человека. Спасение жителей Мемфиса в том, что они служат сразу многим богам. Но и в этом случае они остаются игрушкой в их руках.

– То, что благо для вас, не есть благо для Мемфиса, – сказала царица, не желая вступать в спор. – Мы не раз пожинали чудесные плоды союза между богами и людьми. Сейчас не лучшее время, чтобы разрушать его. Мемфис в опасности. Все вместе мы ищем ответ на вопрос: как его спасти.

Гордая Гатара не собиралась просить о помощи напрямую. Матара бы на ее месте принялась заламывать руки и взывать так, как будто именно на Мала возлагалась последняя надежда. Гатара спрашивала совета.

– Миссия змеиного князя завершена, но я оставлю Мемфис, когда полчища Сетха будут разбиты или отброшены далеко за его пределы.

– Вы не сможете привести нас к победе.

По лицу Гатары скатилась едва заметная слеза. Она встала с подушки и вернулась на трон. Ее лицо обрело прежнее невозмутимое выражение. Но Мал догадывался, что ей все еще приходится сдерживать чувства, которые, как оказалось, присущи царице так же, как и обычным людям. Гатара посмотрела на жреца.

– Боги не оставят свой город. Положитесь на их волю, государыня, – сказал жрец. – Сетх всегда был мятежником, но и он не в силах разрушить то, что неподвластно тлению.

Мал понял, что Сейт-Акх уже не раз говорил об этом царственным сестрам, но те быстро лишались обретенного благодаря словам жреца покоя, и были вынуждены вновь обращаться к нему за поддержкой.

– Да будет так! – согласилась Гатара.

Даже если Сейт-Акх допускал, что город масок может быть стерт с лица и земли и отстроен заново, то при Гатаре он предпочитал об этом помалкивать. Царице не хотелось думать, что они могут потерять с таким трудом обустроенные дома богов. Только они восстановили разрушенный арабами Мемфис, и вот новая напасть.

– Жрец, кто нам угрожает? – спросил Мал.

– Богам не дозволяется лично вмешиваться в дела людей, поэтому Сетх действует через нубийцев-кочевников. Он взял их под свое покровительство, сплотил разрозненные племена на юге и вывел из засушливых пустынь. Сетх дал им скот, кочевья, отвел от них мечи франков и сарацин. За это нубийцы поклялись ему в верности. Те, кто остался верен другим богам, были изгнаны или убиты.

– Как же бедуины, которых не счесть на просторах великого песчаного моря, позволили нубийцам возвыситься над собой?

– Сетх предлагал союз и бедуинам, но те в страхе отшатнулись от него. Они покинули плодоносные южные земли. Им пришлось рассеяться по пустыням. И зря. Нубийцы не причинили бы им зла. Они против плуга и города, но не станут воевать против хлыста и шатра.

Малу показалось, что жрец собирается рассказать о том, о чем он и сам прекрасно знал: о противостоянии двух богов и не дал ему договорить:

– Сколько городов успели разрушить нубийцы?

– На наше счастье, они пока взяли только два города, – вмешалась в разговор Гатара.

– Если так, то нам нужен план обороны. Ваше Величество, я кое-что понимаю в военном искусстве и, если вы позволите, то могу содействовать вам и вашим советникам. Я знаю, что кочевники пытаются застать неприятеля врасплох.

Царица бросила на Мала презрительный взгляд. Тот прервался в замешательстве. Он по-прежнему не ожидал от Гатары ничего подобного. Она опять повела себя как ее сестра Матара, давая понять, что Мал потерял ее расположение. Она видела в нем лишь человека, наделенного силой змеиных богов.

– Мы не нуждаемся в инженерных хитростях, принц-рыцарь, – эту фразу Гатара постаралась произнести как можно мягче.

– В Мемфисе мы не полагаемся на знания, принятые в Нибуре, – добавил Сейт-Акх. – Боги защищают тех, кто им поклоняется. Мятежник думает, что мы беззащитны, и он прав. Сами по себе мы слабы и ничтожны. Но боги наделяют силой тех, кто ее достоин. Мятеж Сетха – еще одно испытание для людей. В них познаются истинные жители города богов. Их ничто не устрашит. Они непобедимы. Они не встанут на колени перед самым коварным и неисчислимым врагом.

– Тебя не пугает свирепый враг, даже если он из числа первых богов? Готов ли Мемфис отразить атаки нубийцев и выдержать их осаду? – уточнил Мал.

– Мы остановим врага, – улыбнулся жрец. – Мы сокрушим его. Под этими священными стенами он встретит свою смерть.

Слова жреца не были пустым бахвальством. Он верил в то, о чем говорил. И Мал перестал размышлять о слабости Мемфиса, потому что жрец всегда непостижимым образом оказывался прав. И для самого Мала, будь он облачен в змеиный панцирь, все могло быть предсказуемо: враг был бы разбит.

Блуждая по залу, его взгляд случайно остановился на Критии. На лице капитана не было ни тени страха или сомнения. На площади он был шутом, совсем недавно маленьким ребенком, всецело доверяющим взрослым, а сейчас он превратился в бесчувственную статую.

– Сейт-Акх, если эту новость тебе сообщили боги, то зачем же ты ждал меня во дворце? – спросил Мал и, не дожидаясь ответа, повернулся к Гатаре, – Ваше Величество, теперь вы не нуждаетесь в моей помощи. Позвольте покинуть вас. Если вы снова захотите видеть меня, пошлите за мной в квартал чужеземцев.

– Я и моя сестра многое бы отдали за то, чтобы уметь слышать речи богов, – Гатаре, наконец, передалось спокойствие жреца, и в ее голосе появилась твердость. – Когда-то мы обладали этим даром, но по своей вине утратили его. Боги не слышат нас. Вы также были избранником богов и героем среди людей. Почему вы отвергли судьбу, уготованную вам свыше?

– Я благодарен вам за искренность и не хочу вас обманывать. Не расценивайте мои слова как святотатство, но меня слишком тяготил союз с богами египетских земель. В отличие от вас я был наделен змеиной силой не по своей воле. Я обрел ее не благодаря истовой вере или суровой аскезе. Такова была расплата за грехи моего предка, который жаждал любой ценой обрести власть и могущество. То, что вы считаете даром, для меня обернулось проклятием. Когда мое тело покрывал змеиный панцирь, я был горд собой. Змеиная мудрость и хладнокровие возвысили меня над людьми. Я был непобедим.

Гатара отвернулась. Аудиенция была окончена. Но Сейт-Акх продолжал его слушать.

– Мне казалось, что я на самом деле достоин силы богов, – продолжил Мал. – Я вступил с ними в союз, и только у подножия пирамид понял, во что ввязался. Я никому бы не пожелал такой участи. Я знаю, Ваше Величество полагает иначе. Пусть каждый из нас идет своим путем. Я был бы счастлив, если бы мой Бог ответил мне на мои молитвы, донес свою волю и указал путь. Но он безмолвствует, делая меня несчастнейшим из смертных.

Мал вышел из зала. Он вынул из сумы маску неприкосновенного и тут же вспомнил о другой маске, которая лежала здесь же. Проклятье Инсафа и Иустина – личина безумных царей-шутов все еще была у него: «Что мне с ней делать? Не знаю почему, но я не хочу возвращать ее Матаре и Гатаре. Оставлять маску у себя слишком опасно. Вдруг ее кто-нибудь случайно примерит, и тогда никто не сможет ему помочь».

И тогда Мал все понял. Гатара ждала, что он сам отдаст личину. Ведь Сейт-Акх предупреждал, что Мал должен встретиться с отверженным египетским царем – потомком фараона Иниотефа. Скорее всего, она знала, что маска у него, но не хотела произносить унижающих ее величие просьб. Матара уже просила его об этом. Мал помнил, как она вела себя во время их последнего разговора: ее горящий взор, пылкие речи, чувственные жесты. Матара была возбуждена и не могла себя сдерживать. Тогда Мал едва устоял от того, чтобы пойти ей навстречу: «Царицам нужна личина. Или они ищут человека, который с ее помощью спасет город? Кебхут говорила ему, что он не единственный полководец. Но знает ли этот несчастный, на какие муки он может быть обречен? Матара утверждала, что, надев личину, смертный сойдет с ума. Но ведь Инсафу удалось остаться самим собой». Мал решил ничего не предпринимать, пока Господь не укажет ему, как действовать.

Он подождал Крития, но тот так и не появился. Мал надел маску неприкосновенного и прошел в соседнюю комнату, где его дожидались Паоло и Лия. С балкона донеслись голоса. Мал посмотрел туда и увидел людей в масках. Судя по словам, которые он смог разобрать, они обсуждали предстоящую битву. Мал прислушался. Речь шла о том, что до сих пор город богов в противостоянии христиан и мусульман не принимал ничью из сторон, и это его так и не спасло от нападений как тех, так и других. Кто-то настаивал, что Сетх – никакой не враг, а один из могущественных богов, получивший благословения великого Геба и порождающей богов Нут. И выходило так, что грядущее сражение между Сетхом и Осирисом есть не что иное, как мистерия, и жители Мемфиса должны быть счастливы, что им выпала честь участвовать в ней. Ведь даже погибнуть в этой схватке – редкая удача, потому как на поле битвы будут незримо присутствовать сами боги. И чем сильнее противник, чем более он коварен и хитер, тем большую ценность приобретает победа над ним.

В исходе поединка у масок не было никаких сомнений. Ведь Гор однажды уже одержал победу над Сетхом. Честь Осириса была восстановлена, а справедливость восторжествовала. Теперь жители Мемфиса с упоением предвкушали тот момент, когда им предстоит встать на сторону одного из сияющих богов, и окунуться в океан их живительной силы. Никто не сомневался, что в этом великом бою не будет смерти ни для кого. Ни один из участников разговора даже не думал, что его существование когда-нибудь прервется ударом меча. Они отвергали страх гибели и так обретали необычайную свободу. Мал, привыкший к мысли о том, что смерть неизбежна, ничего не понимал. Сейт-Акх предупреждал его, что в Мемфисе можно лишиться рассудка. И сейчас маски говорили о битве как о празднике, который мог бы открыть смысл их жизни. Они с нетерпением ждали события, которое повернет время вспять и перенесет их в Золотой век, когда боги и люди жили вместе и сражались бок о бок. Они жаждали, чтобы сакральный дух проник в их сердца. Жители Мемфиса считали, что битва знаменует собой возвращение легендарных времен. Они наслаждались ожиданием того дня, когда первые боги вернутся, и жизнь наполнится блаженством.

Мал разглядел Паоло и Лию. Они стояли особняком от толпы. Мал снял маску, вышел из дворца, и осторожно пробрался к ним.

– Идемте.

Мал снова надел маску и не снимал ее до тех пор, пока они не дошли до квартала чужеземцев. Всю дорогу ему пришлось изнывать от палящего солнца. Жар настигал его не только снаружи, но и изнутри. Перед тем как войти в дом Мал попросил было Паоло вылить на него кувшин воды, но Лия предложила зайти в соседнюю купальню, и там совершить полное омовение. Мал согласился. Паоло сказал, что не любит так часто мыться и подождет их на постоялом дворе. Мал понимал, что все дело в тюремных привычках Паоло и не стал настаивать. Лия попробовала ему привести в пример местных жителей, которые ежедневно моются по утрам и не одеваются, не умастив тело ароматными маслами. Но Паоло остался непреклонен.

Мал вручил ему меч Рамзеса и суму с масками, наказав не упускать из виду ни то, ни другое. Генуэзец пристегнул меч к поясу, суму повесил через плечо и приосанился. Малу это не понравилось. Своим вызывающим видом Паоло мог привлечь внимание уличных гуляк и завсегдатаев постоялого двора. Мал достал маску неприкосновенного и велел генуэзцу носить ее пока он не вернется.

Купальня была полна посетителей. Заправлявший ей крокодил был высок ростом, бритоголов и плечист. На нем было зеленое складчатое схенти, закрывающее нижнюю часть тела до колен. В отличие от предшественника он был внимателен ко всем, оставаясь сдержанным в любом проявлении эмоций. Крокодил не улыбался. Он был спокоен и строг, знал свое дело и вел себя так, как будто провел в этой купальне всю жизнь.

У Мала не оказалось с собой денег, и ему пришлось пообещать расплатиться ближе к вечеру. Крокодил поверил ему и предоставил чистую прохладную воду. Он поднес ее сам и остался рядом, оглядывая обнаженного по пояс Мала. Лию это смутило. Она замерла, держа в руках сосуд с водой. Недолго думая, Мал окатил ее с ног до головы. Лия вышла из оцепенения и окатила его в ответ. Мал сжался от боли, от воды его кожа полыхнула по всему телу. Лия осторожно прикоснулась к ней: