Read the book: «Великий князь Николай Николаевич Младший. Книга 2»

«Поразительно, предав Государя, нарушив присягу, все эти высшие начальники вообразили, что всё это произошло по «Божией воли»; они настойчиво указывали войскам, что «святой долг их оставаться в повиновении законным начальникам», что «все мы должны свято исполнить свой долг защиты Родины и строго соблюдать дисциплину», и всё в этом роде, когда эти начальники дали своим подчинённым преступный пример измены и предательства. Они забыли, что пример старших обязателен для младших, а об этом им следовало накрепко подумать до того, как они решились изменить законному Государю, помазаннику Божию. Забыли они – какой грех «всуе поминать Имя Божие». Забыли, а вероятно и не знали, слова Спасителя: «Приближаются ко мне люди сии и говорят, Господи, Господи, но сердце их далеко от Меня». Да, их сердца были далеки от Бога, от Царя, от России.

Генерал Н.А. Епанчин.

Предисловие

Близкий к великому князю во время службы в Ставке генерал Юрий Никифорович Данилов-Чёрный (1866 – 1937) писал о Николае Николаевиче: «Кто не слышал об этом имени? Кто не судил о его деятельности, иногда вкривь и вкось? – Первый русский Верховный Главнокомандующий в период участия России в мировой войне. – Лицо, стоявшее во главе огромной пяти миллионной армии; человек, имевший на своей ответственности задачу защиты огромного государства, составлявшего 1/6 часть всей суши земного шара… Подчинённую ему армию он умел вести к великим победам; её достоинство он сумел сохранить и в период тяжких неудач… Окончательное суждение о нём принадлежит, конечно, истории».

Великий князь Николай Николаевич Младший до большой войны был малоизвестен вне императорского Двора и армии. Его известность и популярность были связаны с войной, а точнее с тем местом, которое он занял в военно-общественной жизни страны. Первый Верховный Главнокомандующий русской императорской армией. Про сменившего великого князя на этом посту императора Николая II обычно так не говорят, а ведь он тоже занимал этот пост. Про командование войсками императора вообще не принято говорить. То ли дело первый Верховный Главнокомандующий Николай Николаевич. И хотя под его командованием не произошло великих побед, одни поражения и военные катастрофы, оставление огромных территорий, военный гений Николая Николаевича современниками редко подвергается сомнениям.

Тем более Кавказская армия, которую после отставки с поста Верховного Главнокомандующего возглавил великий князь, добилась величайших побед, вытеснив турецкую армию из Закавказья и Северной Анатолии, едва не овладев Константинополем. И это бы случилось, если бы не революция. По мнению ряда историков и военных специалистов, Россия непременно победила бы в войне, если бы не революционные потрясения. И тогда все славили бы не великого князя, а исключительно императора Николая II.

В начале войны, по словам современника, страна пребывала в «шовинистическом энтузиазме». По заключению столичного жандармского управления, патриотизм захлестнул все слои населения. Все объединились вокруг престола, помышляя только о служении родине. Повсюду слышалось: «Подпишем мир в Берлине». Повсеместно происходили патриотические манифестации. Возбуждённое состояние толпы подогревали газеты, публикуя воззвания о единении «обожаемого монарха с народом».

С величайшим ликованием в обществе и, особенно в армейской среде было воспринято известие о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим. Большие надежды на скорейшую победу, в которой никто не сомневался, связывали с именем Николая Николаевича. Его имя было на устах, ему приписывалась чудодейственная мощь.

Величественный вид, огромный рост, идеальная выправка, горделивая строгость, аристократическая неприступность делали великого князя особенно загадочным и интересным, идеальным и исключительным.

Восхищавшийся своим начальником генерал Ю.Н. Данилов, исполнявший в Ставке обязанности генерала-квартирмейстера, утверждал, что император Николай II не обладал данными для руководства войсками, а «масштаб возникшей войны требовал в монархическом государстве самого ближайшего участия в ней хотя бы членов императорской фамилии». А Николай Николаевич наиболее подходил для этой должности. Великий князь получил боевой опыт в русско-турецкой войне, имел солидное военное образование, окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Прошёл все ступени военных должностей. Командовал полком, дивизией, был инспектором кавалерии, председательствовал в Совете Государственной Обороны, руководил гвардией и столичным военным округом. Это действительно солидный военный багаж, не поспоришь. Не то, что у императора, имевшего за плечами, лишь кратковременное пребывание в гвардейском Гусарском полку.

Данилову вторит генерал А. А. Брусилов: «лучше чем Николай Николаевич Верховного главнокомандующего найти было нельзя».

С началом войны Николай Николаевич был доволен собой. Сбылась его мечта. Он Верховный Главнокомандующий, да ещё в войне против Германии. Великий князь в приподнятом состоянии. Он не любил немцев. Приказал сжечь форму прусского гусарского полка, шефом которого он был.

Вообще в эйфории первых дней войны, Николай Николаевич вёл себя крайне эмоционально, во многом картинно, с большим пафосом, чтобы вызвать у окружающих нужные чувства. Чтобы им восхищались, да он и сам любовался собой.

Перед началом войны в Красном Селе в Большой палатке во время обеда, на котором присутствовали все командиры частей столичного гарнизона и члены династии, после речи царя о гвардии, великий князь провозглашает ответный тост за обожаемого монарха. А после благословляет полки с иконой в руках. Громогласно произносит пылкие патриотические речи. Демонстрирует казакам свою казачью шашку обещая носить её до конца войны.

С самого начала войны о Николае Николаевиче стали ходить разнообразные слухи и легенды. «Великий князь обходит под градом пуль окопы». Находились люди, которые с пеной у рта доказывали, что сами видели Верховного Главнокомандующего под артиллерийским огнём.

Он отец родной для солдат и гроза для генералов. «Великий князь бьёт виновных генералов, срывает с них погоны, предаёт суду». Солдатская молва при этом называла имена «пострадавших» генералов, у которых якобы были публично сорваны погоны, биты физиономии. Даже имелись очевидцы этих экзекуций, которые божились, рассказывая, что своими глазами видели великого князя распекавшего нерадивых генералов.

Он строг с начальством, но добр к солдатам. Действительно за Николаем Николаевичем закрепилась репутация великого крикуна, его побаивались. За малейшую неисправность разносил даже именитых генералов, не стесняясь, в присутствии нижних чинов. К солдатам действительно проявлял снисходительность. Известен случай во время войны, когда от солдатских жён стали поступать жалобы о невыплате пособий, великий князь был возмущён действием канцелярских служащих, которых всегда недолюбливал. Он приказал немедленно разобраться и исправить положение. Однако его более возмутил не сам факт удержания недобросовестными казначеями солдатских пособий, а то, что это отрицательно сказывается на настроении солдат.

Ему приписывали твёрдую позицию по отношению к императорскому Двору. Когда, якобы, ненавистный всему офицерству, Григорий Распутин пожелал посетить Ставку, великий князь будто бы телеграфировал: «Приезжай – повешу».

Такие легенды, и многие другие, росли и приумножались независимо от действительности.

А что же было на самом деле?

За всю войну великий князь никогда не появлялся на передовой, а уж в окопах, под градом путь и вовсе не бывал. В редких поездках на фронт, которые имели место Николай Николаевич не ездил дальше штабов главнокомандующих фронтами, опасаясь шальной пули.

Его считали решительным и ответственным. Якобы он принимал ответственность на себя и не боялся говорить правду царю. Но при внимательном рассмотрении, его решительность пропадала там, где ему грозила реальная опасность. Это сказывалось не только в главном, но и в мелочах. Великий князь оберегал себя, свой покой и здоровье. На автомобиле он ездил, не превышая скорость в 25 километров в час. А однажды с недоверием отказался пересесть в автомобиль князя императорской крови Гавриил Константинович (1887 – 1955), известного лихача, предпочтя конный экипаж. В Ставке Николай Николаевич держал личного врача, оберегавшего здоровье Верховного Главнокомандующего.

По замечанию одного генерала великий князь Николай Николаевич ни за что не принял бы участи в государственном перевороте, если бы это не сулило полного успеха, «при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению».

Великий князь не был оратором, но, по замечанию сотрудника Ставки «всегда говорил толково, а главное, с большим подъёмом и с не меньшей нервностью. При его величественной наружности и необыкновенном ореоле, которым теперь в войсках было окружено его имя, его речи производили огромное впечатление».

Великий князь был способен на красивые жесты, артистично исполняя свою роль, руководителя армии. В конце 1914 года Николай Николаевич приказал немедленно выслать в Сибирь члена Пинской городской управы и отстранить от должности Пинского городского голову, не надлежащим образом исполнивших его приказания по устройству военного кладбища. Он настоял на отстранении от должности нескольких генералов, проигравших сражения, но лишь потому, что хотел отвести от себя подозрения в некомпетентности. И в тоже время он нередко защищал нерадивых командующих. Когда однажды начальник штаба начал резко нападать на генерала Леонида Константиновича Артамонова (1858 – 1932), командовавшего 1-м армейским корпусом во 2-й армии генерала А.В. Самсонова (1859 – 1914) и был во многом повинен в разгроме русских войск под Сольдау в Восточной Пруссии, великий князь, спокойно выслушав обвинения, заметил: «Я знаю недостатки Артамонова, но у него есть и достоинства». После Л.К. Артамонов получил назначение в резерв чинов при штабе Минского военного округа, сформированного с началом войны.

Хорошо знавшие великого князя Николая Николаевича военачальники оставили о нём весьма противоречивые воспоминания. Его поклонники восхищались им.

Военный историк генерал Николай Николаевич Головин (1875 – 1944) отмечал: «Заслуга перед Россией великого князя Николая Николаевича в довоенный период велика: он задержал процесс разложения, который происходил от Сухомлинова».

Генерал-квартирмейстер Ставки Юрий Никифорович Данилов-Чёрный (1866 – 1937) писал: «Благородный и решительный облик, прямолинеен. Получил боевой опыт в русско-турецкой войне, солидное военное образование, окончил академию Генштаба, командовал полком, дивизией, был инспектором кавалерии. В 1905 году командовал гвардией и столичным военным округом, председательствовал в СГО.

На смотрах отмечал внешний вид, строгость движений. В конце внушительный разбор, короткое спасибо солдатам и отъезд верхом, свита еле поспевала. В гневе разносил. Умел слушать и оценивать возражения. В Барановичах жил с братом в поезде. С трудом уговорили его на комфортабельный вагон. Ели скромно, без излишеств. Он, не моргнув глазом, приказал бы повесить Распутина и засадить императрицу в монастырь, если бы дано было ему на это право. Что он признавал для государственного дела полезным, а для совести не противным, то он проводил решительно, круто и даже временами беспощадно. Но всё это делалось великим князем спокойно, без тех выкриков, приступов страшного гнева, почти бешенства, о которых много ходило рассказов. Спокойствие не покидало великого князя и в такие минуты, когда очень трудно было сохранить его».

Генерал Василий Иосифович Гурко (1864 – 1937) по поводу назначения Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим охарактеризовал его: «человек хотя и не молодой, но по-прежнему полный сил, можно даже сказать – юношеской энергии. Близко знакомый с армейской жизнь, великий князь получил военное образование в Николаевской академии Генерального штаба в Петербурге. Позднее он приобрёл обширный опыт командования кавалерией …, занимал пост главнокомандующего гвардией и начальника Петербургского военного округа. Несмотря на то, что его высочество имел репутацию начальника сурового и властного, а временами даже теряющего над собой контроль, он пользовался любовью в войсках».

Высоко оценивал военные дарования Верховного Главнокомандующего, хорошо его знавший и обязанный своей карьерой, герой войны генерал Алексей Алексеевич Брусилов (1856 – 1926). Николай Николаевич Младший, вспоминал Алексей Алексеевич: «человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло. Конечно, как принадлежавший к императорской фамилии, он, по условиям своего высокого положение, не был усидчив в работе, в особенности в молодости. По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказы должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет». Брусилов считал, что если бы Николай Николаевич остался бы на посту Верховного Главнокомандующего, то Россия непременно бы добилась победы и никакой революции в стране не было бы. Оценка, на первый взгляд, во многом объективная, но с учётом того, что Алексей Алексеевич был прекрасным кавалерийским офицером, и это обстоятельство позволило ему значительно продвинуться по службе. Конечно же, благодаря протекции великого князя, благоволившего к кавалеристам.

Князь императорской крови Гавриил Константинович (1887 – 1955) восторгался Николаем Николаевичем: «… его наружный величественный вид, его казавшаяся всем неприступность, его особенное среди великих князей служебное положение, как главнокомандующего войсками Петербургского округа и лица, с мнением которого особенно считался государь; с другой стороны, самые разнообразные, ходившие о нём слухи, всё это делало его особенно загадочным и интересным для наблюдения. И меня интересовали каждое слово его, каждый взгляд и ещё более каждое движение его души – его настроение, его воззрения, убеждения, его отношение к людям и явлениям». И тут же Гавриил Константинович добавляет, что Николай Николаевич «совсем не был сильным, волевым человеком, только внешне казался таковым».

Близкий к Николаю Николаевичу Военный министр А.Ф. Редигер (1854 – 1920) поделился своими наблюдениями о великом князе: «Он одарён большим здравым смыслом, чрезвычайно быстро схватывает суть всякого вопроса; любит военное дело и интересуется им, долго служил в строю и отлично знает строевое дело, особенно кавалерийское; в течение нескольких лет готовился быть главнокомандующим на Северном фронте, и изучал стратегическую обстановку; изъездил, как генерал-инспектор кавалерии, всю Россию, знал войска и их начальников во всех округах (в кавалерии – до тонкости); обладает громадной памятью. Заниматься чтением совершенно не может, поэтому все дела ему должны докладываться, устно. Характер у него взрывчатый, но я его всегда видел безукоризненно вежливым со всеми; лишь по рассказам других я знаю, что он, особенно в поле, иногда выходил из себя и тогда доходил до форменной грубости. В отношении к людям непостоянен, и несомненное расположение к данному лицу иногда без видимой причины обращается в отчуждение или даже в антипатию; может быть, это зависит от спиритических внушений? Такой человек, при своих несомненных дарованиях, особенно нуждался в начальнике штаба, который доделывал бы за него всю чёрную работу и затем докладывал ему получающиеся результаты; обладая сам ясным умом, он не нуждался в талантливом вдохновителе, а лишь в добросовестном и трудолюбивом исполнителе чёрной работы».

Гвардейский офицер синих кирасир князь Владимир Сергеевич Трубецкой (1892 – 1937) характеризовал великого князя, как «кавалериста старой школы и большого приверженца конницы вообще, да к тому же и человека самого по себе очень темпераментного, и, что называется, «лихого», а потому и требовавшего от нас лихости, во что бы то ни стало!» Правда, все это во время Великой войны не очень-то пригодилось, но это уже особая тема. И ещё одна важная деталь. По словам князя императорской крови Гавриила Константиновича: «Николай Николаевич был красив и эффектен верхом. Лихо ездил, хотя лошадей и не любил».

Оставившая воспоминания супруга адъютанта Николая Николаевича княжна Юлия Фёдоровна Кантакузен (1876 – 1975) вспоминала: «Великий Князь, с подозрением относившийся к немцам, опасался знаков внимания со стороны Кайзера по отношению к нашему Правителю и нашей стране».

Генерал Владимир Николаевич Дрейер (1876 – 1967) отметил: «Кончив Николаевское Инженерное училище, а в возрасте двадцати лет в 1876 году – Николаевскую Академию Генерального штаба, с серебряной медалью, Великий Князь считал себя авторитетом во всех отраслях военного обучения и строевой службы… Для подчинённых от самого младшего, до убелённого сединами генерала, – это был грозный начальник. Готовясь к смотру, все заранее трепетали, не зная, что может не понравиться Генерал Инспектору Кавалерии, а позже Главнокомандующему войсками гвардии.

Великий Князь разносил грубо, не считаясь ни с чином, ни с высоким положением. По-видимому, грешил он иногда и в смысле такта».

Повествуя о первых днях февральского переворота 1917 года, когда Николай Николаевич был отстранён Временным правительством от должности Верховного Главнокомандующего глава белого движения барон Пётр Николаевич Врангель (1878 – 1928) писал: «…Великий Князь решил, избегая лишних осложнений, … подчиниться. Я считал это решение Великого Князя роковым. Великий Князь был чрезвычайно популярен в армии, как среди офицеров, так и среди солдат. С его авторитетом не могли не считаться и все старшие начальники: главнокомандующие фронтов и командующие армиями. Он один ещё мог оградить армию от грозившей ей гибели, на открытую с ним борьбу Временное правительство не решилось бы».

Это выводы барон П.Н. Врангель уже в эмиграции повторил лидеру думских монархистов Василию Витальевичу Шульгину (1878 —1976): «Думают, что Великий Князь Николай Николаевич был человеком сильной воли… Но это не так… Он, Великий Князь, Николай Николаевич, мог быть резок и даже груб. Он мог ударить хлыстом трубача, подавшего неправильный сигнал… Мог оборвать того или иного офицера… Но в решительную минуту он проявил слабость. С Кавказского фронта, которым он командовал во время февральской революции, он уехал, чтобы принять главное командование над всем фронтом – пост, который он уже занимал раньше, до того, как Государь занял его лично. На дороге его, Великого Князя Николая Николаевича, перехватили двое министров Временного правительства… Они убеждали его, что лицо, принадлежащее Династии Романовых, в настоящее время не может быть Главнокомандующим армией. И убедили…».

Было немало и критических отзывов о великом князе Николае Николаевиче.

Хорошо знавший великого князя протопресвитер русской армии отец Георгий Шавельский (1871 —1956) отметил: «У Великого Князя было много патриотического восторга, но ему недоставало патриотической жертвенности».

Автор воспоминаний о царской семье, начальник царской канцелярии Александр Александров Мосолов (1854 – 1939) писал о великом князе Николае Николаевиче: «Некоторая злобность в нём, мне показалась, на первый взгляд, знаком сильной воли. Очень подкупала в его пользу наружность и некоторая резкость манер, дававшая впечатление решительности».

Давний противник Николая Николаевич Военный министр В.А. Сухомлинов (1848 – 1926) отмечал: «Этот сильной воли человек, по натуре грубый, ни с чем и ни с кем не считавшийся, мог бы стать спасителем России, если бы к его сильным сторонам присоединилась хоть капля понимания свойств своего народа и он был свободен от всех тех недостатков, которые являются следствием ограниченности ума, слабого образования и плохого воспитания: тщеславие, высокомерие, заносчивость, – всё это обострённое необузданным честолюбием».

Генерал Александр Александрович Самойло (1869 – 1963) вспоминал: «Николай Николаевич был строгим и требовательным строевым кавалеристом на посту инспектора кавалерии, но без широких взглядов на роль и задачи её в условиях современной войны. Его требовательность, часто выражавшаяся в несдержанных выходках против высоких начальников, создавала ему личных врагов». Дурной стороной великого князя была «слабость воли и мелочность характера, проявлявшаяся в отсутствии твёрдого управления фронтами», по сути, он был человеком «бесхарактерным, всецело шедшим на поводу у Янушкевича и Данилова и других. Никакой отваги, приписывавшейся ему английской печатью, он не проявлял».

Дворцовый комендант генерал Владимир Николаевич Воейков (1868 – 1947) считал, что: «Великий Князь был знатоком конницы, дилетантом в стратегии, совершенным профаном в политике».

Великий князь Александр Михайлович (1866 – 1933) писал: «Как все военные, привыкшие иметь дело со строго определёнными заданиями, Николай Николаевич терялся во всех сложных политических положениях, где его манера повышать голос и угрожать наказанием не производила желаемого эффекта».

Историк искусства и младший брат руководителя белого движения барон Николай Николаевич Врангель (1880 – 1915) отметил в дневники в первые месяцы войны: «Хвалёная решимость Вел. Кн. Николая Николаевича, безудержно сменяющего людей, в сущности, совсем не полезна для развития всякой деятельности. Бороться надо с фактами, а не с людьми, и смещение кого бы то ни было – хотя бы и виновного – не есть выход из положения. Нужны основные решения, основной план, а потом уже надо выбрать людей для его выполнения».